От «Игры престолов» до «Пеппы Пиг»: миры, куда уже переселились люди, большие и маленькие

Телесериалы и соцмедиа являются инкубаторами эмоций. Искусство создает и продает как коммерческий продукт именно эмоции, рацио в этом плане не продается.

Рацио — это продукт для рабочего времени человека, а эмоции — для свободного.

Но эмоции должны возникать и удерживаться вполне рационально, поскольку мы сами рациональны. Они должны в определенных контекстах нарастать, а в других — падать. Они должны иметь достоверные контексты своего возникновения.

Одни эмоции канализируют другие, создавая в результате ощущение разрешения внутреннего кризиса человека. Человек сознательно выбирает тот набор, который приведет его к эмоциональному сдвигу.

Люцифер, экс-дьявол, из одноименного сериала, например, становится положительным героем, живя на Земле. Он весь состоит из эмоций, поскольку для него в нашем мире нет ограничений, он может брать из него все, что ему нравится.

Кстати, ни рай, ни ад не прельщают демонов и ангелов, они почему-то хотят жить с нами. То есть наш мир, который мы часто не любим, явно лучше их мира, что, несомненно, должно нам понравиться. Когда человек проводит много времени в виртуальном мире, он берет оттуда много эмоций и информации, и это поток заменяет ему то, что ранее приходило из стандартного печатного мира. Печатный мир сохраняет лишь часть своих позиций в рамках рабочего дня человека, а большая часть оказалась потерянной в рамках свободного времени. Причем, как показывают исследования, из виртуального мира можно даже продиктовывать политические предпочтения аудитории [1].

Это связано также с тем, что телесериалы являются предметом серьезных обсуждений, примером чего, к примеру, стала «Игра престолов». Она заменила собой новости: «Теперь, когда шоу заканчивается, и даже в дни, когда выходят реальные новости, Игра престолов может доминировать в онлайн-дискурсе и групповых чатах повсюду. Эта сила является рудиментарной, вытекающей из более раннего времени, которая была перенесена в нашу культуру благодаря тому, что началась в другую эпоху. Если новые научно-фантастические драмы или даже приквел «Игры престолов» станут огромными хитами для HBO, они, вероятно, не будут иметь такого же эффекта. У них будет фанатская база и бурная дискуссия, но я не уверен, что в этой раздробленной потоковой среде они могли бы быть такими же центральными, как Троны» ([2]. Читайте также анализ зрительского обсуждения сериала [3, 4, 5, 6]). То есть в будущем при хорошо сделанный телесериалах информация о французских «желтый жилетах» будет скрыта под массовым обсуждением телесериала.

«Игру престолов» даже изучают/обсуждают не с обывательских, а с научных позиций. У военных появляется тематика «драконы и военно-воздушные силы» [7], у политологов звучат оценки политической философии Дейнерис. И они достаточно серьезны: «у обычного гражданина понимания природы авторитаризма нет. А сериал эту природу выпятил. В предыдущие сезоны нас, наверное, увлекала такая маккиавеллистская игра — в союзы, в борьбу за престолонаследие. Это все принимало отдаленно цивилизованные формы, пока все оставались живы, все кланы, основные политические силы были живы. Кто-то кого-то травил периодически, а в это время где-то за морями поднималась, вся в белом, предводительница оппозиции. Chainbreaker [«разрушительница оков»]. Белая Дейенерис. И вроде бы ее так и пытались представить: она действительно в белом, она освобождает города, отменяет рабство, люди к ней тянутся, вступают в ряды ее армии и идут бороться за правое дело. Но на самом деле Дейенерис, по-моему, с самого начала правильно — то есть последовательно — говорит о том, что ей нужен трон. И чем дальше сериал, тем явнее становится этот тезис. Ее главный драйвер — борьба за власть ради самой власти. Она придумывает обоснования. Чтобы выиграть одобрение народа, заполучить его любовь, она говорит: «Я иду на трон, чтобы жизнь в Семи королевствах стала счастливой, без тиранов и так далее.» Но это лишь попытка получить народную поддержку. Сама она руководствуется исключительно жаждой власти. В последнем сезоне и особенно в последней серии мы видим, до чего это желание ее доводит. По сути в последнем сезоне нам показывают ситуацию, когда все погибли и осталось две силы. Это Серсея, которая держит оборону в замке за стенами крепости, и Дейенерис. Серсея — обезумевшая королева, которая правит исключительно за счет страха. Дейенерис — белая королева: за все хорошее, против всего плохого. Это две разные концепции суверенной власти. Серсея — власть, которая основывается на страхе. Это гоббсианская такая концепция, а Дейенерис (до последнего момента) была противопоставлена ей. Она скорее олицетворяла концепцию монаршьей власти, основанной на любви между монархом и его народом» [8].

Но интерпретации политологов остаются в политической науке, а зрители могут делать из сериала совсем другие выводы. Например, критиков все время удивляла достаточная брутальность, что в определенной степени свидетельствует о потребности и в такой эмоции для современного человека, который ее потерял в нынешней своей комфортной жизни.

Психолог М. Керр (ее сайт), являясь специалистом по страхам и обработке эмоциональной информации, например, также смотрит и на фильмы. Она может детально ответить на вопрос, например, почему мы любим серийных убийц [9-10], почему люди готовы платить за то, чтобы их напугали [11].

По собранным ею материалам она в свое время пришла к выводу, что появится множество фильмов о зомби. И этот прогноз она дала еще до появления «Ходячих мертвецов»: «Это было сразу после рецессии. 2008, 2009 было временем, когда много миллениалов выпускались или поступали в колледж. Этот страх отражал их эмоции выхода в мир без реальных надежд. У меня нет доказательств в поддержку этой теории, но думаю, что они реально были обеспокоены апокалипсисом, который случится с их поколением. Нарратив с зомби, вероятно, очень хорошо оказался с ними связанным: все надежды улетучились, а они попали в мир, где человек есть человека, пытаясь получить работу» [12]. Внезапная известность пришла к ней после книги 2015 года «Крик. Пугающие приключения в науке о страхе» [13]. Ее первые три части так и озаглавлены: Физические страхи, Психологические страхи и Реальные страхи.

Перед нами действительно серьезные переживания, которые испытывает человек в своем кресле. Так, исследователи установили, что за 90 минут фильма ужасов средний зритель сжигает 184 калории, что равняется результату получасовой прогулки или содержится в большой шоколадной плитке [14]. «Челюсти» Спилберга сожгли 161 калорию, «Экзорсист» — 158.

Просмотр фильма ужасов, как ни странно, существенно улучшает настроение, скачок адреналина уменьшает беспокойство и разочарование [15]. Единственное ограничение, что это происходит с теми, кто добровольно включается в просмотр фильма ужасов.

Профессор Э. Форти считает так: «Просмотр медиа с высоким уровнем стресса может быть волнующим и снимающим стресс. Два защитных механизма, замещение и проекция, могут это объяснить. Вместо того, чтобы конфликтовать с коллегой, который распускает о вас слухи на работе, ваше разочарование и гнев выходят с помощью насилия серийного убийцы в кино».

То есть медиа с высоким уровнем стресса канализирует негативные эмоции: унижение, отвержение, стыд, гнев, сожаление и злость.

На фоне появления статистики по поводу уровня самоубийств американской молодежи с 1975 по 2016 гг., где с 2007 г. показан рост смертей девочек [16-17], особо значимой становится работа Э. Форти о депрессии и смерти [18]. В ней она перечисляет приметы депрессии у молодежи. Это важно, поскольку 13.6% опрошенных американских студентов и 46% канадских занимались планированием своей смерти.

Интересно, какова статистика просмотров фильмов ужасов в одной стране и в разных, что даст еще один вариант оценки уровня счастья, поскольку людей тянет на такие фильмы неспроста.

Все это в какой-то мере вопрос, почему мы не любим смотреть фильмы про жизнь. И это понятно, жизнь находится слишком близко, на расстоянии протянутой руки, в ней нет ничего захватывающего, в ней нет интриги и страха.

Поэтому вполне понятна такая переписка 11-летней девочки Виктории с премьер-министром Новой Зеландии Ардерн. Девочка попросила премьера наделить ее телекинетическими способностями, чтобы она могла все выяснить о драконах. В качестве взятки она приложила 5 новозеландских долларов. Премьер деньги вернула и поблагодарила девочку за ее интерес. Она написала: «Мы с интересом услышали ваши соображения по поводу физики и драконов, но, к сожалению, в настоящий момент мы не занимаемся работой в какой-либо из этих сфер. [...] Я возвращаю вам присланные деньги и желаю всего наилучшего в поисках телекинеза, телепатии и драконов». А в конце письма премьер приписала: «P.S. Я все равно буду послеживать за этими драконами. А они носят костюмы?» [19]. Девочка заинтересовалась телекинезом из-за фантастического сериала Netflix «Очень странные дела», где у героини есть такие способности. Правда, хватит ли драконов для военных действий в «Игре престолов», волнует и взрослых зрителей.

Люди получают опыт, которого они лишены. Например, опыт взаимодействия людей и роботов, поскольку роботы стали достаточно частыми героями сериалов. Современные военные проводят даже свои собственные конференции на тему использования роботов в будущих военных операциях, рассматривая, как и кем будут приниматься решения на применение оружия против человеческой силы противника. То есть связь развития военного инструментария и искусственного интеллекта давно занимает внимание у военных [20, 21, 22, 23, 24].

Перед нами другой уровень мышления и планирования. Поэтому не уходит из поля зрения военных и проблема влияния в виде «битвы представлений», поскольку они напрямую предопределяют принятие решений. И сериалы тоже стоят в ряду средств такого рода. Как пишут исследователи: «В этой информационной среде противники, соперники и другие акторы используют информацию для влияния на лиц, принимающих решения, и внутренние и международные мнения для того, чтобы управлять восприятиями, формировать политику, сдерживать неблагоприятные действия и принуждать к благоприятному поведению» [25].

Следует также признать, что сегодня проведен большой объем экспериментов в сфере восприятия кино, что дает возможность более целенаправленно управлять зрителем. Вот лишь некоторые примеры:

при восприятии нарративов люди порождают реакции, сходные с теми, как если бы они принимали участие в реальных событиях [26];
люди ментально кодируют происходящее так, как если бы они были реальными участниками нарративных событий [27];
экспериментально подтверждается, что создатели фильмов контролируют визуальное поведение зрителей [28];
нейроисследования демонстрируют, что изменения в нарративном напряжении подавляет внимание к визуальной периферии [29].

Сегодня в принципе нейропсихология может достаточно подробно анализировать, какие процессы имеют место в голове у человека, когда происходит развитие нарратива [30].

Мы также сталкиваемся с феноменом реализации в мире того, что было предложено в сериале. Северная Ирландия получает туристические деньги, поскольку туда ездят люди смотреть на места съемок «Игры престолов» [31]. И это приносит 40 миллионов в год, которые приходят с 120 тысячью туристов. Имена героев сериала стали давать новорожденным [32].

Есть и другие варианты перехода в реальность. Сериал «Черное зеркало» стал реализовываться в системе социальных кредитов в Китае ([33], см. подробнее о китайской системе [34-36]). И это происходит не только в Китае — Британия, как оказалось, стоит на втором месте после Китая по числу камер слежения на душу населения [37].

Виртуальные миры тоже вызывают отторжение. Более миллиона зрителей, например, подписали петицию переснять восьмой сезон «Игры престолов» [38]. Люди хотят, чтобы их виртуальный мир был «их», а не чужой.

Все это отражение эмоциональной тональности населения Земли, что позволяет задуматься, что они чувствуют в наше время и почему. Анализ эмоций в соцсетях сегодня активно используется для предсказания политических процессов. Это, к примеру, работы К. Леетару [39-41]. Такой подход позволяет увидеть приход протестной арабской весны. Например, в Египте 2011 г. были самые негативные оценки за тридцать лет. Близкое падение обнаружилось в Тунисе и Ливии. Когда на эти оценки наложился рост цен на продовольствие, он и вызвал протесты.

Но есть и более отдаленные от политики исследования, например, песенные. Как оказалось, с 80-х годов в песнях стали превалировать мотивы печали и одиночества. Это исследования Л. Шамира (его сайт) [42-43]. Эмоции ярости удвоились за 65 лет, произошел на 50% рост выражения страха. Радость, уверенность, открытость постоянно падают.

Шамир говорит, что есть существенное различие между лирикой пятидесятых и 2015-2016 гг. Эти исследования подтверждаются другими. Здесь, например, были сформулированы характеристики успеха песни [44]. Оказалось, что они должны быть более счастливыми, более яркими, менее печальными, более подходящими для танца и т.д. Успешные песни редки, их не более 4%.

Если взрослые переживают за судьбы героев «Игры престолов», то маленькие дети волнуются по поводу поросячьего семейства, которое крутится вокруг Пеппы Пиг [45].

Это особое семейство, поскольку оно достигло коммерческого успеха в размере одного миллиарда трехсот тысяч долларов. Большую долю сюда внес Китай, поскольку фильм ворвался туда в 2015, когда в стране был год свиньи. Было продано 40 миллионов книг. А число просмотров достигло 60 миллиардов. Это при том, что Китай строго регулирует количество переводных иллюстрированных книг для детей [46].

Исходный успех пришел от вопроса одного из детей создателей фильма по поводу того, почему в типичной анимации отсутствуют родители, а живут только дети. Поэтому в мире Пеппы поселились не только дети, но и мама и папа, а также дедушка и бабушка.

Взрослые критики нашли, за что поругать фильм. Это и усиление гендерных стереотипов, это и отражение модели мира среднего класса, это даже опасность — в Австралии был запрещен эпизод фильма, где Пеппа убеждает своего братика, что пауки не могут принести вреда.

Пеппа стала героем-девочкой, которого не хватало. Идея семьи тоже дала новизну. Каждый пятиминутный эпизод выстроен по модели трехактной структуры. После Введения следует Проблема, а потом и Решение. В результате у Пеппы на канале YouTube есть 8 миллионов подписчиков и З миллиарда просмотров.

Автор первых серий, чьим голосом говорит также Мисс Кролик, рассказывает, что ее дочь с гордостью сообщает это всем вокруг [47].

И, как всегда, с известностью приходит множество проблем. Австралийские имамы требуют создать альтернативную анимацию без героини-хрюшки [48]. Хотя по официальной статистике в Австралии только 2% мусульман. Китайский видеоканал заблокировал Пеппу, поскольку она, благодаря одной интернет-группе, стала ассоциироваться с анти-истеблишментом и гангстерами [49]. Ее используют в подрывных мемах, пародийных видео и вульгарных шутках. Появилась вполне серьезная статья врача, что поскольку Пеппу смотрят в 180 странах, надо обратить внимание, что в фильме неправильно оказывается первичная медицинская помощь [50]. И врач дотошно разбирает три случая оказания медицинской помощи.

В целом все это интересные примеры того, как общественное виртуальное пространство сразу пытаются «приватизировать» в рамках своих, возможно, вполне справедливых, а возможно и нет — целей.

Литература: