ГЛАВА VI. Читатель и книга и их исследование по специальному библиопсихологическому методу

Начало см. Рубакин Н.А. Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологию. — М.: 1977.

Основная идея специального библиопсихологического метода

В предыдущих главах было показано, что каждый читатель и слушатель строит свою особую проекцию чужой речи — печатной, рукописной и устной. На странице 58 дана диаграмма, наглядно поясняющая такую их творческую работу. Опрашивается теперь, нельзя ли каждую из этих проекций объективно характеризовать как в качественном, так и в количественном отношениях? Нельзя ли найти способ выяснять, из каких психических элементов каждой отдельной читательской мнемы какая проекция построяется и сколько каких элементов в ней? В предыдущих главах, в сущности, уже дан утвердительный ответ на эти вопросы. И правда, всякое прочитанное и услышанное слово нельзя не рассматривать как некоторый раздражитель-возбудитель психических явлений в мнеме, вызывающий определенную реакцию. Каковы они и сколько их? Изучая реакции данной мнемы, мы изучаем и те элементы, из каких данный читатель в данный момент строит свою проекцию чужой речи в данных условиях социальной среды и вообще места и времени. По внешним реакциям можно судить о мнематических. Можно выяснить, сколько раз какие психические явления вспыхивали, возбуждались в данном читателе или слушателе под влиянием таких-то слов данного текста и такого-то количества их. Статистика читательских реакций и даст нам качественную и количественную характеристику читательских переживаний. Такова самая суть библиопсихологического метода. Он естественно вытекает из теории условных рефлексов и мнемы.

В этой главе мы покажем на самых конкретных примерах, в чем состоит самая суть теории, а также и практики специального библиопсихологического метода. Для простоты дела будем говорить только о речи печатной и рукописной, оставляя в стороне, за некоторыми исключениями, речь устную. Мы покажем, что все библиопсихологические явления могут быть изучаемы объективно и с максимально доступной точностью; могут быть объективно характеризованы и субъективные элементы. В предыдущих главах уже шла речь о том, что ныне практикуемых методов еще недостаточно для превращения библиопсихологии, а значит, и теории и истории литературы в одну из отраслей объективного знания. Объективный социологический метод тем не менее субъективен, если при этом не делается поправки на исследователя. Необходимо найти способ делать ее с должной точностью и разносторонностью. Пока что никакой метод изучения книжного дела и литературы не указывает, как это делать, если не считать субъективной критики других, тоже субъективных, критиков. Специальный библиопсихологический метод, напротив, Логически приводит к составлению личных уравнений как читателей, так и авторов, так и других работников книжного дела, при этом никоим образом не исключая утилизации всех других методов научных в тех же целях, но подводя под них прочный биологический и социально-психологический фундамент. Этот специальный библиопсихологический метод должен играть ту же роль в психологии книжного дела, какую играет исследование внутреннего скелета при изучении царства позвоночных; все добытое при помощи других научных методов может быть координировано при помощи метода специального.

В этой главе мы покажем, что каждый читатель, каждый тип читательский, наконец, каждая книга, кем-либо и когда-либо читаемая, может быть выражена цифровыми коэффициентами, характеризующими и качественную, и количественную сторону той проекции, какую построяет читатель. Величина этих коэффициентов может служить характеристикой читательских переживаний в данный момент. Затем мы покажем, что от характеристики данного читателя в данный момент можно перейти, согласно теории статистики, к характеристике этого читателя вообще, а затем и к характеристике среднего читателя. Но что такое средний читатель? Он представляет собою средний уровень всех читателей данного коллектива. Это значит, что коэффициентами среднего читателя характеризуется тот социальный коллектив, средний уровень которого он представляет, но характеризуется не «по глазомеру», а точно и определенно, в виде формулы. Коэффициенты среднего читателя покажут нам, таким образом, средний уровень читающего коллектива, а коэффициенты отдельных, индивидуальных читателей выяснят степень уклонения той или иной личности от этого среднего уровня. От характеристики читателя можно затем перейти к характеристике книги, и на этот раз вовсе не как к индивидуальной, а как к средней проекции, которая представляет собой средний уровень всех индивидуальных проекций. А он позволит измерять всякую индивидуальную проекцию той же книги по степени уклонения любого читателя от этого среднего уровня. Специальный метод библиопсихологии дает возможность выразить цифрами любую амплитуду уклонения от средней величины. Но что такое эта амплитуда, выраженная цифрами? Нетрудно понять, что она не что иное, как та поправка на читателя, о /какой мы говорили выше.

Специальный метод библиопсихологии позволяет идти, не отступая от логики точных наук, еще того дальше: раз мы входим, с его помощью, в область объективного изучения книги не как читательской субъективной проекции, а как независимого от нее факта, то мы сможем уже составить себе объективное понятие не только о самих книгах, но и об авторах этих книг. Мы сможем ответить научно и на такой вопрос: насколько зависит читательское впечатление, вынесенное из данной книги, от данного читателя, и насколько зависит оно от автора? Какие особенности и каким способом придал данной книге ее автор, чтобы передавать и качество и количество своих психических состояний разным другим Я? Таким образом явится возможность сравнительно изучать особенности разных произведений одного и того же автора, тоже выражая их цифровыми коэффициентами. А особенностями его произведений можно будет характеризовать и самого автора, а значит, и каких угодно авторов, независимо от тех субъективных и обыкновенно пристрастных характеристик, какие им делаются критиками я историками литературы. А раз это так, то можно будет и классифицировать авторов тоже по их типам, психическим и социальным. Но если в распоряжении исследователя будет и классификация читателей, и классификация книг, циркулирующих среди населения, и классификация авторов, создавших эти книги, то явится возможность изучать и соотношения этих трех факторов книжного дела, а от изучения индивидуальностей перейти к изучению социального коллектива и 1) показать, из каких психических типов состоит данный коллектив — национальный, местный, классовый, профессиональный; 2) почему некоторые книги и авторы имеют, в пределах этого коллектива, и очень быструю циркуляцию, и очень сильное влияние, тогда как другие авторы и книги не имеют ни того, ни другого; 3) почему и как выдвигает какой коллектив каких авторов в качестве своих выразителей, иначе говоря, как и почему создает толпа читающая толпу пишущую, путем превращения читателя в писателя. О психических типах авторов и о циркуляции книг мы в этом нашем труде говорить не будем, за недостатком места.

Познакомим прежде всего с самою сущностью специального библиопсихологического метода, с его основной идеей, а затем, войдя в некоторые главнейшие его детали, постараемся показать, что основная идея этого метода является вполне осуществимой на практике и что ее осуществление представляет гораздо меньше трудностей для любого читателя, чем многие другие, ныне практикуемые методы исследования сложнейших психических явлений. Кроме того, мы покажем, что специальный библиопсихологический метод допускает целый ряд возможных упрощений, применительно к практическим целям, а также приспособлений к умственному развитию исследуемых субъектов. Мы заранее подчеркиваем эту сторону метода, во избежание упреков в том, что он будто бы трудно приложим на практике. Ведь когда-то казались непомерно сложными и совершенно неприменимыми и те приемы статистического исследования, которые были рекомендованы А. Кетлэ и другими теоретиками статистики. Тем не менее это нисколько не помешало этим приемам войти в общественную практику всех культурных государств, вплоть до сложнейших переписей всего населения. Мы не сомневаемся, что войдет в практику и специальный метод библиопсихологии, так как этим путем можно пролить научный свет на сложнейшие психические явления, называемые всемирной литературой и духовкой культурой человечества. Для того чтобы углублять, улучшать и вообще регулировать влияние устной, рукописной и печатной речи, необходимо изучать это влияние в самом процессе чтения и слушания. Обыкновенно о значении какого-либо писателя судят по влиянию его произведений на читающую массу, а об этом последнем — по опросу в библиотеках и книжных магазинах; но, -как мы уже подчеркнули в предыдущих главах, одно ведь дело — спрос, и совсем другое дело читаемость, и опять-таки совсем другое дело самое влияние читаемой книги. Данные о влиянии, получаемые путем обычных статистических и других наблюдений, совершенно недостаточны, чтобы по ним можно было судить о том действии, какое книга производит на ее читателя. Научная мысль должна стремиться к определенности и точности изучения, а потому не может довольствоваться неясными общими характеристиками разных книжных влияний, определяемых интуитивно по отношению к «данной книге вообще» и к «данному автору вообще». Нет, влияние книги сводится к влиянию ее текста, а это последнее — к влиянию отдельных слов его и различных группировок слов. Отсюда следует, что статистика создавания, циркуляции, читаемости и вообще утилизации книг должна быть пополнена статистикой влияния каждого отдельного слова читаемого или слышимого текста. Вопрос лишь в том, как организовать такую статистику. Практическим ответом на этот вопрос и является специальный метод библиопсихологии. Он представляет собою научно организованную статистику тех психических переживаний, какие испытывает читатель вследствие раздражений-возбуждений, производимых каждым отдельным словом текста. При этом качественная сторона самых переживаний определяется интроспективно, а количественная — экстроспективно, и интроспективные показания читателя всегда находятся под контролем экстроспекции, требование, какое вытекает из всех предыдущих глав нашего труда.

Нижеследующие соображения помогут выяснению самых основ библиолсихологической статистики психических переживаний. Сущность дела вот в чем. Мы берем исходным пунктам тот факт, что решительно все слова текста, внимательно слушаемого или читаемого, могут быть расклассифицированы тем субъектом, который их воспринимает, по рубрикам классификации психических явлений, им в этот момент переживаемых и осознаваемых. Следовательно, если мы напишем вдоль оси абсцисс тот текст, который воспринимается слово за словом, а вдоль оси ординат какую-либо классификацию психических явлений, то читатель может указать для каждого слова текста, к какой категории этой классификации относится то переживание, которое возбуждено каждым отдельным словом, им прочтенным, поскольку он его констатирует в себе, т. е. осознает. Читатель может отметить каждое констатированное переживание, напр., точкою на уровне той рубрики, какая отмечена на оси ординат. Каждая читательская отметка есть не иное что, как реакция читателя на раздражение — возбуждение, причиненное этим словом текста-реактива. Это и показано на прилагаемом чертеже.

Может случиться, как мы сейчас и увидим, что некоторые слова, даже очень многие, если не все, возбуждают не по одному, а по нескольку психических переживаний разных категорий. В таком случае читателю придется поставить над таким словом по две или по нескольку точек на уровне соответствующих рубрик психологической классификации.

Так например, слово «книга», когда я его читаю, может возбуждать во мне, во-первых, представление, образ какой-нибудь книги или мысль, идею, понятие о книге вообще, а во-вторых — эмоцию симпатии по ее адресу. Это значит, что мне как читателю придется поставить над словом «книга» не одну, а две точки расположенные одна над другой, причем одну из этих точек я отнесу к категории представлений или понятии (идеи), а другую — к категории эмоций. Таким образом это слово «книга» возбуждает во мне своего рода психический аккорд. Почти каждое слово, нами воспринимаемое, в огромном большинстве случаев представляет собой тоже аккорд подобного рода. Поэтому мы и позволяем себе сохранить это название и в библиопсихологии.

