© К. Хэйни, К. Бэнкс, Ф. Зимбардо

Стэнфордский тюремный эксперимент.
Изучение поведения заключенных и надзирателей в условиях, имитирующих тюремное заключение

Знаменитое социально-психологическое исследование, проведенное в 1971 году под руководством американского психолога Филиппа Зимбардо.

После того как великий русский писатель Достоевский провел четыре года в сибирской тюрьме, он, как это ни удивительно, писал, что тюремное заключение заставило его посмотреть на будущее человечества с большим оптимизмом, ибо если человек в состоянии пережить ужасы тюремной жизни, он, несомненно, является «созданием, которое может выдержать все».

Жестокая ирония, не отмеченная Достоевским, состоит в том, что реалии тюремной жизни свидетельствуют не только об удивительной живучести и приспособляемости заключенных, но также об «изобретательности» и упорстве тех, кто придумал и до сей поры сохраняет исправительную систему.

Как бы то ни было, за столетие, прошедшее со времени тюремного заключения Достоевского, мало что изменилось, и утверждение писателя по-прежнему верно.

Да, мы проводили гуманные реформы, после которых физические условия содержания заключенных несколько улучшились; и если прежде говорили о заключении в тюрьму в качестве наказания, то теперь рассуждают об исправлении и перевоспитании. И тем не менее, тюрьма как социальное учреждение по-прежнему не выполняет свои задачи. С точки зрения практики жизни, есть весомые доказательства того, что в действительности тюрьмы не «перевоспитывают» правонарушителей и не предотвращают новые преступления — уровень рецидивизма в Америке, превышающий 75, убедительно о том свидетельствует. Кроме того, одни лишь американские налогоплательщики должны предоставить на «исправление» полтора миллиарда долларов в год, что экономически крайне невыгодно. С точки зрения гуманности тюрьмы также оказываются ниже всякой критики: наши средства массовой информации полны сообщениями о ежедневных зверствах, возникающих как реакция на исправительную систему либо во имя нее.

Пребывание в тюрьме неизбежно порождает у большинства ее обитателей яростную ненависть и пренебрежение к власти и порядку, существующим в обществе, куда им предстоит возвратиться. И невозможно подсчитать урон, наносимый человеческому облику тех, кто поставлен применять наказание, и тех, к кому это наказание применяется.

Попытки объяснить прискорбное состояние нашей исправительной системы и насаждение ею бесчеловечности в среде как заключенных, так и тюремщиков, часто сводятся к тому, что можно назвать «гипотезой склонностей». Хотя эту теорию редко высказывают ясно и без обиняков, в основе ее лежит распространенное подсознательное убеждение: состояние тюрем обусловлено «природой» людей, которые обеспечивают функционирование этих учреждений, либо «природой» ее обитателей, либо «природой» тех и других. Иными словами, одна из важнейших причин скверных условий содержания заключенных, насилия, жестокости, потери человеческого облика и деградации, имеющих место в любой тюрьме, — это некое врожденное или приобретенное качество заключенных и тюремщиков.

Таким образом, с одной стороны, существует точка зрения: насилие и жестокость порождены тем, что надзиратели — необразованные и бесчувственные садисты. Именно «менталитет тюремщика», то есть присущая данному человеку совокупность отрицательных черт, вызывает бесчеловечное обращение с заключенными. Сторонники другой точки зрения утверждают, что тюремное насилие и жестокость — это логичный и предсказуемый результат принудительного содержания вместе людей, чья жизнь, по определению, характеризуется неуважением к закону, порядку и существующим обычаям и условностям, а также общей для всех предрасположенностью к импульсивности и агрессии.

С кажущейся логичностью делается вывод, что такие люди, доказавшие свою неспособность нормально жить в «нормальном» обществе, не могут мирно существовать и в тюрьме. Из этого следует: чтобы держать под контролем людей, которые на любую конфликтную ситуацию реагируют насилием либо обманом, нужны также силовые воздействия, и общество должно быть готово к некоторому количеству подобных стычек и мириться с ними.

