© Александр Евсеев

Семантика военной пропаганды
(на примере антитеррористической операции в Славянске)

Язык — это одно из средств, к которым прибегают люди, чтобы утаить или исказить истину.
Находя реальность войны слишком неприятной, чтобы ее спокойно созерцать,
мы создаем словесную альтернативу этой реальности, параллельную ей,
но по качеству абсолютно отличную от нее.

(О. Хаксли)

Не будет преувеличением сказать, что 2014 год навсегда запечатлится в памяти миллионов несчастных украинцев. События на Майдане, бегство президента, аннексия Крыма, резкая девальвация национальной валюты… Но даже на таком фоне поражают своим трагизмом события, развернувшиеся на юго-востоке стране, которые бойкие Интернет-пользователи уже успели окрестить «Украинской войной».

Действительно, за более чем двадцатилетнюю историю существования в условиях независимости, на Украине впервые появились посмертно награжденные, раненые, пострадавшие в результате артиллерийских обстрелов, а выпуски новостей стали напоминать сводки с фронта. Разумеется, сегодняшним событиям еще только предстоит стать объектом непредвзятого научного анализа, по-пастернаковски говоря, «достоянием доцента». Наверное, спустя десятилетия, с большей временной дистанции, эти мрачные страницы истории нашего народа, полные подвижничества, трагизма, обманутой надежды, будут видеться глубже, основательнее, вернее. Пока же мы находимся в самой гуще украинской драмы, возможно, даже в начале ее первого акта. Однако некие промежуточные выводы можно попытаться сделать уже сегодня.

Украинская война 2014 г., отдельные аспекты которой мы собираемся рассмотреть, имеет множество измерений. Историку она интересна в общем контексте войн и конфликтов, собиравших обильную жатву на всем пути развития человечества, экономисту — как наиболее выпуклое выражение противоречий между бизнес-элитами, переросшее в нечто большее, нежели заурядная тяжба за обладание собственностью, писателю — как неисчерпаемый источник вдохновения, подбрасывающий ему сюжеты для новых книг. Однако есть еще одно, быть может, самое главное измерение любого вооруженного конфликта — военное, хотя и представляющее сугубо профессиональный интерес, однако, вопреки известной максиме Наполеона («война — слишком серьезное дело, чтобы доверять его генералам»), по-прежнему являющееся определяющим.

Естественно, судить о военно-тактических аспектах Украинской войны должны профессионалы. Не будучи кадровым военнослужащим ни по профессии, ни по роду занятий, автору вместе с тем хотелось бы высказать несколько соображений и поделиться личными наблюдениями касательно военно-психологической составляющей боевых действий, которые сейчас ведутся украинской армией на Донбассе. Еще раз подчеркнем, что так называемая «психологическая война» — сложнейшая специальная отрасль, находящаяся на стыке психологии и военного дела, не терпящая дилетантства. Поэтому мы ограничимся здесь лишь некоторыми общими замечаниями и рекомендациями, касающимися в первую очередь лексического поля обозначенных событий.

Не нами замечено, что эффективность психологической войны в значительной степени зависит от того, насколько полно используются возможности языка. Слова-символы, слова-стереотипы заключают в себе не только сообщение о факте или ситуации, но и — через посредство коннотаций, связанных с используемыми понятиями, — их оценку (открытую или скрытую); содержат обоснование (часто опять-таки скрытое) властного интереса субъекта; ориентированы на то, чтобы вызвать желательный для него тип вербальной или поведенческой реакции со стороны объекта воздействия.

В этой связи сразу обращает на себя внимание то обстоятельство, что в ходе Украинской войны для обозначения в принципе одних и тех же явлений конфликтующие стороны используют совершенно разную терминологию. Фактически мы присутствуем при рождении некоего эзотерического жаргона, своего рода «новояза», в котором далеко не сразу сориентируется читатель (слушатель), неискушенный в украинских реалиях. Представим наиболее частоупотребимые выражения в виде таблицы.

Терминология, используемая украинскими Вооруженными Силами и СМИ Терминология, используемая «Народным ополчением Донбасса» и российскими СМИ
антитеррористическая операция карательная операция (война)
сепаратисты («ватники») ополченцы
террористы отряды самообороны
самопровозглашенный мэр (губернатор) «народный» мэр (губернатор)
«зеленые человечки» «вежливые люди»
оккупанты освободители
«Правый сектор» фашисты
«колорады» пророссийские активисты
украинские патриоты бандеровцы
официальные власти киевская хунта

Приходится констатировать, что пропагандистские потоки настолько сильны, что конфликтующие стороны уже начинают перенимать лексику друг друга. К примеру, в своем интервью «5-ому каналу» 11 мая 2014 г. командующий группировкой украинских войск на Донбассе генерал-лейтенант В. Крутов, характеризуя происходящие события, отложил в сторону часто повторяемое им выражение «антитеррористическая операция», сказав буквально следующее: «… это война, вернее война нового типа». Отметим, что ранее должностные лица избегали произносить нечто подобное, оперируя более нейтральным «антитеррористическая операция» (любопытно, что данный термин использовался прежней властью как обоснование попыток разгона Майдана). Очевидно, что подобная «лингвистическая косметика» нужна для того, чтобы создать впечатление, что все неприятные проблемы уже решены, а если они и существуют, то не столь ужасны.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что важнейшей особенностью языка современной военной пропаганды является его двусмысленность. В Украинской войне, как, быть может, никогда ранее, становится все более очевидным разрыв между словом и его содержанием. Содержание поглощается самим «словоговорением», подвергается насильственным обобщению и стандартизации. Слово уже не отсылает нас к содержанию, скорее оно призвано вызвать у людей некую реакцию, стереотипное поведение.

В этом отношении особенно «повезло» слову «фашист». Его повсеместное использование применительно к украинскому кризису началось российскими СМИ, пытающимися всячески «перебить» обаяние Майдана, наклеив на него заведомо неприемлемый ярлык[2]. Специалистами подсчитано, что в апреле 2014 г. количество упоминаний в российских СМИ праворадикальной организации «Правый сектор» с неизменной коннотацией «фашистская» составило 18895, оставив далеко позади все российские политические партии, за исключением «Единой России» с 19050 упоминаниями[3]. Но минует несколько месяцев и уже украинские СМИ начнут оперировать термином «аншлюс» применительно к аннексии Россией Крыма, говорить о «фашизации России» и «Путлере» (нечто среднее между Путиным и Гитлером). Впоследствии антифашистская риторика будет взята на вооружение донбасскими ополченцами. Из собственных наблюдений обстановки в Славянске в начале мая 2014 г. автор вынес грустное воспоминание, когда проходя через многочисленные блокпосты «стрелковцев», рассредоточенные по всему городу, нельзя было удержаться от вопроса: «Ребята, за что воюете?». Едва ли не каждый из них с уверенностью отвечал: «Мы вас защищаем от фашистов»…

Все это, несомненно, отголоски таких старинных методов психологического воздействия, как «кража лозунгов» и «наклеивание ярлыков». Суть первого из них заключается в том, что в сложившееся понятие пытаются внести враждебное ему содержание, или, что бывает чаще, пропаганда каждой из сторон конфликта (при всей ее внешней изобретательности !) выстраивается не на основе собственных креативных находок, а как механическое опровержение основных лозунгов противника по типу «Майдан» — «Антимайдан». В этом отношении примером удачной контрпропаганды может служить плакат с изображением одетого в телогрейку партизана эпохи Великой Отечественной войны, под которым красуется надпись: «Он тоже «ватник» ?» Что касается «наклеивания ярлыков», то здесь речь идет о том, что без всяких доказательств отдельные действия, лица, организации объявляются подрывными, продажными, лживыми, фашистскими и т. д. В психологическом плане все эти приемы знаменуют собой стремление деформировать истину, создать искаженное представление об актуальной действительности, внушить людям враждебные идеи и установки.

Вообще уникальность этой войны, помимо прочего, заключается в том, что ее ведут люди, давно привыкшие выстраивать некую реальность, альтернативную существующей. У нас много писали о том, что командующий «Народным ополчением Донбасса» полковник запаса И. Гиркин (Стрелков) много лет увлекается военно-историческими играми, так называемыми «реконструкциями», где купив форму, вооружение, награды той или иной эпохи и выехав на соответствующее место былых сражений, можно хотя бы на мгновение почувствовать свою сопричастность к ним. Все это так. Но давайте обратимся к биографиям других участников конфликта. Так, заместитель Стрелкова Ф. Березин — в прошлом писатель-фантаст, спикер Верховного Совета ДНР Д. Пушилин — волонтер финансовой пирамиды АО «МММ», премьер-министр ДНР А. Бородай — российский политтехнолог, «народный» губернатор Луганщины П. Губарев — учредитель фирмы, занимающейся организацией детских праздников, полевой командир Бабай — артист Брянского драматического театра и т. д. Учет этого фактора может существенно расширить наши представления о действующих лицах конфликта, помочь более адекватно выстроить стратегию информационного противодействия[4].

Большим просчетом украинской армии, который в будущем может очень дорого обойтись нашей стране, является практически полное отсутствие психологической обработки местного населения, за исключением, пожалуй, Интернет-ресурсов, которыми однако пользуются далеко не все жители (как преподаватель замечу, что подавляющее большинство донбасской молодежи, представители которой и являются самыми активными Интернет-пользователями, причем проукраински настроенными, находится на учебе в других регионах Украины, а потому население того же Славянска состоит главным образом из людей среднего и пожилого возраста, в большинстве своем далеких от компьютерных технологий). Следует учитывать, что весь трагизм сложившейся ситуации заключается в том, что война ведется на территории Украины, в одной из самых густонаселенных ее частей, а украинской армии противостоят не только российские наемники или чеченские боевики из расформированного батальона «Восток», но и обычные граждане Украины. Рискнем даже предположить, что по мере затягивания конфликта, увеличения потерь среди местного населения в результате артиллерийских обстрелов и ракетно-бомбовых ударов неизбежно будет увеличиваться число тех, кто с оружием в руках пойдет мстить за убитых родственников и разрушенные дома. По крайней мере, так было в Чечне, свидетелем чего был автор этих строк.

Итак, Украинская война 2014 года будет прежде всего войной за симпатии мирного населения. В зависимости от того, кто заручится его поддержкой, тот и станет победителем в этом военном конфликте. Пока же мирное население предоставлено самому себе, не понимая в большинстве своем ни задач, которые стоят перед нашей группировкой на Донбассе, ни методов их решения. Исходя из личных впечатлений, осмелюсь утверждать, что события 9 мая в Мариуполе были восприняты многими жителями исключительно как кровавая акция устрашения в преддверии референдума 11-го числа. Невольно складывается впечатление, что вся официальная риторика рассчитана или на Евросоюз (в котором очень неоднозначное отношение к АТО, особенно в тех государствах, где, наподобие Великобритании, сильны позиции русской диаспоры), или в лучшем случае на жителей сопредельных областей, для которых война — не более, чем эффектная картинка в телевизоре. Однако исход военной кампании, повторимся, во многом будет зависеть от позиции жителей Донбасса.

Работа с мирным населением потребует учета такой деликатной сферы жизни людей, как неформальное коммуникативное пространство, т. е. циркулирующие в гуще народной спонтанные высказывания, разговоры в очередях, «сарафанное радио» самоорганизованных толкучек и проч.[5] В этом же ряду находится и такое древнее средство психологической войны, как слухи, представляющие собой искаженную информацию, не имеющую реального основания. Примечательно, что по мере распространения они имеют тенденцию к гиперболизации, обрастанию фантастическими «подробностями», «новыми» данными, «уточнениями» и т. д. Для широкого распространения конкретного слуха желательно наличие определенной эмоциональной почвы: возбуждения, неопределенности, ожидания каких-то событий, которая как раз и является вечной спутницей войн.

Например, в начале мая по Славянску циркулировали слухи о применении химического оружия в виде металлических шариков, начиненных отравляющими веществами и сбрасываемых вертолетчиками вместе с листовками (слух, нуждающийся в дополнительной проверке !), отравленной воде в колодцах, приближающейся авиационной бомбежке и ряд других. Сейчас, насколько можно судить, — это слух о переселении на донбасские земли 250 тыс. жителей с Западной Украины.

Лучшим способом пресечения подобного рода слухов является максимально полное информирование населения о реальной обстановке, складывающейся ситуации, имеющихся перспективах. Причем слух лучше всего блокировать не прямым опровержением (что косвенно служит доказательством его реальности), а альтернативными фактами, данными, которые нужно распространять вне прямой связи с дезинформацией. Очень эффективным является способ превентивного, предупредительного действия: в предвидении распространения слухов по какому-либо поводу сообщить людям всю необходимую, достоверную информацию, которая способна выбить почву для распространения слухов.

И вот здесь мы снова возвращаемся к необходимости проведения разъяснительной работы с мирными жителями. Например, во время конфликта в Югославии американская армия разработала специальные издания, рассчитанные на местное население, в частности еженедельную газету «Вестник мира», ежемесячный журнал «Вестник прогресса» и даже детский журнал «Мирко». Кроме того, пропагандистские подразделения выявляли наиболее популярные местные СМИ и, не жалея средств, заключали с ними контракты на публикацию своих информационно-пропагандистских материалов. Параллельно велась работа по созданию новых, «независимых» изданий. Наконец, практиковалось ведение так называемых информационных операций, в ходе которых каждый командир части или подразделения проводил постоянную информационную работу в своей зоне ответственности: встречался с местными руководителями, обращался к населению посредством местных журналистов[6]. Думается, этот опыт вполне может быть учтен украинской армией.

Оценивая в целом пропагандистские усилия обеих сторон конфликта, нельзя не отметить одну существенную особенность. Вся пропаганда «стрелковцев» устремлена преимущественно в прошлое, в то время как пропаганда украинских властей бредит только будущим (вступление в ЕС, экономический бум к 2017 г. и т. д.). По-видимому, это каким-то образом связано с наметившимся конфликтом поколений, столь ощутимым у нас еще во время событий на Майдане. В самом деле, вы никогда не обращали внимание на то, что самые старшие по возрасту домочадцы, как правило, поддерживали Януковича, в то время, как симпатии детей были на стороне «майдановцев»? Диверсанты психологической войны прекрасно осознают этот момент и выстраивают психологические операции, исходя из запросов своего потребителя. Возьмем в качестве иллюстративного материала, подтверждающего наш тезис, листовку, которая приглашала дончан на референдум 11 мая (орфография сохранена): «Твой праздник 9 мая! Твои герои Жуков, Суворов, Нахимов! Ты потомок победителей в Великой Отечественной Войне! Поддержи самостоятельность Донецкой Народной Республики». Как видим, основной акцент делается на архаику, подвиги дедов, поиск идеала в прошлом, нередко — пещерный антиамериканизм. Это и есть чистое «сливочное масло» пропаганды — ориентация и на бабушку, живущую этажом ниже, и на 40-летнего шахтера, чьи лучшие годы пришлись на советскую эпоху. Ну, а остальное довершит бездарный штурм Мариуполя…

Образцы пропагандистской продукции «Народного ополчения Донбасса»

Для пропагандистского языка «стрелковцев» характерны сентиментальные вкрапления, введение в сухую агитацию образов и сцен, способных пробудить у читателя ностальгию (о чем мы писали выше) или сочувствие, придав тем самым пропаганде «человеческую окраску» (в Америке это называется «human touch» — дословно «человеческое соприкосновение»). Примером подобного могут служить размещенные на сайте «Антимайдана» фотографии домашних питомцев с георгиевскими ленточками («котятки-сепаратятки»), тег «Save Donbass people from Ukrainian army» («Спасите жителей Донбасса от украинской армии»), где внешне привлекательные девушки держат плакат с такой надписью, и др. В этой связи обращает на себя внимание то обстоятельство, что этот пропагандистский ресурс пока используется украинскими властями куда скупее.