Далеко не все психические переживания, к каким способен человек возбуждаются в нем решительно всяким словом прочитанным или услышанным. Так, напр., прочитанное слово «книга» может возбудить в одном читателе только образ, умственную картину книги, не возбудив никакой эмоции, потому что эта последняя так слаба, что не дошла до сознания, осталась неосознанной, за его порогом. Это значит, что, при осознавании некоторых слов, читатель может переживать психическое явление образа, вовсе не переживая никакой эмоции. Подобно этому, я могу переживать мысль о числе «двести» или мысль о «нечто», не переживая в это самое время никаких образов или эмоций, так как они во мне в данный момент возбуждены этими словами в очень слабой степени или вовсе не возбуждены. Слово «зло» может возбудить иной раз только эмоцию, не возбудив ни образов, ни понятий, ни стремлений и т. д. Подобно этому и такие переживания, как хотения, стремления, инстинкты, действия и пр., представляют собою тоже психические элементы, не обязательно присутствующие при осознавании слов теиста.

По числу читательских пометок около каждого отдельного слова можно судить о степени возбуждения, причиняемого им. Около некоторых слов, как это показала практика, читатель делает всего лишь по одной или по две пометки, а около других — по 20 или 30 и даже 60. Число читательских пометок характеризует разнообразие и силу, а значит, и относительную напряженность переживаний, возбужденных таким-то словом в данной читательской мнеме. Из этого видно, что разные слова имеют различный потенциал, — иные весьма слабый, иные очень высокий. Различны и качества потенциалов: иные из них относятся к возбуждению переживаний интеллектуальных, иные — эмоциональных, иные — волевых. Явление потенциала играет в библиопсихологии большую роль, и потому нам придется еще говорить о нем.

На рисунке написана, слово за словом, вдоль оси абсцисс такая фраза: «Да здравствует книга — могущественное орудие борьбы за истину и справедливость». На оси ординат отмечены названия главнейших категорий психических переживаний, каковы: понятия П (концепты), образы О, ощущения Ощ, эмоции Э, органические чувства Ор, стремления и хотения С, действия Д и инстинкты И. Для каждой из этих рубрик проведем линии, параллельные оси ординат, как это показано на рисунке. Станем теперь над каждым словом текста, написанного вдоль оси абсцисс, отмечать точками или крестиками те наши психические переживания, какие мы интроспективно осознаем при чтении каждого слова данного текста. Так, например, слово «да» возбуждает во мне как читателе всего текста переживания какого-то напора, волевого стремления или принуждения. Кроме того, оно же возбуждает некоторую эмоцию, чувство. В таком случае, осознавая эти мои переживания, возбужденные словом «еда», я проставлю над ним два крестика или точки: одну — на уровне волевых явлений, другую на уровне эмоций. Это и показано на рисунке. Из этого и видно, что слово «да» возбуждает во мне в данный момент аккорд переживаний, эмоции я волевые явления одновременно, а я, читатель, интроспективно знаю, какие именно переживания во мне этим словом возбуждены, а сообразно с этим, и классифицирую их. Подобно этому, расклассифицированы на чертеже и читательские переживания всех других слов анализируемого текста-раздражителя. Другой читатель того же текста или тот же самый читатель, но в другой момент, расставят точки, быть может, несколько иначе, смотря по тому, каковы будут переживания, возбуждаемые словами того же текста. Если соединить линиями все точки, расставленные читателем над всеми словами им воспринятого текста, то получится некоторая кривая, соответствующая, во-первых, данному тексту, а во-вторых, всей совокупности психических явлений, пережитых этим читателем в процессе чтения этого текста в данный момент и дошедших до читательского сознания. По рисунку же видно, как распределились все поставленные им точки по рубрикам психологической классификации. Каждой из этих рубрик соответствует то или иное число точек, им поставленных. На правой стороне чертежа подведен статистический итог этим точкам, проставленным данным читателем, и выраженный, во-первых, в абсолютных цифрах, а во-вторых, — в виде процента к общему числу читательских пометок-реакций. Это и есть статистика психических переживаний, возбужденных словами текста-реактива, т. е. статистика читательских реакций, которые и характеризуют мнему. Отдельные возбуждения, хотя и отнесенные к одной и той же категории, разумеется, могут быть при этом качественно различными, но это нисколько не мешает научности приема: подобно этому при статистических подсчетах, например, общего числа «хозяйств в каком-либо государстве, бывают различны и все подсчитываемые отдельные хозяйства, — иное может быть частным и индивидуальным, другое коллективным, третье — государственным, и т. д.; тем не менее все эти различия вовсе не служат помехою для статистиков в их подсчитывании общего числа всех и всяких, но отдельных хозяйств, причем каждое отдельное хозяйство принимается за особую единицу при подсчете. Подобно этому и библиопсихолог может подсчитывать общее число читательских показаний, относящихся к каждой отдельной рубрике психологической классификации, например, — число точек, проставленных для обозначения пережитых эмоций. Эти эмоции сами по себе могут быть очень различными. Но ведь подсчет относится в данном случае не к индивидуальным качествам каждой отдельной эмоции, а к эмоциям вообще, — к количеству осознанных переживаний данной категории психических явлений. Подсчитывается, сколько раз получил данный читатель от данного текста возбуждение эмоционального характера. Таким образом, с библиопсихологической точки зрения, статистика читательских пометок вполне удовлетворяет всем требованиям научной теории статистики. Разумеется, самый вид кривой, полученной таким способом, не имеет никакого значения, — она полезна лишь в смысле наглядности и может быть какого угодно вида. Главная суть — в статистических итогах такого библиопсихологического исследования.

Пользуясь одною и тою же классификацией психических явлений, разные читатели могут сопоставлять свои интроспективные показания, статистически характеризующие их субъективные переживания при чтении одного и того же текста. Положим для примера, что один и тот же текст дан читателям трех разных психических типов. Мы можем не знать, к какому типу принадлежит катай читатель, но тип каждого неизбежно дает себя знать, лишь только читатели эти начинают делать свои пометки в процессе чтения текста. Предположим для простоты, что все три читателя — типы односторонние и резко выраженные: один — эмоционального, другой интеллектуального, третий — волевого типа. Типичность каждого из этих субъектов немедленно (проявляется в том, что в первом легче всего возбуждаются, одним и тем же текстом, какие-либо эмоции, у второго — концепты, представления и ощущения (психические переживания интеллектуального типа), в третьем — стремления, хотения и действия (психические переживания волевого типа). Разумеется, относительно легкая возбуждаемость психических явлений определенной категории неизбежно проявляется в том, что один и тот же текст возбуждает в читателе первого типа больше эмоциональных явлений, в читателе второго типа — больше интеллектуальных, в читателе третьего типа — больше волевых, сравнительно с другими читателями. Это значит, что каждый из этих читателей, делая свои пометки в процессе чтения одного и того же текста, проявляет свою типичную особенность соответственным увеличением числа точек, им поставленных в соответственных рубриках психологической классификации. Отсюда следует, что по числу точек, поставленных каждым читателем в той или иной рубрике, является возможность судить о его психическом типе, т. е. об относительной возбудимости тех или иных психических переживаний в его мнеме. Значит, статистические итоги проставленных точек, подводимые столь простым способом для разных текстов-реактивов, могут быть приняты за числовые статистические характеристики психических переживаний каждого отдельного читателя, а значит, и для проекций, построенных данною мнемою.

Возьмем какой угодно текст, предложим различным лицам прочесть его, а затем дать свои показания, согласно специальному библиопсихологическому методу. Уже тот факт, что читатель будет делать свои пометки около каждого отдельного слова лишь после прочтения всего текста, доказывает, что он станет делать их только в связи с другими словами того же текста и возбужденными переживаниями их. Это значит: исследуются явления интервербального чтения, а не вербального. Изобразим читательские показания в виде библиопсихологической кривой и подведем итоги числу пометок, отнесенных к каждой рубрике этим читателем. Высчитаем затем процентные отношения того числа точек, какое было проставлено данным субъектом в каждой из рубрик психологической классификации, к общему числу точек, и мы получим цифровую характеристику переживаний данного читателя во время чтения данного текста. Цифры, выражающие процентные отношения, можно назвать библиопсихологическими коэффициентами. Их не следует смешивать с абсолютным числом точек.

Из предыдущего видно, что библиопсихологическая кривая отнюдь не представляет из себя кривой математической, — она не более как график или диаграмма, к которой хотя и приложим а некоторая математическая обработка полученных статистических данных, но никакой пропорциональности математической между числом слов и точек и (рубриками психологической классификации еще нельзя определить путем исследования библиопсихологической кривой.

Благодаря вышеизложенному приему исследователь получает возможность очень наглядно судить не только о главнейших, но и о детальных и очень тонких и глубоких переживаниях читателя. Для этого стоит лишь присмотреться к тем точкам, которые стоят, различно распределенные, над каждым словом прочитанного текста. Каждая точка говорит о качественной стороне читательского переживания, экфорированиого этим словом, т. е. о возбуждении, им произведенном. Точки эти символизируют те маленькие взрывы, какие были произведены каждым отдельным словом в читательской мнеме, взрывы интеллектуальные, эмоциональные и волевые и т. д., и какие дошли до сознания данного читателя. Присматриваясь далее к библиопсихологической кривой в ее целом, мы получаем возможность проследить действие всего теиста-реактива на данного читателя-слово за словом и шаг за шагом. В иных местах проставленные им точки словно скопляются, в других — они раздвигаются, в третьих — словно перемещаются со строки на строку в психической классификации. Все это внешние признаки интимных психических переживаний, символы невидимого процесса, совершающегося в читательской мнеме во время чтения данного текста. Позволяем себе думать, что еще никакими другими способами не удавалось проникать в такие детали читательских переживаний, констатируемых и интро— и экстроспективно, как нам позволяет это сделать вышеописанный простой прием, наглядно демонстрирующий общую картину процесса чтения.

Но особенный интерес представляет исследование библиопсихологических кривых, начерченных для одного и того же текста различными читателями. Стоит лишь выразить библиопсихологическими коэффициентами процесс чтения каждого из этих читателей, а затем сравнить цифровые величины соответственных коэффициентов, — и мы получим возможность судить не только о качественной стороне индивидуальных особенностей каждого субъекта, но и о размерах этих особенностей у одного и того же читателя сравнительно с другими читателями того же текста. О том, как выяснить тождественность понимания одной и той же психологической классификации разными читателями, об этом речь будет идти ниже.

Тот же самый метод приложим к изучению не только различных читателей, но и одного и того же читателя в разные моменты его жизни, при разных настроениях и в различных условиях чтения. Как известно, книга, читанная в молодости, действует на того же самого читателя совершенно иначе в старости. Книга, прочитанная до революции, кажется иною после революции. Всякая такая перемена момента и условий чтения, как внутренних, так и внешних, неизбежно сказывается и на изменениях цифровых величин библиопсихологических коэффициентов.

Из предыдущего уже ясно, каким путем специальный метод библиопсихологический позволяет переходить от величин частных и индивидуальных к величинам средним и все более и более общим, сообразно с тем, какую цель ставит себе данный исследователь. При всех таких переходах ему приходится иметь дело лишь с коэффициентами, но, повторяем, из всего этого, разумеется, вовсе не следует, что изучение качественной стороны читательских переживаний с помощью других методов теряет свое значение.

Значение библиопсихологических коэффициентов отнюдь не сводится лишь к характеристике количественной стороны изучаемого явления, потому что психологическая классификация, отмеченная на оси ординат, есть классификация качественная. Классифицируя по ней свои переживания, читатель классифицирует свои качества. Чем больше рубрик в этой классификации, тем многостороннее, разнообразнее и тоньше качественное изучение явлений, возбуждаемых в данном читателе данным текстом.

Основную идею специального библиопсихологического метода можно пояснить еще следующим образом. Положим, мы желаем изучить влияние на какого-нибудь читателя всем известного лермонтовского стихотворения «Тучки». Исследователь предлагает изучаемому читателю взять карандаш — лучше всего цветной, и, внимательно прочитав и перечитав это стихотворение, перечеркнуть в нем те слова, какие возбудили в этом читателе в данный момент психические переживания определенно намеченной категории, напр. какие-нибудь образы — все равно какие, лишь бы это были образы. Для начала исследования, удобнее всего предлагать перечеркиванье именно образов, потому что они представляют собой переживания, осознаваемые легче, чем переживания других категорий. Когда все слова данного текста, какие оказались способными возбудить в данном читателе какой-либо образ, будут перечеркнуты, можно предложить тому же читателю перечеркнуть в том же тексте, карандашом другого цвета, все те слова, которые возбуждают, напр., какое-нибудь чувство, эмоцию. После этого можно перейти к перечеркиваниям слов, возбуждающих переживания других психических категорий, каких угодно, смотря по тому, что интересует исследователя. Затем этому последнему остается лишь произвести подсчет, сколько перечеркиваний сделано данным читателем в данный момент, в данном тексте по какой психической категории.

Такова самая суть специального библиопсихологического метода в его простейшей и неполной форме (метод перечеркиваний). Вдумаемся теперь, что собственно отмечает читатель, делая свои перечеркивания, что может дать исследователю подсчет этих последних.

Единица библиопсихологического подсчета

С первого взгляда может показаться, что специальный библиопсихологический метод сводится к подсчету слов. Действительно, уже не раз ученые психологи, изучая тексты и их типы, прибегали к подсчету слов то эмоционального, то интеллектуального, то разных других типов. Но подсчитывать самые слава может только тот, кто еще не знаком с законом Гумбольдта — Потебни и не понимает кардинального значения этого закона, в силу которого слово имеет только тот смысл, какой ему приписывается читателем или слушателем, с одной стороны, а писателем и оратором — с другой. Специальный библиопсихологический метод представляет собой не статистику слов, а статистику психических переживаний, возбуждаемых отдельными словами текста.

Но ведь эти переживания, как мы не paз на это указывали, всегда бывают разными, в зависимости от качественной и количественной стороны мнемы, и не только у разных субъектов, по и у одного и того же субъекта в разные моменты его жизни. Поэтому и подсчет читательских переживаний не может не служить характеристикой, но не текста, нa самого читателя этого текста. Иначе говоря, в перечеркиваниях сказывается индивидуальность того лица, на которое данный текст действует. Поэтому, изучая результаты читательских пометок, можно изучать самого читателя. А так как исследователь может предложить читателю перечеркивать слова, возбуждающие переживания любой психической категории, и не только самые общие, но и самые тонкие, то отсюда следует, что специальный библиопсихологический метод дает возможность изучать читателей по их реакциям на текст в их даже самых интимных глубинах, а каждого субъекта характеризовать и качественно и количественно путем подсчета этих переживаний, интроспективно осознанных и экстроспективно отмеченных самими читателями.

Посмотрим теперь, что собственно означает каждое перечеркиванье. Оно означает не только то, что этот читатель понял (хотя и на свой лад) тот или иной смысл перечеркнутого слова, но что он и констатировал, осознал такое свое понимание. Если я перечеркиваю, напр., слово «тучки», потому что оно возбудило во мне образ какого-нибудь облака, это значит, что я понимаю и сознаю, что слово это действительно возбудило во мне именно образ; это значит, что в данном случае перечеркиванье этого слова представляет собою внешнее проявление констатирования или осознаваемости образов: читатель перечеркнул такое-то слово только потому, что осознал как наличность особого переживания в своем Я, так и некоторые качества этого переживания. В нашем случае таким качеством является то, что оно представляет собою переживание именно образа, а не какого другого психического явления. Подобно этому слово «тучки» может возбуждать психические явления и разных других категорий, напр. чувства, стремления и т. д. Из этого видно, что читатель в разных случаях может осознать разные категории своих психических переживаний, но всегда и во всех случаях самый факт сознательного перечеркивания означает не иное что, как наличность осознаваемости или осознаваемостей. А если это так, то по числу перечеркиваний можно судить не о чем ином, как о числе осознаваемостей, а подсчет перечеркиваний есть не что иное, как подсчет осознаваемостей, или читательских констатирований их. Каждая отдельная осознаваем ость представляет собою отдельный психический акт, на котором всякий читатель имеет возможность сосредоточить свое внимание и, таким способом, отличить его от других таких же актов сознания. Подобно тому как воспринимаемый текст разделен на отдельные слова, так и восприятие, понимание и осознавание этого текста разделено на ряд актов осознавания. Если читатель, воспринимая текст, сосредоточивает свое внимание на каждом отдельном слове его, то этим самым он уже превращает свое мышление, в той или иной степени, в ряд актов, — в жизненный ряд психических явлений, возбуждаемых данным текстом, ряд, состоящий из отдельных членов, допускающих раздельное их осознавание. Такою раздельностью и обусловливается возможность подсчета осознаваемостей. Читатель, не способный, по складу своей психики, к такому осознаванию реальностей, разумеется, окажется неспособным и к осознаванию своих переживаний. Но даже и этим способом такой читатель все-таки выявит и характеризует свой тип, свою индивидуальность, узнать которую и стремится исследователь. Из предыдущего вытекает, что каждую отдельную осознаваемость можно принять за единицу статистического подсчета, а при помощи такого подсчета характеризовать любую читательскую индивидуальность. Отсюда следует, что специальный библиопсихологический метод представляет собой именно статистику читательских осознаваемостей.

А раз это так, то в этой области столь интимного исследования может и должна быть использована научная теория статистики, вплоть до применения теории вероятностей и до формулы Гаусса включительно. Из этого видно, на какой прочный фундамент имеет возможность опереться библиопсихология в своих исследованиях читательства и вообще явлений, лежащих в основе книжного дела. Но подсчет читательских осознаваемостей, возбуждаемых отдельными словами текста, дает неизмеримо больше того, чем сколько кажется с первого взгляда. И правда, каждая отдельная осознаваемость, как мы уже сказали, представляет собою не иное что, как сложный рефлекс, где воспринимаемое слово текста является раздражителем, вызывающим возбуждение, а читательское перечеркивание ответом на него со стороны психофизического организма читателя. Между всяким раздражением и ответной реакцией — чтением слова ни перечеркиванием, существует, как мы знаем, функциональная зависимость, а качественный и количественный результат такой реакции зависит от качественной и количественной стороны так возбуждаемой мнемы. Перечеркивание, представляя собой рефлекс, может быть как рефлексом условным, так и безусловным, — оно может быть актом и автоматическим, и импульсивным, и сознательным (волевым), но каким бы оно ни было, тем не менее оно всегда будет характеризовать данного читателя, состояние психики, его вызвавшее, и дальнейшему анализу остается лишь выяснить, какого рода реакции мы имеем перед собою.

И анализ действительно оказывается возможным в данном случае и, как мы ниже увидим, очень тонкий и многоэтажный, начиная с анализа самых грубых и общих внешних проявлений (внешних выразительных движений) и кончая самыми интимными, но всегда опираясь не на голословные рассуждения и соображения исследователя, дающие общие словесные (характеристики читателю, а на определенный фактический материал, на «человеческий документ», на подконтрольные показания самого читателя.

Быть может, одна из самых интересных особенностей специального библиопсихологического метода состоит в том, что с его помощью может быть в значительной степени характеризовано не только читательское сознание, но и подсознание. Осознавать наличность такого-то переживания — это еще не значит давать себе отчет, почему оно появилось. Уже один тот факт, что всякий читатель делает свои пометки иной раз рефлективно и автоматично, показывает, что эти его пометки характеризуют не только сознание, которое, как известно, в рефлективных и автоматических актах не участвует как причина, хотя и может участвовать как сопутствующее явление (эпифеномен), — мы осознаем ведь и свои автоматические и рефлективные акты, по большей части, после или во время их совершения. Кроме того, подсознание еще иначе участвует в делании пометок: оно является как бы суфлером, подсказывающим, что именно перечеркнуть, а что нет, — хотя и без объяснения причин, почему так надо или не надо сделать. Пометками руководит из подсознания целый ряд нами уже рассмотренных явлений, каковы, напр., аперцепция (предвзятость), инстинкты и вообще неосознанные стремления, для которых-то и характерно, что они не доходят до сознания: в нашем случае они до него доходят лишь в виде акта перечеркивания. Читатель знает и сознает, что он перечеркивает такое слово потому, что оно возбуждает в нем, напр., тaкoe-то чувство, но это его осознаваемость — вовсе не то, что осознаваемость того комплекса, гнездящегося где-то в подсознании, который приводит к деланию пометок. Но, вдумываясь в читательские пометки и прилагая к ним свой психоанализ, исследователь открывает таким путем целый ряд проявлений читательского подсознания, проникая иной раз до поразительной глубины. Этими своими пометками читатель раскрывает тайны своего подсознания, сам того не замечая и не сознавая, а исследователю лишь остается научно, объективно и беспристрастно расшифровывать таинственные письмена читательских пометок.

Для успеха такой работы исследователь, как мы о том уже говорили, должен испробовать данный метод прежде всего на самом себе и изучить, с его помощью, самого себя и только затем переходить к исследованию читателей.

Внушение и самовнушение в процессе чтения

С точки зрения расшифровывания читательских пометок является особенно интересным изучение процессов внушения и самовнушения, принимающих здесь очень деятельное участие. Как известно, каждое читаемое или слышимое слово является источником как внушений, так и самовнушений, причем в процессе чтения или слушания внушение переходит в самовнушение, вследствие чего и внедряется во мнему некоторая посторонняя сила. Воспринимаемое слово является причиной внушения лишь постольку, поскольку читатель приписывает ему какой-либо смысл. Но этот якобы «внешний источник», превращаясь в мнеме данного читателя в определенный комплекс уже имеющихся в ней психических элементов, в сущности представляет собой силу внутреннего (мнематического) происхождения. Так возникшая мнематическая энграмма, в свою очередь, закрепляется и, при наличности некоторых обстоятельств, (может экфорировать разные психические переживания в других комплексах той же мнемы, а это экфорирование является ответной реакцией ее на внушение. Такую реакцию и следует называть самовнушением. В объективировании внушения принимает участие и социальная мнема данного читателя, заставляющая его приписывать воспринимаемому слову более или менее тот же смысл, какой ему обыкновенно приписывается в той социальной среде, где жил или живет читатель. Перечеркивание, обозначающее собой единицу осознаваемости, является характеристикой результатов как внушения, так и самовнушения. Библиопсихолог, в том случае, если в его распоряжении имеется достаточно большое число читательских показаний, как мы увидим ниже, получает возможность отделить для каждого слова элементы мнемы социальной (внушения) от элементов мнемы индивидуальной (самовнушения), а таким способом, опираясь на человеческие документы, изучать не только сознание читателя, но и его подсознание.