Гипотезу склонностей восприняли и сторонники существующего положения вещей (возлагающие вину за условия жизни в тюрьме на зло, присущее самим заключенным), и eгo критики (приписывающие зло надзирателям и прочим сотрудникам с их недобрыми побуждениями и примитивной организацией личности). Привлекательная по своей простоте, эта теория усматривает источник тюремных мятежей, рецидивизма и морального разложения в «дурных семенах», а не в условиях «тюремной почвы».

Такой анализ уводит внимание от совокупности социальных, экономических и политических причин, которые делают тюрьмы тем, что они есть, — и, соответственно, тем, что потребовало бы принятия сложных, дорогостоящих, кардинальных решений для внедрения любых значительных изменений. Вместо этого устанавливают зачинщиков тюремных бунтов, наказывают их, переводят в учреждения самого строгого режима либо физически устраняют, ищут подстрекателей за стенами тюрьмы, временно отстраняют от должности коррумпированных чиновников, — но сама система при этом остается, в сущности, неизменной, а ее базовая структура — неизученной и не подвергнутой научной ревизии.

Однако гипотезу склонностей невозможно подвергнуть критическому анализу, прибегнув лишь к естественным наблюдениям в существующих тюрьмах, поскольку при этом неизбежно смешивается сильнейшее влияние среды и присущие заключенным и надзирателям черты характера. Чтобы отделить влияние тюремной среды как таковое от влияния, которое можно приписать изначальным склонностям тюремных обитателей, требуется иная исследовательская стратегия. Она состоит, по сути, в создании «новой» тюрьмы, сравнимой по своей социально-психологической обстановке с существующими тюрьмами, но находятся в ней люди, по всем важнейшим параметрам не отличающиеся от рядовых членов общества.

Таков был подход, принятый в данном исследовании: а именно мы создали условия, имитирующие тюрьму, в которой надзиратели и заключенные изначально мало отличались друг от друга и характеризовались как «средненормальные» люди. Затем мы наблюдали их поведение, познавательные и эмоциональные реакции и возникающую систему отношений.

Таким образом, мы начали свой эксперимент с группой людей, не выделявшихся среди остального населения по определенным характеристикам, которые мы были в состоянии измерить. Половина испытуемых была случайным образом отобрана и назначена на роль «заключенных», другая половина — на роль «надзирателей», причем ни в одной группе не было людей с преступным прошлым, с психическими отклонениями, физически ущербных либо социально дезадаптированных.

Мы организовали «экспериментальную» тюрьму, где заключенные находились в зарешеченных камерах и которая создавала психологическое ощущение тюремного заключения у всех участников эксперимента. Нашей целью было не буквально повторить американскую тюрьму, а создать ее функциональное подобие. По этическим, моральным и практическим соображениям мы не могли угрожать суровыми физическими наказаниями и осуществлять расправу, не могли допустить разгула гомосексуализма и расизма, не могли дублировать некоторые иные специфические стороны тюремной жизни. Тем не менее мы полагали, что можем создать ситуацию, достаточно реалистическую, чтобы участники не только чисто внешне играли свои роли, но и вжились в них. Для этого мы перенесли из настоящей тюрьмы такие условия, которые, как мы ожидали, вызовут качественно сходные психологические реакции у участников — ощущение власти и полной беспомощности, управления и подавления, удовлетворения и безысходности, произвола и сопротивления власти, высокого и низкого общественного положения, мужского начала и демаскулинизации.

В традиционных терминах экспериментальной социальной психологии мы сначала посредством анализа существующих тюрем определили ряд важных концептуальных переменных, а затем создали условия, в которых эти переменные были задействованы. Мы не выдвигали никакой особой гипотезы, кроме одной гипотезы общего плана, что исполнение роли «надзирателя» или «заключенного» приведет к существенным различиям в поведении, эмоциональных реакциях, в отношении к самому себе, а также в других показателях приспособления к непривычной ситуации.

Далее следует рассказ о том, как мы создавали и населяли свою тюрьму, что мы наблюдали, что сообщали участники эксперимента, и наконец, какие выводы мы можем сделать о природе тюремной среды и психологии заключения и о причинах того, почему наши тюрьмы не справляются с возложенной на них задачей.