Образцы пропагандистской продукции украинских сил АТО

И еще об одном. Со времени Великой Отечественной войны общеизвестно, что неумело написанный текст листовок, разбрасываемых в местах дислокации противника и в населенных пунктах, находившихся в его зоне контроля, производил обратный желаемому эффект. Не исключено, что аналогичная ситуация складывается сейчас на Донбассе. Так выглядит одна из листовок, разбрасываемых в зоне проведения АТО, с предложением сдаться в плен:

Не претендуя на лавры специалиста в сфере психологической войны, позволим себе тем не менее обратить внимание, как минимум, на три ошибки, допущенных при создании этой листовки. Во-первых, бросается в глаза ее несолидный вид, больше подходящий для фронтовой самокрутки. В этом отношении эталонной считается листовка американской армии, обращенная к солдатам вермахта в годы Второй мировой войны, которая была оформлена как официальный документ и даже содержала факсимиле подписи генерала Эйзенхауэра[7]. Во-вторых, сдавшимся гарантируется не амнистия, а «справедливое правосудие». Однако когда правосудие в нашей стране было таковым ? При Иване Грозном ? При Сталине ? А может при Викторе Федоровиче Януковиче? А стало ли оно таковым сейчас? Наконец, ошибочной представляется ставка на метод запугивания («в противном случае вы будете все уничтожены!»), хотя, например, те же американцы перечисляли в своих листовках список кушаний, которыми собирались потчевать в плену оголодавших «фрицев».   

Резюмируя, можно отметить, что в целом информационно-пропагандистское обеспечение украинской военной операции на Донбассе оставляет желать лучшего. Наличие в штабе группировки офицера, ответственного за информирование общественности о ходе АТО, или небольшого числа лиц из «Информационного сопротивления» во главе с подполковником Д. Тымчуком, каким бы личным обаянием они ни обладали, не может заменить фактического отсутствия разветвленной сети политорганов или им подобных структур, для которых психологическая война — одна из важнейших функций. Возможно, на первых порах ситуацию могли бы исправить пропагандистские роты в войсках, которые вели бы целенаправленное разъяснение задач, осуществляемых украинской армией, а также занимались бы информированием местного населения на более позднем этапе антитеррористической операции.

А.П. Евсеев[1], лейтенант юстиции, доцент, кандидат юридических наук


[1] Автор настоящей статьи дважды — в апреле и мае 2014 г. — посещал город Славянск Донецкой области, а на протяжении 2003-2005 гг. неоднократно выезжал в Чеченскую Республику в качестве журналиста free lance.

[2] В этой связи нельзя не упомянуть научную статью российского ученого-международника, доктора юридических наук, профессора Г. М. Вельяминова «Воссоединение Крыма с Россией: правовой ракурс», опубликованную на сайте авторитетнейшего среди юристов Института государства и права РАН. Оставляя за скобками правовые и моральные аспекты проблемы, которой посвящена статья, обратим внимание на один пассаж: «На Украине произошел антиконституционный государственный переворот с использованием т.н. "оппозицией" незаконных вооруженных формирований националистического окраса под флагами военных преступников Бандеры и Шушкевича». Забавно, что Шушкевич — это первый демократически избранный президент Беларуси, в то время как Вельяминов, по всей видимости, имел в виду главнокомандующего УПА Р. Шухевича. Ошибка, недостойная российского ученого.

[3] См.: здесь.

[4] Подробнее о виртуальном характере событий, происходящих на Украине, см. интереснейшую подборку материалов в «Новой газете» под названием «PRизраки войны».

[5] Удачным примером исследования данной сферы может служить работа петербургского исследователя В. Л. Пянкевича «Люди жили слухами: неформальное коммуникативное пространство блокадного Ленинграда» (СПб., 2014).

© , 2014 г.
© Публикуется с любезного разрешения автора