Каждый тип войны направлен на собственный тип пространства. Обычная война — на пространство физическое, информационная
— на информационное, смысловая — на пространство когнитивное. Все войны призваны изменить поведение противника / оппонента, но для этого у них
существует разный инструментарий.Человечество все время совершенствует возможности влияния в каждом из пространств. Усиление физической войны вывело человечество к войне ядерной, которая стала
уже столь разрушительной, что к ней уже не прибегают. Чем мощнее инструментарий, тем меньше поле выбора он оставляет для противника, программируя его поведение и тем больший процент людей подчиняется этому программированию.Все три типа пространств и войн требуют программирования в разных временных промежутках. Физическое принуждение требует моментального реагирования. Если информационная война формирует информационную повестку дня, то смысловая
— порядок десятилетий, потому что она меняет саму карту местности, а не только название одной из улиц, которой надо сегодня проехать.
Информационная война не меняет убеждений человека, но это делает война смысловая. В первом случае мы меняем информацию, во втором
— знания. А знание является более длительным продуктом, чем информация. Факты могут меняться, а правила, по которым мы их понимаем остаются прежними.Факт может сохраняться. Но изменение его понимания приводит к новым последствиям. Первый такой случай в военных действиях
— это англо-бурская война. Когда о бурах начали писать в английской прессе как о борцах за свободу, англичанам осталось место душителей свободы. И они вышли из войны. Ту же ситуацию имели в случае первой чеченской войны, во второй
— «борцы за свободу Ичкерии» срочно стали «моджахедами». Такое обозначение на самом деле не стоит изолированно, само по себе, а является частью смысловой матрицы. Подбирая тот или иной вариант, мы «тянем» за собой и другие части этой матрицы.Соответственно эффективность воздействия увеличивается, когда мы опираемся на модель мира, которая есть в голове того, кто получает сообщения. Немцы не сдавались в плен, когда к ним обращались стандартно, мол, это спасет вашу жизнь. Психологи начали искать, в чем же дело. Оказалось, что немцы более социальны, то есть их следует рассматривать не как отдельный атом, а как молекулу. Новым сообщением стал призыв: если ты пойдешь в плен, ты спасешь свою семью от голодной смерти. И немцы начали сдаваться.Смысловая война оперирует более глубинными структурами, которые скрываются за структурами поверхностными. Есть разные кандидаты на
роль структур этого уровня. Одними из них являются фреймы, которые исследует, например, Дж. Лакофф (Lakoff G. The political mind. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics.
— New York etc., 2009; Lakoff G. Thinking points. Communicating our Americam values and vision.
— New York, 2006; Lakoff G. Don't think of an elephant. Know your values and frame the debate.
— White River Junction, 2004; Lakoff G., Wehling E. The little blue book. The essential guide to thinking and talking democratic.
— New York, 2012). Он рассматривает их как ментальные структуры, по которым происходит наше мышление.Он анализирует, например, известное выражение «война с террором» (Lakoff G. The political mind. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics.
— New York etc., 2009, г. 156). Но подчеркивает, что обычно война — это война за территории с четко очерченным противником. А если этого нет, то срок, который надо использовать после многих лет
— это «оккупация». Понятие «победы» не имеет смысла для такого понимания «войны».Как говорит в другой своей работе Дж. Лакофф, в случае оккупации проблема не в том, выходить из Ирака, а в том, когда именно выходить (Lakoff G. Thinking points. Communicating our Americam values and vision.
— New York, 2006, p. 33). Он считает, что работу с оппонентом может облегчать то, что по различным проблемам могут быть активированы различные моральные системы. Таких людей, которые имеют не одну, а две моральные системы, исследователь называет «биконцептуаламы». Они могут быть вашими оппонентами в одной проблеме, но союзниками в другой.Относительно фреймов как ментальных структур Дж. Лакофф предлагает
следующие правила (Lakoff G. Thinking points. Communicating our Americam values and vision.