Метод

Общее представление

Влияние ролей «надзирателя» или «заключенного» изучалось в контексте экспериментальной имитации тюремной среды. Замысел исследования был сравнительно прост и включал всего одну переменную, а именно — случайное распределение ролей «тюремщиков» и «заключенных». Участники эксперимента играли свои роли в течение длительного времени (около недели) в среде, которая физически напоминала условия тюремного заключения. Центральным в методологии создания и сохранения психологического состояния заключения была функциональная имитация существенных свойств» реальной тюремной жизни» (при этом мы опирались на сведения, почерпнутые у бывших заключенных, персонала исправительных учреждений и из литературы).

«Надзиратели» имели определенную свободу действий при включении в тюремную обстановку и содержании за решеткой «заключенных». Люди, добровольно согласившиеся на данные условия жизни, по-разному справлялись со стрессами и испытаниями. Поведение обеих групп испытуемых наблюдалось, записывалось и анализировалось. Зависимые измерения были двух основных типов: 1) взаимодействие между и внутри каждой группы испытуемых, наблюдаемое непосредственно и записанное на видео- и аудиопленку; 2) информация, отраженная в опросниках, самоотчетах настроения, тестах личности, ежедневных отчетах «надзирателей» и собеседованиях, проводимых после окончания эксперимента.

Испытуемые

22 человека, которые участвовали в эксперименте, были выбраны из тех 75, кто откликнулся на газетное объявление, приглашавшее добровольцев мужского пола принять участие в психологическом исследовании «тюремной жизни» за плату в размере 15 долларов в день. Каждый из откликнувшихся заполнил обширную анкету с вопросами о его семье, физическом и психическом здоровье, жизненном опыте, отношениях с людьми, о склонностях и предпочтениях, что дало возможность исключить из эксперимента людей с психопатологией либо преступным прошлым. С каждым претендентом на участие в исследовании беседовали один или два экспериментатора. В конце концов были отобраны 24 человека, которых посчитали наиболее устойчивыми (физически и психически), наиболее зрелыми и наименее склонными к антиобщественным поступкам. (Большинство из этих людей действительно участвовали в эксперименте, а несколько человек, по различным причинам, — нет. — Примеч.ред.). Методом случайного отбора их поделили, половине испытуемых присвоив роль «надзирателей», а другой половине — роль «заключенных».

Испытуемыми стали нормальные, здоровые студенты мужского пола, которые летом находились в Стэнфорде и его окрестностях. В основном это были хорошо обеспеченные белые (кроме одного испытуемого-азиата) люди. Испытуемые не были знакомы друг с другом: эта предосторожность имела целью избежать возможного разрыва прежней дружбы и привнесения в эксперимент ранее установленных отношений и моделей поведения.

В окончательно отобранной группе испытуемых накануне начала эксперимента был проведен ряд психологических тестов, однако для того чтобы избежать пристрастного отношения со стороны экспериментаторов-наблюдателей, набранные баллы были сведены в таблицы лишь после окончания эксперимента.

Два человека, которых держали в резерве на случай, если потребуется дополнительный «заключенный», не были востребованы, и один, бывший резервным «надзирателем», отказался участвовать в эксперименте перед самым его началом.

Проведение тюремного эксперимента

Оборудование тюрьмы

Тюрьма была оборудована в 12-метровом отрезке коридора в подвальном помещении здания психологического факультета Стэнфордского университета (поэтому со временем это исследование получило название Стэнфордского тюремного эксперимента). Этот отрезок коридора был разделен двумя специально построенными стенами, в одной из которых находилась единственная дверь, ведущая в блок с камерами; в другой стене было небольшое оконце для наблюдения. В три маленькие камеры (2x3 метра) были превращены лабораторные комнаты, для чего обычные двери были заменены стальными решетками, выкрашенными в черный цвет, и вынесена вся мебель.

Единственной мебелью в камерах были койки (с матрасом, простыней и подушкой) для каждого заключенного. Тесный чулан служил карцером; его размеры были чрезвычайно малы (65х65х210 см), и в нем не было света.

