© К. Хэйни, К. Бэнкс, Ф. Зимбардо
Стэнфордский тюремный эксперимент.
Изучение поведения в условиях, имитирующих тюремное заключение
Синдром заключенного
Наши заключенные вели себя по-разному, когда они начали реагировать на ощутимую утрату самоидентификации и собственной независимости. Поначалу они не могли поверить, что в их жизнь грубо вторгаются, что за ними непрестанно наблюдают, и общая атмосфера подавления личности никак не укладывалась в сознании. Потом они начали бунтовать, сначала применяя прямую силу, а позже — с помощью изощренных действий, направленных на то, чтобы посеять недоверие и вызвать разногласия среди надзирателей. Затем они попытались существовать в рамках навязанной системы, учредив выборную конфликтную комиссию. Когда эти коллективные действия оказались не в состоянии существенно изменить жизнь заключенных, возобладали личные интересы. Заключенные утратили свою сплоченность, и начался социальный распад, который положил начало не только чувству одиночества, но также и отрицательному отношению к другим заключенным. Как было сказано раньше, половина заключенных в тюремных условиях «заболела» — были чрезвычайно эмоционально подавлены, — что явилось пассивным способом получения внимания и заботы. Другие стали чрезмерно послушными, пытаясь быть «хорошими» заключенными. Они объединились с надзирателями против единственного заключенного, который объявил голодовку. Вместо того чтобы поддержать его бунт, заключенные обращались с ним как со смутьяном, который своим неповиновением заслуживает наказания. Возможно, что потеря самоуважения у заключенных, которая отмечалось к концу эксперимента, была вызвана тем, что они уверились, будто постоянная враждебность по отношению к ним оправданна, поскольку они «этого заслуживают» (см.: Waltser, 1966).
С течением времени основной реакцией заключенных становилась пассивность, усиливалось ощущение собственной зависимости и уныние.
Вкратце рассмотрим некоторые из процессов, вызвавших эту реакцию.
Утрата самоидентификации. Для большинства людей их личность определяется общественным признанием их уникальности и утверждается посредством имени, одежды, внешности, стиля поведения и прошлого. Жизнь среди чужих людей, которые не знают имен и прошлого друг друга (и обращаются один к другому исключительно по номеру), одинаковая для всех заключенных одежда, нежелание привлекать к себе внимание, поскольку это может иметь непредсказуемые последствия, — все это вело к ослаблению самоидентификации заключенных. Утрачивая инициативу и эмоциональный отклик, поддаваясь внешнему влиянию обстановки, заключенные все в большей мере утрачивали индивидуальность не только в глазах надзирателей и наблюдателей, но и в своих собственных.
Произвол. В анкетах, которые испытуемые заполняли после завершения эксперимента, в качестве самой неприятной стороны тюремной жизни упоминалось то, что заключенные были подвластны совершенно непредсказуемым решениям и правилам, которые устанавливали надзиратели. Если заключенный задавал вопрос, он мог либо получить на него разумный ответ, либо подвергнуться унижению и расправе. Улыбнувшись в ответ на шутку, он мог быть наказан; наказание также могло последовать, если он не улыбнулся. Если заключенный не подчинялся каким-либо правилам, за это могли быть наказаны ни в чем не повинные сокамерники, он сам либо все вместе.
Обстановка становилась все более непредсказуемой, а прежние знания о мире как о справедливом и упорядоченном месте оказались неприменимы, и заключенные перестали проявлять инициативу в своих действиях. Они передвигались, подчиняясь приказам, а у себя в камерах редко занимались какой-либо целенаправленной деятельностью. Их реакции, подобные реакциям зомби, являлись функциональным эквивалентом того явления беспомощности, о котором писали Селиман и Гроувз (Seligman & Groves) (1970). Поскольку их поведение никак не влияло на обстановку, заключенные, по сути, сдались и перестали активно себя вести. Таким образом, надзиратели изменяли степень субъективной неприемлемости для заключенных тех условий, которые их окружали, не с помощью физических наказаний, а, скорее, управляя психологической величиной предсказуемости происходящего (Glass & Singer, 1972).
