Украинский психолог Елена Подолян: «Родственники гораздо хуже переживают тот факт, что их близкие воюют, чем сами военные»

Психологи Днепропетровска начали оказывать квалифицированную помощь украинской армии одними из первых в стране. Уже в апреле, с первых дней проведения АТО на Донбассе, они работали с 25-й отдельной воздушно-десантной бригадой.

Елена Подолян — активный участник Психологической службы Майдана, а сегодня руководитель днепропетровского филиала «Украинской ассоциации специалистов по преодолению последствий психотравмирующих событий» координирует выезды коллег на передовую и в места дислокации воинских частей. Однако и сама непосредственно принимает участие в психологической реабилитации военных и их родственников.

Она рассказала сайту Цензор.Нет о главных нюансах реабилитации вернувшихся с фронта военных: отчего у солдат возникает чувство беспомощности, сколько в украинской армии дезертиров, как истерики родственников военных мешают приближению победы и как украинцы могут поддерживать свою армию.

украинские психологи в зоне боевых действий

— Мы не выполняем функцию политруков. Это исключительно психологическая работа. Постоянно уезжаем в командировки в зону АТО или на освобожденные территории. Наши психологи обучены работать с острой стрессовой реакцией, они знают, как это правильно делать. Зачастую психолог — это единственный человек, с которым ребята могут поделиться своим состоянием. Может быть еще священник, но там совсем другой вид помощи и не каждому подходит. Часто проблема состоит сугубо в психосоматических реакциях — когда и тело, и реакции подводят.

— В чем состоит психологическая реабилитация бойцов, находящихся в тылу после пребывания на передовой?

Сейчас мы сталкиваемся с тем, что солдаты, прибывающие в госпитали, или ротированные из зоны АТО, скорее всего, должны будут вернуться в место выполнения боевой задачи. То есть, мы не знаем, будет солдат демобилизован, или же после лечения снова вернется в строй.

Реабилитация для ротированных солдат очень отличается от той работы с военными, которые в ближайшее время не будут привлекаться к выполнению боевой задачи. Ротированным бойцам дается максимум четыре недели для того, чтобы солдат побыл в безопасном месте, отдохнул, набрался сил, выспался в конце концов, и снова был эффективен для несения службы.

«ЕСЛИ ЛЮДИ ВИДЯТ ГИБЕЛЬ СВОИХ ТОВАРИЩЕЙ — ЧУВСТВО ВИНЫ ЗАКОНОМЕРНО»

В таком случае очень важно, чтобы солдаты по возвращении в расположение части или в лагеря базирования не находились без дела. У них также есть распорядок дня, дисциплина и все то, чего требует устав от солдата. И в целом время солдат должно быть максимально заполнено спортом, концертом и другими мероприятиями. Солдаты отдыхают, но при этом не погружаться в безделье. Это важно, потому что в любой ситуации, где есть много свободного времени, а перед тем была стрессовая ситуация, на человека могут нахлынуть воспоминания, обостриться симптомы стресса — вывод из этого состояния должен быть рассчитанным, требуется постоянная поддержка, общение, умеренные интеллектуальная и физическая нагрузки — одним словом, плавная адаптация и отдых.

Психологи для начала помогают отрефлексировать те чувства и переживания, которые были накоплены. Людям нужно вернуться в состояние до стресса.

— Как работаете с раненными?

— Если говорить о реабилитации раненных солдат, находящихся в госпиталях на лечении, там выстраивается совершенно другая работа. Часто люди травмированы физически достаточно сильно, многие лежат. В таком случае не имеет смысла работать психологически, потому что у человека просто не хватает сил на эмоциональную проработку. А когда он становится способным к конструктивному осмыслению, психологическая помощь допустима.

Главное — освободить человека от чувства пережитого страха и вины. Если люди видят гибель своих товарищей — чувство вины закономерно, хотя объективные причины для него отсутствуют. Также важно освободить человека от чувства собственной беспомощности, если он находился в окружении или под обстрелом, не имея возможности изменить ситуацию. Мы должны информировать солдат о закономерностях нашей психики, например, объясняем, что подобные чувства может испытывать человек, который, например, ехал по трассе на своей легковой машине, и в него врезался грузовик. Мы доносим до бойцов мысль, что есть вещи, над которыми мы не властны, и доверие к собственным силам нужно возвращать. И чем раньше солдат осознает, за что он несет ответственность, а что выходит за границы человеческих возможностей — тем лучше.

— Психологический настрой солдат, ставших инвалидами, особенно которые потеряли конечности — отдельная тема. Как Вы их готовите к будущей жизни?