Кроме того, несколько комнат в примыкающем крыле здания использовались в качестве помещений для надзирателей (где они переодевались в униформу и отдыхали), также там была спальня для «начальника тюрьмы» и «старшего надзирателя» и комната для проведения собеседований и тестов. В маленькой комнатке, изображавшей обнесенный забором тюремный двор, за ширмой находилось видеозаписывающее оборудование и пространство для нескольких наблюдателей.

Рабочие подробности

«Заключенные» находились в тюрьме круглые сутки в продолжение всего эксперимента.

Они были в случайном порядке распределены по камерам, по три человека в каждую.

«Надзиратели» работали также по трое в восьмичасовую смену; находясь в «тюрьме» только во время рабочей смены, в остальное время они занимались своими обычными делами. Другие отобранные участники эксперимента оставались у себя дома в качестве резерва.

Ролевые инструкции

Испытуемым сообщили, что они методом случайного отбора будут назначены на роль заключенного либо надзирателя, и все добровольно согласились играть любую из ролей за 15 долларов в день на протяжении периода времени до двух недель. Они подписали контракт, гарантирующий минимально достаточное питание, одежду, жилье и медицинское обслуживание, а также денежное вознаграждение в обмен на их заявленное намерение играть назначенную роль на протяжении эксперимента.

В контракте было четко указано, что назначенные на роль заключенных будут находиться под непрерывным наблюдением, а часть их основных гражданских прав будет ущемлена, но исключено оскорбление действием. Никакой иной информации о том, что их ждет, предоставлено не было, также они не получили указаний, как следует себя вести в этой роли. Будущих заключенных по телефону попросили находиться у себя дома в то воскресенье, когда мы начинали свой эксперимент.

Назначенные на роль надзирателей присутствовали на координационной встрече в день, предшествующий вселению в тюрьму заключенных. Их познакомили с авторами эксперимента, «начальником тюрьмы» (автором настоящей статьи) и участвующим в исследовании студентом-старшекурсником, на которого была возложена административная роль «главного надзирателя». Им сказали, что мы хотим имитировать тюремную обстановку в пределах, накладываемых практическими и этическими соображениями. В задачу надзирателей входило «поддерживать в тюрьме разумную степень порядка, необходимого для эффективного функционирования», хотя им не сообщали в подробностях, каким образом следует выполнять эту обязанность. Их предупредили, что хотя невозможно предсказать многие неожиданности (например, попытки побега заключенных), надзиратели должны быть готовы к непредвиденным обстоятельствам и эффективно справляться с разнообразными ситуациями, которые могут возникнуть.

«Начальник тюрьмы» проинструктировал надзирателей о порядке рабочих смен, обязательном ежедневном составлении докладов об «опасных» или необычных происшествиях с подробным их описанием, о порядке питания заключенных, их работы и отдыха. Для того чтобы эти испытуемые начали исполнять свои роли даже прежде, чем в тюрьме появится первый заключенный, надзиратели помогали в окончательном оборудовании тюремного комплекса — ставили в камеры койки, вешали на стены таблички с надписями, обустраивали собственные помещения, переносили мебель, холодильники и тому подобное.

Надзиратели полагали, что нас главным образом интересует поведение заключенных. Разумеется, нас не меньше интересовало то, как скажется на поведении и состоянии самих надзирателей их собственная роль.

Для того чтобы поведение надзирателей в наибольшей степени отражало их истинные реакции на условия, имитирующие настоящую тюрьму, а не просто способность следовать данным инструкциям, испытуемым дали минимальные указания о том, как надо быть тюремщиком. Однако им строжайше запрещалось применять физические наказания либо избивать заключенных. Таким образом, с этим единственным исключением, их роли были с самого начала относительно расплывчаты, однако каждый «надзиратель» должен был взаимодействовать с группой «заключенных», а также с другими «надзирателями» и прочими «сотрудниками исправительного учреждения».

Форма одежды

Для того чтобы усилить у испытуемых ощущение анонимности, каждая группа получила одинаковую форму. Надзиратели были одеты в рубашки и брюки цвета хаки, имели свисток, полицейскую дубинку и зеркальные солнечные очки, сквозь которые невозможно было увидеть глаза. Форма заключенных состояла из широкого халата из миткаля, с идентификационным номером спереди и сзади, без нижнего белья; также они имели резиновые туфли и обтягивающие нейлоновые шапочки; на одной лодыжке была легкая цепь с замком. Каждому заключенному выдали зубную щетку, мыло, мыльницу, полотенце и постельное белье. В камерах были запрещены все личные вещи.

Такая экипировка заключенных и надзирателей служила для усиления идентичности внутри каждой группы и для уменьшения индивидуальных отличий в обеих группах. Форма цвета хаки была призвана передать военный дух, свисток и дубинка служили символами управления и власти. Форма заключенных была предназначена не только для того, чтобы лишить их индивидуальности, но чтобы унизить их и служить символом их зависимости и подчиненного положения. Цепь на лодыжке постоянно напоминала о гнетущей атмосфере тюрьмы, даже во время сна, когда цепь задевала другую ногу. Шапочка убирала все различия, связанные с длиной волос, их цветом или стрижкой (для этого же бреют головы заключенным в некоторых настоящих тюрьмах и солдатам в армии). Плохо сидящий халат заставлял испытуемых чувствовать себя неловко при движении; а поскольку он был надет без нижнего белья, заключенным приходилось принимать непривычные позы, более присущие женщинам, нежели мужчинам, — еще одна составляющая процесса демаскулинизации при заключении в тюрьму.

Помещение в тюрьму

При содействии сотрудников полицейского управления Пало-Альто-Ситивсе испытуемые, которым предстояло стать заключенными, были неожиданно «арестованы» у себя дома. Сотрудник полиции заявил, что они подозреваются в краже со взломом или вооруженном ограблении, уведомил об их правах, надел наручники, тщательно обыскал (нередко под взглядами любопытных соседей) и привез в участок в полицейском автомобиле. В участке испытуемые прошли стандартные процедуры взятия отпечатков пальцев и занесения в картотеку, а затем помещены в камеру предварительного заключения. Каждому заключенному были завязаны глаза, после чего один из экспериментаторов и испытуемый-надзиратель отвезли их в нашу экспериментальную тюрьму. Во время ареста и после него задействованные сотрудники полиции сохраняли официальный вид и не отвечали, когда испытуемые старались разузнать, связан ли их «арест» с нашим исследованием.

После прибытия в нашу тюрьму каждого заключенного раздевали догола, обрабатывали «средством от вшей» (обычным дезодорантом) и на некоторое время оставляли одного, стоящим в обнаженном виде. Затем ему выдавали описанную выше одежду, фотографировали, приводили в камеру и приказывали молчать.

Распорядок дня

Когда все камеры были заселены, старший надзиратель поприветствовал заключенных и прочел им правила данного учреждения (разработанные надзирателями и им самим.) Эти правила нужно было запомнить и выполнять. К заключенным следовало обращаться лишь по номеру, указанному на их форме (с целью их деперсонализации).

Заключенным полагались ежедневно: скромное трехразовое питание, три посещения туалета под наблюдением тюремщика и два часа — для чтения или написания писем. Заключенные были обязаны выполнять определенную работу, за которую они должны были получать почасовую оплату, что составляло 15 долларов в день. Были предусмотрены два свидания в неделю, а также право смотреть фильмы и делать физические упражнения. Трижды в сутки заключенных выстраивали на «перекличку» (по одному разу за рабочую смену надзирателей). Первоначальной целью «переклички» было удостовериться, что все заключенные на месте, и проверить их знание правил и своего номера. Первые переклички длились всего около десяти минут, но каждый следующий день (или ночь) их продолжительность возрастала и в конце концов некоторые переклички длились по несколько часов. Многие заранее установленные пункты распорядка дня были изменены надзирателями либо отменены вовсе, а некоторые привилегии в ходе эксперимента были позабыты персоналом.

К началу  Продолжение »»»