Читательские пометки и их изучение

Так как без ясного понимания самого принципа специального библиопсихологического метода не может быть понято и все то, что будет изложено в этой и последующих главах нашего труда; постараемся иллюстрировать все сказанное в предыдущем параграфе более конкретными примерами. Берем с этой целью те же «Тучки» Лермонтова. Это стихотворение состоит из 64 слов, связанных в одно единое целое при помощи различных грамматических, логических и психологических отношений. Исследователь очень определенно ставит читателю вопрос: «Возбуждает или не возбуждает в вас такое-то слово текста, напр., какой-нибудь умственный образ: да или нет? Если да, то перечеркните слово; если нет, — не перечеркивайте его, а переходите к следующему слову текста и там сделайте то же самое, но всегда обращая главное свое внимание не на самое слово, а на самого себя, на свои субъективные переживания, какими бы они ни были». При этом не надо забывать ни на минуту, что читатель, делая свои пометки, отнюдь не должен подражать другим читателям того же стихотворения: каков он есть, таков и есть, таким и желательно изучать его в процессе чтения данного текста. Образ может быть вызван в читателе любым словом текста. Даже такими, как, напр., предлоги «в», «из» и т. д. Нам не раз приходилось встречать таких читателей, которые искренно свидетельствовали, что при восприятии этих предлогов они мысленно видели что-нибудь движущееся, — образ движения. Всякая необычность читательских пометок не менее характерна, чем их обычность, шаблонность и подражательность, лишь бы читатель был .искренен и правдив в своих показаниях. Но для специального библиопсихологического метода характерно, что даже и неискренность, лживость, надуманность и подражательность читателя, делающего свои пометки, даже все это, как будто удаляющее исследователя от истины, на самом деле не удаляет его от нее: читатель-лжец, читатель-рисующийся, читатель-истерик, любитель «фокусничать» тем не менее раскрывает свой тип, свою природу, свою индивидуальность, как он ни давай ОБОИХ показаний, лишь бы в распоряжении у исследователя оказалось достаточное количество их. При методе пометок происходит по существу то же самое, что при методе, практикуемом С. Фрейдом. В нашей практике был такой случай: весьма довольный собой и вечно «интересничавший» субъект пробовал было намеренно искажать свои показания непомерно своеобразными пометками, якобы оригинальными. Тем не менее, проставив две-три тысячи таких пометок, он этим все-таки выявил свой настоящий тип, который и в этом случае оказался тем же самым, какой был им же выявлен, когда он делал показания, не искажая их намеренно. Понять такой факт вовсе нетрудно, зная самую суть закона больших чисел: специальный библиопсихологический метод позволяет утилизировать этот закон в целях изучения читателя путем анализа его осознаваемостей. Единственно, что здесь необходимо для статистического выявления истины, это чтобы число читательских пометок было возможно больше. Ниже мы увидим, что отнюдь не следует смешивать числа пометок с числом слов текста-реактива. Мы здесь говорим только о числе пометок.

Восемь главных категорий психических переживаний читателя

Присмотримся к читателю, который перечеркивает в тексте «Тучек» все слова, какие в нем возбуждают переживания какого-нибудь образа ¹. Положим, что у данного читателя в данный момент его жизни были экфорированы образы следующими словами текста:

Словом «тучки» (образ, воспоминание о какой-нибудь, когда-то виденной тучке или родовой образ тучки вообще).
Словом «небесный» (образ небесного свода).
«Степью» — картина степи.
«Лазурною».
«Цепью».
«Жемчужною».
«Мчитесь».
«Я» (свой собственный образ или образ-портрет Лермонтова).
«Нивы».
«Бесплодные».
«Родина».

Этот же самый читатель в другой момент жизни перечеркнет наверное не все эти слова, но, надо полагать, какие-нибудь другие, которые станут возбуждать в нем образы в тот момент. Вышеперечисленные слова, если они встретятся тому же читателю в каких-нибудь других текстах, быть может, тоже не вызовут никаких образов. Из этого примера видно, что библиопсихолог подсчитывает не слова текста, а переживания читателя. Из того же примера видно еще и то, что образ может быть вызван самыми разнообразными частями речи: иной раз — существительным, в другой раз — прилагательным, иногда — местоимением, наречием и даже предлогом? Здесь перед нами новая особенность библиопсихологического подхода к изучению читателя: библиопсихолог не обращает внимания на то, к какой части речи относится слово, возбудившее переживание данной категории, — для библиопсихолога важно самое переживание, а также та категория, к какой отнесено слово. Из этого видно, что тем более нельзя смешивать анализ библиопсихологический с этимологическим. То же надо сказать и об анализе синтаксическом, а значит, и вообще грамматическом. То же и об анализе логическом.

Подобно перечеркиванию слов, возбуждающих образы, читатель может в том же тексте перечеркнуть все слова, возбуждающие в нем какое-либо чувство, эмоцию, аффект, страсть и т. п. Ради удобства подсчета, лучше сделать перечеркивания, характеризующие читательские переживания другой психической категории, при помощи карандаша другого цвета. Положим, для примера, что следующие слова «Тучек» возбуждают в данном читателе ту или иную эмоцию:

Слово «тучки» — эмоцию красоты.
«Небесные»— космическое чувство.
«Вечные» — тоже космическое чувство.
«Степью» — чувство свободы.
«Изгнанники» — чувство жалости.
«Милый» — чувство любви или умиления.
«Гонит»— чувство злобы.
«Зависть» — чувство зависти (воспоминание об этом старом чувстве, когда-то пережитом самим читателем).
«Клевета» — чувство негодования против клеветы.
«Наскучили» — чувство скуки и утомления.
«Нивы» — чувство грусти.
«Бесплодные» — чувство сожаления.

Такие слова, как «страсти», «страдания», «свободные», «родины» и т. д., тоже возбуждают в читателе то ту, то другую эмоцию, то несколько эмоций сразу. Таким образам поддаются подсчету осознаваемости разных эмоций, виды и разновидности которых еще более многочисленны и разнообразны, чем образов. Если назвать осознаваемость образов буквой О, то осознаваемость эмоций (чувств, аффектов, настроений, страстей) можно обозначить буквой Э. Так как эта категория психических переживаний бесконечно разнообразна, то можно выделить в особую категорию — эмоции низшие, так наз. органические чувства, к которым относятся, напр., такие, как чувство голода, жажды, сон и т. п. Эту категорию низших органических чувств можно обозначить буквами Ор. Мы знаем, что Э и Ор принадлежат к иррациональным переживаниям нашего Я. Таким образом, изучению по специальному библиопсихологическому методу поддаются не только переживания рациональные, напр. образы, но и иррациональные.

Некоторые слова текста заставляют читателя вновь пережить интроспективно то или другое ощущение, т. е. не весь образ целиком, а лишь какой-нибудь один элемент, абстрагированный из совокупности элементов. Так, напр., слово «тучки» экфорирует во мне ощущение чего-то белого. Это ощущение, точнее говоря, воспоминание ощущения белого цвета, представляет собой один из элементов образа тучек. Подобно этому слова «небесные», «лазурные» экфорируют ощущение цвета голубого. Слово «степь» может экфорировать ощущение слуховое, напр. воспоминание о шуршании степной травы. Слово «север» экфорирует во мне тоже слуховое ощущение — свиста северного ветра. Даже такое слово, как «клевета», может экфорировать ощущение разговорного шума, шушукания. Такие слова, как «странники», «мчитесь», могут экфорировать ощущения мышечные, моторные и т. д. Не всякий человек способен выделять то или иное ощущение из целостного образа, поэтому такое выделение характеризует способность данного читателя к абстрагированию, к отвлечению, анализу. Осознание ощущений, экфорируемых словами, представляет собой новую категорию осознаваемостей, которые можно обозначить буквами Ощ.

Подобным же способом могут быть изучаемы осознаваемости и концептов, или понятий. В данном случае мы говорим о них не в логическом, а в психологическом смысле слова. Понятие, с точки зрения психологии, представляет собою особую категорию психических переживаний. Эта категория примыкает к другим двум тоже интеллектуального типа,— ощущениям и образам. Между самым отвлеченным понятием и самым конкретным ощущением и образом существует в нашем Я целый ряд переходных ступеней. Наука изучает и явления такого перехода. Тем не менее, раз оторвавшись от реальности и от комплекса первоначальных энграмм, ею произведенных, мы переживаем понятие иначе, чем образ и ощущение. Этим и объясняется необходимость отвести переживаниям понятий особую рубрику в нашей классификации психических явлений.

Многие слова текста, действующего на читателя, переживаются им как понятия более или менее отвлеченные. Читатель абстрактного типа переживает, напр., слова «пять», «у», «больше», «кто», «вверх», «был», «есть» и т. д. Читатель может переживать понятие как особую психическую категорию, независимо от переживания образов, ощущений, эмоций и т. д. Один читатель «Тучек» переживал следующие слова в тексте этого стихотворения как понятие: «будто», «как», «же», «сторона», «в», «с», «клевета», «север», «вечные». Таким образом, переживание понятий представляет собой особую категорию, которую мы можем обозначить буквою П.

Слова текста могут экфорировать и разного рода переживания волевого характера (хотения, стремления, желания, воления, усилия и т. п.). Напр., слова «странники», «мчитесь» вызывают в читателе стремление куда-то вдаль. Слово «свобода» пробуждает желание иметь ее. Слово «север», «родина» возбуждают стремление к родным местам. Слово «гонит» — жажду борьбы с теми, кто гонит. Слово «судьба» — чувство усилия, наткнувшегося на препятствие. Здесь перед нами новая категория психических переживаний, которую можно обозначить буквою С (стремление).

Некоторые слова возбуждают в читателе не только переживания волевого типа,— они экфорируют энграммы когда-то испытанных переживаний самых действий,— деятельности, движений, вообще активность. «Иногда мы ловим себя на том, — говорит Джемс Селли,— что, слушая живое описание борьбы, мы сами двигаем рукой. Это движение столь же непроизвольно, как и подражательное, которому оно, конечно, родственно. В нем не участвует ни желание, ни представление о какой-нибудь цели; весь процесс состоит только в возбуждении представлений о движении в особенно энергичной форме». Личное внушение заключается по существу в том, что в инертный ум данного лица (в его мнему) вкладывается представление (энграмма) о том или ином движении, которое тотчас же и выполняется. Если такой прием, как команда учителя гимнастики «смирно» или «марш», тотчас же дает желаемый результат,— даже это объясняется, в некоторой степени, тем фактом, что энергично возбуждаемые двигательные представления имеют тенденцию переходить в настоящие движения. Переживание действий и движений бывает у иных читателей очень ярким, особенно у таких субъектов, которые более или менее легко поддаются внушениям и переводят эти последние в самовнушения. Положим, что в «Тучках» какой-либо читатель очень ярко пережил воспоминание движения или самое движение под влиянием таких слов, как «странники», «мчитесь». Есть читатели, которые переживают под влиянием тех же слов не только образ движения, не только чувство, сопровождающее его, но и невидимые мышечные сокращения, которые и ощущаются ими. Они испытывают самые движения, хотя и невидимые извне (внутренняя мимика и пантомимика). Всякая идея, представление, образ есть действие в зародыше. Идея о движении есть уже движение. Читая описание действий, мы испытываем внутренние органические ощущения, органом которых является двигательный аппарат тела, мышцы, сухожилия, суставы (ощущения кинэстетические). Мы чувствуем иногда, как бьется наше сердце. У слепых кинэстетические переживания слабее. У глухонемых, напротив, преобладают моторные представления жестов. Люди труда и вообще деятельные люди не любят читать романов с описаниями созерцаний, размышлений, самоанализов. Люди этого типа, по тем же психофизическим причинам, любят романы действий и целыми толпами бегут смотреть на борьбу чемпионов — борцов: им приятны кинэстетические переживания, и они их ищут. Этим объясняется успех бульварных романов, оде без всякого анализа описываются действия и действия. Читая о действиях, мы мысленно проделываем самые действия. Мышечные сокращения приходят сами собою, рефлективно, как третья фаза реакции. Мы способны осознавать наши идеомоторные переживания. Читая описание пассивности, мы тоже как бы ощущаем ее. Читая о борьбе, мы мысленно боремся. Описание бега заставляет нас переживать его. То же переживание возбуждается в меньшей степени словами «бег», «борьба» и т. п. У людей моторного типа образ всякого слова есть образ двигательный: он представляется как движение мышц голосового аппарата. В нашей психической жизни двигательные образы играют чрезвычайно видную роль, а при мышлении в виде слов (значит, и при чтении) участие этих образов, надо полагать, всегда необходимо, если только мы активно относимся к мысли. К кинэстетическим переживаниям относятся, напр., такие, как переживание мышечного тонуса, напряженности, утомления, движения, тяжести, противодействия и т. п. Со словами, которыми обозначаются такие переживания, ассоциируется в течение нашей жизни кинэстетический импульс, который и может вызвать движение. Осознаваемость действий и движения можно обозначить буквой Д (движения).

Встречаются, наконец, и такие слова, которые возбуждают инстинкты. В этом нетрудно убедиться на примере слов, возбуждающих инстинкт половой, стадный, воинственный, инстинкт самосохранения и т. д. Есть читатели, в которых разные инстинкты экфорируются такими славами, как, напр., «цепью», «вы», «мчитесь». Они возбуждают в читателе то смутное, инстинктивное влечение, какое дает себя знать, напр., при всяком передвижении масс: если описание массового передвижения тучек напомнит какому-нибудь читателю о стадном инстинкте, обусловливающем такое передвижение, это уже значит, что переживание инстинкта экфорировано. Осознавание инстинктов затрудняется в нас тем, что мы обыкновенно переживаем их не как таковые, а как чувства, эмоции, аффекты, страсти (напр., инстинкт половой), как стремления или вожделения (напр., инстинкт стадный). Переживания, осознанные каким-либо читателем как инстинкты, мы будем обозначать буквою И (инстинкты).

Таким образом, мы имеем различные осознаваемости, обусловленные словами текста как раздражителями-возбудителями, экфорирующими разные психические переживания. Мы дали здесь обзор главнейших восьми категорий их, а именно осознаваемости: понятий (П), образов (О), ощущений (Ощ), эмоций (Э), органических чувств (Ор), стремлений и хотений (С), действий (Д), инстинктов (И). Ниже мы увидим, что эти восемь категорий играют главную роль в читательских переживаниях, и потому мы будем называть их в дальнейшем нашем изложении главными библиопсихологическими категориями.

Из вышесказанного видно, что любой читатель, при чтении любого текста, путем простых перечеркиваний воспринимаемых слов, имеет возможность статистически изучать число своих переживаний по каждой из этих 8 категорий. Само собой понятно, что подсчет переживаний должен вестись отдельно по каждой категории: нельзя складывать число осознаваний П (понятий) с числом О (образов) или Э (эмоций) и т. д. Итоги по каждому из восьми основных отделов должны быть подводимы особо. Они-то, как мы уже знаем, и определяют данного читателя, характеризуя его цифрами, которые показывают относительное преобладание у него осознаваемостей той или иной категории. Около каждой буквы, обозначающей категорию, можно помечать число осознаваемостей, соответственно относящееся к каждой категории. Характеристика читателя путем обозначения категорий и числа осознаваемостей будет в таком случае и количественной и качественной одновременно. Если расположить категории по нисходящим или восходящим числам осознаваемостей, то мы получим, таким образом, характеристику данного читателя по преобладанию у него переживаний той или иной категории при чтении данного текста-реактива, т. е. по относительной легкости возбуждения различных переживаний. Это можно выразить так: П 28>О 19>Э 14>С 12>Д 10> Ощ 7> >Ор 6>И 4.

Цифры приведены здесь для примера, так как числа осознаваемостей, при исследовании разных субъектов, всегда получаются различные, а потому и порядок, в каком придется распределять по восходящим или нисходящим степеням юсе восемь категорий главных осознаваемостей, тоже изменяется в зависимости от качественной и количественной стороны мнемы изучаемых субъектов. Так удовлетворяется одна из самых важных потребностей книжного дела: определение психического типа читателей.

Но ведь одно и то же слово, как мы уже заметили, может экфорировать ,не по одному, а по нескольку самых разнообразных переживаний, которые осознаются читателем тоже очень разнообразно, иной раз многочисленными группами. Так, напр., слово «тучки» экфорирует в таком-то читателе и понятие о «тучке» вообще (П), и образ тучки (О), и ощущение белого цвета (Ощ), и эмоцию красоты (Э), и стремление подняться над землей высоко-высоко (С), и мысленное переживание полета (Д). Лишь в редких случаях слово возбуждает в психике читателя переживание какой-либо одной категории, напр., слово «у» возбуждает лишь переживание понятия (отношение места). Тот факт, что читатель отмечает свои переживания целыми аккордами, показывает, что число точек всегда превышает число слов в тексте-реактиве. Подсчитывается, разумеется, все, что дошло до читательского создания.

Исследовать число обоих осознаваемостей по каждой психической категории в процессе чтения — это значит исследовать себя как читателя, приняв данный текст за реактив. Тот же текст может служить реактивом и на чужие Я.

Детальное исследование по специальному библиопсихологическому методу можно вести как угодно глубоко. Так как понятия, образы и все другие переживания весьма различны, то каждая из 8 главных психических категорий может быть подразделяема на отделы, подотделы и на рубрики еще более детальные. От исследователя зависит, в какой мере сочтет он полезным в своих целях детализировать изучение читателя. Но не только от исследователя, а и от исследуемого.

Тождество понимания терминов

Из закона Гумбольдта -Потебни логически следует, что для успешности исследования необходимо прежде всего, чтобы и исследуемый, и исследователь понимали все термины классификации одинаково. Если тот и другой станут употреблять термины анкеты или опроса в разных смыслах, этим уже сильно затруднится тождественность обоюдного понимания. Обыкновенно при опросах и анкетах исследователь не принимает в расчет ни своего собственного личного уравнения, ни уравнения того субъекта, которого он исследует.

Библиопсихолог, напротив, с этого-то и начинает. Он делает прежде всего поправку на самого себя, а вместе с тем, приняв себя за единицу сравнения, старается определить психический тип исследуемого субъекта. Чем тоньше и детальнее исследование, тем необходимее поправка на исследуемого и исследователя, потому что тем больше вероятность, что одно и то же слово как в вопросе, так и в ответе понимается не одинаково. Поэтому первым, весьма существенным требованием является следующее: все термины, все слова вопросника должны быть понимаемы и исследователем, и исследуемым одинаково. Мы видели, что по закону Р. Семона и И. Тэна сходство пониманий, т. е. психических переживаний, возбуждаемых в двух разных мнемах одним и тем же словом, обусловлено сходством мнем. Одинаковость переживания таких психических явлений, какие соответствуют терминам «понятие», «образ», «эмоция», «хотение», «ощущение», «инстинкт» и т. д., обусловлена главным образом мнемою наследственною, сходством психофизических организмов. На это сходство и должен опереться исследователь, выбирая слова для своих объяснений всех этих терминов. Но так как сходство понимания не легко установить, то объяснение терминов должно сопровождаться проверкою. Неопытный исследователь опрашивает, напр., исследуемого: «Что оживляет в вас слово «тучки»? Обращаться с таким вопросом к читателю недостаточно культурному (или иной социальной мнемы) просто-таки нелепо: слово «оживлять» — это значит: делать или «более живым» или «вновь живым». Может быть неодинаково понимаемо и слово «возбуждать», и слово «переживание», и термины «образ», «представление», «понятие» и т. д. Исследователь не должен довольствоваться краткими и мимолетными объяснениями, а тем более дефинициями (определениями) таких терминов. Он не должен жалеть своего времени, чтобы добиться проверенной тождественности их понимания, согласно тому, что нами было сказано в предыдущих главах этого труда.

А добиться этого тем труднее, чем менее культурен исследуемый читатель и чем тоньше исследование. Нам известны случаи, что малокультурный читатель понимал слово «образ» в смысле «иконы», а слово «представление» в смысле «театрального представления». Даже читатели культурные смешивают термины «ощущаю» и «чувствую» (ощущение и чувство). Стоит лишь присмотреться к текстам и формулам вопроса, печатаемым в разных анкетах, чтобы убедиться, до какой степени нецелесообразно они формулируются. С библиопсихологической точки зрения необходима совершенно иная постановка дела,— необходима проверка тождественности понимания по крайней мере восьми главных терминов. Опытный библиопсихолог, разумеется, сможет обойтись в своих исследованиях даже вовсе без всяких терминов.

С другой стороны, отнюдь не следует смешивать библиопсихологического отождествления психических переживаний, достигаемого по закону И. Тана, с тем подлаживанием под чужую этимологию и синтаксис, к какому нередко прибегают многие педагоги. Отождествление, о котором мы говорим, есть отождествление психологическое, а не филологическое.

Все сказанное в предыдущих параграфах этой главы мы и кладем в основу специального библиопсихологического метода, сводящегося к статистике читательских осознаваемостей, которые мы и принимаем за единицу подсчета.

Переходим теперь к выяснению некоторых деталей этого метода, без знакомства с которыми не может быть понято и его применение к теории и практике книжного дела.

Прежде всего, приложим ли специальный библиопсихологический метод к исследованию разговора и вообще устной речи? Разумеется, да, так как современная наука и техника дают этому возможность. При помощи граммофонов может быть записываема и устная речь. Существуют приспособления, благодаря которым пластинки граммофона могут быть останавливаемы в любой момент речи, а вращаемы с любой скоростью (дактилофоны). Записывая разговор при помощи дактилофона, вполне возможно выяснить затем и библиопсихологические коэффициенты слов, произносимых с определенной интонацией и ударениями. Это доступно уже и в настоящее время. Мы думаем, что недалеки и те времена, когда библиопсихологический метод исследования фонографированных речей, даже передаваемых путем беспроволочного телефона, войдет во всеобщее употребление, станет обычным, и по такому методу будут изучаться и парламентские прения, и интервью, и митинговые речи и т. д.

Специальный библиопсихологический метод в его применении к исследованию социального коллектива и индивида

На предыдущих страницах мы объяснили основную идею специального библиопсихологического метода. Теперь мы должны показать, что применение его не так сложно, а его результаты не так элементарны и грубы, как это может показаться на первый взгляд.

Для практического применения специального библиопсихологического метода необходимы: 1. Классификация психических явлений, соответствующая целям исследования. 2. Текст-реактив. 3. Уменье распределять свои переживания по различным рубрикам данной классификации в процессе чтения данного теиста. На этих трех вопросах необходимо остановиться.

