Содержание и функции полоролевых стереотипов (обзор исследований)

Особая значимость межполовых отношений привела к тому, что в этой области, кроме стереотипа романтической любви и идеализации партнера, существует огромное количество стереотипов. Руководствуясь ими человек оценивает себя, свое поведение и чувства, а также чувства и поведение партнера. Мы остановимся на обоснованности некоторых из этих стереотипов. Но прежде целесообразно привести ряд точек зрения и данные эмпирических работ, касающихся содержания и функций полоролевых стереотипов в целом.

Первые исследования полоролевой стереотипизации были связаны с попытками вычленить типичные различия, относящиеся к представлениям женщин и мужчин друг о друге и о себе. Подытоживая эти исследования, Мак-Ки и Шеррифс пришли к выводу, что типично мужской образ — это набор черт, связанный с социально неограничивающим стилем поведения, с компетенцией и рациональными способностями, с активностью и эффективностью. Типично женский образ, напротив, включает ряд черт, связанных с социальными и коммуникативными умениями, с теплотой и эмоциональной поддержкой. При этом чрезмерная акцентуация как типично маскулинных, так и типично феминных черт приобретает уже негативную оценочную окраску. Иначе говоря, наши недостатки являются продолжением наших достоинств. Типично отрицательными качествами мужчин признаются грубость, авторитаризм, излишний рационализм и т.п., женщин — формализм, пассивность, излишняя эмоциональность и т.п. Мак-Ки и Шеррифс установили, что в целом мужчинам приписывается больше положительных качеств, чем женщинам. И наконец, эти авторы обнаружили, что в целом мужчины демонстрируют гораздо большую согласованность в отношении типично мужских качеств, чем женщины — женских.

Эти выводы были фактически повторены и в ряде более поздних работ, в которых вновь было констатировано: 1) что положительные мужские характеристики чаще всего связываются с компетентностью, рациональностью, настойчивостью, а женские — с теплотой, экспрессивностью, уступчивостью; 2) что не только по поводу типичных качеств обоих полов, но и по поводу типичных различий между ними наблюдается большая степень согласованности; 3 ) что полоролевые стереотипы принимаются как важная часть «Я-концепции» и выступают в роли важного регулятора социального поведения людей; 4) что действительно, существует тенденция приписывать мужчинам больше положительных характеристик, чем женщинам. Следует отметить, однако, что в работе Уильямса и Беста последний вывод был поставлен под сомнение: авторы не обнаружили существенных различий в степени со приписывания положительных качеств мужчинам, по сравнению с женщинами.

Аналогичный скепсис относительно большей позитивности мужского стереотипа, по сравнению с женским, содержится и в работе С.Шермана. С помощью специального опросника автор пытался проверить следующие гипотезы: 1) мужчины и женщины среднего и пожилого возраста будут по-разному оцениваться испытуемыми обоего пола; 2) мужчины будут оцениваться как более привлекательные и более сексуальные в каждом из возрастов. Для проверки этих гипотез испытуемые должны были, используя 33 пары прилагательных (типа: красивый — уродливый, бедный — богатый и т.д.), оценить мужчину, женщину и просто «человека» среднего и пожилого возраста. Результаты этого исследования свидетельствуют против постулируемой части асимметрии в оценках: образ мужчины оказался ничуть не более позитивным, чем образ женщины.

Тем не менее целый ряд авторов, в особенности тяготеющих к феминистской идеологии, настаивают на существовании явной асимметрии в позитивности мужских и женских стереотипов. Это заметно даже на таких латентных характеристиках, полагает К.Дайон, как сами имена мужчин и женщин: уже при рождении мальчикам даются более желательные имена, чем девочкам. Проанализировав объявления о рождении в двух газетах, издающихся в Торонто, автор обнаружил на основании мнений независимых экспертов, что имена девочек менее желательны, менее привлекательны и менее общеупотребимы, чем имена мальчиков. То же самое подтвердили данные анализа имен выпускников колледжей. Таким образом, по мнению Дайона, сам процесс присвоения ребенку имени способствует распространению и сохранению предрассудков, которые ставят женщин в менее выгодную позицию по сравнению с мужчинами.

Еще более воинственную позицию занимает К.Гуичи, которая прямо считает, что мужчины и женщины могут быть рассмотрены, в целом, как социальные группы, обладающие различным социальным статусом со всеми вытекающими отсюда последствиями. Проанализировав целый ряд специальных работ, Гуичи пришла к выводу, что высокостатусные группы чаще всего оцениваются в терминах компетентности и экономического успеха, а низкостатусные — в терминах теплоты, добросердечия, гуманности и т.п. Автор проводит прямую параллель с полоролевыми стереотипами: все позитивные черты женского стереотипа (теплота, эмоциональная поддержка, уступчивость и т.д.) — все это лишь типичная компенсация за отсутствие достижений в «силовой позиции», которыми члены высокостатусной группы (мужчины) наделяют членов низкостатусной группы (женщин). Данные о том, что женщины разделяют с мужчинами тенденцию переоценивать мужские достижения и достоинства и недооценивать свои собственные, также интерпретируются Гуичи как прямое следствии различий в социальном статусе: женщины как бы перенимают точку зрения более высокостатусной группы — мужчин, как члены низкостатусной группы, и именно поэтому у женщин менее, чем у мужчин, развито чувство идентификации со своей группой, чем и объясняются многие содержательные и структурные характеристики полоролевых стереотипов, в том числе меньшая согласованность женского аутостереотипа, менее высокая самооценка и т.д.

Так, например, Голдберг обнаружила известную долю предубежденности женщин против самих себя в сфере научной деятельности. В ее исследовании выяснилось, что студентки колледжей более высоко оценивают статьи, написанные мужчинами, чем женщинами. Приблизительно такие же данные были получены и в исследовании Петерсон, Кислер и Толдберг. В этом эксперименте испытуемые обоего пола должны были оценить предлагаемые им на обозрение картины, одни из которых были якобы написаны мужчинами, а другие — женщинами. Еще одной независимой переменной в этом эксперименте был статус художников: в одном случае авторы картин, — и мужчины, и женщины, — представлялись испытуемым как начинающие художники, а в другом — как победители конкурсов. Согласно данным этого исследования, здесь также имела место переоценка картин, написанных мужчинами, но это было справедливо только по отношению к условиям первой серии, когда художники представлялись новичками. Видимо, сам факт победы на конкурсе представленных во второй серии картин как бы уравнивал в глазах испытуемых профессиональное мастерство их авторов, независимо от их половой принадлежности, и это действовало в противовес стереотипу о заведомо меньших способностях женщин в области живописи.

Получив сходные с предыдущими результаты, Доу попыталась интерпретировать их с помощью теории каузальной атрибуции. В соответствии с основными постулатами этой теории успех или неудача в какой-либо деятельности объясняются различным образом в зависимости от того, являются ли они (успех или неудача) неожиданными или, напротив, ожидаемыми, вероятными событиями. Ожидаемому поведению обычно приписываются так называемые «стабильные» причины, а неожиданному — «нестабильные». Поэтому в соответствии с полоролевыми стереотипами хорошее выполнение задачи, высокий результат в чем-либо, постигнутые мужчиной, чаще всего объясняются его способностями (пример «стабильной» причины), а точно такой же результат, достигнутый женщиной, объясняется ее усилиями, случайной удачей или другими «нестабильными» причинами. Более того, по данным Кислер, сама типология стабильных и нестабильных причин оказывается неодинаковой в зависимости от того, чье поведение объясняется — женщины или мужчины. В частности, Кислер установила, что и «способности» и «усилия» могут иметь различные оценочные коннотации при объяснении поведения женщин и мужчин. Так, например, если в случае объяснения успеха женщины фактор усилий рассматривается чаше всего как «нестабильный» и в целом имеет некоторую отрицательную оценочную окраску, то применительно к профессиональным успехам мужчины этот фактор интерпретируется как «стабильный» и имеющий положительную оценочную валентность как необходимое условие «естественной мужской потребности в достижении», как средство преодоления барьеров и трудностей, возникающих на пути к цели.

Наряду с этим было установлено, что в тех случаях, когда женщина выполняет мужскую по характеру работу, например, выступает в роли следователя при расследовании преступления, делает это компетентно, и ее компетентность признается авторитетами в этой области, то она воспринимается испытуемыми обоего пола как заслуживающая большего признания, чем мужчина. Фактор «усилий» приобретает в этом случае «стабильный» характер и положительную оценку подобно тому, как это происходит, обычно, при объяснении успехов, достигнутых мужчинами.

Однако в реальном межличностном взаимодействии и в чисто личностном плане компетентность оказывается скорее отрицательным, чем положительным фактором: высококомпетентные женщины не пользуются расположением ни мужчин, ни женщин. Такой вывод логически следует из очень интересного экспериментального исследования Хаген и Кан. Манипулируя двумя независимыми переменными — уровнем женской компетентности и типом межличностного взаимодействия в группе, авторы обнаружили следующее: 1) в целом, и мужчины, и женщины стремятся исключить из своей группы компетентных женщин, причем эта тенденция наблюдается и в условиях кооперативного, и соревновательного взаимодействия; 2) мужчины в целом оказывали предпочтение компетентным женщинам только в условиях свободного времяпрепровождения, т.е. когда не требовалось никакого выполнения задачи — ни кооперативного, ни конкурентного характера; 3) мужчины с традиционными, консервативными установками исключали из своей группы компетентных женщин только в соревновательных условиях, выдвигая при этом на роль лидеров, напротив, женщин некомпетентных; 4) мужчины с более «либеральными» взглядами исключали из своей группы компетентных женщин реже и признавали в них лидеров чаще, чем «консерваторы», однако не чувствовали к ним никакого расположения.

Авторы полагают, что высокая компетентность женщины опровергает существующие стереотипы. При этом возникает несколько способов отреагировать на это противоречие: 1) изменить стереотип; 2) опровергнуть факт наличия компетентности; 3) вообще устранить противоречие путем фактического устранения, исключения компетентной женщины из группы. Две последние стратегии оказываются более предпочтительными, причем это наблюдается, не только в экспериментальной ситуации, но, — что значительно важнее, — и в реальной жизни. Проигрыш женщине в соревновании, считают Хаген и Кан, особенно для мужчины с консервативными, традиционными установками на взаимоотношение полов, почти всегда означает снижение самооценки, поскольку в соответствии с неписаными нормами, существующими в традиционной западной культуре, «настоящий мужчина превосходит женщину и всегда должен ее обыгрывать».

Последняя работа — пример попыток объяснить существующие полоролевые стереотипы, апеллируя к более широкому социальному контексту. Исследования этого рода ставят своей задачей не просто описать содержание полоролевых стереотипов, но выяснить функции полоролевой стереотипизации. Наиболее важными из таких функций большинство исследователей считают оправдание и защиту существующего положения вещей, в том числе фактического неравенства между полами. Так, например, О`Лири прямо пишет о существовании в американском обществе норм предубежденности против женщин, имеющих какой-либо приоритет над мужчинами того же возраста и социального положения. Она исследовала связь между полоролевыми стереотипами и оправданием задержки продвижения женщин по служебной лестнице в промышленности. По мнению автора, без каких бы то ни было объективных к тому оснований женщинам приписываются следующие установки на работу: они работают только ради «булавочных» денег; и работе их больше интересуют чисто коммуникативные и эмоциональные моменты; женщинам больше нравится робота, не требующая интеллектуальных усилий; они ценят самоактуализяцию и продвижение по службе меньше, чем мужчины. Основа всех этих, по мнению автора, абсолютно необоснованных взглядов — расхожие полоролевые стереотипы, согласно которым у женщин отсутствуют черты, связанные с компетенцией, независимостью, соревновательностью, логикой, притязаниями и т.д., и которые, напротив, постулируют у них подчеркнутую выраженность эмоциональных и коммуникативных характеристик.

