© А. А. Ткаченко

Духовно-природная психотерапия.
(Эсхатологические, методологические и психосоциальные основы)

««« К началу

1.2. Общеметодологический аспект

Общеметодологический аспект ДППТ можно рассматривать через определенные и своеобразные проявления природы, затрагивающие почти все развитые направления современной науки, в том числе и психосоциальные, формирующиеся на понятиях «тепловой смерти» и «энтропии» как меры необратимого рассеивания энергии. Наиболее фундаментально эти понятия были разработаны и представлены в статистической физике, термодинамике, общей теории информации, продемонстрировав конечность и ограниченность ньютоновско-картезианского этапа мирового развития. В психологической науке к исследованию подобных явлений ближе всех, как нам кажется, подошли С.Гроф и К.Юнг. Используя принятый нами научный исследовательский подход, а именно — к общему через типичное и яркое частное, сконцентрируем внимание на теоретических исследованиях И.Пригожина, в особенности на работе «Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой» [5]. Нас будет интересовать особенность общенаучной разработки феноменов «хаоса» и «порядка», поскольку именно они сейчас становятся определяющими и даже основополагающими в психосоциальных процессах и системах, особенно в практической психологии и психотерапии.

Главной задачей практически любой психотерапевтической работы с человеком является осознание или переживание невротических содержаний или состояний психики, которые по своей сущности адекватны хаосу. И.Пригожин, имея в виду общеметодологические исследования, отмечал, что «источником порядка является неравновесность..., то, что порождает «порядок из хаоса» [5, с.357]. Из этого следует, что как источником «порядка» может быть только «хаос», так и источником более высокого уровня организации и адекватности человеческой психики может быть соответствующий уровень неадекватности, невротических содержаний и состояний. Таким образом, подтверждается духовно-психологическая истина о прямой зависимости между степенью страдания и следующим за этим уровнем духовности и праведности, а также библейская истина о том, что «один раскаявшийся грешник стоит десяти праведников». С учетом конкретного предмета нашего исследования, связанного с ДППТ, наибольший интерес представляет сам момент преобразования хаоса в порядок и закономерности его протекания как психотерапевтического процесса. В этой связи появляются понятия «предельности», «запредельности» и «необратимости», что в конечном итоге опять же сводится к эсхатологическому подходу и эсхатологичности, как к все более рефлексируемому психосоциальному явлению.

Для удобства и лучшего понимания дальнейших рассуждений, определимся с понятием эсхатологичности в контексте нашего исследования. Согласно энциклопедии, эсхатология происходит от греческого eshatos (поcледний, конечный) и обозначает религиозное учение о конечных судьбах мира и человека [6, с.847]. Примерно так же рассматривает это понятие и А.Мень, отмечая, что это «система представлений о последних судьбах мира и о посмертной участи человека» [3, с.488]. В нашем случае психологического исследования под эсхатологичностью и эсхатологическими явлениями будем понимать психологические душевно-духовные проявления, связанные со смертью-возрождением, необратимостью, предельными и запредельными процессами и состояниями, духовными кризисами, обусловленными религиозным фактором.

В исследованиях И.Пригожина нас особенно интересует общенаучная трактовка того, что мы называем эсхатологичностью, выражающая переход от ньютоновско-картезианокого линейного протекания природных процессов, где справедлив и закономерен фактор обратимости, к следующей фазе природного развития с совершенно иными, нелинейными законами, где основным определяющим фактором является необратимость. Экспериментальное подтверждение и теоретическое описание этого явления было сфокусировано на втором законе термодинамики и понятии энтропии. Попытаемся в общих чертах рассмотреть сам момент перехода от одного, допредельного, к другому, запредельному природному состоянию. Согласно Пригожину, основным исходным условием такого явления выступает изначальное предварительное накопление «хаоса», что неизбежно приводит к сильно неравновесным состояниям, возникновению неустойчивости, нелинейности, флуктуации. Все это является отличительными особенностями так называемых диссипативных структур — специфических образований, обеспечивающих необратимость протекания природных процессов и, как следствие, появление порядка и стройности. Это сложнейшие процессы, которые только начинает осваивать современная наука. Они свойственны лишь открытым природным системам, из которых одними из наиболее ярких являются психосоциальные.

Подобные природные состояния нельзя точно спрогнозировать, рассчитать и предвидеть. Они возникают и прекращаются совершенно автономно и непредсказуемо. Здесь также не срабатывают обычные линейные законы энергообмена. Энергетические затраты и потребности для протекания и эволюционного развития этих процессов и состояний гораздо больше, чем в обычных условиях. Невозможно также спрогнозировать, когда этот процесс преодолеет период хаотичности и флуктуации и станет необратимым и поступательным. Наибольшей величины флуктуации и неустойчивости система, находящаяся в такой природной ситуации, достигает вблизи так называемых точек бифуркации, в которых определяется выбор дальнейших путей развития и последующее протекание запущенного природного процесса. Это может быть совершенно новое, ранее неизвестное и непредвиденное направление развития для данной системы. Поэтому исходные параметры и состояние такой системы на входе разительно отличаются от ее основных параметров и состояния на выходе, а подобный переход требует очень больших энергозатрат, явно неадекватных для привычного понимания. Возникает потребность и необходимость иного представления и о времени, как основополагающей глобальной характеристике природоразвития. Это выражается в упоминаемом ранее понятии «стрелы времени», которое определяет направленность и необратимость спонтанно запущенных природных процессов. Как отмечает Пригожин, имеет место совершенно новый диалог человека с природой, в котором человек уже гораздо больше ограничен в своих активных «диктаторских» возможностях, чем в области ньютоновских линейных законов. Природа как бы требует от человека приобретения нового, принципиально иного образа и содержания, чтобы дать ему возможность дальнейшего полноценного общения с собой (природой). Это становится все более заметным и на психосоциальном уровне. У человека остается все меньше возможностей оставаться в старом образе и состоянии. Подобные процессы и состояния наблюдались и в нашем исследовании, краткое описание которых будет сделано несколько ниже.

И.Пригожин предлагает общее схематическое представление изложенной ситуации, которая в соответствии с его пониманием имеет следующий вид [5, с.371:

Наблюдатель — Динамика — Неустойчивые динамические системы — Случайность — Необратимость — Диссипативные структуры — Наблюдатель

В комментариях к данной схеме указывается, что она не априорна и соответствует не логической истине, а относится к сильно неравновесным проявлениям, не предполагая фундаментального способа описания. Но мы все же попытаемся использовать ее для описания конкретной, эмпирически отмеченной ситуации нашего исследования, связанного с ДППТ. Как мы сейчас убедимся, она достаточно близко характеризует реальность.

В качестве наблюдателя может выступать сам психолог-исследователь или же любая другая личность. При этом наблюдается психическое состояние другой личности или клиента психолога. В нашем случае ДППТ это были психолог-исследователь и участники исследования, а также в некоторой степени и межличностные наблюдения самих участников. В определенный момент жизненной ситуации, обычно непредсказуемый, психика человека, как некая сложная открытая неравновесная система, становится динамичной, приобретая все более неустойчивое и разбалансированное состояние. Этот момент нельзя спрогнозировать и предугадать. Просто вдруг все начинает рушиться, появляются серьезные и даже неразрешимые проблемы самого разного личного характера и содержания. Совсем недавно равновесная и сбалансированная жизнь вдруг становится невыносимой. Человеческая психика входит в состояние неустойчивой динамической системы. В нашем случае у участников исследования появлялось ощущение феномена Природы: они начинали замечать ее красоты, на которые ранее не обращали особого внимания, возникало внутреннее волнение различного характера и эмоциональной окраски, которое предвещало приближение каких-то больших и радикальных личностных изменений, появлялась неотвратимая потребность и стремление к ним. В обычной жизни у человека возникает жизненная необходимость что-то предпринимать, при этом не понятно, что именно. В таких случаях обычно обращаются к другому, как правило более душевному и мудрому человеку, к психологу или иному подобному специалисту.

В нашем случае проводилась психологическая работа с использованием общеизвестных техник и методик, применяемых в психотерапии. У участников под действием внешних природных стимулов начиналась интенсивная интроекция личности, осознание своей невротичности и масштабов психологической проблемности, приближение к бессознательным участкам. Это обычно приводило к еще большей неравновесности и нестабильности психической системы, обозначая тем самым в сознании ее реальные масштабы. Но в то же время все вдруг начинало обретать определенный смысл, становилась все более понятной цель и необходимость такой психологической работы. Возникало своеобразное состояние, которое можно назвать «стабильность в нестабильности». Далее участники исследования входили в более плотный психологический контакт с природой, постепенно «сливаясь» с ней. Здесь особенно интенсивно актуализировался мистический психический материал, часто возникали всякого рода приметы, спонтанные сопоставления связанных только по смыслу событий и другие подобные явления, которые вполне можно обобщить понятием случайности. Наряду с ощущением нарастающего всеобщего хаоса, становилось понятно, что сознательная и прогнозируемая психологическая работа становится менее эффективной и просто невозможной. Единственным путеводителем являлся случай, который становился закономерностью дальнейшей работы. Он обычно возникал очень отчетливо как на личностном, так и на социальном уровнях. Участникам оставалось только его ощутить и по возможности отрефлексировать, что далеко не всегда получалось. Это сопровождалось большими энергетическими проявлениями, источник которых было довольно сложно определить, но скорее всего это имело отношение к глубинным архаическим психическим образованиям. Становилось заметно, что как на индивидуальном, так и на общем уровнях ситуация приближалась к предельным состояниям. По мере этого приближения разрозненные мистические содержания начинали терять актуальность и возрастала роль духовного начала, которое обычно оформлялось в понятиях христианства. Причем эти психические паттерны возникали достаточно неожиданно для сознания самого человека, быстро и прочно в нем оформляясь, становясь в дальнейшем его опорой. Происходило своеобразное «прикосновение» к чистой христианской вере. Интересно отметить, что чем меньше участник исследования имел ранее усвоенных мистических и религиозных содержаний, в том числе и христианских, тем это «прикосновение» выглядело более «стерильным», быстрее усваивалось и принималось. Здесь уже можно было говорить о появлении необратимости в психологических личностных изменениях, которая обеспечивалась возникновением новых психических образований духовно-христианского содержания, которые можно назвать диссипативными структурами. В исследовании это было связано с крайним, предельным и даже в некоторых случаях запредельным психическим состоянием, сопровождающимся такими же неадекватно большими энергетическими проявлениями. Наблюдалось то, что в психологии называют «духовными кризисами» в довольно ярком и интенсивном виде. Для стабилизации этой ситуации эффективным оказывалось лишь одно средство — адекватное и очень корректное использование атрибутов христианской веры или же других высокодуховных факторов национальной культуры, которые, как правило, базировались на христианстве. В исследовании для этого использовались православные песнопения, изобразительные материалы, походы в духовно и культурно обусловленные места и сооружения, а также Природа как таковая с ее непостижимым духовным содержанием. Главным здесь было, по нашему мнению, наиболее адекватное соответствие внешних высокодуховных факторов и внутренних глубинных архаических психических содержаний как каждой отдельной личности, так и социально-культурных образований, что в психологии называют личностным и коллективным бессознательным, базирующимся на архетипах. В дальнейшем человек полностью попадал во власть Природы, или природо — психо — терапии, где уже его главным путеводителем являлась имеющаяся или обретаемая духовность. Чем выше поднимался уровень духовности, тем больше стабилизировалась и балансировалась как личная психологическая, так и жизненная ситуация.

Обратим особое внимание на отмеченные выше диссипативные психические образования, впоследствии приобретающие вид все более стройных структур, характеризующих уровень личностных изменений. Можно предположить, что для их формирования используется пригожинский «хаос», которому в психологической науке больше всего соответствуют психологические комплексы (ПК) К.Юнга и системы конденсированного опыта (СКО) С.Грофа, как определенные психические образования, существующие на всех уровнях, объединяемые сильным энергетическим зарядом и концентрируемые вокруг соответствующих тематических содержательных ядер, например архетипов.

Следует подчеркнуть, что описанная выше ситуация личностного преобразования посредством ДППТ является предельно схематичной и приближенной, очень отдаленно напоминающей то, что происходит на самом деле. И проблема здесь не столько в нежелании автора предоставить более подробный материал, сколько в том, что подавляющее большинство этого материала остается неосознанным и оседает в недоступных пониманию слоях психики. Более-менее целостное представление о нем может быть получено лишь в момент протекания этих процессов и непосредственного участия в них, чаще на индивидуальном личностном уровне. Все, что нам удалось объективно зафиксировать и задокументировать, будет представлено в следующей главе.

Необходимо также отметить, что в общем подобные психические состояния вполне можно характеризовать как эсхатологические, а сам процесс ДППТ как эсхатологическую психотерапию. Иными словами, в данном контексте эсхатологичность, как отражение истинно-духовного христианского, и природность, как отражение естественно-бытийного, составляют в человеке единое целое, проявившееся в ДППТ.

1.3. Психосоциальный аспект

Психосоциальный аспект ДППТ представляется нам наиболее важным в научном обосновании проведенного эмпирического исследования. Будем его также рассматривать через призму эсхатологичности, как основной духовно-культурологической и, очевидно, психологической отличительной характеристики нашего человека. Это предусматривает, как уже ранее нами отмечалось, ориентацию на крайние психические проявления, фокусирующиеся на понятиях «конца» и «начала». Поэтому совершенно естественным и минимально необходимым в целостной характеристике ДППТ будет органическое единство концептуально-феноменологического и эмпирико-прагматического подходов в комплексном рассмотрении научно-теоретической психологической основы данного явления. Здесь сразу можно опереться, с одной стороны, на К.Юнга (аналитическая психология и диалектическая психотерапия, отражающие духовно-природный фактор) и с другой, — на С.Грофа (трансперсональная психология и эмпирическая психоделическая терапия, отражающие естественно-природный фактор). Кроме этого можно назвать еще целый ряд имен и психологических направлений, например таких, как А.Маслоу (гуманистическая психология и психотерапия), В.Райх (психология характера и телесная психотерапия) и др. Но, чтобы не распыляться и сконцентрировать свое внимание на главном, основное внимание обратим на первые два направления психологической науки.

Рассмотрим эти направления как целостное естественно-природное и природно-духовное образование, адекватнее всего отражающее психологическую эсхатологическую сущность душевно-духовных потребностей нашего современного человека. Как показывает практика, эти потребности фокусируются главным образом в глубинных психических образованиях. Наверное, именно этим можно объяснить достаточно большую популярность в нашей стране различных экстрасенсов, целителей и других всевозможных «специалистов» по глубинной психологической работе. Но сейчас стало понятно, что эта сфера требует самой серьезной профессионализации и специалистов с гораздо более высоким уровнем квалификации, умеющих работать в большом диапазоне психического пространства, от личного осознаваемого до коллективного бессознательного. ДППТ находится в основном в зоне индивидуального и коллективного бессознательного. Как можно предположить из результатов исследования и практического опыта, основной целью и психотерапевтическим результатом в этом случае является формирование в психике человека уже упоминавшихся нами диссипативных образований, гарантирующих необратимость душевно-духовного развития. Об этом дает право говорить наблюдаемый и отмечаемый нами предельный уровень энергетической психической напряженности, глубинные архаические психические содержания, сопровождаемые высоким драматизмом и опасностью балансирования между «нормой» и «патологией», между «жизнью» и «смертью» (как в переносном, так и прямом смысле). Можно даже попытаться предположить совсем невероятное и с привычных жизненных позиций кощунственное. «Ненормальность» и «смерть» в данном случае являются не только нормой, но и совершенно естественным и необходимым явлением. Это как бы своеобразная «плата» за обретаемую необратимость духовного развития. В рамках ДППТ, несмотря на полную свободу психических и физических проявлений, до каких-либо необратимых (имеется в виду травмирующих) последствий ситуация доходить не могла. Вполне достаточным оказывалось абсолютно четкое осознание реальности этих последствий для человека. Иными словами, человек должен знать, на что он идет, чтобы обрести душевно-духовное равновесие и качественно новое психическое состояние, то, что принято называть личностным изменением в самом кардинальном смысле. До сих пор это полностью брала на себя природа, а человеку доверялась небольшая область в сознательном и в некоторой степени в личностном бессознательном пространстве психики. Очевидно в настоящее время, время эсхатологических процессов, человеку необходимо брать на себя уже гораздо более тяжелый и ответственный груз работы со своей психикой, связанной с предельными и запредельными состояниями и процессами. По всей видимости, именно это и показало отмеченное нами явление ДППТ.

Попытаемся осмыслить данное обстоятельство с позиций общеметодологических представлений о переходе «хаоса» в «порядок» и современной психологической науки. Для этого воспользуемся рассмотренной ранее теоретической концепцией и схемой И.Пригожина [5], древним средневековым алхимическим представлением о преобразовании души человека, отраженном в «Розарии философов» с толкованием К.Юнга [9], описанием фаз психоделической терапии и основных типов «духовных кризисов» С.Грофа [8]. Все это постараемся сравнить с выделенными нами составляющими ДППТ в процессе исследования. Целостное представление данного сравнительного анализа изложено в таблице.

Таблица

Сравнительный анализ общеметодологических, психологических концепций и полученного эмпирического материала перехода «хаоса» к более высокому уровню организации «порядка»

 К. ЮНГ [9, с. 217-322]
«Розарий философов» (Rosarium philosophorum)
С. ГРОФ
[8, с. 111-156]
ДППТ
ДП 

1. Сенсорный барьер
Переживание ощущений, лишенных какого-либо персонального символического смысла, принимаемых лишь эстетически. Наблюдение за закрытыми веками разнообразных геометрических фигур и архитектурных форм, подобных мондалам, напоминающих средневековые миниатюры и восточные пейзажи и сооружения. Звон в ушах, пение сверчка, жужжание, звон колоколов, запахи и вкусовые ощущения.

2. Индивидуальное бессознательное
Достаточно легкий доступ. Психодинамика в биографической области. События, несущие сильную эмоциональную нагрузку с момента рождения. Вербальные подходы. Переживание телесных и психических травм.

3. Рождение и смерть
Отождествление с раненными и умирающими солдатами, заключенными, гонимыми евреями или первыми христианами, матерью и ребенком во время родов, животным, которого настиг хищник. Яркие физиологические проявления: удушье, учащенное сердцебиение, тошнота и рвота, изменение цвета кожи и температуры тела, спонтанные кожные высыпания или появление синяков, подергивания, дрожь, судороги и другие двигательные феномены.
Эмпирическое столкновение со смертью и рождением. Ощущение себя утробным плодом. Переживание биологического рождения с очень специфическими и достоверными подробностями. Выход за рамки биологических процессов в область философских и духовных измерений. Трансформация личности при этом сравнима с происходящим в древних храмовых таинствах, ритуалах. Идентификация базовых перинатальных матриц (БПМ).

БПМ 1: опыт исходного симбиотического единства плода с материнским организмом во время внутриматочного существования. Безмятежное состояние (океаническое сознание пребывания в космическом пространстве, лучшие картины природы, видения Небесного Царства и Рая).

БПМ 2: начало биологического рождения. Ощущение возрастающей тревоги, воронки, водоворота, спирали, пожирания чудовищем, спуска в подземелье, лабиринта. Изгнание из рая, отсутствие выхода или ощущение ада. Безнадежность, потеря ощущения времени. Мучительные ощущения одиночества, отчаяния, вины.

БПМ 3: вторая клиническая стадия родов. Неуклонная борьба смерти — возрождения. Испытывание могучих потоков энергии вплоть до извержения. Сцены войны, революции, термоядерного взрыва, опасных приключений и схваток. Картины Страшного суда, подвигов героев, мистических битв, кровавых жертвоприношений, пыток, убийств, садомазохизма, изнасилования. Элементы демонизма, шабаш ведьм, сатанинские ритуалы. Переживание страха, агрессии, извращенной сексуальности. Жертвоприношение и жертвенность. Чистилище.

БПМ 4: третья клиническая стадия родов. Окончательное разрешение борьбы смерти — возрождения. Ощущение приближения катастрофы огромного масштаба. Чувство полного уничтожения. Богоявление.

4. Трансперсональная область
Связь индивида с космосом. Ощущение выхода сознания за пределы. Возвращение в исторические времена, исследование своего биологического прошлого. Повторное проживание моментов жизни предков. Отождествление с животными предками в эволюционной родословной. Ощущение своих прошлых воплощений. Слияние с другим человеком в состоянии двуединства, полное отождествление с другими. Подключение к сознанию животных, растений или неживых предметов. Расширение сознания за пределы феноменального мира. Встреча с душами умерших.

1. Появление феномена Природы
Как бы начинают «замечаться» красоты, богатство и сила живой и неживой природы, на которые раньше не обращалось внимание. Определенным образом ощущается и понимается возможность плодотворного контакта с природой с учетом большого целительского потенциала.

2. Индиви-дуальная актуализация психики
Вербализация актуализированного психического материала. Интенсивная интроекция, осознание масштабов своей невротич-ности, проникновение в личностный бессознательный психический мир.

3. Языческая стадия
Вхождение в психологический контакт с Природой и как — бы «слияние» с ней. Активное включение во все более актуализирующиеся глубинные психические процессы атрибутов окружающей природы в виде стимульного материала посредством всевозможной символики и метафор, вплоть до архетипического уровня.

4. «Прикосновение к вере»
Приближение к предельным областям психики. Актуализация духовного начала. «Духовный прорыв», обычно происходящий посредством нуминозных, как правило христианских, символов (ритуалов, атрибутов, понятий, идей, музыки и др.). Появление одухотворенного состояния «прикосновения к вере».

5. Кризисная стадия Непосредственное проявление предельных и запредельных психических переживаний. Актуализация «духовных кризисов» и «пиковых переживаний». Очень сильные психические энергетические проявления. Полное слияние с Природой.

6. Посткризисная стадия («зачистка»)
Посткризисное психическое состояние. Остаточные кризисные проявления. Возвращение психики в возможное адекватное состояние, рефлексия реальности объективного мира.

7. Одухотворение
Непосредственное приобщение высокоактуализированной психики к духовным культурным, христианским и другим общечеловеческим ценностям. Формирование высокодуховного личностного измененного психического начала.

Мы не будем подробно комментировать этот материал или каким-то образом его структурировать, хотя бы для того, чтобы показать степень той неопределенности и одновременно гармоничности, стройности природных процессов, о которых идет речь. Оставим это на усмотрение аналитических способностей самого читателя.

На основании проведенного сравнительного анализа представим человеческую психику, как очень сложную, открытую, неустойчивую систему, и рассмотрим ее состояние в зависимости от актуализации все более глубинных образований по мере уменьшения «человеческого» и возрастания «природно-духовного», используя результаты нашего эмпирического исследования. Когда данная система находится в равновесии, никаких особенных изменений не происходит и человек пребывает в нормальном, комфортном психическом состоянии. Первым признаком выхода из равновесия системы является возникновение определенной, достаточно заметной динамики. У человека появляется органическая необходимость или потребность в признании, раскаянии, избавлении от греха, осознании своих искусственных поведенческих масок и т.п., что часто влечет его в лоно природы. Наверное, этим можно объяснить большую популярность среди наших людей всевозможных пикников, рыбалок и охот, туристических равнинных и горных походов или просто хозяйствования на даче или участке. В нашем случае проводился групповой психологический тренинг непосредственно в лесу, горах, на берегу реки или моря. Это естественным образом приводит психику, как систему, во все более неравновесное динамичное состояние, возрастает роль природного фактора вплоть до своеобразной зависимости от него, появляется непреодолимая потребность в радикальных качественных изменениях, это увлекает человека в более глубинные образования своей психики, в бессознательные области. Начинают возникать сомнения в истинности и объективности реального, осознаваемого мира. А внутренний мир представляется более истинным, реальным и объективным. Возрастает флуктуация психики вплоть до достижения точки бифуркации, что приводит к наступлению момента так называемого выбора. При этом перед человеком очень четко и недвусмысленно возникает ситуация, когда необходимо определяться в своем дальнейшем развитии. Обычно это очень драматический и энергетически насыщенный момент, после которого скорее всего и происходит возникновение соответствующих психических образований, обеспечивающих необратимость данного процесса. Эти образования мы назвали диссипативиыми и предположили, что именно они являются определяющими в ДППТ, выступая в качестве ее основного продукта. В нашем исследовании момент такого выбора обычно сопровождался многими признаками описанных С.Грофом «духовных кризисов» и А.Маслоу «пиковых переживаний». Можно утверждать, что если этот момент имел место в личностном развитии духовно-психических процессов и был достаточно четко обозначен как внутренне, психикой самого человека, так и внешне, его социальным окружением, тогда появляется основание гарантировать необратимость дальнейшего душевно-духовного и социального развития. В нашем исследовании такой человек после пережитого «пикового переживания» или соответствующего фрагмента личного «духовного кризиса» сначала сам вербализовывал в группе свой выбор, а затем кто-либо из окружающих выступал своеобразным гарантом истинности этого момента.

Как нам представляется, основным исходным материалом для возникновения и формирования диссипативных психических образований является своеобразный психический хаос или то, что К.Юнг называет психологическими комплексами (ПК), а С.Гроф — системами конденсированного опыта (СКО). Напомним, что психологическим комплексом Юнг называл «аггломерацию ассоциаций — что-то вроде слепка более или менее сложной психологической природы — иногда травматического, иногда просто болезненного аффектированного характера» [7, с.287]. Можно также отметить, что это эмоционально и энергетически загруженный элемент психики в виде идей, мнений, отношений, убеждений, представленных в определенной последовательности или структуре, систематизирующихся вокруг определенного ядра, которое в феноменологической ткани мира связано с архетипом. ПК является достаточно автономным психическим образованием, в определенных случаях образует целостную личностную структуру, которая может существовать как бы своей собственной жизнью, отдельно от общих намерений человека. «СКО — это динамическое сочетание воспоминаний (с сопутствующими им фантазиями) из различных периодов жизни человека, объединенных сильным эмоциональным зарядом одного и того же качества, из интенсивных телесных ощущений одного и того же типа или же каких-то других общих для этих воспоминаний важных элементов. Сначала я осознал СКО как принципы, управляющие динамикой индивидуального бессознательного, и понял, что знание о них составляет суть понимания внутренних процессов на этом уровне. Однако позже стало ясно, что системы конденсированного опыта представляют общий принцип, действующий на всех уровнях психики, а не ограничивающийся только биографической сферой», — так определял СКО сам С.Гроф [8, с.115]. Несмотря на различные концептуальные подходы в определении ПК и СКО, по словам того же С.Грофа, они по сути являются аналогичными психическими образованиями. Можно добавить, что они также представляют собой строительный материал для формирования диссипативных психических структур, может даже имеющих вид тех же ПК, но уже совсем иного характера и назначения. В упрощенном понимании это может выглядеть следующим, несколько парадоксальным образом. Чем больше у человека накапливается психических образований, подобных ПК и СКО, чем больше этот психический невротический энергетический заряд имеет потенциальные возможности вывести его из равновесия и в известной степени разрушить старую психическую личностную структуру, тем у него больше шансов приобрести положительную, необратимую душевно-духовную динамику развития и самосовершенствования

В этой ситуации, практически приводящей человека к «концу» ради «начала», или к «смерти» ради «жизни», или к «хаосу» ради «порядка», особую роль, как показали исследования и практика, приобретает смелость, как психический феномен, демонстрирующий готовность человека к радикальным личностным изменениям. Дело в том, что по мере приближения психического состояния к точке «конца», человек испытывает нарастающий страх, переходящий в ужас. По нашим наблюдениям и самонаблюдениям участников исследования, состояние ужаса возникает при достижении архетипических психических зон, в которых актуализируется коллективное бессознательное, особенности проявления и содержание которых будет изложено в следующей главе. В этом случае единственным способом дальнейшего развития и движения являлось преодоление этого все время нарастающего страха и ужаса, что было возможно лишь благодаря личной смелости, выражающейся в желании и умении достаточно адекватно рисковать, притом не всегда успешно. Здесь хотелось бы особо выделить эмпирически отмеченное состояние, которое обычно сопровождалось так называемым «шагом в темноту» (или небытие). Буквально это выглядело следующим образом. Человек начинает ощущать и понимать необходимость сделать какой-то серьезный поступок или действие, которые должны привести к дальнейшим позитивным изменениям (например признание или покаяние), при этом испытывая одновременно неукротимое желание и стремление к этому и почти панический страх, готовый перейти в ужас. В то же время он до конца не знает, что и как делать и какие будут результаты, понимая лишь то, что для этого необходимо начать действие и привести его в необратимое состояние. Только после этого может произойти осознание и понимание цели, содержания данного поступка. Это обстоятельство является своеобразным регулятором динамики психологической работы, управление которой полностью находится во власти самого человека. В таких случаях именно психический потенциал смелости решает исход ситуации и успеха протекания процесса развития в целом. Но здесь очень важно, чтобы такая смелость не приобретала форму безрассудства, ибо это может привести к необратимым негативным последствиями. В подобных случаях очень важно как можно более точно и внимательно следить за природой и осознавать все, что она предлагает. В нашем исследовании данное обстоятельство мы старались соблюдать особенно тщательно. Несмотря на это, некоторые ошибки и неточности все же были, за которые затем приходилось довольно тяжело расплачиваться. Имеется в виду, например, состояние, очень близко напоминающее психическую болезнь, то есть безумие.

Следует отметить, что в подобных ситуациях человек часто ищет внешней поддержки и помощи. Старается на кого-то переложить свою ответственность и свой страх в виде известного в психоанализе переноса. Тогда в опасном положении оказывается уже тот, к кому он обращается. Если таковым оказывается психолог, тогда для него это становится настоящим испытанием. К.Юнг в подобных случаях уповал на «запас терпения, мужества и веры», имея в виду диалектическую психотерапию. С.Гроф применял психоделические методы в виде химического воздействия на психику с помощью известного психотропного препарата ЛСД или специальных техник холотропного дыхания, позволяющих дефицит смелости компенсировать за счет внешних манипулятивных факторов. Как показывает практика, в виде психотерапевтического метода это скорее всего является «медвежьей услугой» для человека, которая в дальнейшем может привести к довольно тяжелым последствиям. Природа подобного обмана не прощает. При этом на человека сваливается непосильный груз искусственно высвобожденных глубинных психических образований, который он уже не в силах выдержать. В процессе ДППТ никакие искусственные и манипулятивные воздействия принципиально не использовались. Человеку предоставлялась возможность полностью отдавать себя и свою психику в руки Природы. Это хотя в некоторой степени и увеличивало процесс психического и духовного развития, но в то же время позволяло получать практически такой же эффект, как и в случае использования психоделиков. Но этот эффект оказывался уже гораздо более устойчивым и природным. Даже в этом случае после завершения ДППТ, человек, попадая в обычные жизненные условия, некоторое время отмечал свое положение «белой вороны». В большинстве случаев это приводило к определенным уступкам внешней, как правило агрессивной, социальной среде и некоторому снижению достигнутого душевно-духовного уровня. Через определенное время, как правило до полугода, психика стабилизировалась на каком-то промежуточном уровне между тем, что было до и сразу же после ДППТ. А в некоторых, правда достаточно редких, случаях особенно «продвинувшиеся» довольно успешно и активно противодействовали внешней среде и даже появлялись попытки ее изменить. В такой ситуации уже наверное можно говорить о создании достаточно серьезной, конструктивной, психологически подготовленной позитивной социальной альтернативы существующему кризисному обществу. Об этом сейчас говорят в контексте необходимости создания национальной элиты. Уточним, что в нашем случае речь может идти об истинной, интеллектуально и духовно развитой, прошедшей эсхатологические испытания социальной прослойке общества, способной его оздоровить и укрепить, подобно среднему классу на западе. Тогда, если немного помечтать, могут появиться возможности варианта ДППТ, но уже в гораздо больших масштабах.

Теперь обратим внимание на роль и значение природного фактора в психотерапевтических направлениях. Как уже отмечалось, естественно-природному полюсу этого фактора наибольшее внимание уделялось в психоделической терапии С.Грофа и психотерапии характера и телесной терапии В.Райха. Природно-духовный полюс этого фактора нашел свое отражение в гуманистической психотерапии А.Маслоу и диалектической психотерапии К.Юнга. Как нам представляется, о степени природности в наиболее широком смысле с приматом духовности того или иного психотерапевтического направления можно судить по уровню требований к личности и роли самого психотерапевта в процессе работы с клиентом. В юнгианской психотерапии эти требования наиболее высокие, поэтому обратим на нее особое внимание. Сущность данного обстоятельства состоит в том, что для Природы скорее всего не имеет значения, кто перед ней, клиент, психолог или просто любая другая личность. Социальный статус, как чисто человеческое порождение, в данном случае практически полностью нивелируется. Ведь иногда, как неоднократно отмечал тот же Юнг, духовный уровень клиента может превосходить уровень психолога, что следует принимать как должное и совершенно естественное явление. В таком случае психотерапия базируется не столько на психическом, сколько на диалектическом методе взаимоотношения двух человек, один из которых решает свою проблему, а другой в этом ему помогает, не забывая и о себе. Главная задача состоит в том, чтобы понять истинный ход природных процессов, пытаясь способствовать их развитию в психике, при этом ни в коем случае не вмешиваясь посредством личных манипулятивных воздействий, но лишь следуя за природой. Таким образом реализуется своеобразный духовно — философско — психологический подход к человеку, который, по всей видимости, наиболее адекватен эсхатологическому. Большое значение при этом уделяется целостности применяемых методов, которые ориентированы на психологическую работу с человеком как таковым, а не отдельными проявлениями его психики. Поэтому предельные и запредельные состояния в этом случае не являются чем-то отдельным изолированным, а очень важным и значительным, но все же одним из элементов общего психотерапевтического процесса. Такой подход к психотерапии, как нам представляется, больше всего может импонировать эсхатологическим особенностям нашего человека. В этом достаточно весомым аргументом может выступать недавно пережитый нами самый тяжелый за всю историю человечества тоталитаризм, психологические последствия которого могут быть по плечу только такому диалектическому, целостному и всестороннему, опирающемуся на безоговорочный примат духовно-природного начала, психотерапевтическому направлению.

В этой связи К.Юнг отмечал, что «тоталитарный психоз с его ужасающими последствиями, с одной стороны, и невыносимое ухудшение человеческих отношений, с другой стороны, вынуждает обратить внимание на душу человека с ее зловещим бессознательным». Но затем он добавлял, что «познание подобного рода содержит в себе нечто, не лишенное позитивного аспекта, могущего легко стать зародышем более высокой культуры обновленной эпохи» [9, с.242]. Из этого можно заключить, что у нас сейчас есть все необходимое, чтобы сделать следующий шаг в своем культурном и духовном развитии. Дело за малым — всецело это осознать и понять, что без адекватной психотерапии обойтись довольно тяжело. В таком контексте уже несколько изменяется и профессиональное содержание личности практического психолога. С учетом работы на эсхатологическом психологическом уровне это скорее всего должен быть психолог-духовник.

С учетом особенностей содержания последующего материала обратим некоторое внимание на профессиональный фактор, выделенный в вышеизложенном представлении развивающейся психики человека. В данном случае хотим обратить внимание на возможность образования устойчивой в своем позитивном развитии психологической целостности, основными узловыми факторами которой могут являться духовность и профессиональность, или одухотворенная профессиональность. Объединение этих, на первый взгляд отдаленных понятий в целостное образование может показаться вполне оправданным, если, например, представить наших политиков, юристов или экономистов, честно выполняющих свои профессиональные функции и живущих по духовным общечеловеческим законам. А учитывая невозможность простого переноса в наши условия западной высокотехнологичной и упорядоченной политической и экономической системы и такую же неспособность реально существующей отечественной политики и экономики выйти из кризисного состояния, становится вполне естественным своеобразное «одухотворение» этих областей общественной жизни посредством органического объединения духовности и профессиональности. Но более подробно об этом поговорим несколько позже.

А сейчас вернемся к общей характеристике психосоциального аспекта. Говоря о роли природно-духовного фактора в отечественной науке, хочется обратиться не к психологии, а к педагогике, в частности к наследию В.А.Сухомлинского. При всем уважении к нашей психологической науке, необходимо признаться, что она так и не смогла дойти до понимания природы, как серьезного и тем более решающего в формировании личности фактора. А обучение и воспитание природой и на природе, ставшее основополагающим в педагогике Сухомлинского, по-видимому, успешно могло продвигать нашего школьника в познании собственной психики и, возможно, в работе с ней в виде самопсихотерапии. Наверное, именно это обстоятельство, дающее возможностъ увидеть свой внутренний, духовно-психический мир, невольно сравнивая его с внешним, во многом ложным и надуманным, вызывало определенное неприятие официальных властных психолого-педагогических научных и практических кругов, что в свою очередь заставляло самого Василия Александровича рассматривать природную педагогику более поверхностно и формально, чем это реально было необходимо и возможно.

Несколько слов следует сказать и о естественной, жизненной психотерапии. Имеется в виду все то, что используется нашим человеком в обыденных условиях для балансирования своей психики. Кроме непосредственных выходов «на природу» в виде пикников, походов, трудового отдыха и т.д., следует особо отметить великую роль нашего искусства, особенно «высокого» (в широком смысле), которое всегда брало на себя наиболее тяжелые и опасные миссии разоблачения лжи, причем делая это так, что нельзя было непосредственно заметить его суть, заставляя человека мыслить и страдать. Наверное, это обусловило высокий уровень использования всевозможных метафор и символов, из которых, так умело и тонко соткана ткань например целой «индустрии» юмора и сатиры, нашедшей широкое распространение не только на эстраде и в литературе, но и в средствах массовой информации. Чего стоят только наши анекдоты, которые проникают буквально во все, самые потаенные и недоступные щели с психологическим «мусором», предавая его всеобщему осмеянию. Все это колоссальная естественная система психической гигиены нашего общества, с которой конкурировать отечественной практической психологии на обыденном, допредельном уровне вряд ли получится. Хотя довольно интересный психотерапевтический метод в этом плане предложил П.Лушин в виде так называемых психологических «голограмм», представляющих собой специально подобранные, лично-опосредованные, составленные на основе современных общественных и психологических данных тесты-эссе типа афоризмов [10]. Как показала практика глубинной психотерапии, «юмор» также можно рассматривать в виде определенного психотерапевтического феномена, во многих случаях становящегося чуть ли не единственным спасением от помешательства. А умение очень тонко посмеяться даже над самыми страшными и ужасными явлениями нашей действительности, отражаемыми в соответствующих невротических переживаниях, является одним из основных профессиональных качеств психотерапевта.

Для большей определенности дальнейших рассуждений попытаемся рискнуть определить перспективную духовно-психологическую концепцию или идею отечественной практической психологической работы с личностью, имея в виду, что в духовно-культурологическом и философском аспекте это уже было сделано нашими известными мыслителями, философами и писателями. Для большей наглядности используем уже традиционное сравнение нашего и западного человека. Как можно заметить даже из общего анализа западной теоретической и практической психологии личности и психотерапии, среднестатистический или лучше «средний» представитель «среднего класса» стоит на двух основных психологических точках опоры, которые можно условно назвать «секс» и «власть». Это напрямую коррелирует с адекватными, наиболее распространенными и авторитетными среди западного населения такими практическими психотерапевтическими направлениями, как психоанализ З.Фрейда и индивидуалистическая психология А.Адлера. Все это достаточно надежно цементируется доминирующим на западе феноменом с серьезной психологической или даже религиозной основой, который условно можно назвать «деньги». В настоящее время данная конструкция выглядит достаточно устойчиво и прочно. Но заметим, что ни одно из названных понятий не является эсхатологическим. Все они надежно функционируют лишь в допредельной, ньютоновско-картезианской области природного развития и эволюции, полностью соответствуя понятию «порядок». Но по мере приближения эволюционного психосоциального развития к критической эсхатологической зоне как в обществе, так и в отдельной личности эта конструкция будет становиться все более неустойчивой и в конце концов может рухнуть. Тут появляется жизненная потребность еще в одной, третьей точке опоры, которую условно можно определить как «духовность». Ее локус контроля находится гораздо дальше и глубже, в предельной и запредельной эсхатологической области психики, которая в западном обществе обозначается меньше всего. Здесь следует говорить о нашем, востоко-западном обществе с его культурой и конкретной личностью, общее состояние которого можно с уверенностью определить понятием «хаос». Как отмечалось, именно духовность является основным фундаментальным балансирующим фактором эсхатологического состояния психики отдельной личности и общества в целом. Из этого следует, что духовность должна стать основной опорой, содержанием, идеей современной отечественной психологической науки о личности и обществе, чего, к сожалению, пока не наблюдается.

В то же время эсхатологически ориентированные психологические направления уже достаточно серьезно и фундаментально исследованы, разработаны и представлены западной психологической наукой. Но их практика пока не получила столь же масштабного распространения. Сам К.Юнг, говоря об аналитической психологии и психотерапии, отмечал отсутствие большой ее популярности и массовости на западе. Но имея в виду диалектическую и душевно-духовную направленность, делал акцент на том, что этим «она перешагивает через саму себя и восполняет те огромные проблемы, которые прежде свидетельствовали об ущербности западноевропейских культур — по сравнению с восточными. Мы знаем только подчинение и усмирение души, но не методическое развитие ее самой и ее функций» . Далее он резюмировал: «Поэтому такая психология претендует на то, чтобы стать общим достоянием. Однако между этим притязанием и сегодняшней действительностью все еще лежит пропасть, через которую не ведет мост» [9, с.88]. Пожалуй такой мост, если он будет строиться, может вести на восток, в нашу русско-славянскую эсхатологическую психологию. Не случайно эта психология становится все более осознаваемой и популярной у нас, в нашем обществе, у наших психологов да и просто у многих интересующихся этим людей. Создается впечатление, что именно для нас эти психологические направления и были разработаны. В контексте рассуждений о личности и изначальной ментальности большинства западных ученых-психологов ( прежде всего В.Райх, А.Маслоу, С.Гроф) любопытно отметить, что все они имели определенное отношение к нашей восточной социэтальной психике.

Западная психология в лице упомянутых ученых подошла в своем развитии к некоторому рубежу, обозначив его как предел психической нормальности и зону «болезни» в виде безумия, тем самым ограничив область широкого практического применения наиболее эффективных методов диалектической и эмпирической психотерапии. В то же время наша отечественная психология личности как практическая психотехнология, адекватная душевно-духовным потребностям, с этого может только начинаться. Как показывает практика, именно такие технологии являются наиболее востребуемыми. Это пока еще далеко не полностью понимается и не вошло в общественное сознание, как объективная и достаточно нормальная, естественная необходимость. Наше общественное психоневротическое пространство заполнено в основном довольно сомнительными «специалистами», руководствующимися в своей работе не столько научными методами, сколько оккультными, которые в своем большинстве являются манипулятивными и негуманистическими.

Исходя из вышеизложенного, напрашивается предположение всеобщего природоразвития в сторону создания некоей великой целостности, способной устоять и не разрушиться в апокалипсической катастрофе, которую можно условно назвать «Большой Западо-Восток». Не будем вдаваться в целостное описание этого предполагаемого природно-духовного образования, ограничившись только его обозначением, но попытаемся отметить и проанализировать лишь небольшую, психосоциальную его составляющую или вернее один из ее факторов. Имеется в виду предполагаемое взаимоотношение или, точнее, взаимопроникновение между отдельными личностями западного и нашего восточного общества, культуры, цивилизации.

Для этого сначала определимся в концептуальной душевно-психологической структуре нашей и западной личности. Кроме уже приведенных ранее личностных характеристик, еще раз отметим основные отличительные особенности, но уже обусловленные современными невротическими образованиями, такими как ПК и СКО. Наш человек отличается своеобразным и очень мощным внешним психологическим «панцирем», созданным тоталитаризмом, но при относительной внутренней душевной свободе. Этот «панцирь» имеет вполне определенные и осознаваемые очертания как у каждой отдельной личности, так и у общества в целом. «Железный занавес» как одна из его внешних отличительных характеристик, символизирующий отделение от западного цивилизованного мира, таким же образом отгораживал практически и каждого нашего индивида. Кроме того, этот «панцирь» у большей части нашего населения вышел за рамки осознаваемой психики и даже личного бессознательного, простираясь в некоторой степени своими корнями в коллективное бессознательное. Этим можно объяснить ту сложность и драматичность борьбы (той же психологической работы) с ним, например, у жителя Украины и России, где тоталитаризм советской системы просуществовал около трех-четырех поколений, по сравнению с жителем стран бывшей советской Прибалтики, подвергавшейся тоталитаризму гораздо меньше, не больше одного-двух поколений.

У западного человека имеет место иная, во многом противоположная душевно-психологическая структура. Внешняя свобода, провозглашенная главным жизненным принципом, породила необходимость развития конформизма наряду с неизбежным внутренним, добровольным душевным закрепощением. Иными словами, чтобы выдержать большой груз внешней, очень мало ограниченной свободы, западному человеку пришлось заставить себя манипулировать собственной душой (в том числе и с помощью определенных психологических техник в процессе психотерапии), заключив ее в угодную внешнему миру своеобразную психологическую «клетку».

Таким образом, с одной стороны, мы получили человека, живущего во внешне относительно свободном обществе, но с душой, заключенной в психологическую «клетку» добровольно принятых ограничений в виде денег, власти, секса, в ущерб духовности, а с другой стороны, — человека, совсем недавно жившего во внешне тоталитаризированном несвободном обществе за «железным занавесом» и добровольно его разрушающим, но зато с относительно свободной душой и сохраненной духовностью. Понятно, что естественным природным желанием и для одного и для другого может быть освобождение и от психологической душевной «клетки» и от «железного занавеса» и «панциря». Именно это естественное желание и стремление может сблизить и продемонстрировать обоюдную необходимость. Такое стремление сейчас уже наметилось, и по этому поводу можно привести слова В.Франкла, неоднократно повторяемые им при встрече с психологами во время выступления в Московском Государственном университете в 1992 году: «Тоталитаризм, идущий с востока, страшен, но не менее страшен конформизм, идущий с запада, но вы в России пока еще этого не осознали» [цитируется по 11, с.68]. Заметим, что исходя из ранее проведенной личностной характеристики согласно Н.Бердяеву, как для личности нашего человека неприемлем тоталитаризм, но зато приемлема коммунитарность и общительность, так для западного человека неприемлем конформизм, но зато приемлема властность и принуждение. Поэтому вполне естественным может быть желание избавиться от неудобного психологического груза за счет другого посредством хорошо известного психологического переноса (в понимании юнгианской школы психотерапии) с последующим осознанием его содержания. Получается довольно типичная ситуация диалектической психотерапии с точки зрения взаимоотношения личностей психолога и его клиента, когда в процессе работы они проводят обоюдную психотерапию. Но такая простая на первый взгляд оказывается в реальности очень сложной и малодоступной, поскольку она возможна только на весьма глубинном, даже предельном психологическом уровне, работа на котором западными психологами ограничена «безумием». Отсюда следует, что ради обретения духовности необходимо пройти через «безумие». Для нашего человека такое «безумие» в силу исторически сложившихся психологических особенностей, сориентированных эсхатологически, является приемлемым и даже естественным, не требующим каких-либо искусственных внешних стимуляторов типа грофовских психоделиков. Это довольно убедительно показало наше исследование.

Теперь попытаемся очень приближенно, схематически и априорно представить гипотетическую модель указанных психотерапевтических межличностных взаимоотношений западного и нашего восточного человека. Для удобства условно разобьем этот процесс на три составляющих или три этапа. На первом этапе, отражая сегодняшний день, в основном имеет место посттоталитарное состояние нашей личности. При этом непосредственного, достаточно плотного и массового контакта еще не происходит, но зато отмечается массовое взаимопроникновение атрибутов цивилизаций и культур. Это скорее всего приводит к тому, что наш человек, лишившийся своей великой надежды в лице коммунистической идеи о «светлом будущем», начал осознавать свой тоталитарный психологический «панцирь», который именно на базе этой идеи и был сформирован, а также стал понимать, как он плохо живет по сравнению с европейцем, пытаясь при этом в силу своего изначального благоговения к западу, примерять на себя его основные отличительные атрибуты «среднего класса», что в конечном итоге обычно приводит к достаточно уродливому психосоциальному явлению «новых» русских, украинцев и т.д. Западный же человек, воочию увидев истинную сущность положения нашей личности, поняв, что мы живем «еще хуже, чем они думали», старается нам помочь (прежде всего в целях собственной же безопасности) своими привычными средствами, связанными с развитием самоактивизации и производственных технологий, что вполне естественно для обычного допредельного «среднего» психосоциального состояния человека. Поэтому такая помощь оказывается малоэффективной, натыкаясь на наши крайности эсхатологического психосоциального состояния, проявляющегося в основном через известный психологический «панцирь», который тем не менее постепенно разрушается и видоизменяется.

На втором этапе, очевидно в недалеком будущем, когда наш тоталитарный психологический «панцирь» уже достаточно разрушится и видоизменится, став более «прозрачным» и естественным, западный человек сможет увидеть через него нашу истинную, достаточно чистую душевно-духовную сущность, которая посредством психологической проекции и последующего переноса может показать ему собственную душевно-духовную несостоятельность.

На третьем этапе, в достаточно отдаленном будущем, душевно-духовные структуры нашего восточного и западного человека могут стать идентичными. А это значит, что такой человек «Большого Западо-Востока» наряду с внутренней душевно-духовной свободой будет обладать внешней, культурно-цивилизованной свободой, базирующейся на научных достижениях и высоких технологиях.

Красивая фантастическая идея, не правда ли!?

Понятно, что с точки зрения строгой науки, все это пока еще довольно неубедительно и малосостоятельно. Прекрасно понимая данный факт, мы тем не менее пошли на такой прогноз, реализация которого так же сложна и драматична, как и непримиримые противоречия между католичеством и православием. И все же пускай крохотное, но у нас есть объективное право это утверждать. Дело в том, что в процессе эмпирического исследования в рамках ДППТ (духово-природной психотерапии) и ряда других глубинных психологических групповых тренингов был отмечен достаточно интересный и красноречивый факт, который мы назвали «духовный прорыв». Он заключался в том, что в определенный момент психологической работы (этот момент у каждого участника исследования наблюдался сугубо индивидуально) начинал довольно отчетливо отмечаться своеобразный психологический душевно-духовный катарсис на фоне актуализации всевозможных психических содержаний выраженного христианского характера. Это не было что-то, привнесенное из вне. Это был внутренний, глубинный психологический материал, имевший выраженный достаточно «стерильный» характер. Участники исследования вдруг совершенно естественно и свободно начинали каяться, исповедоваться, оперировать содержанием Священного Писания и т.д., не понимая, откуда они все это знают. На какое-то время отметался всевозможный психосоциальный «мусор» (обычно в виде юнгианской «тени» или фрейдовского подсознания с доминированием мистических содержаний оккультного языческого характера). В такой момент оказывалось, что участники исследования вдруг становились душевно ближе, понимали друг друга даже без слов, на невербальном уровне. Создавалось достаточно устойчивое впечатление, что если бы они даже и разговаривали на разных языках, это бы ничуть не влияло на качество контакта. Ощущалось отсутствие языкового барьера, который базируется не столько на лингвистической, сколько на психологической основе в виде того же «панциря». Можно предположить, что в такой ситуации могут разрушаться и видоизменяться и психологические «панцири» и душевные «клетки».

««« Назад  Оглавление  

© Духовно-природная психотерапия. (Эсхатологический аспект). Личностная и профессиональная элитарность. — Кировоград, 2001.
© Публикуется с любезного разрешения автора