Зависимость и демаскулинизация. Отношения зависимости, установленные надзирателями, не только усиливали беспомощность заключенных, но также вели к их демаскулинизация. Произвол надзирателей распространялся даже на такие обычные, будничные действия, как посещение туалета. Чтобы это сделать, требовалось получить разрешение (которое не всегда давалось), после чего заключенного вели в туалет с завязанными глазами и в наручниках. То же самое касалось множества других простейших действий: выкурить сигарету, почитать, написать письмо, выпить стакан воды или почистить зубы. Все это были привилегии, на которые требовалось получить разрешение, а перед тем хорошо себя вести. Эта зависимость порождала у заключенных регрессивную ориентацию, подавляя способность разбираться в окружающем мире. Их зависимость определялась той мерой управления их жизнью, которую они позволяли осуществлять другим людям (надзирателям и тюремному персоналу).
Как и в настоящих тюрьмах, самоуверенная, независимая, агрессивная природа заключенных-мужчин представляла собой угрозу, с которой боролись различными способами. Их одежда напоминала женские халаты или платья, отчего заключенные выглядели глупо, а надзиратели называли их «сестренки» или «девочки». То, что под формой не было нижнего белья, вынуждало заключенных двигаться и сидеть непривычным образом, по-женски. Любое неповиновение именовалось признаком «неисправимости» и приводило к утрате привилегий, заключению в карцер, унижению или наказанию сокамерников. Надзиратели, которые были меньше ростом, заставляли более сильных заключенных вести себя покорно и выполнять нелепые действия. Заключенных поощряли в том, чтобы они унижали друг друга во время перекличек.
Эти и другие действия были призваны ослабить в заключенных их ощущение собственной мужественности, сформированное внешней культурой. Следствием было то, что хотя заключенных во время построений и перекличек обычно бывало больше, чем надзирателей (девять против троих), никогда не возникало попыток справиться с надзирателями силой. (Интересно отметить: когда эксперимент был завершен, заключенные высказали уверенность, что испытуемых распределили по группам, основываясь на их росте. Они полагали, будто надзиратели были «крупнее», хотя фактически не было разницы в среднем росте и весе этих случайно определенных групп.) В заключение скажем, что, по нашему мнению, результаты Стэнфордского тюремного эксперимента открывают новые горизонты психологии тюремного заключения, которая заслуживает дальнейшего изучения. Кроме того, данное исследование предоставляет информацию для изучения альтернатив существующей подготовке тюремных надзирателей, а также заставляет подвергнуть сомнению основные принципы, на которых строится деятельность исправительных учреждений. Если наша имитация тюрьмы смогла породить такую сильную патологию поведения за столь краткий период, значит, для большинства заключенных содержание в настоящей тюрьме не соответствует тяжести совершенного преступления — оно значительно его превосходит! Более того, поскольку и заключенные, и надзиратели находятся в рамках энергично развивающихся, взаимозависимых отношений, которые разрушают человеческую природу, надзиратели, по сути, тоже являются наказанными обществом заключенными.
Литература
- Adorno, Т. W., Frenkel-Brunswik, Е., Levinson, D. J., and Sanford, R. N. The authoritarian personality. New York: Harper, 1950.
- Charriere, H. Papillon. Robert Laffont, 1969. Cristie, R., and Geis, P. L. (Eds.) Studies in machia-vellianism. New York: Academic Press, 1970.
- Comrey, A. L. Comrey personality scales. San Diego: Educational and Industrial Testing Service, 1970.
- Glass, D. C, and Singer, J. E. Behavioral after-effects of unpredictable and uncontrollable aversive events. American Scientist. 1972, 6, No. 4,457-465.
- Jackson, G. Soledad brother: The prison letters of George Jackson. New York: Bantam Boob, 1970.
- Milgram, S. Some conditions of obedience and disobedience to authority. Human Relations, 1965,18, No. 1,57-76.
- Mischel, W. Personality and assessment. New York: Wiley, 1968.
- Schein, E. Coercive persuasion. New York: Norton, 1961. Seligman, M. E. and Groves, D. P. Nontransient learned helplessness. Psychonomic Science, 1970,19, No. 3,191-192.
- Walster, E. Assignment of responsibility for an accident. Journal of Personality and Social Psychology, 1966, 3, No. 1, 73-79.
Источники:
- Haney, C., Banks, W.C. Zimbardo, P.G. A study of prisoners and guards in a simulated prison. Naval Research Review, 30, 4-17. 1973
- Общественное животное. Исследования. Том 1. Под ред. Э. Аронсона. — М. 2003