Классификация психических явлений применительно к библиопсихологическим целям. Прежде всего не будем смешивать специальной библиопсихологической классификации с общей классификацией психических явлений. У той и у другой разные цели. Первая составляется применительно к исследованию психических явлений только в области книжного дела. Цели второй более обширны, и в лее входят и объекты, и явления, к книжному делу не относящиеся, напр. из области психологии зоологической, патологической и т. п. Библиопсихолог хотя и пользуется в своих исследованиях данными патологической и зоологической психологии, но ни дементов, ни низших животных не исследует. Читатель и писатель — люди, но человек еще не значит читатель: объем понятия «человек» шире, а содержание этого понятия уже. Кроме того, библиопсихологическая классификация более прикладного характера, чем общая психологическая: первая необходима для исследований, ставящих определенные практические цели (см. главу I). Теоретическая научная классификация не приспособляется к объекту: это дело исследователя приспособляться к нему. Библиопсихологическая классификация, напротив, должна приспособиться к объекту, чтобы получать необходимые сведения, добываемые путем его хотя и подконтрольной интроспекции.

Такое приспособление библиопсихологической классификации приводит к необходимости иметь не одну, а несколько их, даже много, и к тому же более или менее различных. И не только .в зависимости от объекта, по и от целей исследования: одно дело — исследовать читательство, и совсем другое дело — исследовать авторство, и опять-таки .иное дело исследовать библиотекаря, книгопродавца и т. д., и вообще ориентироваться в работоспособности и работе, и опять-таки совсем иное дело — исследовать способность той или иной книги возбуждать те или иные психические явления.

С первого взгляда может показаться, что по библиопсихологической классификации изучается только индивидуальный читатель, не массовый, и что библиопсихологический подход к изучению читателя — подход индивидуалистический. Так понимать этот подход — это то же, что вовсе не понимать самой сути библиопсихологии, цели которой — определенно социальные (см. главу I). Задача всякой библиопсихологической классификации психических явлений состоит в том, чтобы детально исследовать:

Психические переживания социального коллектива, поскольку они выражаются в печатном, рукописном и устном слове.
Зависимость этих коллективных переживаний от социальных (экономических, политических и др.) особенностей и вообще структуры данного коллектива, накладывающих свою печать на каждую общественную группу, входящую в его состав, и на каждого индивида данной группы.
Особенности разных индивидов и их зависимость от особенностей коллектива.

Библиопсихологические классификации психических явлений надо составлять так, чтобы ответы возможно многочисленных читателей на них позволили исследователю выяснять на примерах внимательно, детально и разносторонне изученных индивидов как самый процесс влияния социального коллектива на них, так и результат этого процесса. Индивидуальное изучение при этом должно быть орудием не иначе, как социального исследования, потому что только таким путем анализ личности даст возможность исследователю делать выводы массового характера. Изучение индивида при помощи тех классификаций, о каких сейчас будет идти речь, должно быль производимо не для изучения индивидуальностей только, а для выяснения психического облика коллектива. Мы уже сказали, что средний читатель, характеризуемый библиопсихологическими коэффициентами, есть не что иное, как читающий коллектив, характеризованный массовым образом, в виде среднего уровня читающей массы в этом коллективе. По библиопсихологическому методу, средний читатель (читающий коллектив) может быть характеризован по очень многим категориям психических явлений (от 8 до нескольких сот), и каждый такой коэффициент будет выражать собою степень возбудимости (экфорирования) в этом социальном коллективе тех психических явлений, к каким данный коэффициент относится. Так, напр., если мы выяснили при помощи библиопсихологического метода, что средний читатель, характеризующий данный коллектив, имеет коэффициент Э больше, чем П, это значит, что большинство индивидов этого коллектива эмоционального типа. Эта особенность естественно не может не отражаться на выборе профессии, на принадлежности к тому или иному течению общественной мысли, на распределении отдельных индивидов по партиям, на их партийности или беспартийности, на их группировках общественных, религиозных, научных, литературных, философских и т. д. Если в отделе П более частные коэффициенты среднего читателя данного коллектива показывают, что коэффициент, напр., категории времени больше, чем коэффициент категории пространства, это значит, что большинство членов этого коллектива мыслит в терминах времени (диалектически и эволюционно), т. е. в последовательности явлений, а не в терминах пространства, т. е. сосуществования. Эти, по-видимому, индивидуальные черты на самом деле социальны, так как ими обусловливаются самые разнообразные группировки и перегруппировки индивидов в коллективах. Разумеется, каждый коэффициент как всякий индуктивный вывод с наибольшей вероятностью приложим, как известно из логики, только к той читающей массе, путем исследования которой он получен. Обобщать индуктивные выводы можно не иначе, как сопровождая их проверками. Так как коэффициенты среднего читателя выясняются путем экспериментального исследования некоторой группы читателей индивидуальных, это значит, что, не исследуя этих последних, мы не имеем возможности определить и коэффициентов, характеризующих коллектив. Теория статистики, опираясь на закон больших чисел, дает указания, какое количество индивидуальных исследований необходимо для получения коэффициентов, характеризующих коллектив. Из вышесказанного видно, почему мы считаем классификацию психических явлений, переживаемых индивидуально, единственно правильным путем к исследованию коллектива.

Приведем еще два (примера для пояснения самой цели библиопсихологической классификации: А — так наз. профессиональную ориентацию; Б — исследование читательских интересов.

А. Профессиональная ориентация определяет место индивида в рабочем коллективе и максимально выгодную утилизацию всех сил и способностей личности. Библиопсихологическая классификация представляет своеобразный тест, при помощи которого получается возможность очень детально и тонко судить об интеллектуальной пригодности или непригодности индивида к той или иной профессии. Употребляя терминологию проф. Пиорковского, библиопсихологический метод дает полную возможность отсортовывать людей низших (неквалифицированных) профессий от специализированных, индустриальных, средних и высших, или, употребляя классификацию Липпмана, этот метод позволяет отсортовывать людей, подходящих к «профессиям познавательным», от людей, подходящих к «профессиям техническим» или «профессиям символизирующим» (артистическим). Библиопсихологический метод дает возможность определять и процент лиц всех этих профессиональных типов в составе данного социального коллектива (см. главу V). Здесь опять-таки необходима библиопсихологическая классификация психических явлений, так как, вдумываясь в читательские пометки, мы выясняем себе не только личность отдельного работника, но и социальный (в нашем случае профессиональный) тип его. Подобно этому, мы можем выяснять при помощи той же классификации и типы классовые, национальные и т. д.

Б. Скажем теперь два слова об интересах и об изучении чигательских интересов. Об этом термине «интерес» написаны груды исследований и, несмотря на это, термин этот до сих пор не определен с точностью. Каждый автор понимает его по-своему, и, согласно с законом Гумбольдта — Потебни, слова каждого автора тоже понимаются по-разному. Не определив, что такое интерес, нет возможности и исследовать интересы объективно. С библиопсихологической точки зрения, исследование интереса сводится к относительно легкой возбудимости: а) отдельных психических явлений; б) всякого рода комплексов их. Каждый «интерес» есть не иное что, как такой комплекс. Поэтому изучать в читателе, какие именно психические явления возбуждаются в нем наиболее легко, быстро и интенсивно и в каких сочетаниях или группировках они встречаются — это и значит изучать его интересы. Ниже мы покажем, как выражаются в читательских пометках классовые интересы рабочего и капиталиста.

Пометки читателя ярко характеризуют установку читательского внимания — партийного, классового, сословного, национального, религиозного и т. д. Подобно этому, можно выразить коэффициентами же любой интерес любого читателя, а значит и читателя среднего. Получается возможность классифицировать читателей и по их интересам, (приняв за принцип классификации группу читательских комплексов («интересов»), какую признает наиболее важною данный исследователь. Отсюда опять-таки необходимость в библиопсихологических классификациях.

Из всего сказанного следует, что с помощью этих классификаций может (быть изучаем по библиопсихологическому методу не только индивид, но и коллектив. Исследователь должен научиться пользоваться этим методом в обоих этих направлениях.

Что такое психический и социальный тип

В теснейшей связи с понятиями «среднего читателя», «профессионала» и их интересов находится понятие типа — психического и социального. Под этим термином «тип» отнюдь не следует понимать нечто статическое и раз навсегда кристаллизовавшееся. Всякий тип определяется некоторою совокупностью наиболее легко экфорируемых в нем психических переживаний и групп этих последних. Число возможных типов определяется числом возможных комбинаций этих переживаний. Источниками их, как мы видели, являются, во-первых, наследственность (мнема (наследственная, физическая природа человека), во-вторых, социальная среда (социальная мнема, социальный опыт человечества), в-третьих, личный опыт индивида (мнема индивидуальная). Таким образом, все типы как социальные, так и индивидуальные могут быть классифицированы по комплексам наследственной, социальной и индивидуальной мнемы.

И правда, преобладание осознаваемостей есть вместе с тем преобладание переживаний, доходящих до сознания данного субъекта. Каждое такое преобладание является доказательством наиболее часто у него встречающихся, т. е. наиболее легко возбудимых явлений, обусловленных качественной и количественной стороной данной мнемы. Относительно частая повторяемость психических переживаний нередко называется «наклонностью» или «склонностью» и справедливо считается типичною для данного субъекта. Классифицировать людей по их психическим типам — это значит выяснять, какие именно переживания повторяются у них относительно часто. Таким образом, учение о повторяющихся осознаваемостях приводит нас к классификации людей по их переживаниям. Разумеется, понятие психического или социального типа не следует смешивать с понятием эталона, так как этот последний характеризует средний уровень осознаваемости, а коэффициенты типа характеризуют наиболее легкую оживаемость и относительную повторяемость.

Предварительные замечания о библиопсихологической классификации переживаний

Секция библиологической психологии выработала целый ряд классификаций психических явлений. Во-первых, общих, во-вторых, специальных. За недостатком места, мы будем говорить только о первых. Простейшею и основною из этих классификаций является та, с которою мы познакомили выше. Она состоит только из 8 категорий психических явлений, играющих в процессе чтения первостепенную роль. Здесь нельзя не обратить внимание на следующее:

Восемь главных психических категорий этой самой краткой классификации (П, О, Ощ, Э, Ор, И, С, Д) настолько характерны, что даже при малом знакомстве читателя с научной психологией ему довольно легко различать все эти категории. Если некоторые, напр. И и Ор, и будут смешаны, это, при их отдельном рассмотрении, нисколько не повредит точной характеристике данного читателя, делаемой на основании его субъективных показаний.
Все восемь категорий известны каждому из нас по нашим непосредственным переживаниям, и названия, их обозначающие, могут быть выражаемы словами средней социальной мнемы того коллектива, в составе которого мы находимся.
Восемь категорий, принятые нами в качестве основных, дают возможность классифицировать всех читателей по относительному преобладанию той или иной из них. Преобладание П будет характеризовать, в таком случае, читателей отвлеченного типа, преобладание О — читателей типа конкретного, преобладание Э — типа эмоционального, преобладание Д — активного и т. д. Преобладание может наблюдаться сразу по двум или трем из этих восьми категорий.

В библиопсихологическую классификацию должны быть введены такие рубрики, каких не имеется в общей психологической классификации. Такова, напр., рубрика непонятных слов. Есть несколько категорий этих последних.