— New York, 2006, p. 37-38):
использование фреймов происходит вне сознания,
фреймы определяют здравый смысл,
повторение может закреплять фреймы в мозге,
активация связывает поверхностные фреймы с глубинными и тормозит противоположные фреймы,
глубинные фреймы, которые существуют, невозможно быстро изменить,
с биконцептуалами следует разговаривать как со своими,
факты не делают вас свободными, поскольку факты не имеют смысла вне фреймов,
простое отрицание фреймов другой стороной только усиливает их.
Информационная война в чистом виде привязана к традиционной войне в физическом выражении (см., например, относительно российско-грузинской войны (Thomas TL The bear went through the mountain: Russia appraises its five-day war in South Osetia / / Journal of Slavic Military Studies.
— 2009. — Vol. 22; Shakarian P. The 2008 Russian cyber campaign against Georgia / / Military Review.
— 2011. — November — December), или к техническому аспекту — кибервойны (см., например,
Clarke RA Cyberwar . The next threat to national security and what to do about it.
— NewYork, 2010 и Krekel B. Capability of the People's Republic of China to conduct cyber warfare and computer network exploitation.
— McLean, 2009). США и Великобритания традиционно обвиняют Китай и Россию в таких атаках. Но Китай, кстати, тоже говорит, что его атакуют 144 раз в месяц и 62,9% из этих атак идет со стороны США. Это свежие данные, которые приводит Reuters 28 февраля 2013.Информационные войны меняют набор фактов, смысловые
— набор знаний. На базе измененных фактов начинают приниматься другие решения, и это
начальный этап перестройки. А затем на базе измененных знаний факты уже не нужны, человек сам принимает нужные решения. Это постперестроечный период (см., например, о процессах изменения ценностей и разрыве между молодым и старшим поколениями
— Пантин В., Лапкин В. Ценностные ориентации россиян в 90-е годы / / Pro et Contra.
— 1999. — Весна).Мартин Либики выделял два вида структур для вхождения чужих сообщений, даже не ценностей
— базары и замки (Libicki M. Conquest in cyberspace. National security and information warfare.
— Cambridge etc., 2007). Базар может позволить любые «чужие» сообщения, а замок пытается от них защититься. В своем интервью он говорит, что настоящей кибервойны мир еще не видел, а Эстонию и Грузию приводит в пример «создания раздражения».На сегодня постсоветское пространство, и Украина в частности, идут между двумя стратегиями. Технически ориентированные киберспециалисты пытаются построить «стену». Но это может помочь только в случае информационной войны. Она может выстраивать защиту именно благодаря фильтрации сообщений.Что касается смысловой войны, то невозможно остановить массовую культуру. Она объединяет в себе характеристики информационного, виртуального и коммерческого продукта, в то время как в системе информационной войны действует объединение информационного и военного или информационного и политического продукта.По закону, переведенный на украинский текст на украинском телевидении становится украинским информационным продуктом. Но в нем ничего не изменилось, кроме языка. Поэтому коммерческие продукты легко проходят подобные фильтры. Не стена, а только собственный сильный текст могут служить защитой. Именно это и является
главной особенностью защиты в смысловой войне.Роберт Кларк говорит, что силу страны в кибервойне определяют не только ее возможности с точки зрения атаки, но и ее возможности в защите и киберзависимости от других (Clarke RA Cyberwar. The next threat to national security and what to do about it.