Нередко для обоснования оправдательной функции полоролевых стереотипов обращаются к далекому прошлому, пытаясь понять существующую асимметрию на основе культурно-исторического опыта. Так, например, анализируя образ женщины в истории, Хантер пришла к выводу, что в целом это образ неполноценности, процесс женской эмансипации с глубокой античности однозначно и прямо связывался с деструктивными социальными последствиями, с распадом морали и разрушением семьи. В этой связи одна из главных причин падения Римской империи связывалась именно с далеко зашедшим процессом женской эмансипации. Хантер считает также, что большое влияние на содержание современных полоролевых стереотипов оказала христианская традиция, рассматривающая женщину как источник зла. Как существо, с точки зрения теоретиков христианства, морально и интеллектуально неполноценное, женщина оказывалась прекрасным инструментом в руках дьявола: далеко не случайно поэтому именно женщины и составили основной контингент жертв инквизиции. Эти и другие факторы культурно-исторического порядка, по мнению ряда исследователей, несомненно повлияли на то, что С. и Д. Бемы назвали «бессознательной идеологией» о естественном месте женщины в обществе, а также на связанные с этой идеологией тонкие, закамуфлированные формы неравенства и дискриминации и на существующую в западном обществе практику «держать женщину на своем месте». Полоролевые стереотипы призваны оправдать и эту идеологию, и эту практику, что и определяет их смысловое и оценочное содержание.

Специальная область исследований, где, по убеждению специалистов, с особой наглядностью демонстрируется защитная и оправдательная функция полоролевых стереотипов, это анализ изнасилования. Изучение этой проблемы приобрело огромную популярность совсем недавно, но за очень короткое время количество этих исследований резко возросло. Ряд работ посвящен проверке справедливости и распространенности различных представлений о причинах изнасилования, в том числе связанных с личностными особенностями самой жертвы. Например, Браунмиллер констатировал наличие в «маскулинной культуре» различных представлений (автор называет их своеобразными «мифами» об изнасиловании), начиная с мнений о том, что «все женщины хотят быть изнасилованными» или «женщины сами напрашиваются на неприятности», и кончая точкой зрения, сводящейся к тому, что «изнасилованные — это всегда или сумасшедшие, или сексуально неудовлетворенные особы, или и то, и другое, вместе взятое».

Значительное количество исследований направлено, фактически, на выяснение степени распространенности того или иного варианта «мифа». Так, например, в работе Филд было установлено, что в целом мужчины, по сравнению с женщинами, приписывают гораздо большую ответственность за случившееся самой жертве. При этом мужчины с консервативными взглядами склонны интерпретировать изнасилование как, прежде всего, «промах» самой жертвы, полагая при этом, что изнасилованная женщина теряет свою привлекательность. Мужчины же с более либеральными взглядами приписывают жертве приблизительно такую же степень ответственности, но не отказывают ей в известной привлекательности. Самым интересным результатом этой работы, однако, оказался вывод о том, что мнения широкой публики и полицейских по поводу ответственности за изнасилование оказались более сходными с точкой зрения преступников, чем адвокатов. По мнению автора, суть полученных данных сводится к тому, что в целом мужчины демонстрируют более снисходительное отношение к сексуальному насилию, чем женщины, а полицейские, естественно, разделяют стереотипы, превалирующие в маскулинной культуре.

В исследованиях Кэлхаун и сотрудников специально анализировался такой фактор, как привлекательность жертвы. Было установлено, что, по мнению представителей обоего пола, вероятность изнасилования привлекательной женщины выше, чем непривлекательной, вместе с тем привлекательной жертве приписывается и большая ответственность, чем непривлекательной. Однако существуют исследования, результаты которых противоречат только что изложенным. Например, было показано, в частности, что женщины приписывают жертве большую ответственноть, чем мужчины, хотя в большей степени, чем мужчины, склонны интерпретировать жертву как заслуживающую уважения, снисхождения и сострадания. Фактор привлекательности жертвы также оказался далеко не таким однозначным, как это следовало из вышеприведенных работ.

Канекар и сотрудники, проведшие ряд экспериментальных исследований этого вопроса, полагают, что разноречивость данных объясняется различной модальностью понятия «ответственности». Они считают, что этим понятием нередко обозначаются два совершенно различных аспекта: во-первых, вероятность самого факта насилия и, во-вторых, вина за случившееся. Разделив эти аспекты и обозначив первый термином «каузальный» а второй — «моральный» тип ответственности, эти авторы получили ряд данных, уточняющих и суммирующих ранее полученные. В эксперименте Канекара, Колсоваллы и Сузы испытуемым — мужчинам и женщинам — студентам Бомбейского университета, зачитывался текст, описывающий случай изнасилования. В различных сериях эксперимента варьировались следующие переменные: социальный статус насильника, социальный статус жертвы; провокационность (соблазнительность в одежде и манере поведения) жертвы; привлекательность жертвы; семейный статус жертвы (замужняя или незамужняя). После этого испытуемые должны были по специально созданным шкалам установить, во-первых, меру наказания для преступника и, во-вторых, меру ответственности за случившееся самой жертвы.

Результаты этих исследований демонстрируют следующее: 1) соблазнительность жертвы (в одежде и манере поведения) увеличивает приписываемую ей вину и воспринимаемую вероятность изнасилования (т.е. я моральную, и каузальную ответственность жертвы); 2) замужним женщинам, по сравнению с незамужними, приписывается большая моральная, но не большая каузальная ответственность (т.е. большая вина, но не более высокая вероятность быть изнасилованной); 3) привлекательность жертвы увеличивает ее каузальную ответственность, но не моральную (т.е. увеличивает вероятность изнасилования, но не вину за него); 4) мужчины, по сравнению с женщинами, приписывают жертве большую моральную ответственность (вину), а женщины, по сравнению с мужчинами, большую каузальную ответственность (т.е. фактически отмечают большую вероятность изнасилования); 5) провоцирующей жертве приписывается большая вина, чем непровоцирующей, однако эта зависимость оказалась значимой только в том случае, когда мужчины расценивают жертву с более низким социальным статусом, а женщины, наоборот, с более высоким или равным по отношению к их собственному социальному статусу; б) в целом женщины рекомендуют более длительные сроки заключения для насильников, чем мужчины.

Авторская интерпретация полученных данных сводится к констатации закономерной и естественной асимметричности в позициях мужчин и женщин по отношению к ситуации изнасилования в целом: женщины вынуждены идентифицироваться с жертвой, а мужчины — с насильником. Поэтому применительно к данной ситуации полоролевые стереотипы выполняют одновременно защитную функцию для женщин и оправдательную — для мужчин. Защитная функция представлений, типичных для женского контингента испытуемых, по сравнению с мужчинами, заключается не только в снижении моральной ответственности (вины) и преувеличении каузальной ответственности (вероятности), приписываемой жертве, но и стремлении как можно сильнее отличаться от жертвы по используемым в эксперименте критериям: привлекательности, провокационности поведения и одежды, социальному статусу. Соответственно, оправдательная функция представлений, свойственных мужскому контингенту испытуемых, напротив, проявляется не только в преувеличении, по сравнению с женщинами, моральной и приуменьшении каузальной ответственности, приписываемой жертве, но и в более снисходительном отношении к преступнику.

Если по поводу признания важности защитной и оправдательной функций полоролевых стереотипов наблюдается достаточно большое единство точек зрения, то относительно других функций мнения исследователей часто расходятся. В частности, в качестве основных выдвигаются и некоторые другие функции, в том числе такие, например, как функция регуляции социального поведения, объяснительная функция, функция трансляции культурного и сексуального опыта, функция межгрупповой полоролевой дифференциации и др.

Ряд авторов справедливо полагают, что понятие полоролевых стереотипов может быть применено не только к описанию когнитивно-эмоциональной сферы человека, но и» к непосредственно наблюдаемому поведению людей. В качестве важной задачи при этом выдвигается изучение типичных различий между мужчинами и женщинами в манере поведения, в «проигрывании» половых ролей и ритуалов. Примером исследований подобного рода может служить работа Осман, в которой методом естественного эксперимента изучались различия в манере женщин и мужчин переходить улицу на красный свет в нарушение правил уличного движения. Было установлено, что женщины реже чем мужчины, переходят улицу на красный свет первыми, но чаще нарушают правила вслед за более решительным нарушителем. Главный вывод автора сводится к тому, что, по-видимому, женщины более податливы к требованиям, запрещающим нарушения правил, но одновременно и более конформны к групповому давлению в подобной ситуации.

Другим примером исследования регулятивной функции полоролевых стереотипов является работа Сиссонс, также использующей метод естественного эксперимента, в которой изучалось влияние этнической и половой принадлежности человека на помогающее поведение. Четверо белых англичан (двое мужчин и две женщины) и четыре гражданина этой страны — выходцы из Вест-Индии (также двое мужчин и две женщины) — просили белых англичан разменять монету для телефона-автомата. Результаты показали, что и женщины, и мужчины демонстрируют расовую дискриминацию, однако только в отношении представителей своего пола, но не противоположного. Иначе говоря, белые англичане значимо чаще помогают (разменивают монету) споим белым согражданам, по сравнению с проживающими в стране выходцами из Вест-Индии. Однако, что касается этих последних, то белые мужчины значительно чаще помогают индейским женщинам, а белые женщины — индейским мужчинам.

При анализе межполовых различий в проявлениях помогающего поведения, считают Э.Игли и Т.Кроли, последнее чаще всего рассматривалось в контексте кратковременного взаимодействия с ранее незнакомым человеком. Поэтому из анализа фактически выпало помогающее поведение, предписываемое женщинам, так как оно обычно должно проявляться в длительных близких отношениях. Напротив, помогающее поведение, предписываемое мужской половой ролью, широко представлено в исследованиях, так как оно проявляется в отношениях с незнакомцем в той же мере, что и в длительных отношениях. Предпринятый в этой связи авторами вторичный анализ 172 исследований, затрагивающих помогающее поведение, свидетельствует, что в целом мужчины чаще, чем женщины, оказывают помощь, а женщины чаще ее получают. Однако в целом характер полученных межполовых различий в разных исследованиях оказался далеко не однозначным. Эти различия обусловлены, во-первых, параметрами ситуации, в которой происходит взаимодействие, и во-вторых, самим содержанием помогающего поведения.

Межполовые различия в противоположном по отношению к помощи типе социального поведения — в агрессивном поведении — также привлекают, внимание исследователей. Так, Э.Игли и В.Стеффен, подвергнув метаанализу 63 специальные работы, посвященные агрессивному поведению, пришли к следующему выводу: мужчины, по сравнонию с женщинами, несколько более агрессивны, но в целом данные о межполовых различиях в этой сфере противоречивы. Женщинами чаще, чем мужчинами, осознается, что агрессивное поведение может создать опасность для них самих и привести к, чувству беспокойства и вины. Таким образом, межполовые различия, по-видимому, являются следствием предполагаемых последствий агрессии. Эти последствия, в свою очередь, познаются человеком как определенные аспекты половой роли, а также других социальных ролей.

В работе С.Ситтона и Е.Риппи было изучено 189 брачных объявлений с целью выяснения межполовых различий в характере и уровне самораскрытия. Результаты свидетельствуют о том, что мужчины и женщины в брачных объявлениях раскрываются в равной степени, и в равной же мере выказывают желание установления дружеских отношений. Однако женщины чаще упоминают в качестве необходимого условия финансовую обеспеченность партнера и свое стремление выйти замуж.

Очень любопытные данные о полоролевой стратификации в оказании того, что авторы называют «социальной поддержкой» («social support») , содержатся в работе Бурды и Во, Они установили на основании прямого опроса, что мужчины предпочитают получить эту «социальную поддержку» (т.е. одобрение, согласие, поощрение их мнений и поступков) именно от женщин, а не от мужчин. Принятие поддержки от мужчины в общем противоречит жестким маскулинным стереотипам поведения. Однако выпивка в мужской компании облегчает оказание этой поддержки друг другу, снимая ограничения перед этим проявлением традиционно женского поведения. Иначе говоря, жесткая вера в традиционные стереотипы связана с недостатком выражения поддержки. Мужчины предпочитают получать эмоциональную поддержку у женщин, а выпивка в компании — важный фактор взаимной поддержки между мужчинами. Помимо всего прочего, данные этого исследования открывают, на наш взгляд, новые аспекты в психологическом анализе детерминант пьянства и алкоголизма. Что же касется непосредственно интересующих нас здесь межполовых различий, то данные другого исследования свидетельствуют о том, что у девушек мотивация выпить больше прямо связана с непосредственными эффектами опьянения, чем у юношей. В частности, девушкам важно именно состояние опьянения, само по себе. Эти половые различия, по предположению авторов, связаны с различными нормами и ролевыми ожиданиями в отношении выпивки.

Все более популярными становятся также исследования ретрансляционной функции полоролевых стереотипов. В частности, обсуждаются очень важные вопросы о том, каким образом различные социальные институты, литература, искусство, средства массовой коммуникации и т.д. способствуют (или препятствуют) формированию и распространению полоролевых стереотипов. Так, например, в работе Мэнстед и Мак-Калоч изучались образы мужчин и в рекламных программах Британского телевидения. Авторы пытались выяснить, существуют ли различия в изображении потребителей и потребительниц, и если да, то в чем они заключаются. Такие различия, действительно, были получены. В целом суть этих различий совпадает с традиционными демаркационными линиями полоролевой стереотипизации. Мужчины чаше всего изображаются как рассуждающие и оценивающие товар, как понимающие объективные причины его покупки, как занимающие автономные роли и связанные с практическим использованием приобретаемых предметов. Напротив, женщины обычно изображаются как не обсуждающие и не оценивающие достоинства приобретаемых товаров, как движимые субъективными причинами в их приобретении (эмоциями и желаниями), как занимающие дополнительные и зависимые роли (жены, любовницы, подруги) и связанные с социально престижным и символическим значением покупаемых предметов.

В сходной по замыслу работе С.Брабанд и Л.Муни анализировались полоролевые стереотипы в воскресных комиксах, и полученная картина сравнивалась с той, которая была десять лет назад. В результате исследования выяснилось, что по-прежнему мужчины в комиксах более заметны, чем женщины, они чаще представлены как активные участники действия, в то время как женщины остаются по большей части наблюдательницами. Причем женщин чаще показывают в домашней ситуации, например, в заботе о детях, на отдыхе. Женщины вообще изображаются реже, и в то время как мужчины куда-то отправляются, они остаются дома. В целом и мужчины и женщины представлены исключительно стереотипно, и за десять лет с момента предыдущего аналогичного исследования практически ничего не изменилось.

К сожалению, в работах подобного рода недостаточно эвристичны ответы на главный вопрос: что же в конечном счете является причиной, а что следствием? Выводы авторов чаще всего сводятся к констатации того, что, с одной стороны, средства массовой коммуникации черпают свои образы из существующих стереотипов, с другой — что последние подкрепляются и распространяются средствами массовой коммуникации.

Другое и очень важное направленно в изучении ретрансляционной функции полоролевых стереотипов связано с генетическими, возрастными аспектами проблемы. В работах этого направления анализируется роль полоролевых стереотипов в формировании и развитии половой идентичности в детском и подростковом возрасте. В очень интересной работе Хартли, например, изучалось, как мальчики и девочки оценивают поведение в школе представителей собственного и противоположного поля. Было обнаружено, что мальчики оценивают поведение девочек только в положительных тонах, а свое собственное — и в положительных, и в отрицательных характеристиках, в то время как девочки определяют свое собственное поведение как хорошее, а мальчиков — как плохое. Авторская интерпретация полученных данных сводится к тому, что роль школьника и школьницы по-разному соотносится с полоролевыми стереотипами. По мнению Хартли, быть «хорошей» школьницей и «настоящей» женщиной — в общем не противоречит одно другому. Но быть хорошим (прилежным) школьником и в то же время чувствовать себя «настоящим» мужчиной, — это вещи в определенном смысле противоположные.

См. также:

Психологические и социальные функции полоролевых стереотипов