Во-первых, те слова, которые кажутся понятными, а на самом деле непонятны, так как читатель относит их смысл не к тем первоначальным энграммам, которыми эти слова должны бы быть осмысливаемы. 14 декабря 1824 года слово «конституция» было понято некоторыми восставшими солдатами и толпой в смысле «Констанции», а это имя было неправильно приурочено к жене в. к. Константина Павловича. Кричавшим оно казалось понятным. Если бы мы исследовали этих кричавших по библиопсихологическому методу, их такое понимание слова «конституция» обнаружилось бы: они сами вскрыли бы такой его смысл своими пометками около этого слова. Изучение пометок познакомило бы нас с психологией кричавших и показало бы неправильность их понимания, а это послужило бы характеристикой их социальной и индивидуальной мнемы. Здесь перед нами пример неправильного понимания.

Во-вторых, слова, которые кажутся не вполне понятными. Иногда слово понимается правильно, но не точно, потому что акфорирует в данном субъекте не только энграммы первоначальные, но и целый ряд энграмм мнематических, в результате чего получается аккорд, очень мало соответствующий реальности. Примером может служить старинный физический термин «теплород», характеризующий целый период из истории физики. В 20-х годах XX века было сочинено слово «могатырь». Корень его понятен русскому человеку «мог»; суффикс и флексия тоже («тырь», натр. в слове «богатырь»), но смысл самого слова никем, кроме его автора, не может быть понят в точности.

В-третьих, слова, которые мы признаем для себя действительно непонятными. Иногда такое слово совершенно не понимается потому, что в мнвме читателя оно не экфорирует никаких энграмм, если не считать начертаний слова, энграмм букв, энграмм зрительного типа или произношения (энграммы слуховых ощущений). Таково, напр., слово «мапурак», «калюпун» и т. п. Смысл этих слов непонятен никому, быть может, и сочинителю их. Ни один читатель и ни один слушатель никогда не понимают решительно всех слов чужой речи, даже самых обыденных, обыкновенных: их смысл то и дело затемняется и искажается иногда нашей собственной невнимательностью, очитками, ослышками, иногда неясностью произношения говорящего или чересчур быстрым чтением и перескакиванием через некоторые слова. Читатель, недостаточно знакомый с каким-нибудь иностранным языком, то и дело встречается с непонятными для него словами. Ребенок, начинающий читать, в первые годы своей грамотности тоже находит в книгах немало неясных слов. Тоже приходится сказать и о грамотеях взрослых, еще малокультурных, впервые берущихся за книгу, написанную на языке «образованных» и специалистов-ученых. Все непонятные слова — то же, что слова непрочитанные, и число таких слов может быть для иного читателя очень значительным, а это отражается на понимании всего текста. Обстоятельство это необходимо принимать в расчет, изучая явления читательства. Поэтому в библиопсихологическую классификацию читательских переживаний необходимо ввести особую рубрику непонятных слов. Каждое из них представляет как бы психологический провал или пробел, — оно для такого читателя вовсе не слово языка, а слово-рисунок, т. е. явление совсем иного порядка. В рубрику непонятных слов читатель относит только такие, о которых он говорит: «Я их совершенно не понимаю». Ниже мы увидим, что библиологический психоанализ без особого труда раскрывает исследователю читательское понимание или плохое понимание таких слов.

Мы уже говорили, что пониманием какого-нибудь слова надо называть отнесение его к тому или иному комплексу в мнеме. Приурочить слово к комплексу — это значит уподобить переживание, им возбужденное, тем своим переживаниям, которые еще раньше вошли в тот же комплекс. Из этого следует, что осознавание есть уподобление, которое обусловлено качественной и количественной сторонами мнемы. В высшей степени интересно изучать на основании показаний самого читателя, какие слова ему непонятны, какие понятны и какие только кажутся понятными, но толкуются им прямо-таки извращенно. Это своего рода библиологический психоанализ, о котором нам еще придется говорить.

В библиопсихологической классификации из восьми категорий, как и в других, не значится целого ряда психических явлений, которые в старой психологии занимали первостепенные места. Так, напр., мы не находим в той классификации, о какой уже шла речь, таких рубрик, как сознание, внимание, мышление, воображение, восприятие, воля и т. д. Тем не менее все эти психические явления, под другими названиями, изучаются и с библиопсихологической (бихевиористической) точки зрения. Так, напр., изучение о сознаваем остей или констатирований представляет собой изучение сознания читателя и слушателя в процессе чтения и слушания по его реакциям. Чтобы осознать какое-либо свое переживание, интроспективно констатированное, необходимо сосредоточить свое внимание. Поэтому изучение осознаваемостей есть вместе с тем и изучение читательского внимания. Явление памяти, запоминания, хранения и припоминания, как мы уже знаем из главы о мнеме, с большим удобством сведено Р. Семеном к таким явлениям, как энграфирование и экфорирование под влиянием внешних раздражителей-возбудителей. Поэтому нет надобности вводить в библиопсихологическую классификацию такие рубрики, как сознание, внимание и память. Иначе читателю и слушателю пришлось бы отмечать их у каждого слова текста без всякого исключения: все эти переживания характеризуются общим числом осознаваемостей. Кроме того, внимание в процессе чтения иллюстрируется переходами от слова к слову, перескакиванием через слова. Но в классификацию из восьми категорий, кроме сознания, памяти и внимания, не вошли и многие другие психические переживания, напр. мышление, суждение, умозаключение, синтез, анализ, индукция, дедукция, воображение или фантазия, творчество, аперцепция, вера, борьба мотивов и мн. др. Но и нельзя характеризовать читателей и читательство, не принимая в расчет всех этих явлений, столь характерных для каждой читательской индивидуальности. Разумеется, библиопсихологическая классификация должна быть возможно полной. Но ведь одно дело ее полнота, и совсем другое дело ее детальность, которая не всегда обнимает классифицируемый материал во всей его реальной цельности. Прежде всего необходимо различать психические элементы основные от психических элементов производных, которые являются результатом различных комбинаций этих основных элементов. Так, напр., ассоциирование ощущений, образов, (понятий, эмоций, стремлений и т. д. представляет собой явление вторичное, сравнительно с теми, которые ассоциируются. Воображение есть комбинирование тех же основных элементов, в зависимости от того эмоционального цемента, который скрепляет их в один общий комплекс. Мышление, суждение, умозаключение, в конечном счете, сводятся к ассоциированию и к некоторым другим вторичным построениям, в основе которых лежит группировка по сосуществованию или последовательности тех же основных элементов, согласно теории мнемы и ее комплексов. К тому же сводится явление так наз. аперцепции, явление очень сложное, в силу участия в нем разных элементов иррациональных, обусловленных не только индивидуальной, социальной, но и наследственной мнемой. Такие психические явления, как синтез и анализ, индукция и дедукция, имеют в своей основе опять-таки ассоциирование и различные направления этого последнего. Вера, внушение, самовнушение и тому подобные явления обусловлены существованием комплексов все тех же восьми элементов, комплексов достаточно властных, интенсивных, ярких, чтобы заставить себе повиноваться и чтобы выйти победителями из борьбы с другими комплексами той же мнемы. Борьба мотивов есть не что иное, как антагонизм комплексов. Таким образом, здесь перед нами целый ряд психических переживаний вторичных, составляющихся из переживаний основных и первичных.

Мы изучаем сложные психические переживания в их простейших элементах, списки которых и даются в библиопсихологических классификациях.

Четыре классификации психических переживаний читателя

Вот их краткие характеристики.

Классификация I ступени представляет собой схему наиболее краткую и простейшую и состоит всего лишь из 8 рубрик, или отделов психических переживаний, характеризующих читателя по его собственным показаниям в самых основных чертах. Об этой классификации уже было сказано выше. Она применяется для исследования читателей малокультурных и предлагается этим читателям в особо упрощенной редакции. Вопросы, в нее введенные, не содержат никаких научных терминов и составлены из самых привычных слов социальной мнемы, обусловленной как для исследуемого читателя, так и для исследователя одною и тою же социальной средой. Благодаря этому, все слова, из каких составлена данная классификация, понимаются ими одинаково и относятся ими IK одной и той же реальности, каждому из них известной по его собственному опыту. Тем не менее исследователь все-таки должен производить эту проверку ради большей уверенности, тождественно ли понимаются слова, и те из них, которые не выдержат проверки, должны быть заменены другими, применительно к мнеме исследуемых. Вышеописанный метод перечеркиваний — наиболее удобный метод для исследования малокультурных читателей.
Классификация II ступени состоит из 22 рубрик, или отделов психических явлений. Предлагается тоже для исследования малокультурных читателей, а также и детей. Терминология тоже отсутствует. Слова — тоже средней социальной мнемы. Главное внимание обращено на исследование эмоций как элемента, обусловливающего психические явления всех других категорий. Термины этой классификации могут быть значительно упрощены, объяснены и описаны. Но следует безусловно и очень внимательно избегать таких формулировок и описаний, каким читатель станет подражать в своих ответах. Если такие подражания будут иметь место,— это значит, что исследуемый читатель податлив к внушениям. Такое его качество должно быть принято во внимание при подведении итогов его исследования.
Классификация III ступени состоит из 60 рубрик, или отделов. Здесь психические явления классифицированы тоже по восьми разрядам первой классификации, с тою только разницей, что низшие органические чувства не выделены в особый отдел, к чему нас побудила практика исследования. Наименьшее внимание обращено в этой классификации на отдел понятий (концептов) как наиболее абстрактный, а значит, и относительно трудный для понимания исследуемых, потому что эта классификация предназначается малокультурным читателям и подросткам. Особое внимание надо обратить здесь на отдел образов, а изучить их в связи с изучением отдела ощущений. Отдел образов является очень показательным реактивом на конкретность и образность мышления. Эмоции классифицированы тоже более подробно. При классификации действий принят в расчет трудовой тип читателя и профессиональная ориентация. Впрочем, в классификациях общего характера эта сторона разработана намеренно слабо, так как для профессиональной ориентировки имеются особые схемы. Научная терминология в классификации этой ступени не упразднена. Поэтому исследователь обязан особенно тщательно проверять тождественность понимания терминов, с одной стороны, им самим, а с другой — исследуемыми субъектами. В случае необходимости он должен перефразировать все вопросы этой классификации, с теми предосторожностями, о каких оказано выше.
Классификация IV ступени состоит из 213 рубрик, или отделов (вопросов). В ее основу положена та же схема из восьми отделов, как и в первой ступени, но каждый из этих отделов разбит на подотделы, а иногда и на дальнейшие, еще более детальные рубрики. Особенное внимание обращено в этой классификации на отделы концептов (понятий), эмоций, стремлений и действий, применительно к типу работника и борца. Отношение таких объектов к отделу концептов особенно показательно, так как характеризует степень сознательности и способность к анализу и синтезу. В основу отдела концептов положена схема аристотелевских категорий, причем, по практическим соображениям, мы позволили себе несколько изменить ее по схемам Э.Канта и Ренувье. Отдел эмоций разработан здесь особенно подробно, так как одною из целей исследований по этой схеме является определение и выяснение тонкости чувств, страстей, аффектов. Особое внимание обращено на высшие интеллектуальные чувства. Мы намеренно формулировали эту схему в терминах старой психологии, потому что мы адресуем все наши вопросы к тем, кто данные психические явления переживает интроспективно. Вряд ли нужно доказывать, что такая постановка вопросов никоим образом не противоречит основной точке зрения этой книги, так как интроспективные показания характеризуют не человека вообще, а только мнему данного читателя, причем каждый ответ принимается за третью фазу реакции.