— NewYork, 2010, p. 147-148). То есть имеем три составляющие оперирования в киберпространстве: атака, зависимость и оборона. Интересно, что Украина вышла на четвертое место в мире по количеству собственных атак.Продолжая идею киберзависимости, можно сказать, что существует зависимость страны и в информационном, и
в смысловом измерениях. Это когда стране не хватает собственных новостей и собственных фильмов, и она заполняет эти пустоты чужим продуктом. Украина является
наглядным примером этой ситуации.Соответственно возникает потребность анализировать точки уязвимости информационного и смыслового поля Украины для того, чтобы пытаться повлиять на формирование защиты именно в этих точках, а не выстраивать его вообще. У нас нет ресурса (финансового, инфраструктурного, человеческого) для того, чтобы работать вообще.Информационная интервенция, как и смысловая, в случае атаки довольно часто
пытается стать на уровень выше, чтобы труднее было защититься. То есть информация (даже случайная) подается как знание, отдельный факт начинает выглядеть как правило. Довольно часто мы видим это в политической борьбе.Смысловые интервенции спрятаны в эстетической обертке. Поэтому уровень привлекательности
такого уведомления намного сильнее. Эстетическое сообщение (кино, книга, пьеса) построено таким образом, что в мозг вводится несколько различных текстов. Зритель-читатель следит только за одним. А все остальные остаются вне его внимания и контроля.С этой точки зрения следует признать, что соцреализм не был чисто пропагандистской выдумкой. В нем строился прогнозируемый контент (например, борьба хорошего с еще лучшим), в котором человек через эту предсказуемость чувствовал
себя комфортно. Подтверждение этому мы можем увидеть и в современных исследованиях телесериалов. Психологи установили, что когда человек смотрит знакомую ему серию, он восстанавливает свои жизненные силы, психологически отдыхает. То есть все индийские мелодрамы (бывшие) или современная массовая культура, которую строят на высоком уровне предсказуемости, также должны иметь подобный психологический эффект.Все страны, которые строили сильный материальный мир, характеризуются и тем, что они одновременно выстраивали сильный нематериальный мир вокруг себя. В качестве примера могут служить и Рим, и СССР, и США. Такая культура выполняет функции упорядочения окружающего мира. Мы начинаем признавать, что такое хорошее или плохое, исходя из его ценностных ориентиров.Есть два пути для смысловых интервенций:
активация и удержания старых ценностей,
введение новых.
Эти ценности могут функционировать или в агрессивной, или нейтральной, или
в дружеской к ним среде. И все это требует разного проектирования дальнейшего развития.После революции 1917 г. литературная и художественная жизнь была такой насыщенной именно потому, что вводились новые ценности. Но их, как показывают тогдашние литература и искусство, захотели сбросить с корабля современности еще до того, как произошла революция. То есть сначала произошла революция в нематериальном мире, а материальный мир лишь подчинился им.Николай Бердяев подчеркивал сближение идей коммунизма и христианства, а также трактовал коммунизм как религию (Бердяев Н. Духовные основы руской революции // Бердяев Н. Собрание сочинений. Т. 4.
— Париж, 1990; Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма . — М., 1990). Но он находил интересный позитив, говоря почти современными словами, что мир после революции стал пластичным, именно это привлекает молодежь, позволяет лепить из него что угодно. А это, кстати, можно рассматривать как применение инструментария нематериального мира к миру материальному.Некоторые феномены меняют свои связи с миром материальным. Ранее опера была более политизированной, она могла даже участвовать в освободительной борьбе, как это было, например, в Италии. Сегодня она законсервировалась, сегодня она не может отражать реальность. Но песня может,
это демонстрирует, например, феномен Булата Окуджавы
— это то же влияние поэтического слова, которое было в период двадцатых или шестидесятых годов прошлого столетия.Окуджава был типичным шестидесятником. С одной стороны, он сын первого секретаря Тбилисского горкома партии, а с другой
— сын репрессированного первого секретаря. И эти две характеристики формируют его модель мира.Дмитрий Быков в книге
про Окуджаву сравнивает его с Александром Блоком. И тот, и другой сыграли роль Поэта
в отношении власти, которая победила. Блок это сделал в 1917 г., а Окуджава
— в 1993-м, когда подписал письмо в поддержку власти после расстрела парламента (Быков Д. Окуджава.
— М., 2009). А относительно политизации литературы он так сказал в одном из интервью: «Литература у нас и сегодня заменяет почти отсутствующее богословие, слабо развитую политологию и очень спекулятивную философию. В целом так происходит по всему миру, но у нас это более наглядно. Поэтому русская литература будет политизирована, журнализирована и привязана к современности, и я не считаю это грехом. У нас есть два национальных достижения: нефть и литература. И то, и другое очень политизировано».Мы видим, что смысловая война довольно часто используется внутри страны. Сложилась такая традиция, что литература и искусство (настоящая литература и настоящее искусство) всегда оппонируют. То есть
существует принципиальное несоответствие с властью. Видимо, поэтому советская власть все время пыталась управлять писателями, для Сталина
они были «инженерами человеческих душ», а для Хрущева
— «автоматчиками партии».У писателя Шишкина есть интересное замечание, что русская литература реально родилась на Западе и пришла в Россию из-за границы в XVIII веке. Он говорит об этом в связи с тем, что первые попытки были как раз перепевами и переводами. И добавляет, что русская литература
— это средство существования в России нетоталитарного сознания.Лев Троцкий в 20-е годы развернул большую партийную дискуссию о роли бюрократии (см.
здесь и
здесь). Он акцентировал, что бюрократия превращает партийцев и граждан
в пассивных и послушных исполнителей приказов. Он даже написал текст на тему философии бюрократии. И Троцкий оказался прав, бюрократия в результате съела страну. Кстати, отец Окуджавы принимал активное участие в этой дискуссии, а затем был арестован как троцкист. Даже Хрущев был троцкистом, но вовремя покаялся перед Сталиным.Смысловые войны входят в другие страны в соответствии не только к политическим, но и к экономическим задачам. Например, Япония применяет инструментарий мягкой силы к тем странам, куда идет ее бизнес. Россия
продвигает образование как элемент мягкой силы за рубежом, перечисляя, сколько иностранных студентов учатся в других странах.Условная «информационная полиция» есть в каждой стране, как и «полиция смысловая», которая больше заботится
о морали. В прошлом наиболее длительными были религиозные войны, которые по определению являются смысловыми. Холодная война недавнего времени съедала много ресурсов, которых требовало даже простое глушение западных радиоголосов.Послеперестроечная операция «Покаяние», которая включала фильм Абуладзе и постоянное требование каяться за советское прошлое, является смысловой операцией, которая должна была через соответствующий шок зафиксировать невозможность возврата к советской модели мира. И перестройка сама, хоть и была информационной операцией, имела целью благодаря существенному изменению информации изменить знания, то есть советскую модель мира. Подобно этому СССР имел детские и молодежные организации (пионерскую и комсомольскую), которые должны были имплантировать в индивидуальное сознание советскую матрицу. Были соответствующие советские процессы «инициации», которые маркировали переход на высшие уровни советской социализации. Советский герой, как и все остальные герои, всегда проходил испытания, чтобы продемонстрировать то, что он готов получить вознаграждение.Если взять сказочные примеры, то Буратино является жертвой информационной атаки, которая привела к тому, что он зарыл свои золотые монеты неизвестно куда. А Пьеро является типичной смысловой жертвой, потому что он полностью изменил свою модель мира, вписывая в каждое свое предложение имя Мальвины.Физические войны захватывают физическое пространство, информационные
— информационное. Относительно смысловых войн можно сказать, что они захватывают все: и виртуальное, и когнитивное
пространства, а также программируют в итоге и информационное пространство вокруг человека. Это связано с феноменом
избирательного восприятия, согласно которому человек видит вокруг только то, что соответствует его картине мира. Модель мира прямо и косвенно формирует те информационные потоки, которыми пользуется человек.Информационные войны более заметны, чем смысловые, поэтому в этом случае быстрее начинают бить тревогу. Смысловые войны закрыты ореолом эстетической привлекательности, поэтому они остаются более незамеченными.
См. также:Новые смыслы, «ломающие» страны