— Мы получаем запросы на работу с ампутантами главным образом от волонтеров и родственников солдат. Важно, как можно раньше — как только позволит физическое состояние, сказать человеку об ампутации. Здесь важная психологическая работа как с самим солдатом, так и с родственниками. Сам пострадавший нуждается в некотором периоде времени для того, чтобы свыкнуться с утратой, принять свое изменившееся тело, сохранить мотивацию для навыков и вернуться в привычную среду, имея желание и силы быть активным и включенным в жизнь.

— Как настраиваете офицерский состав? Вы работаете с командирами отдельно?

— Да, в обязательном порядке. Мы работаем с личным составом отдельно, а если это очень своеванный коллектив, там могут присутствовать старшины.

С офицерским составом и с высшим командным составом работаем отдельно. Работа с ними очень отличается. Наша работа с офицерами состоит в пояснении и информировании. То есть это уже не позиция психолога, который поддерживает. Офицеры нам ставят вопросы, а мы информируем. Например, что делать, если у солдата на поле боя случилась истерика, или как диагностировать раннее посттравматическое стрессовое расстройство. Также мы работаем индивидуально с офицерами, если от них поступает запрос на консультацию.

«НАМ СКАЗАЛИ ТОЛЬКО ОДНУ ФРАЗУ: «СОЛДАТЫ ФАКТИЧЕСКИ БЫЛИ В ПЛЕНУ. НУЖНО, ЧТОБЫ ОНИ ПРОСТО ЭМОЦИОНАЛЬНО ПРИШЛИ В СЕБЯ»

У добровольческих батальонов также есть традиция приглашать опытных специалистов, которые им помогают быть эффективными. В целом, что в регулярной армии, что в добровольческих батальонах достаточно серьезная подготовка и внимательное отношение к качеству этой подготовки. Другой вопрос, что у нас мало времени.

— Днепропетровские психологи начали реабилитацию военных одними из первых, ведь именно в Днепропетровской области базируется 25-я отдельная Днепропетровская воздушно-десантная бригада. В апреле их части были заблокированы местными жителями в Краматорске, десантники вынуждены были повернуть назад. Как солдаты отходили от состояния, когда были осаждены своими же согражданами?

— Солдатам в первое время вообще приходилось сложно, потому что тогда даже АТО не была объявлена. Это нездоровая ситуация, когда люди посылаются на задание, а, дойдя до места назначения, узнают, что ни в коем случае не имеют права открывать огонь. При этом, они находятся на своей земле, но и не знают против кого воюют — в апреле ведь все только начиналось. Солдаты были на пределе своих сил и возможностей, но со своей задачей справились. Когда вернулись, им потребовалось некоторое время для того, чтобы синтезировать этот опыт. Тогда запрос на психологов поступил непосредственно от высшего командования. Нам не ставили задачу говорить о политике и также не ставили задачу вернуть людей в строй. Нам сказали только одну фразу: «Солдатам пришлось выполнять очень сложное задание, фактически были в плену. Нужно, чтобы они просто эмоционально пришли в себя». При этом и у нас, и у солдат была хорошая коммуникация с командованием. Наша командная работа позволила солдатам прийти в состояние полной боевой готовности.

психолог Елена Подолян с бойцом

Как тогда, так и сейчас солдаты нуждаются в огромной поддержке с тыла. Выразить ее можно разными способами.

— Например, написать письма на фронт? Каждый может написать письмо со словами поддержки и ободрения нашим бойцам, дети высылают на передовую свои рисунки. Некоторые женщины даже пишут солдатам письма с обещанием «выйти замуж за героя». Какой эффект приносят такие послания?

— Письма на фронт — великое благо, особенно, письма от детей. Это воплощенные доказательства того, что бойцы, которые рискуют своей жизнью, делают это не зря. Есть те, ради кого они делают.

Что касается писем женщин… Мы в принципе должны быть честными, невзирая на военную ситуацию. Любые отношения, основанные на обещаниях, которые нельзя выполнить, являются не совсем надежными. Поэтому если женщина пишет письмо, допустим, с обещанием выйти замуж, где гарантия, что она сможет его выполнить, даже не зная кому пишет?

«СОЛДАТЫ НЕ ХОТЯТ ДЕЛИТЬСЯ СВОИМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ С РОДСТВЕННИКАМИ И БЛИЗКИМИ»

Женщинам, которые пишут письма, нужно задаться вопросом, зачем они это делают. Лучше писать о собственных переживаниях, что мы волнуемся и хотим помочь хоть чем-то, и это будет гораздо эффективнее, чем обещание выйти замуж.

— Общение с родственниками и близкими также важно, как и читать ободряющие письма незнакомых людей?

— Мы регулярно сталкиваемся с ситуациями, когда наши солдаты не хотят делиться своими переживаниями с родственниками и близкими, потому что боятся близкого человека этим испугать. Людям кажется, что их близкие просто неспособны вынести весь тот ужас, который они носят в себе. И, в общем-то, они правы, потому что уже прошли через бой и вынесли это, а близкие, которые не были в такой ситуации, могут нарисовать совершенно ужасные картины происходящего.

Оберегая своих близких от переживаний, солдаты таким образом дают возможность родственникам оставаться поддерживающими и обеспечивать поддержку в дальнейшем, а не истерить в трубку.

— Призывы свергать правительство и прочие истерики только мешают армии. Но, в то же время, есть сведения, что некоторые бойцы сами призывают родственников к таким действиям. Как быть с такими солдатами?

— Я регулярно читаю об этом в новостях. Но в работе ни разу не сталкивалась с тем, что солдаты призывают родственников пикетировать государственные учреждения, перекрывать дороги, и тому подобное.

Процент людей, сомневающихся или отказывающихся выполнять боевую задачу (проще говоря, дезертиров), всегда есть в любой армии мира и на любой войне. По объективным данным, процент таких людей в нашей армии удивительно низок. Разрушенная система военкоматов, недостаток снаряжения и еще много чего, а процент отказников невысокий. Точных цифр пока никто не знает, поэтому нет смысла называть приблизительную. В любом случае этот вопрос относится к компетенции ВСУ.

«НЕВЕРОЯТНО СЛОЖНО БЫТЬ СДЕРЖАННЫМ, ЧИТАЯ СВОДКИ ИЗ ЗОНЫ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ, КОГДА ТВОЙ МУЖ, СЫН, ДРУГ ИЛИ БРАТ — ТАМ…»

Я думаю, что случаи, когда отказники звонят родственникам с просьбами выходить на пикет, единичны. И, возможно, это скрывается от товарищей. Потому что на месте выполнения боевых задач люди очень сплачиваются.

Вероятно, инициатива пикетов все-таки исходит от самих родственников. У них гораздо больше тревожности, чем у солдат. И попыток направить агрессию внутрь страны также больше у родственников и близких солдат. Об этом надо думать, и открыто говорить с родственниками.

— Как объяснить то, что родственники переживают гораздо больше солдат?

— Родственники хуже справляются с тем фактом, что их близкие воюют, чем сами военные. Каждый становится агрессивным и испуганным в том случае, если не может контролировать ситуацию. Поэтому солдат, находящийся на поле боя, гораздо больше доверяет себе в страшной ситуации, чем родственник своему близкому, находясь от него в 500-х километрах в безопасном месте. И родственникам также нужна поддержка. Невероятно сложно быть сдержанным, читая сводки из зоны боевых действий, когда твой муж, сын, друг или брат — там…

— Дайте совет украинцам, как им нужно себя вести, чтобы поддержать наших бойцов, кроме как жертвовать деньги для армии?

— Нам нужно быть очень собранными и бороться со своим страхом и учиться жить в состоянии неопределенности. Потому что неизвестно, когда закончится война. Потому что наши защитники там прекрасно справляются. В этой ситуации мы можем ими только гордиться и поддерживать. Солдатским матерям нужно идти на компромисс с собой, чтобы не мешать бойцам.

Ни в коем случае нам нельзя ссориться между собой, и ни в коем случае нельзя допускать раскола внутри страны между обществом и правительством. Я понимаю, что такой тезис может вызвать агрессию и непонимание, потому что есть чем упрекнуть и правительство, и командование украинской армии. Но никто не идеален, в любом человеке можно найти изъяны, поэтому конфликты всегда будут. Если батальон оказался в окружении, им нужна провизия и боеприпасы — мы должны искать возможности для помощи.

«СЕЙЧАС УЖЕ НЕТ СМЫСЛА ГОВОРИТЬ О ТОМ, ЧТО ВОЙНЫ МОЖНО БЫЛО ИЗБЕЖАТЬ»

А что уж говорить о целом обществе! Если мы в лице наших единомышленников внутри общества видим угрозу, это значит, что война у нас в голове, и мы лишаемся возможности действовать конструктивно. А в условиях реальной войны это недопустимо. Нужно работать, действовать, искать пути решения.

Мы получаем опыт здорового отстаивания своих прав и своей свободы. Другой вопрос, что мы платим за это очень дорогую цену. Сейчас уже нет смысла говорить о том, что войны можно было избежать, если бы украинцы раньше опомнились и начали ценить свою страну. Но вообще свобода никому не дается просто так.

— Это Вы уже не как психолог говорите…

— Именно как психолог. Например, подростковый бунт, когда подросток проверят мир и свои возможности на прочность, это всегда сопряжено с агрессией со стороны родителей и социальных институтов. Я ни в коем случае не сравниваю наше общество с подростком. Но мы сейчас тоже боремся за самоопределение, и в первую очередь боремся внутри себя.

Источник: Цензор.Нет

См. также:

Украинские военные психологи: «Для солдата самый важный первый бой»