Практика показала нам, что читателя, который уже изучался по простым схемам (№ 1 и № 2), хорошо удается затем исследовать и по схемам более сложным, потому что читатель привыкает вникать в себя самого, научается осознавать, констатировать и классифицировать свои собственные переживания. Субъекты более или менее тупые трудно поддаются исследованиям. Таких мы изучаем по их реакциям не на отдельные слова текста, а берем в качестве реактива, напр., фразу, небольшую, брошюрку и т. п. При этом никакой научной терминологии не употребляется. Показания читателя записываются. Употребляемые им слова изучаются вербально. Применяется при этом естественный эксперимент в виде разговора как сократовского, так и фрейдовского типа ².

Техника библиопсихологической классификации. Опыт показал, что техника классифицирования всех слов данного текста по категориям психических явлений, возбуждаемых ими, в сущности, очень проста и доступна для понимания не только взрослых, но и детей. И не только людей высокообразованных, но и малокультурных. А. Бинэ объяснял своим двум девочкам (13 и 15 лет), которые и послужили главными объектами для его экспериментальных исследований человеческого интеллекта, гораздо более сложные тонкости интроспективных наблюдений, чем каких требует специальный библиопсихологический метод. Эти исследования А. Бинэ нельзя не признать классическими.

Мы лично делали наши библиопсихологические опыты и над детьми, и над читателями малокультурными. Техника применения специального библиопсихологического метода, по нашему глубокому убеждению, доступна для всех. Как уже видно отчасти из предыдущего, она сводится к следующему: исследователь, прежде всего выбирает тот текст, который должен служить реактивом на читателя. Его выбор зависит от тех целей, которые преследуются. Все слова выбранного текста пишутся на листе бумаги, одно слово под другим, причем около каждого слова оставляются достаточно широкие поля, в ширину страницы или полстраницы, для пометок, делаемых читателем. Этому последнему рекомендуется несколько раз прочитать текст, по возможности вдумываясь в каждое его слово и в соотношения слов. Затем читателю дается библиопсихологическая классификация, по рубрикам которой и предлагается распределять переживания, — возбуждаемые каждым отдельным словом данного текста. Повторяем, что текст самой классификации должен быть формулирован на языке мнемы того читателя, которому та предлагается, а тождественность понимания всех рубрик классификации должна быть проверена экспериментально. Размер классификации должен быть сообразован со степенью культурности исследуемого читателя. Во всяком случае нельзя предлагать ему для первого раза классификацию самую обширную.

Можно составить список психических явлений, т. е. их переживаний, и в виде алфавитного указателя, выписав их из самой подробной классификации <...> и сохраняя при каждом названии психического явления тот номер, под каким это переживание значится в этой классификации. Секцией библиологической психологии составлен такой указатель, который в эту книгу по недостатку предоставленного нам места не вошел. Такой указатель чрезвычайно облегчает работу исследуемого читателя по даванию показаний, и особенно такого читателя, который мало знаком с научной психологией. Так, напр., переживая эмоцию «надежды» и не зная, какими номерами пометить ее, такой читатель сразу узнает этот номер, найдя слово «надежда» в алфавитном указателе.

Если опыт производится в классе и вообще в аудитории, то несколько уроков должны быть посвящены объяснению терминов библиопсихологической классификации и проверке тождественности понимания.

Исследуемый читатель должен много раз прочесть текст классификации очень внимательно и постараться запомнить побольше ее рубрик, — настолько хорошо запомнить, чтобы они припоминались при чтении текста-реактива. Затем читателю остается лишь взять листок с текстом и, прочитав первое его слово, вдуматься в свои переживания, возбужденные этим словом, затем написать соответствующие им номера на листке с текстом, около слов так анализированных. Такую работу облегчает классификация, если читатель станет проглядывать все ее рубрики, давая себе попутно отчет, какие именно переживания возбуждены или не возбуждены славами текста-реактива. Разумеется, всякому отдельному читателю должна быть предоставлена полнейшая свобода отмечать свои переживания тем способом, какой ему самому кажется наиболее удобным. Обыкновенно читатель помечает при каждом слове по нескольку номеров относительно немного, а именно только тех рубрик, которые были осознаны им максимально отчетливо. Вот это-то и необходимо для исследователя, так как именно по таким номерам и можно судить о психических особенностях исследуемого читателя в момент восприятия им такого-то слова текста.

Интересно выяснить, сколько номеров читатель может максимально проставить у одного слова. С первого взгляда кажется, что он проставит их столько, сколько рубрик в той классификации, которую он утилизирует. Опыт показал, что это совсем не так. Даже тогда, когда читатель для каждого слова прочитывает все без исключения рубрики классификации, интроспективно спрашивая себя, переживает ли он или не переживает того состояния, о каком идет речь в дайной рубрике, — даже в таком случае, при классификации в 213 рубрик, самое большое число номеров, поставленных около одного слова, нигде не превышало 65 в нашей практике. Это значит: психические переживания, какие осознаются Одновременно и поддаются классификации, никогда не возбуждаются при восприятии одного слова текста все целиком и сразу. Таков предел осознаваемости. Он не превышает 50% общего числа рубрик.

Этот способ делать пометки мы называем предельно полным мли предельным, так как он действительно позволяет определять предел всех осознаваемостей при чтении данного текста данным читателем.

Практика классификации слов

Наибольшую трудность представляет изучение тех переживаний, какие связаны с словами, выражающими отношения. Слова такого рода играют громадную роль, особенно же в языках культурных народов. С их помощью приводятся в связь все другие слова контекста. Действие чужой речи, в конечном счете, сводится к приведению в ту или иную связь или отношение различных элементов мнемы читателя или слушателя. Примером этому может служить Ч. Дарвин: знаменитая книга Мальтуса «Опыт о народонаселении» извлекла из мнемы Дарвина ряд фактов и идей, накопленных им в процессе непосредственного изучения природы, т. е. фактов как источника первоначальных энграмм. Эти факты, экфорированные книгой Мальтуса из различных комплексов дарвинской мнемы, сопоставились в процессе чтения и мышления. В результате получилась теория борьбы за существование и теория естественного отбора. Подобно этому действуют на нас все книги. Во-первых, они извлекают, экфорируют энграммы из разных комплексов мнемы и сопоставляют их по всем категориям Аристотеля или Канта. Чтение есть сопоставление, а сопоставлением обусловливается переживание отношений. Отношение рассматривается здесь как психическое явление. В его основе лежит переживание сосуществования или последовательности. В том и в другом случае перед нами переживание смены состояний нашего Я. Разным сменам соответствуют их разные переживания, которым даны разные названия (см. классификация № 4). Если из нашего языка выбросить все слова, обозначающие разные отношения между другими словами, мы перестанем понимать друг друга. Отношения представляют собой алгебраический элемент языка, в отличие от первоначальных энграмм. Этим алгебраическим элементом первоначальные энграммы приводятся в разные соответствия. Для краткости мы будем называть слова, выражающие отношения, точнее говоря, понятие о том или ином отношении двух или нескольких психических переживаний, входящих в состав того же текста и возбуждаемых в его читателе словами этого текста, просто «словами-отношениями». В настоящее время экспериментально выяснено, что слова-отношения неизбежно предполагают определенный психический фундамент, завися от качественного и количественного состава и функционирования мнемы данного субъекта, а значит, и от его психического типа. Мы с одинаковым правом можем говорить о переживании слов «синий» или — «холодный», как и о переживании предлогов и союзов (В.Джемс).

Все слова-отношения можно разделить на два главных разряда:

Отношения типа логического.
Отношения типа грамматического.

Отношения первого типа выходят за пределы индивидуальной, социальной и даже национальной мнемы, так как психические явления, возбуждаемые при их восприятии, обусловлены сходствами в устройстве психофизического организма у всех расовых и племенных разновидностей зоологического вида homo sapiens. Слова-отношения второго, грамматического типа обусловлены сходствами мнемы социальной, мнемы той общественной среды, где говорят на данном языке. Эти грамматические слова-отношения различны у разных народов. Так, напр., немец, как и русский, говорит: «Oel ins Feuer giessen» («лить масло в огонь»). Француз выражается иначе: «jeter de 1'huile sur le feu» («на огонь»). Мы, русские, думаем о том, французы думают кому, (a quelqu'un); немец говорит: «man iritt uns mit Füssen» (нас топчут ногами), француз: «on nous foule aux pieds» и т. д. Такое разнообразие в употреблении слов-отношений наблюдается во всех языках. К словам-отношениям должны быть отнесены с библиопсихологической точки зрения не только многие предлоги, союзы, наречия, но и многие местоимения, в особенности же притяжательные и относительные, напр, «мой», «твой», «который», «чей», «его», а также указательные — «этот», «тот». К грамматическим словам-отношениям должны быть отнесены и такие части речи, как член (article, Geschlechtswort: le, la, les, de, un, du и т. д.; der, die, das, dem, den, ein, eine и пр.). Эти слова-отношения, как это нетрудно понять, опираются на национальную, этнографическую, семейную и социальную мнему вообще и за их пределами не возбуждают тех же психических переживаний, как в той диаспоре, где говорят на том же самом языке. Слова такого типа, как имеющие определенный смысл и показывающие те или иные соотношения между другими словами, должны быть также отнесены к категории понятий.

Замечено, что в древних языках переживания отношений проще, а число слов-отношений меньше. С течением времени число их увеличивается, но из элементов видимых они превращаются в невидимые, подразумеваемые.

С библиопсихологической точки зрения термин «слово-отношение» должен быть понимаем в широком смысле. К объему этого понятия должны быть отнесены не только слова, употребляемые отдельно от других слов, самостоятельно, но и такие, которые, в их грамматической форме, слиты с другими словами, спаяны с ними историческим процессом эволюции языка, его фонетики и этимологии. Таковы так наз. «форманты», «формативы», формальные принадлежности слов, имеющих общий корень. К ним относятся разные виды аффиксов (приставок), в том числе префиксы, суффиксы. К ним принадлежат также флексии и инфиксы. К формальным же принадлежностям слов относятся и так наз. внутренние инфлексии (чередование между звуками внутри слова, чередование с ударениями). Все эти филологические явления играют роль слов-отношений, не будучи самостоятельными единицами фразы. Различные отношения одного слова фразы к другому выражаются, главным образом, этими элементами языка, уже пережившими свое самостоятельное существование. В некоторых языках, напр. французском и немецком, отношения между словами выявляются при помощи особой части речи — «члена» (article, Geschlechtswort). To же самое достигается путем расстановки слов в фразе.

Опрашивается теперь, все ли слова всякого текста могут быть библиопсихологически классифицированы? Как мы уже упоминали, в этом, разумеется, не может быть никаких сомнений, если читатель понимает все без исключения читаемые им слова. Не действуют только слова непонимаемые. При классификации слов по библиопсихологическим категориям, следует всегда помнить о переживании содержания, возбужденном этим словом, о смысле, который приурочивается ему читателем, а не о внешней стороне слова, так как содержание или смысл — это и значит интроспективное осознавание того переживания, какое этим словам возбуждено в данном читателе. Так, напр., может возбудить переживание из категории образов и существительное «ловкость», и прилагательное «ловкий», и наречие «ловко». