© С. А. Зелинский

Манипулирование личностью и массами
(Манипулятивные технологии власти при атаке на подсознание индивида и масс)

««« К началу

Глава 3. Категория индивидов, склонных к манипулятивному воздействию

Рассматривая вопрос возможности манипуляций, мы должны говорить и о том, что становятся возможны манипуляции, или что еще вернее — существует определенная категория людей, с которыми почти наверняка возможно совершение манипулятивных действий.

Кто эти люди? Это определенная категория индивидов, исключительно честных по своей натуре (в своей сущности), которые привыкли видеть в окружающем мире только хорошее, которые в первую очередь привыкли доверять людям, и которые сами по себе очень мирные и добросердечные, чтобы видеть в первом встречном врага (ибо зачастую как раз манипуляторы чаще всего и выступают в роли этих самых первых встречных).

Стоит заметить, что большинство таких людей населяло бывший Советский Союз (развал Союза произошел после предательства хунты врагов народа, объединенных общей идеей обогатительства посредством разворовывания достояния народа), какая-то часть таких людей до сих пор еще осталась в провинции, еще меньше их (почти не осталось) в крупных городах-мегаполисах, и особенно почти нет в двух столицах России.[18] В свое время (после Перестройки и особенно после 1991 года) таких людей всячески высмеивали, ставя в укор устарелость их взглядов, тогда как вся проблема была в том, что молодость и взрослая жизнь таких людей прошла при одном режиме власти, и попали они в тот свой жизненный период, когда уже могли думать о счастливом предпенсионном времени — на новые экономические отношения, в которые погрузили страну «прорабы Перестройки». А «перестроиться» тогда почти в большинстве случаев означало стать спекулянтом и расхитителем социалистической собственности (хоть теперь и бывшей). Что по вполне понятным причинам такие люди сделать не могли, ибо их не так воспитывали[19]. Зато могли другие, те, кто уже тогда со всей долей условности воспринимал конец эпохи социализма (развитого социализма, или, по мнению ряда исследователей — коммунизма[20]), а потому вполне вовремя среагировали на ситуацию, ну а когда уже фактор обогатительства затмил разум[21] — тогда уже как бы и было поздно. Поздно в том плане, что изменить уже было ничего нельзя, а все что возможно — научиться выживать.

Причем стоит действительно заметить — в большинстве своем люди, склонные к манипуляциям, это все очень честные люди. И манипуляция с ними возможна как раз тогда, когда манипуляторы используют их неосведомленность в каких-то вопросах. Ведь во все времена было известно: вооружен — значит защищен. Вооружен знаниями, а защищен как раз против манипуляторов, из которых состоит как минимум каждый второй, а еще вернее — каждый гражданин любой страны, ибо манипуляция начинается в раннем возрасте, когда ребенок замечает, что свои хныканьем — сподвигает родителей (или кого-то еще) на выполнение каких-то действий, необходимых (выгодных) ему. Вот вам и простейший пример манипуляции. Когда ребенок вырастает — становится взрослым, например, он просто избирает другие средства для того, чтобы заставить других выполнить свои условия,[22] и зачастую ведь выполняют. А если выполняют — значит манипуляция осуществилась, мозг манипулятора получил соответствующий сигнал, который передается в сознание (а заодно и в подсознание) уже в виде установки, ну и дальше нечто подобное уже может осуществляться как бы и бессознательно. Тем самым входит в иных случаях даже в некий стереотип[23], ну и так далее, как говорится, по жизни.

Однако, не все так просто. Если рассматривать вопрос индивидов, склонных к манипулированию против них, так мы можем говорить и о том, что они в какой-то мере сами провоцируют нечто подобное, своим поведением, например. При этом, это совсем не значит, что необходимо своим видом заранее отпугивать манипуляторов, ибо при всем уважении к подобного рода актерскому мастерству, следует тем не менее учитывать, что манипуляторы в большинстве случаев становятся таковыми от природы, а потому на какие-либо ухищрения подобного рода попросту не обратят внимание. Причем те, кто пытается таким образом защитить себя, тем самым оказываются более подверженными манипуляциям, потому как в какой-то мере их защита (защита психики) получает брешь вследствие бессознательной уверенности в собственной защищенности. Тем самым можно с определенной долей уверенности говорить, что они сами в таком случае помогают манипуляторам, ибо достаточно известно то обстоятельство, что когда психика индивида в должной мере сфокусирована вглубь себя (не отвлекаясь на помощь, которая может придти со стороны), подобное обстоятельство оказывается заметно выгодным, нежели чем в случае, когда нам кажется, что кто-то всегда может придти на помощь.

Не может. А если придет, то в таком случае еще более чем вопрос, поможет ли такая помощь, не навредит ли? При этом уже как бы и положительным фактором может служить то обстоятельство, что манипуляторы сами по себе весьма предрасположены к манипулированию в свой адрес со стороны других, потому как тут играет роль целый ряд причин, основные из которых расположены в секторе того обстоятельства, что защита манипуляторов вследствие использования ими манипулятивных методик весьма изношена и подвержена воздействию (атаке) извне.

Конечно, справедливо заметить, что даже те, кто по нашему предположению могут оказаться в первую очередь подвержены воздействию манипуляторов, на самом деле вероятней всего не считают, что попадают в символическую группу риска. Прежде всего, такие люди в большинстве случаев обладают соответствующим интеллектом, который, по их мнению, способен устранить возможность оказания над ними различного рода воздействия. Но уже манипуляторы в первую очередь вычленяют из толпы как раз таких людей в силу их врожденной (как врожденной, так и в последующем приобретенной) интеллигентности. А отличительной чертой интеллигентности со времен Достоевского и Толстого было «непротивление злу насилием». И вот тут то и оказывается, что те, кто проповедует подобный взгляд на жизнеустройство — в первую очередь и оказываются под прицелом манипуляторов как раз вследствие своей исключительной беззащитности.[24]  А значит и доверчивости. Ведь добродушного человека намного легче «облапошить», как говорят в народе. Причем такие люди как раз подкупают своей (порой излишней) доверчивостью.

Сама форма доверчивости в таких случаях словно бы располагает к совершению против них манипуляций. Как, например, следует говорить о неких индивидах, которые то ли своей внешностью, то ли складом характера, а скорее всего и еще помимо перечисленного целого ряда затруднительных к описанию характеристик, словно бы располагают преступников к совершению против них преступлений. Как бы это печально не звучало.

В варианте манипуляций, и даже пока касаясь не только их, мы можем говорить о действительном существовании определенной категории индивидов, которые всей своей внутренней природой словно бы действительно располагают против себя. Бессознательно вынуждают к совершению ряда действий, в которых лицам, посягающим на них, можно инкриминировать преступный умысел. Причем здесь, по-видимому, мы действительно должны говорить о некой бессознательности совершения подобного. Под юрисдикцию оправдания в судебной практики, конечно, подобная форма задействования подсознания, не подпадает (это не состояние аффекта), но если подходить к вопросу с позиции наличия в психике индивида сознания и подсознания, то в этом случае следует обратить внимание, что обвиняемую сторону в этом случае вполне можно признать как бы и не виновной. Ну разве что виновной в том, что сознание на этот момент у такого индивида отключилось настолько, что он не смог сдержать внутреннего позыва посягнуть на другого индивида, уже получается вынудившего его своим внешним видом к манипуляциям, то есть к обману.

Следует заметить что здесь достаточно тонкая грань, и по всей видимости в реальности доказать что-либо подобное будет весьма затруднительно (да, быть может, и не возможно). Но уже то, что подобный факт существует в природе, как бы говорит за себя. Хотя и, опять же, если провести параллель между бессознательными желаниями, возникающими в подсознании и их реальным воплощением, то следует заметить, что как минимум больше половины подобных желаний уголовно наказуемо. Потому и существует в психики такая инстанция как цензура, функция которой как раз и не пропускать в сознание всякую пакость, прорывавшуюся из подсознания.

В случае если же цензура психики по каким-то причинам не справляется с отведенной на нее ролью (подобное возможно в результате нахождения индивида в измененных состояниях сознания, ИСС), тогда обычно и становятся возможны преступления против личности, различного рода убийства да изнасилования.

Если остановиться на цензуре психики, то следует также обратить внимание на то, что, по мнению Фрейда[25], как раз наличие в психике цензуры служит причиной различного рода неврозов, потому как симптоматику последние провоцирует в т.ч. и культура, т. е цивилизованность. В своей программной работе «Недовольство культурой» Фрейд отмечал что: «Удовлетворение влечений дает нам не только счастье, оно представляет собой и первопричину тягчайших страданий, когда внешний мир отказывает нам в удовлетворении потребностей и обрекает на лишения. Поэтому можно надеяться на освобождение от части страданий путем воздействия на эти влечения. Такого рода защита от страданий направлена уже не на аппарат ощущений, она желает подчинить внутренние источники потребностей»[26].

Понятно, что в таком случае индивид как бы обязан держать в узде проявление своих чувств (животных инстинктов). А любого рода запрет вызывает различного рода невротические зависимости. Вопрос, что кому-то удается с этим бороться, а кому-то нет. Те, кто борется, чаще всего сублимируют свои бессознательные желания во что-то положительное, помогающее хотя бы просто отвлечься от предмета страсти. Тогда как тем, кому не удается — совершают преступления против личности другого.

Однако с развитием цивилизации — как раз большинству удается. Например, в то же творчество. «Другая техника защиты от страданий,—писал Фрейд[27],— пользуется смещениями либидо, доступными нашему душевному аппарату. Благодаря этому его функционирование становится более гибким. Задача состоит в такого рода смещении целей влечений, чтобы они не сталкивались с отказом со стороны внешнего мира, чему способствует сублимация влечений. Человек достигает больше всего, повысив уровень наслаждения от психической и интеллектуальной работы. Тогда судьба мало чем может ему повредить. Такое удовлетворение, как, например, радость творчества художника при воплощении образов своей фантазии или радость ученого при решении проблем и познании истины…».

Фрейд также отмечал, что подобная форма защиты доступна немногим, а лишь избранным индивидам. Тогда как у тех, кто не хочет удовлетворять свои бессознательно-первобытные инстинкты, и при этом не может сублимировать их, возможно развитие психического заболевания, заключающегося посредством воссоздания для себя вымышленного мира.

«Отшельник отворачивается от мира,—писал Фрейд[28],— он не хочет иметь с ним дела. Но можно подвигнуться на большее, можно возжелать переделать мир, создать вместо него другой, в котором были бы уничтожены самые невыносимые его черты — они заменяются на другие, соответствующие нашим желаниям. Тот, кто в отчаянном бунте становится на этот путь, как правило, ничего не достигает — действительность слишком сильна для него. Он становится безумцем и чаще всего не находит себе помощников в попытках реализации своих иллюзий. Впрочем, можно предположить, что у каждого из нас есть свой «пунктик», и мы ведем себя подобно параноику, желая своими мечтаниями исправить ту или иную невыносимую сторону мира, привнося свои иллюзии в реальность». Обратим внимание, что как раз в религии Фрейд видит некую массовую иллюзию, которая защищает индивидов в их представлении от тягот окружающего мира.

Прослеживая вопрос важности культуры, Фрейд отмечает что «элемент культуры присутствует уже в первой попытке урегулировать социальные отношения. Не будь такой попытки, эти отношения подчинялись бы произволу, т. е. устанавливались бы в зависимости от интересов и влечений физически сильного индивида. Ничто не изменилось бы от того, что этот сильный индивид в свою очередь столкнется с еще более сильным. Совместная жизнь впервые стала возможной лишь с формированием большинства — более сильного, чем любой индивид, и объединившегося против каждого индивида в отдельности. Власть такого общества противостоит теперь как «право» власти индивида, осуждаемой отныне как «грубая сила». Замена власти индивида на власть общества явилась решающим по своему значению шагом культуры. Сущность его в том, что члены общества ограничивают себя в своих возможностях удовлетворения влечений, тогда как индивид не признает каких бы то ни было ограничений»[29]. Другими словами, Фрейд как бы предполагает сдерживание первобытных инстинктов индивидов посредством роста культуры, причем культура в данном случае пропорциональна росту цивилизации[30].

В другой своей работе, «Будущее одной иллюзии», Фрейд замечает, что «…создается впечатление, что культура есть нечто навязанное противящемуся большинству меньшинством, которое ухитрилось завладеть средствами власти и насилия»[31]. И далее «… всякая культура вынуждена строиться на принуждении и запрете влечений… Надо… считаться с тем фактом, что у всех людей имеют место деструктивные, то есть антиобщественные и антикультурные, тенденции и что у большого числа лиц они достаточно сильны, чтобы определить собою их поведение в человеческом обществе»[32].

Предполагая, что важным для существования культуры является возможность убедить людей жертвовать слепым удовлетворением страстей ради культуры, Фрейд находит истоки зарождения и прослеживает возможности существования культуры, полагая, что: «Как нельзя обойтись без принуждения к культурной работе, так же нельзя обойтись и без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и индивидуальные представители массы поощряют друг в друге вседозволенность и распущенность. Лишь благодаря влиянию образцовых индивидов, признаваемых ими в качестве своих вождей, они дают склонить себя к напряженному труду и самоотречению, от чего зависит существование культуры»[33].

По мнению Фрейда[34], когда культура начала отход от первобытного состояния, тогда и стали появляться нормы, запреты, ограничения. Причем, оказывается, замечает Фрейд[35], что до конца эти первобытные желания не были изжиты из психики. И особенно чувствительны к ним невротики, «которые уже и на эти отказы реагируют асоциальностью. Речь идет об импульсивных желаниях инцеста, каннибализма и кровожадности». Причем, как полагает Фрейд, «отношение культуры к этим древнейшим импульсивным желаниям никоим образом не одинаково; лишь каннибализм представляется всеми отвергнутым и, для неаналитичного рассмотрения, вполне преодоленным; силу инцестных желаний мы ещё можем почувствовать за соответствующим запретом; а убийство нашей культурой при определенных условиях до сих пор практикуется, даже предписывается»[36]. Фрейд считал, что так происходило потому, что психика индивида не развивалась с древних времен в такой мере, как это наблюдалось на примере прогресса науки и техники, и «сегодня все ещё такая же, как в начале истории»[37].

«Мы можем здесь привести один пример этого психического прогресса,—пишет Фрейд[38].— Наше развитие идет в том направлении, что внешнее принуждение постепенно уходит внутрь, и особая психическая инстанция, человеческое сверх-Я, включает его в число своих заповедей. Каждый ребенок демонстрирует нам процесс подобного превращения, благодаря ему приобщаясь к нравственности и социальности. Это усиление сверх-Я есть в высшей степени ценное психологическое приобретение культуры. Личности, в которых оно произошло, делаются из противников культуры её носителями. Чем больше их число в том или ином культурном регионе, тем обеспеченнее данная культура, тем скорее она сможет обойтись без средств внешнего принуждения. Мера интериоризации, однако, очень различна для отдельных запретов. В отношении вышеупомянутых древнейших требований культуры интериоризация, если оставить в стороне досадные случаи неврозов, похоже, в значительной мере достигнута. Ситуация меняется, когда мы обращаемся к другим импульсивным желаниям. С изумлением и тревогой мы обнаруживаем тут, что громадное число людей повинуется соответствующим культурным запретам лишь под давлением внешнего принуждения, то есть только там, где нарушение запрета грозит наказанием, и только до тех пор, пока угроза реальна. Это касается и тех так называемых требований культуры, которые в равной мере обращены ко всем. В основном с фактами нравственной ненадежности людей мы сталкиваемся в этой сфере. Бесконечно многие культурные люди, которые отшатнулись бы в ужасе от убийства или инцеста, не отказывают себе в удовлетворении своей алчности, своей агрессивности, своих сексуальных страстей, не упускают случая навредить другим ложью, обманом, клеветой, если могут при этом остаться безнаказанными, и это продолжается без изменения на протяжении многих культурных эпох».

Фрейд доказывает, что необходимость соблюдения культурных запретов — вынужденная необходимость. Что на самом деле, дай волю, большинству индивидов проще положиться на те первобытные желания, которые исходят у них изнутри, прорываются из подсознания, и что как раз удовлетворение подобных желаний есть как избавление от страданий, так, собственно, и недопущение зарождения симптоматики невроза.

Однако уже тут перед нами предстает достаточно тонкая грань, скорей всего подпадающая под юрисдикцию совести, да и вообще ответственности индивида перед обществом, потому как известно, что само нахождение внутри социума предполагает соблюдения определенных норм и запретов, т.е. системы ценностей, которые формируются практически у любого индивида, живущего в рамках цивилизации. Тогда как известно, что маргинально настроенные сограждане (причем таковые всегда будут в рамках любого цивилизованного общества) не стесняют себя рамками обязательств, данных обществу. И быть может как раз в душевном плане пребывают в несколько выигрышном положении.

Мы подошли к достаточно серьезной проблеме современного капиталистического общества. Известно, что богатство как таковое — предполагает и рост (чуть ли не одновременный с ростом доходов) неврозов. Причем оказалось так, что одно как бы уже не может существовать без первого, кроме как не находясь по отношению к нему в невротической зависимости. И вызвано развитие невроза прежде всего тем обстоятельством, что индивид, которому стало что терять, как раз опасается потерять это. В нем рождается страх. Страх приводит к ожиданию свершения того, что боимся. А ожидание как раз и вызывает невротическую зависимость, потому как дабы избежать ее, необходимо не бояться потерять финансы,[39] что может получиться лишь у незначительного процента людей, потому как известно, что психика индивида стремиться во что бы то ни стало удержать завоеванное. К тому же не вызывает сомнения тот факт, что при повышении жизненного статуса у индивида происходят изменения сознания. Его психика уже с иных позиций оценивает происходящее вокруг. И на какие-то старые обстоятельства она уже не реагирует так, как то могло бы быть ранее.

При этом мы можем говорить о том, что в данном случае оказывается как раз весьма важно то, что скрывалось доселе в подсознании такого индивида. Ведь, как известно, любая информация, которая нами была когда-то услышана или увидена (т. е. прошла перед нами, или даже мимо нас[40]) откладывается в подсознании (бессознательном). При этом почти совсем не важно, что лишь незначительная часть проходит через сознание. Следует заметить, что когда это будет необходимо, та часть информации, которая раньше оказалась скрыта (в бессознательном) окажется в сознании. А значит, индивид сможет использовать эту информацию в том ключе, который тоже появится перед ним, но скорей всего бессознательно.

Действительно, информация, хранившаяся в подсознании индивида, впечатляет по своим размерам. Тут можно, конечно, заметить, что речь идет об индивидах, которые всячески стремятся пополнить копилку бессознательного психики. Что для этого необходимо? Читать, слушать, смотреть. Телевидение, книги, кино,— все это является средствами подобного рода «пополнением». Суда же следует включить наблюдение в жизни. Т.е. окружающая среда также является фактором, работающим в обозначенном нами ключе пополнения информации. И не важно, что часть информации, как кажется индивиду, не усвоилась. Фактор усвоения рассматривается только через призму сознания. Тогда как хорошо известно, что необязательно (да и не бывает так), чтобы вся информация, полученная индивидом, пребывала в сознании. Но то, что она откладывается в памяти — несомненно. А значит, когда это будет необходимо, окажется извлеченным из памяти, и окажется в сознании. То есть индивид сможет что-либо более-менее внятно о ней рассказать[41].

Говоря о связи богатства и невроза, развитие посредством обретения первого — второго, мы должны отметить, что фактически само богатство тут можно понимать несколько шире. Например, если разобраться в вопросе что такое богатство в психологическом плане, то мы можем заметить, что богатство есть то, что подавляющее большинство индивидов боится потерять. Отсюда — страх утраты. А страх утраты это уже ничто иное, как следствие развития какой-либо из форм невротической зависимости.

Вспомним, что писал Фрейд о симптоматике невроза.

«…исследование истериков и других невротиков приводит нас к убеждению,—отмечал проф. Фрейд[42],— что им не удалось вытеснение идеи, с которой связано несовместимое желание. Они, правда, устранили ее из сознания и из памяти и тем, казалось бы, избавили себя от большого количества неудовольствия, но в бессознательном вытесненное желание продолжает существовать и ждет только первой возможности сделаться активным и послать от себя в сознание искаженного, ставшего неузнаваемым заместителя. К этому-то замещающему представлению вскоре присоединяются те неприятные чувствования, от которых можно было считать себя избавленным благодаря вытеснению. Это замещающее вытесненную мысль представление — симптом — избавлено от дальнейших нападений со стороны обороняющегося Я, и вместо кратковременного конфликта наступает бесконечное страдание. В симптоме наряду с признаками искажения есть остаток какого-либо сходства с первоначальной, вытесненной идеей, остаток, позволяющий совершиться такому замещению».

Следует заметить что люди, склонные к неврозу, интересуют манипуляторов всегда в первую очередь, потому как любая невротическая зависимость это как бы уже нарушение между сознанием и бессознательным. Невротик не отдает полный отчет реальности в том плане, что он, в отличие от психотика, если и находится в этой самой реальности, то в силу развития своего заболевания (даже если только находится в пограничной стадии) вынужден заботится в первую очередь о том, чтобы его не слишком тревожил внешний (окружающий) мир, т.е. стремясь больше находиться в мире собственном, внутри себя, внутри своей души, другими словами. В то время как манипулятор, являясь представителем внешнего мира, вызывает в случае общения с невротиком дисбаланс в душе последнего, потому тот как бы и стремится поскорее выполнить волю манипулятора (смутно догадываясь вообще кто он такой, а даже если в силу природного ума или обретенных знаний и догадываясь, то попросту будучи не в силах ему противостоять), и все только для того, чтобы его оставили в покое.

Следует обратить внимание на данное обстоятельство: невротик всеми силами стремиться остаться наедине с собой[43]. Помимо невротика, подобного обычно желает индивид, находящийся по каким-либо причинам в состоянии ИСС (измененные состояния сознания). Известно, что помимо внешних факторов вхождения в подобное состояние (алкогольное и наркотическое опьянение), существует целый ряд сопутствующих обстоятельств, из-за которых в душе индивида может наступить временный душевный кризис, или попросту дисбаланс психики. Что, заметим, почти всегда и нужно манипуляторам, потому как уже не вызывает сомнений, что в таком состоянии любой индивид весьма восприимчив к разного рода информации (потому как нарушается цензура психики, и наступает временная потеря или снижение контроля сознанием). Другими словами, получается так, что манипуляторам весьма необходимы те, у кого по каким-то причинам наблюдается дисбаланс психики (не путать с помешательством рассудка, речь о патологии в данном случае не идет). И вот как раз в таком состоянии, характеризующейся значительной восприимчивостью психики, манипулятор может достаточно легко протолкнуть какие-либо свои идеи, направленные, в конечном итоге, на совершение акта манипулятивного воздействия против лица, находящегося в состоянии измененного состояния сознания, или, другими словами, проведения манипуляции[44].

В подобное состояние помимо прочего индивида можно ввергнуть путем нарушения спокойствия его внутренней жизни. То есть мы можем заметить, что психика практически любого индивида находится в некой гармонии между миром внешним (окружающей средой) и миром внутренним. Тогда как прерогатива в подобных отношениях, как бы то, что ближе индивиду, является внутренний мир. Это уже позже он находит различные способы защиты для противостояния (защиты) своей психики — контакту с внешним миром. Одним из способов такой защиты является, например, т.н. маска.

Известно, что практически у каждого индивида существуют определенные модели поведения в различных ситуациях. Это уберегает его психику от чрезмерных потрясений. Кроме того, почти каждый индивид носит определенную маску при контактах с внешним миром. Маска — это своего рода некий вымышленный образ, который, по бессознательному мнению индивида, обезопасивает его психику при контактах с внешним миром. У иных индивидов можем быть несколько масок. Но в целом не вызывает сомнений, что внутри каждого из нас есть свой определенный сформированный образ того, каким мы на самом деле должны быть, и пусть это в какой-то мере обман, но именно этот обман позволяет индивиду в большинстве случаев безболезненно общаться с внешним миром. Можно даже сказать — противостоять этому миру.

И уже совсем не важно (это как бы отходит на второй план) каков этот окружающий мир на самом деле. Пусть даже он будет каким угодно, психика индивида как раз и вырабатывает механизмы защиты (типа вышеупомянутой маски), предохраняющей психику от различного рода негативного воздействия. При этом сам индивид как бы может подстраиваться таким образом под внешнюю среду. Или в зависимости от того, каким его «хотят видеть» (что более сложно), или же просто учитывая внешние обстоятельства, выдавать ту модель поведения, при которой на его взгляд для его психики (да и вообще жизни) будет введен механизм «наибольшего благоприятствования».

Разобрав вопрос индивидов, склонных к манипулированию, мы должны коснуться и вопроса манипуляторов. Ведь по всему это не совсем обычные люди. Что же характеризует манипуляторов? Какие есть у них особые черты, которые позволяют им воздействовать на психику других, получая свою выгоду?

Мы правильно заметили, что манипулятор получает ту или иную выгоду от претворения в жизнь своих намерений. Вероятней всего следует говорить о том, что в большинстве случаев манипулятор действительно руководствуется в выстраиваемых им отношениях с другими какой-либо выгодой, необходимой прежде всего ему, и совсем не обращая внимание на то душевное состояние, которое будет являть после этого психика объекта, на которого была направлена манипуляция.

Также верно то, что сам по себе манипулятор может являть или пример лидера, и явно пользовать этим качеством собственной игры (маски), или же наоборот, демонстрирует пример внутренней забитости, и опять же через сострадание к нему добивается своего. На самом деле любая немощность здесь все та же игра. Разыгрывая подобного рода слабость, манипулятор добивается жалости со стороны выбранного им объекта манипуляции, а также явно пользуется своей мнимой слабостью для управления психикой другого, потому как известно, что в межличностных отношениях явно на передний план выступает барьер критичности, помогающий одному индивиду оценивать другого, пропуская получаемую информацию из внешней среды через сознание и проч. Тогда как в случае, если перед нами некий немощный объект, то в этом случае происходит как бы недооценка противника, которая во всех случаях обычно приводила к поражению. Ну а манипулятор таким образом, за счет разыгрывания слабости, явно добивается своего и управляет другими посредством манипуляций.

Кроме того, манипулятор, вероятно, это человек, который в большей, чем кто-либо, степени прислушивается к своему бессознательному. Потому как известно, что главенствующую роль в психике индивида занимает именно бессознательное, или подсознание. Как по объему находящейся там информации (миллиарды гигабайтов информации), так и по характеру выдаваемых положительных решений. А значит при возникновении какой-либо критической ситуации, индивид, который полагается на собственное подсознание, вероятнее всего выйдет победителем гораздо чаще чем тот, который будет во что бы то ни стало решать вопрос только с помощью сознания. Да и сознание, заметим, в таком случае явно не надежно, потому как способно воздействовать на него уж очень много факторов, которые и будут затруднять выкристаллизовывание из всего потока информации той, которая в конечном итоге и сыграет роль в поиске выхода из создавшегося положения.

Причем, также можно обратить внимание на то, что каким-то образом манипуляторы почти безошибочно всегда находят свои жертвы. Да и последние оказываются настолько восприимчивы к воздействию на их психику, что им словно бы ничего иного и не остается, как подчиняться. Хотя и, вероятно, следует отделять от т.н. профессиональных манипуляторов (тех, кто в силу специфики устройства собственной психики вынужден применять искусство манипуляций чуть ли не ежедневно) — любителей, или полу любителей (тех, кто лишь периодически пробует оказать манипулятивное воздействие на психику другого индивида; и естественно, выбор возможной «жертвы» происходит в большинстве случаев хаотично).

Профессиональные манипуляторы становятся таковыми в первую очередь действительно вследствие устройства собственной психики, словно бы и не позволяющей им жить другой жизнью. Тогда как манипуляторы, принадлежащие к классу любителей, это те, кто пользуется манипуляциями время от времени, явно особенно не рассчитывая на результат, хотя и можно заметить, что при повторяемости результатов есть вероятность, что подобные индивиды перейдут в следующую категорию, пополнив ряды манипуляторов профессиональных. Причем, следует понимать, что профессионализм зачастую только номинально может быть связан с работой. Скорей всего своими способностями управления волей других такие люди пользуются как бы в личных целях, например для повышения собственного социального статуса, или же в целях действительно личных, например, для того, чтобы влюбить кого-то в себя с различными, заметим, целями.

Но при этом роднит любую категорию манипуляторов — непременное желание воздействовать на психику других с целью получения каких-либо выгод. Причем выгоды могут носить как материальный характер, так и просто являть собой стремление к повышению собственной самооценке, что, как известно, всегда весьма благосклонно отзывается в душе такого индивида, ибо посредством обретения подобного рода побед формируются в подсознании паттерны поведения, которые позволяют безошибочно выходить победителем в последующих сражениях. Ведь жизнь — это непременное общение индивидов друг с другом. А общение — почти всегда борьба, стремление одержать победу в споре, ибо жизнь — это еще и извечное противостояние одних индивидов другим с целью решения каких-либо собственных проблем да вопросов. При этом некоторые вопросы могут исключительно базироваться в бессознательном (являя пример, например, комплексов), и только оттуда управлять сознанием такого индивида, который, заметим, уже будет использовать манипулятивные методики для отыгрывания собственных невротических состояний, а равно для удовлетворения желаний своей души.

Рассматривая вопрос индивидов, склонных к осуществлению против них манипуляций, стоит говорить о том, что и существует те, кто ни при каких условиях не допустит против себя наличия манипулятивного воздействия. Причем, помимо профессиональных манипуляторов и психологов, такими индивидами могут быть просто опытные люди, прошедшие жизнь, или в силу специфики собственной жизни общавшиеся с большим количествам различных людей. Особенно заметим, что весьма эффективными навыками обладают некоторые профессиональные преступники, как и те, кто имел длительные срока нахождения в тюрьмах и лагерях. Сама по себе уголовная среда уже предполагает выживание как сильнейших (они становятся авторитетами), так и тех, кто, играя на слабостях других — тоже находит свое место в жизни за решеткой. Хорошо известно, что как раз в том мире, где в замкнутом пространстве находится значительное количества мужчин, выжить уже само по себе не просто. Тут явно вычерчиваются все пороки, которыми наделена душа человека, поэтому любой обман становится сразу заметен, и весьма наказуем. Те же, кто сумел выжить в таких условиях — наделяются бесценным опытом общения с индивидами посредством обретенных психологических навыков. И т.н. «вор в законе», отсидевший десятки лет в закрытых учреждениях пенитенциарной системы, по своему знанию человеческой психике — иной раз превышает знания профессора психологии, не имевшего такого опыта выживания, где за каждую ошибку ставят не двойку — и бьют заточкой под ребра или опускают[45].

Глава 4. Основные последствия направленности ударов воздействия на психику

Среди последствий в результате как атаки манипуляторов, так и направленности самой атаки, пожалуй, следует выделить три, наиболее характерных[46]: невроз (невротическая зависимость, симптоматика невроза), чувство вины, и страх. Далее следуют все остальные.

Категорию манипуляций посредством провоцирования страха мы более подробно разбирали в предыдущих наших исследованиях, поэтому в данной работе больше внимания уделим неврозу и чувству вины — как факторам предрасположенности К началуманипуляций.

Невроз.

При манипулировании происходит воздействие на психику с целью провокации невротической зависимости. Следует обратить внимание, что невроз, пожалуй, одно из самых печальных аспектов возможности манипуляции. В той или иной мере неврозу подвержена психика практически всех без исключения индивидов. Вопрос в том, что у кого-то невротическая зависимость проявляется в меньшей степени, и он может с ней бороться, а у кого-то невроз вызывает пограничные состояния психики. Ну и третья категория поистине несчастных людей вынуждена существовать с неврозом, мучиться, страдать, и фактически подстраивать жизнь под эту сильнейшую форму психической зависимости.

Сами по себе неврозы оказывают весьма удручающее воздействие на психику индивида, подавляя его волю, и заставляя идти на поводу собственного невротического конфликта, разраставшегося в психики данного индивида. Считается, что подобный конфликт возникает вследствие противостояния «Я» и «Оно».[47]

Рассматривая природу возникновения невроза, а также различая неврозы между собой, Фрейд писал: «…неврозы перенесения возникают благодаря тому, что Я не хочет воспринять мощного побуждения влечений, существующих в Оно, и не хочет оказать содействия моторному отреагированию этого побуждения, или же это побуждение неприемлемо для объекта, который оно имеет в виду. Я защищается от него с помощью механизма вытеснения; вытесненное восстает против своей участи и, пользуясь путями, над которыми Я не имеет никакой власти, создает себе заместительное образование, которое навязывается Я путем компромиссов, т. е. симптом. Я находит, что этот непрошеный гость угрожает и нарушает его единство, продолжает борьбу против симптома подобно тому, как оно защищалось от первоначального побуждения влечений, и все это дает в результате картину невроза».

Основатель психоанализа также находил что при неврозах перенесения Я находится во взаимодействии со Сверх-Я и реальностью, и попадает в конфликт с Оно[48]. Также невроз, по мнению Фрейда, является ничем иным, как бегством от реальности[49].

Таким образом как бы получается, что невроз для психики индивида служит своего рода спасением от угрожающего воздействия окружающей среды.[50] А если предпринять попытку отслеживания действия манипуляций, то при воздействии на психику идет своего рода провокация некой невротической агрессии, в результате чего в индивиде (как и в индивидах, объединенных в массу) наблюдается рост конфликта между психикой и реальностью, проявляющейся в различного рода отрицательных процессах (помимо депрессии, беспокойства и проч. также в последнее время весьма набирают свое распространение психосоматические аспекты проявления невротических зависимостей).

Стоит заметить, что неврозу подвержены не только невротики в прямом понимании (т.е. больные люди), или индивиды, находящиеся в пограничных состояниях психики, но и практически каждый человек в той или иной степени предрасположен к невротическим зависимостям. Вопрос только в том, что кому-то удается отыгрывать подобные состояния посредством, например, сублимации,[51] или какого иного рода трансфера психической энергии с психики на посторонний объект, или же, например, замещать развивающийся в душе (в психике) негатив чем-либо, после чего невроз фактически тоже невозможен.

Впрочем, подобного рода способы освобождения от невроза возможны в редких, и может даже исключительных случаях. Большинству индивидов все же приходится страдать.

Невроз весьма негативно отражается на деятельности индивида, так как походит на дополнительный груз, который такой индивид (невротик) вынужден все время волочить за собой, куда бы он не направлялся. В какой-то мере невротические зависимости могут исчезать в домашней обстановке, когда индивид оказывается наедине с собой. Однако так в большинстве случаев происходит, если следствием наличия невроза является страх, выражающийся, например, в боязни контактов с другими индивидами. В то время как следует заметить, что одним из способов защиты уже в таком случае может являться как раз нахождение индивида в толпе, так как в толпе как раз происходит слияние индивидов в единую массу, а значит один как бы чувствует невольную поддержку другого (вот почему в толпе даже слабые духом индивиды способны на мнимые подвиги или провокации; они знают что, во-первых, за них есть кому заступиться, а во-вторых, их самих-то и не так просто достать.[52]

Рассматривая механизмы поведения индивида в толпе в применении избавления от невроза, мы можем заключить, что такие индивиды чувствуют всю силу и мощь толпы, которая сможет при случае за них заступиться, а потому при нахождении в массе, даже у индивидов-невротиков могут наблюдаться черты, раннее им как бы не свойственны. Например, таких индивидов может переполнять уверенность, и даже излишняя самоуверенность. Тогда как, оставаясь один на один (с собой или с другими индивидами), невротики явно в большей мере демонстрируют свою забитость, ущербность, а о мнимом величии им остается только мечтать.

При этом мы как бы не должны говорить об излишне ложном характере таких индивидов (невротиков) в сравнении с тем, когда они находятся в толпе и наедине с собой. Совсем нет. Можно даже предположить, что как раз одной из форм избавления от невроза (любое подобное избавление, конечно, носит временный характер, но все же) является почти обязательное периодическое посещение такими людьми мест массового скопления людей; причем желательно, чтобы все эти люди представляли не хаотичную толпу, а были связаны опосредованными связями, имели общую цель, или хотя бы таковую в перспективе (например, футбольный матч — на стадионе).

К тому же мы должны говорить о толпе, не только подчиненной общей идеей, но и толпой, представляющей из себя большое количество индивидов, которые в обычной жизни ничем друг с другом не связаны, и многие из них, быть может, после и не увидятся.

Рассматривая вопрос снятия невротической зависимости, следует говорить о том, что в современных условиях подобного рода зависимость может исчезать и в результате контактов в интернет сети, например, а не только посредством общения в виде традиционной формы разговора (т.е. общения индивидов посредством речи).

В последнее время появилось великое множество возможностей общения посредством контактов в сети. Помимо собственно переписки через е-майл, это может быть общение в блогах или на форумах. Причем о значимости подобного общения (и как бы уравниваемость с традиционной формой общения) говорит и то, что с недавнего времени за некорректное общение в интернете (блоге, форуме, проч.) распространена уголовная ответственность. То есть это говорит и о значимости и, соответственно, о массовости.

Что значит «массовость» в подобном контексте? Это значит, что все больше индивидов снимают подобным образом свою невротическую зависимость. Что значит «значимость» в данном случае? А это значит, что среди каких-либо иных форм коммуникаций (общения) все большая часть индивидов выбирает общение посредством интернета. И даже не то чтобы общение. Пожалуй, уместней вести речь о том, что это еще и провождение времени. Не за глупыми и разрушающими психику и интеллект компьютерными играми, а за поиском новой информации, за общением с другими индивидами. Тем более что почти любое общение это как раз и есть обогащение своего интеллекта новыми знаниями. Хотя и, заметим, если подобного рода общение происходит между малограмотными индивидами, это скорей всего мало что значит, разве что в подобном случае происходит обогащение жизненным опытом, потому как любая информация, поступаемая от какого-то источника — есть и новая страница (или как минимум предложение) в нашем жизненном опыте. Безусловно в таком случае предположительнее общаться с теми, кто располагает определенным запасом знаний или хотя бы жизненных знаний, чем вести речь с малограмотными индивидами с ссуженным кругозором и прерогативой в жизни удовлетворения низменных инстинктов, нежели чем какого-то стремления к знаниям. По всей видимости, это еще ударит определенным образом по массам, наказав последние за пустое времяпровождение. Ну и в то же время, как раз с подобным временем, вероятно, будет произведена некая дифференциация, благодаря которой как бы отпадет или заметно сократится лишнее, а сам индивид, будем надеяться, сделает надлежащие выводы, наметив для себя другие прерогативы и поиска информации, и обогащения собственного бессознательного; ведь если вспомним, любая информация, улавливаемая нашими органами чувств, незыблемо откладывается в подсознании, откуда через какое-то время и начинает переходить в сознание, управляя  фактически жизнью индивида.

Вспомним еще раз что писал Фрейд о неврозе.

Как известно, Фрейд видел образование симптома невроза в том, что «какой-то душевный процесс не прошел до конца нормальным образом, так что он не мог стать сознательным. Симптом представляет собой заместитель того, что не осуществилось»[53].

Другими словами, в основе нервных заболеваний, лежат некие психические процессы, не доходящие до сознания. А значит, «смысл симптомов всегда бессознателен»[54].  И уже как следствие — эти психические процессы были когда-либо пережиты человеком, и после чего — благополучно забыты. Или, если быть точнее, — намеренно забыты им. Впоследствии того, что, как писал Волошинов[55]: «…его сознание, по каким-либо причинам, или боится, или стыдиться самого воспоминания о них. Не проникая в сознание, эти забытые переживания не могут быть нормально изжиты и отреагированы (разряжены); они-то и вызывают болезненные

симптомы…».

Как отмечал Иоахим Холь в работе «Невротический конфликт»[56]: «Невротический симптом является попыткой разрешения ключевого конфликта…Согласно Фрейду ключевой конфликт в жизни индивида происходит в детском возрасте… Фрейд назвал этот конфликт «Эдиповым комплексом» и считал его… «конфликтом, лежащим в основе невроза…».

«Этот конфликт оборачивается неврозом[57],  — отмечает далее Холь, — в том случае, если под давлением возросших потребностей… отказывают некогда эффективные приемы психологической переработки переживаний… выражением этого состояния являются те или иные симптомы, а на уровне переживаний — душевные муки и страдания».

«Давайте… будем считать, — писал Фрейд в Лекциях по введению в психоанализ[58], — что проникновение в суть симптомов означает понимание болезни».

Далее Фрейд несколько расшифровывает смысловое значение симптомов, предлагая принимать за них психические симптомы и психические заболевания. «Их главный вред, — пишет он[59], — заключается в душевных затратах, необходимых для их преодоления. При интенсивном образовании симптомов оба вида затрат могут привести к чрезвычайному обеднению личности в отношении находящейся в ее распоряжении душевной энергии и тем самым к ее беспомощности при решении всех важных жизненных задач…».

Фрейд находит взаимосвязь между невротическими симптомами и конфликтом, результатом которого они и являются. А причина образования конфликта, на его взгляд, заключается в том, что неудовлетворенное и отвергнутое реальностью либидо — вынуждено искать какой-либо иной путь для своего удовлетворения[60].

Кроме того, Фрейд допускает наличие причины, по которой симптом еще может не развиться в невроз. Это возможно в том случае, если регрессии либидо не вызывает возражений со стороны «Я». Тогда «либидо добивается какого-нибудь реального… удовлетворения. Однако, если Я не согласно с этими регрессиями, то «создается конфликт. Либидо как бы отрезано и должно попытаться отступить куда-то, где найдет отток для своей энергии по требованию принципа удовольствия». В таком случае оно должно выйти из-под влияния Я. И подобное «отступление» ему предоставляют фиксации на его пути развития, проходимом теперь регрессивно, против которых Я защищалось в свое время вытеснением. Занимая в обратном движении эти вытесненные позиции, либидо выходит из-под власти Я…»[61].

Фиксации, необходимые для подобного прорыва вытесненного, Фрейд предлагает искать в «проявлениях и переживаниях инфантильной сексуальности, в оставленных частных стремлениях и в объектах периода детства, от которых оно отказалось». В эти-то «периода детства» либидо вновь и возвращается[62]. Т. е. Фрейд находит явную «связь либидо невротиков с их инфантильными сексуальными переживаниями»[63].

Кроме того, Зигмунд  Фрейд предлагал выделять три формы неврозов: неврастению, невроз страха и ипохондрию[64]. А в статьях «Об основании для отделения от неврастении определенного симптомокомплекса в качестве «невроза страха» и «Критика «неврозы страха» Фрейд соотносил то, что назвал «невроз страха» и «невроз тревоги» с накоплением сексуального напряжения не имеющего доступа в психику и остающегося в области тела[65].

А в совместной с И. Брейером работе «Исследование истерии» Фрейд говорит о смешанном характере большинства встречающихся неврозов[66].

Также Фрейд различал детские неврозы и неврозы взрослых, полагая, что изучение первых явно способствует лучшему пониманию вторых. В работе «Анализ фобии пятилетнего мальчика» он писал[67]: «… когда приступаешь к психоанализу взрослого невротика, у которого болезнь, предположим, обнаружилась только в годы зрелости, то каждый раз узнаешь, что его невроз связан с… детским страхом и представляет… продолжение его и что непрерывная и в то же время ничем не стесненная психическая работа, начинаясь с детских конфликтов, продолжается и дальше в жизни независимо от того, отличался ли первый симптом постоянством или под давлением обстоятельств исчезал».

Чувство вины.

Известно, что в результате существования в индивиде чувства вины лежит невроз, или некая невротическая зависимость, которая и приводит к подобного рода девиациям психики.

Если коснуться вопроса возникновения в природе психики индивида чувства вины, выявив, так сказать, первоистоки зарождения, то следует обратить внимание на то, что, по мнению Фрейда, высказанного им в работе «Тотем и табу», убийство первобытного отца сыновьями привело к дальнейшему раскаянию, что уже так или иначе вызвало чувство вины. Вины за свершенный поступок[68]. Это и есть первоистоки происхождения чувства вины.

Тогда как происхождение чувства вины у современного человека, как считал Фрейд,[69]  действует и как покаяние в уже совершенных преступлениях, так и как мера предосторожности против новых подобных (преступных) деяний.

В работе «Некоторые типы характеров», Фрейд показывает, что «чувство вины возникает до поступка и не оно является его причиной, а напротив, проступок совершается вследствие чувства вины»[70].

Кроме того, Фрейд вносит еще большее понимание в чувство вины, прослеживая причину его появления  у невротика. И он находит, что «… это смутное чувство вины возникло из Эдипова комплекса и является реакцией на два великих преступных намерения: убить отца и вступить в сексуальные отношения с матерью»[71].

И уже тогда, основываясь на клинической практике и анализе художественных произведений (известно, что основатель психоанализа много времени уделял анализу художественным произведений), профессор Фрейд предлагает считать людей, совершивших, например, преступление: «преступниками вследствие сознания вины»[72]. Т. е. чувство вины явно возникает в ответ на два преступления: замысел убить отца и соединиться в кровосмесительном контакте с матерью[73].

В работе более позднего периода — «Недовольство культурой», Фрейд развивает свое представление о чувстве вины, предлагая понимать под сознанием вины то напряжение, которое возникает в психике вследствие противостояния Я и Сверх-Я[74].

Лейбин пишет[75]: «В качестве двух источников чувства вины им (Фрейдом) рассматриваются страх перед авторитетом и позднейший страх перед Сверх-Я (требованием совести). Страх перед авторитетом заставляет человека отказываться от удовлетворения своих влечений, в результате чего у него не остается чувства вины. Отказ от влечений, обусловленных страхом перед Сверх-Я, не устраняет чувство вины, т. к. от совести невозможно скрыть запретные желания. С психоаналитической точки зрения, человек оказывается как бы обреченным на «напряженное сознание виновности»… Склонность к агрессии против отца повторяется в последующих поколениях. Чувство вины усиливается при подавлении агрессии и перенесения ее в Сверх-Я. Не имеет значения, произошло ли

убийство на самом деле или от него воздержались… это чувство является выражением амбивалентного (двойственного) конфликта в человеке, обусловленного «вечной борьбой между Эросом и инстинктом разрушительности или смерти»…

Фрейд приходит к заключению[76], что изучение неврозов способствует пониманию прослеживаемой взаимосвязи между чувством вины и сознанием вины, признавая, что чувство вины вполне может ощущаться в качестве некой тревоги. Т. е. являться, своего рода, разновидностью страха.

В работе «Достоевский и отцеубийство» Фрейд не только еще раз упоминает, что именно в отцеубийстве следует искать главный источник чувства вины[77], но и находит удивительную взаимосвязь между чувством вины у Достоевского и творчеством.

«Писательство, — отмечал Фрейд[78], — никогда не продвигалось вперед лучше, чем после потери всего и закладывания последнего имущества… Когда его (Достоевского) чувство вины было удовлетворено наказанием, к которому он сам себя приговаривал, тогда исчезала затрудненность в работе, тогда он позволял себе сделать несколько шагов на пути к успеху».

Чувство вины, развивающееся в индивиде, является общим следствием его невротического состояния. Самое печальное то, что по своей всеохватываемости чувство вины присуще не только невротикам, но и индивидам, находящимся в т.н. пограничных состояниях психики. А таких достаточно много.

К тому же заметим, что чувство вины большей частью склонны испытывать люди, принадлежащие к такой прослойке общества как интеллигенция, люди ранимые и совестливые. Тогда как черствые душой скорей всего вообще не знают что такое ни чувство вины, ни невроз, ни какие-либо иные душевные страдания. И не потому, что у них «нет души», а просто психика более крепче и нейтральнее к различного рода проекции интеллекта на окружающую жизнь и обратно. У подобных индивидов все намного проще, и что наверняка — спокойнее для их психики, а значит и жизни (потому как психика — есть проекция информации, получаемой с внешнего мира — в мир внутренний).

Тем не менее, по своей всеохватываемости чувство вины иной раз поражает почти все без исключения слои общества. В этом случае вероятно можно говорить об различии в устойчивости тревоги в душе того или иного индивида. Кому-то удается найти то нечто, что позволяет за достаточно непродолжительное время (измеряемое, иной раз, секундами-минутами, а иной раз затягивающемся на сутки и долгие месяцы — в крайних случаях) избавиться от чувства вины. Тогда как в случае продолжительного воздействия подобного рода следствия невротического воздействия, индивид не просто испытывает чувство вины, но и подчиняет ему собственную жизнь.

Жизнь такого индивида становится в большей мере несчастной, чем это даже можно предсказать. Буквально на все жизненные ситуации подобный индивид реагирует с позиции разрывающего его душу невроза, который подчиняет мысли и поступки индивида на совершении того, что, по мнению бессознательного психики индивида, способно или унять боль души, или же хоть как-то снизить удручающее воздействие, оказываемое на его психику посредством нахождения в его бессознательном особого рода невротической зависимости, вызывающей чувство вины. Притом что чувство вины проецируется абсолютно на все без исключения мысли и поступки индивида (может быть за малым исключением). Такой индивид уже как бы не может совершить шага, чтобы не соотносить необходимость этого шага с существующем в нем чувстве вины. То есть жить и действовать исключительно с оглядкой на разраставшееся в нем безумие, которое до поры до времени ему удается усмирять выполнением требований, вызванных невротической зависимостью.

«В картине  проявлений неврозов чувство вины… играет первостепенную роль»[79],—писала Карен Хорни в работе «Невротическая личность нашего времени», ставшей классикой психоаналитического учения о неврозах.

«…человек, страдающий неврозом, часто склонен объяснять свои страдания как заслуженные,—замечала Хорни[80].—…У такого человека обычно имеется тенденция по малейшему поводу чувствовать себя виновным. Если кто-то хочет увидеться с ним, его первая реакция — ожидание услышать упрек за что-либо им сделанное ранее. Если друзья не заходят или не пишут какое-то время, он задается вопросом, не обидел ли он их чем-то? Он берет на себя вину, даже если не виноват… Имеется лишь неустойчивое различие между этим латентным чувством вины, готовым проявиться по любому поводу, и тем, что истолковывалось как бессознательное чувство вины, явное в состояниях депрессии. Последнее принимает форму самообвинений, которые часто являются фантастическими или, по крайней мере, сильно преувеличенными. Кроме того, вечные старания невротика выглядеть оправданным в собственных глазах и в глазах других, в особенности когда ясно не осознается громадная стратегическая важность таких усилий, предполагают наличие свободно перемещающегося чувства вины, которое приходится держать в латентном состоянии».

Хорни отмечала, что невротик, мучившийся чувством вины, все совершенные им поступки волен трактовать как ошибочные, легко признавая правоту того, кто способен что-то сказать ему против. Кроме того, по мнению Хорни, навязчивое стремление к совершенству индивида есть ничто иное как стремление возвыситься над другими[81], и избежать таким образом каких-либо обвинений в свой адрес.

«Таким образом,—отмечала Хорни[82],— имеется очень много свидетельств, говорящих не только о существовании особо острого чувства вины у человека, страдающего неврозом, но также и о том властном  влиянии, которое оно оказывает на его личность».

При этом Хорни обращает внимание, что сам невротик как бы противиться избавлению от чувства вины. «Чувство вины, подобно чувству собственной неполноценности, вовсе не является крайне нежелательным; невротичный человек далек от желания избавиться от него. В действительности он настаивает на своей вине и яростно сопротивляется любой попытке снять с него это бремя»[83].

Характеризуя подобных невротиков, Хорни также обращала внимание что подобные больные предъявляют огромные «претензии на внимание и восхищение и обнаружит весьма явное нежелание соглашаться с малейшей критикой»[84].

«Таким образом,—делает вывод Хорни[85],— если тщательно исследовать чувство вины и испытать его на подлинность, становится очевидным, что многое из того, что кажется чувством вины, является выражением либо тревожности, либо защиты от нее. Частично это также справедливо и для нормального человека… Многие мужчины, которые говорят о сохранении верности на основе велений совести, в действительности просто боятся своих жен. Вследствие высочайшей тревожности при неврозах невротик чаще, чем здоровый человек, склонен прикрывать свою тревожность чувством вины. В отличие от здорового человека он не только страшится тех последствий, которые вполне Могут иметь место, но заранее предвидит последствия, абсолютно Несоразмерные с действительностью. Природа этих предчувствий зависит от ситуации. У него может быть преувеличенное представление о грозящем ему наказании, возмездии, покинутости всеми…».

В итоге мы можем заключить, провокация невроза, и как следствия наличия его — чувства вины, является непременным фактором возможности манипуляций психикой как индивида, так и психикой масс.


[18] Это связанно прежде всего с тем, что именно на две столицы, Москву и позже переименованный в Санкт-Петербург — Ленинград, в свое время обрушился главный удар новых идеологов от КПСС (чуть позже, впрочем, благополучно предавших вскормившую их партию; но от предавших раз — глупо ожидать другого).

[19] Воспитание времен СССР проходило под влиянием идеологии социалистического государства, и было намного честнее и правильнее, чем во времена т.н. демократов.

[20] Той формы коммунизма, к которой пришли (А.Зиновьев, напр.)

[21] И когда стало понятно, что перестройка и то, что пришло после этого, не аналог НЭПа, а нечто новое, и как после окажется самое ужасное для страны, эту страну разрушившее, а народ ввергнувшее в беды, неисчислимые по масштабам с любыми масштабами катастроф за всю историю существования страны)

[22] Мы имеем в виду сейчас средства ненасильственного характера.

[23] Стереотип — некая запрограммированность действий, как говорится на все времена. Т.е. однотипная повторяемость каких-либо действий индивида, позволяющая при возникновении схожих жизненных ситуаций реагировать одинаково.

[24] Следует заметить, что так дело обычно обстоит до поры до времени, и стоит подобным индивидам взять себя в руки, как их интеллект уже помогает им адаптироваться в новых условиях, а если такие люди еще и обладают хотя бы элементарным навыком самозащиты — то они вполне вправе оказать отпор противнику. Причем уже как бы удвоенный, т.е.,— и интеллектуальный, и физический. Что много эффективнее одной грубой силы.

[25] Всероссийская ассоциация прикладного психоанализа. Официальный сайт. www.vapp.ru

[26] Там же.

[27] Всероссийская ассоциация прикладного психоанализа. Официальный сайт. www.vapp.ru

[28] Там же.

[29]  Всероссийская ассоциация прикладного психоанализа. Официальный сайт. www.vapp.ru

[30] Хотя и главным образом вопрос цивилизации в данном случае играет роль в противопоставлении древнего общества и общества современного, когда практически все нормы поведения, табу и законы, уже сложились и выработались.

[31] Всероссийская ассоциация прикладного психоанализа. Официальный сайт. www.vapp.ru

[32] Там же.

[33] Всероссийская ассоциация прикладного психоанализа. Официальный сайт. www.vapp.ru

[34] Там же.

[35] Там же.

[36] Там же.

[37] Там же.

[38] Там же.

[39] Как финансы так и доходы, здесь уместно вести речь в подобном контексте.

[40] Мимо нас — как бы уже получается мимо сознания. Тогда как известно, что сознание обрабатывает как раз видимый, т.е. минимальный слой всего того, что формирует культурный пласт человеческого разума.

[41] В зависимости от способностей, подобное он может сделать и с информацией, пребывающей до поры до времени исключительно в подсознании.

[42] Фрейд З. О психоанализе. www.zigmund.ru

[43] Мы сейчас не рассматриваем агорафобию (страх открытых пространств), а говорим о невротизме в целом.

[44] Заметим, что добиваться своего можно также в результате сознательного введения подопечного в состояние транса (гипноз, например), но данный случай все-таки мы не рассматриваем как проведение манипулятивного воздействия в чистом виде, потому как манипуляция предполагает, что сознание индивида если и находится в ИСС, то произошло это в результате внешних, независящих от манипулятора факторов, тогда как тот же гипноз, это все-таки сознательное действие со стороны манипулятора, и причем зачастую защититься от гипноза может только специалист или индивид, обладающий врожденными способностями к противостоянию такого рода агрессии.

[45] Опущенные — «петухи» на жаргоне — те, с кем был совершен акт мужеложства. Иной раз происходит имитация акта, что сути не меняет, потому как такой зек автоматически лишается всех прав и становится изгоем.

[46] Вероятно, еще можно говорить и о неуверенности, как четвертом признаке. Но логично предположить, что неуверенность — есть следствие невроза, поэтому данную категорию вполне можно рассматриваться в спектре подобного контекста.

[47] Фрейд З. Психоаналитические этюды. Мн. 2003. С. 535.

[48] Фрейд. Там же. С. 537.

[49] Там же.

[50] Схожая ситуация наблюдается при психозе (и психопатической симптоматике).

[51] Сублимация — защитный механизм психики, заключающийся в переносе на посторонний объект психической энергии, благодаря чему индивид избавляется от невроза. Вариантом сублимации может быть выполнение любой работы, во время которой накапливающая в психике индивида негативная энергия получает выход, и тем самым не приводит к неврозу.

[52] Поэтому, вероятность совершения преступлений в толпе значительно превосходит число совершенных в одиночестве. Когда индивид один, над ним в большинстве случаев превалирует сознание. Когда индивиды заключены в массу — перед нами уже большей частью пример воздействия подсознания (или бессознательного) над сознанием.

[53] Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. СПб. 2003. С. 293.

[54] Там же. С. 279.

[55] Волошинов В. Н. Фрейдизм. М. 2004. С. 27.

[56] Холь И. Невротические конфликты // Ключевые понятия психоанализа. / СПб. 2001. С. 139.

[57] Там же.

[58] Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции.  СПб. 2003. С. 360.

[59] Там же. С. 360.

[60] Там же. С. 361.

[61] Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции.  СПб. 2003. С. 361-362.

[62] Там же. С. 363.

[63] Там же. С. 365.

[64] Лейбин В. Н. Словарь-справочник по психоанализу. СПб. 2001. С. 309.

[65] Там же. С. 310.

[66] Там же. С. 310.

[67] Там же. С. 110.

[68] Там же. С. 82.

[69] Там же. С. 82.

[70] Фрейд З. Некоторые типы характеров из психоаналитической практики // Классический психоанализ и художественная литература. СПб. 2002. С.69.

[71] Там же.

[72] Лейбин В. Н. Словарь-справочник по психоанализу. СПб. 2001. С. 82.; Фрейд З. Некоторые типы характеров из психоаналитической практики // Классический психоанализ и художественная литература. СПб. 2002. С. 69.

[73] Лейбин В. Н. Словарь-справочник по психоанализу. СПб. 2001.С. 82.

[74] Там же.

[75] Там же.

[76] Там же. С. 83.

[77] Фрейд З. Достоевский и отцеубийство // Классический психоанализ и художественная литература. СПб, 2002. С. 77.

[78] Фрейд З. Достоевский и отцеубийство // Классический психоанализ и художественная литература. СПб, 2002.. С. 85.

[79] Хорни К. Невротическая личность нашего времени. Самоанализ. М. 2004. С. 186.

[80] Там же. С. 186-189.

[81] Там же. С. 187.

[82] Там же.

[83] Там же. С. 188.

[84] Хорни К. Невротическая личность нашего времени. Самоанализ. М. 2004. С. 188.

[85] Там же. С. 189.

««« Назад  К началу  

© , 2008 г.
© Публикуется с любезного разрешения автора