Гарри Салливан (1892-1949).
Интерперсональная теория психиатрии

Гарри Салливан, автор интерперсональной теорииИнтерперсональна теория Гарри Салливана возникла в рамках психиатрии, но ее идейный фундамент имел отношение к социальной психологии, антропологии, политологии.

Содержание

Вклад Гарри Салливана в психологию, психиатрию и психотерапию

Гарри Стэк Салливан (Harry Stack Sullivan) начал свою карьеру как военный врач. Через несколько лет после получения медицинского образования и участия в первой мировой войне стал психиатром и добился успехов в этой области. Его первым руководителем был В. Уайт — известный нейропсихиатр в вашингтонской лечебнице св. Елизаветы. Психиатрическое учреждение Уайта в Нью-Йорке, где Салливан был президентом десять лет, и по сей день продолжает традицию Салливана (и Э. Фромма), их принципы и методы.

Наряду с психиатрической практикой и работой в  клинике Салливан читал лекции по психиатрии в США и за рубежом, работал в ЮНЕСКО, изучал факторы, влияющие на международную напряженность, интересовался проблемами умственного здоровья, издавал журнал по психиатрии. Все это отнимало у него много времени и мешало оформлению его мыслей. Поэтому лекции, записанные учениками и коллегами Салливана, составили один-единственный том его работ, в котором представлена интерперсональная теория как целостная система.

Р. Вудвортс пишет, что вклад Салливана в терапевтическую технику был весьма значительным. Многие его работы выполнены на основе наблюдений за больными шизофренией — и это в то время, когда медицина еще не знала методов, которые приближали шизофреников к человеческого статуса в общении.

После некоторого периода проб и ошибок у Салливана выкристаллизовались идеи о важности интервью, которое предусматривает межличностную ситуацию. Врач, осуществляющий интервью, должен активно наблюдать за тем, что делает больной, как и что он говорит, но не допускать при этом собственного вторжения в ход психических процессов больного, не навязывать ему своих искажений или персонификаций, которые могут привести больного в состояние избирательного невнимательности. «Вчувствование» во взаимные эмоции являются характерными чертами такого интервью. Оно контрастирует с той объективной ролью терапевта, которая была представлена в теории Фрейда.

Г. Уэллс считает Салливана одним из ведущих психоаналитиков-реформаторов. Отбросив фрейдовскую терминологию, он разработал свою собственную, что делает его произведения малопонятными для непосвященных. Он применяет «культурную модель» межличностных отношений как средство установления компульсивного динамизма, который якобы предопределяет психическую деятельность. Такие основные понятия психоанализа, как бессознательная мотивация, цензура, угнетение и катарсис, вытекают именно из его «межличностных» предпосылок.

Он полностью отказался от понятия врожденных сил или потребностей, положив в основу своей психоаналитической теории межличностные отношения. По его мнению, у ребенка развиваются компульсивные механизмы, необходимые для установления контакта с социальной средой. Они впоследствии и составляют основу той или иной структуры характера взрослого человека. Сознание зрелого индивида опирается на бессознательные механизмы «Я», так называемые самодинамизмы, и осуществляет сопротивление любой угрозе, откуда бы она ни шла, в том числе от психоаналитика.

Согласно Салливану, человеческое сознание уподобляется восприятию водителя в темную ночь. Фары его машины направлены только на часть ландшафта, хотя если водитель захочет, он сможет осветить и остальную часть, которая до того не воспринималась, или, говоря в терминах Фрейда, находилась в сфере предсознательного. Но позади машины лежит полная темнота, которая не может быть освещена никакими маневрами водителя. Здесь скрыты мотивационные системы или комплексы, которые находятся в состоянии диссоциации. Они проявляются (разряжаются) в снах, ошибках, фантазиях и в отношениях к другим людям. Без такой разрядки состоялась бы дезинтеграция личности в результате невыносимого давления со стороны бессознательной мотивации.

Рисуя эту картину, которая копирует фрейдовскую модель, Салливан считает, что от интерперсональных отношений зависит, раскроет индивид свое настоящее интегрированное «Я», или нет. То, что мы думаем о себе, зависит от того, что другие думали о нас в годы формирования нашей личности. Все внутреннее в личности, таким образом, берется из истории его общения с другими людьми.

Он вносит коррективы в теорию классического фрейдизма. Даже предложенный им метод терапии радикально отличался от фрейдовского. Либидо не входит в его систему, секс рассматривается в его узком смысле, хотя и влияет на психическое развитие индивида начиная с раннего подросткового возраста. Эдипов комплекс редуцируется к эффекту, который влияет на ребенка в отношении властного поведения со стороны родителей одного с ним пола.

Салливан подчеркивает социальный аспект развития, хотя и не игнорирует биологический фактор. Его теория, касающаяся «Я-системы» отражает влияние Дж. Мида, а также антропологических концепций Р. Бенедикт и Э. Сепира.

А . Майер. был вторым по значению мыслителем после Салливана, который развивал подобные идеи: «Разум является достаточно организованным живым бытием в действии», — вся интерперсональная теория довольно точно раскрывается этим его выражением.

Основные принципы интерперсональной теории Г. Салливана

Главным объектом психиатрического выявления неврозов и психозов должна быть не психическая структура (разум, личность и т.д.), а те виды поведения, которые возникают между людьми.

Развитие и функционирование познавательных процессов у человека представлены в трех формах: прототаксиса, паратаксиса и синтаксиса.

  1. Прототаксис — несвязанный «поток сознания», череда отдельных, неупорядоченных и неорганизованных ощущений, эмоций, образов. Он характерен для младенцев, взрослые его переживают в сновидениях и в измененных состояниях сознания.
  2. Паратаксис фиксирует причинные связи событий, происходящих одновременно, но не обязательно связанных между собой. На паратаксисе основаны суеверия и предрассудки. Как и прототаксис, это архаическая форма мышления, имеющаяся и у животных.
  3. Синтаксис — специфически человеческая форма организации опыта, основанная на использовании символов (языка). В ней присутствуют логические связи, общепринятые значения.

Первое межличностное (интерперсональное) отношение возникает между ребенком и матерью. Отсюда и первые детские реакции на социальное окружение. Успокоение после рождения, хорошего кормления, тепло, эйфория периодически прерываются неприятными ощущениями, такими как голод, холод, боль и т.п.. Возникает напряженность, но эйфория восстанавливается, когда потребности ребенка адекватно удовлетворяются. Это что-то вроде фрейдовского принципа удовольствия — наиболее желаемое состояние бытия, свободное от возбуждения.

Согласно интерперсональной теории, если мать находится в напряжении, заботясь о ребенке, такое положение прямо связывается с явлением эмпатии («вчувствования»). Этот термин имеет свою историю в психологии. В частности, Т. Липс обозначал им наше отношение к произведениям искусства или понимание чувств других людей на основе кинестетических ощущений, которые возникают, когда мы сознательно или бессознательно перенимаем позы уподобления. Иными словами, эмпатия — это выражение интуиции относительно чувств других людей, хотя в этом смысле термин теряет определенную научную точность.

Салливан интересовался не так механизмами эмпатии, как ее эффекторными проявлениями. Первый эффект воздействия на ребенка — это втянуть его в напряженное состояние и таким образом лишить его удовлетворения, которое могло бы другим путем прийти к нему через кормление, объятия и т.п.

Сначала источник фрустрации не может быть опознан как личностная или характерная черта окружения ребенка. Постепенно сквозь напряжение различных опытов ребенок усваивает определенную культуру, в которой оно развивается, познавая способности и его окружения в целом. Ребенок делает открытие, что при задержке удовлетворения его потребностей он может приуменьшить значение для него «других» людей. То есть обеспеченность потребности в людях оценивается в такой степени, чтобы отдать предпочтение тому напряжению, которое легче выдержать и которое временно связанно с неудовлетворенностью физических потребностей в большей степени, чем усиление тревоги в связи с социальной неустойчивостью.

Здесь можно найти параллель между интерперсональной теорией и фрейдовским компромиссом между «ид» и «эго». Однако Фрейд понимал компромисс как способ использования либидо, в то время как Салливан объясняет его гипотезой личностного динамизма.

Личностный динамизм и самость

В теориях К. Юнга и А. Адлера уже присутствовало понятие самости, хотя и со своими отличиями. Но общее заключалось в том, что речь шла об определенных связях внутри самого организма. Не отрицая этого, Салливан, однако, предпочел трактовать самость как систему привычек, которые характеризуют интерперсональные реакции индивида. Страх, возникающий в состоянии напряжения, учит его отличать одобряемое и неодобряемое поведение. В связи с этим ребенок развивает такие способы поведения, которые рассчитаны на уверенность в наибольшем обеспечении его потребностей.

«Я-система», или «Я-динамизм» (термины, употребляемые в равной степени), представляет собой совокупность таких привычек, которые основываются на одобрении или неодобрении со стороны других. Если ребенок действует в согласии с социальными требованиями, «положительное-для-меня» является подконтрольным ему. Если он нарушает правила, «отрицательное-для-меня» подчиняет его страху. Третья персонификация — «не-для-меня» возникает с целью осуществить детский опыт террора или отвращения, что позволяет вступить в коммуникацию без невыносимого страха. Кроме того, «Я-система» содержит другие образцы поведения, которые развиваются от той части «Я», с которой индивид может вступать в коммуникацию без чувства страха, а также развиваются при посредничестве обучения и интересов, и не имеют необходимой связи с потребностью избегать страха.

Способы эксперимента

Эпистемологическая проблема, то есть вопрос о том, как мы понимаем самих себя в отношении к окружающему, всегда была трудной как для психологов, так и для философов. На этот вопрос Фрейд ответил в плане взаимодействия между первичными и вторичными процессами. Салливан же больше описывал, чем объяснял. Он определил три способа опыта, которые реализуются успешно, но, однажды возникнув, продолжают действовать при определенных обстоятельствах на уровнях, где высший способ действия занимает место каждого из предыдущих.

Самый простой способ — прототаксис — характеризует самый ранний, неупорядоченный и неорганизованный опыт ребенка. Этот опыт и является миром ребенка. У него еще нет представления о времени и пространстве, поэтому он не может успешно организовывать события и предметы. Его опыт состоит из изолированных, безотносительных интеллектуальных состояний, в которых еще нет ни объекта, ни субъекта. Такое разделение возникает позднее. В своем «океаническом» характере этот прототаксический опыт имеет нечто общее с фрейдовским первичным процессом. Ж. Пиаже использовал аналогичные факты для научного воссоздания раннего опыта ребенка.

Постепенно мир ребенка начинает приобретать черты организованности. Ребенок осознает, например, что определенные звуки — доброжелательный голос матери или ее шаги — обещают скорый и наиболее сладкий из всех объектов — ее грудь, бутылочку с молоком и тому подобное. Другой звук является сигналом радостного появления хорошего друга — собаки. На основе такой последовательности ребенок начинает предвидеть события и объяснять их. Если «Б» происходит после «А», «Б» толкуется как результат последнего — форма мысли, которую Гарри  Салливан называет нереалистичной. Но ребенок таким путем начинает применять язык символов к определенным объектам и к людям. Он открывает, что извлечением определенных звуков можно добиться господства над матерью, а с помощью других им самим могут пренебрегать. Он также узнает о том, что определенные сигналы не могут быть зависимыми от его действия постоянно. Его надежды не всегда реализуются паратаксическим способом, потому что они имеют «особое значение» в большей степени, чем «последовательно обоснованное значение» предыдущего синтаксического способа.

На следующих уровнях, которых ребенок достигает, применяя логические средства рассуждения, воспринимая в итоге общие отношения, он осознает, что другие люди могут соглашаться с его точкой зрения и что общение с другими на этой основе легче и спокойнее.

Однако даже после достижения этой стадии развития и длительного употребления согласованных и обоснованных символов некоторые индивиды могут деградировать психически, не реализуя паратаксический способ действия.

Так, молодая жена может быть убеждена в том, что муж больше ее не любит, потому что он молчит за обедом. Салливан называет это фальшивым осознанием причинности. Он отмечает, что невротики особенно подвержены паратаксическому способу действий. Но даже те люди, которые признаются нормальными, смешивают паратаксический и синтаксический способы в своем мышлении.

Это затрудняет взаимопонимание между людьми в такой степени, как будто они говорят на разных языках: один мыслит субъективно, аутистически, оперируя ценностями, которые он приобрел во время своих «персонификаций» в ранние годы; мысли же другого более тесно связаны с реальностью. Мечты и соответствующие им сновидения свойственны людям с паратаксическим способом действия. Под влиянием Фрейда Салливан верил, что сновидения дают отдушину для остаточных потребностей. Ведь «Я-система» только частично удовлетворяется путем сублимации.

Стадии развития ребенка по Салливану

Это не сугубо генетические стадии в классическом фрейдовском понимании. Они отражают генетическое развитие на основе опыта взаимодействия с окружающими. Детство, как первая стадия продолжается от рождения до тех пор, пока ребенок приобретет определенную легкость в речевой деятельности. Ребенок познает объективный мир, формирует особый интерес к поведению людей в этом мире, понимая, что от этого поведения зависит его благополучие.

Ребенок учится выдерживать малые напряжения, связанные с телесными потребностями. В то же время он сам развивает систему средств, которая снимает жизненные волнения. Тогда же начинает кристаллизоваться шкала ценностей по отношению к людям, которых ребенок принимает или не принимает. Такие ценности становятся основой для многих паратаксических оценок других людей, с которыми он позже вступает в жизненный контакт. Его «хорошие», «эйдетические» люди становятся несчастными жертвами детского суеверия.

Когда ребенок уже готов перейти от наблюдений за семьей к наблюдениям за группами других детей, возникают трудности в освоении им цивилизации. В этот период развивается новый динамизм, но достаточно часто происходит возврат к старому динамизму (регрессия). Возникает злость как естественная реакция на первые жизненные поражения. Однако Салливан рассматривает ее как способ нейтрализации волнений. Если этот тренировочный процесс не связан с родительской нежностью, любое влечение к человеческому теплу связывается в понимании ребенка с его устранением, что сопровождается сильным волнением. Он переживает то, что называется злорадной трансформацией. Последняя делает ребенка подозрительным, а его характер — тяжелым. Весь мир воспринимается враждебно настроенным по отношению к нему.

Значительный интерес вызывает период, предшествующий подростковому возрасту. Салливан отмечает, что где-то около восьми лет между детьми возникает дружба. Друга посвящают в круг тайн, а он со своей стороны делает то же самое. В основном друзей выбирают того же пола. Совпадение в психических особенностях сверстников может стать основой для возникновения определенных групп.

Салливан считает эти отношения настоящим проявлением любви в жизни ребенка, любви в том смысле, что все, что удовлетворяет друга, является таким же важным для самого ребенка, и он готов на любую жертву, чтобы доказать это. В это время ребенок уже проявляет свою любовь эгоистично, чтобы взамен получить удовлетворение своих потребностей.

В подростковом возрасте однополая дружба открывает путь для эротического динамизма. Именно здесь противоположность между позициями Фрейда и Салливана становится наиболее острой. По мнению последнего, сексуальные влечения оказываются на этой ступени, а интерес направляется к противоположному полу. Логично было бы думать, что бескорыстная любовь этого периода будет продолжаться и найдет новую форму в гетеросексуальном поведении. Однако это очень редко случается — даже в периоды возмужания и полной зрелости. Причину не следует искать в ранних нерешенных проблемах либидо. Ею является скорее обеспокоенность тем, что вопросы секса обставляются ограничивающими социальными взглядами, позициями, присущими культуре. Такая обеспокоенность препятствует установлению интимных отношений. В частности это касается нежности, благодаря которой сексуальная подготовка вообще становится возможной. Через такие стандарты, принятые обществом, многие взрослые так и не выходят из доподросткового уровня.

Некоторые серьезные проблемы личности в более поздние периоды также отмечены инвертированным, превращенным динамизмом. В более широком окружении, которое теперь предстает перед человеком, он постепенно учится видеть себя с точки зрения других. Возникает проблема репутации как источника серьезного беспокойства за себя. Возникает потребность в сотрудничестве, в социальном определении. Если социальное определение растет на основе соревнования (конкуренции) или независимого поведения, человек начинает культивировать именно такую стратегию действия.

Интерперсональный — продукт интерперсонального. В этом смысле личность есть не что иное, как квазистабильный фокус в системе межперсональных отношений. В результате исключается главная характеристика психологического объекта — индивидуальность личности, она рассматривается как ненаучный миф. Салливан сводит ее к функции персонификации в системе «эго». Так, стремление преодолеть антагонизм между личностью как замкнутой системой и социальным окружением, по определению ей враждебным, привело к тому, что сама среда испарилось, свелась к кружевам межличностных психологических отношений, а личность оказалась лишь их проекцией.

Литература

  1. Салливан Г. Интерперсональный психоанализ. — СПб., 1999.
  2. Роменець В.А., Маноха И.П. История психологии XX века. — Киев, 2003.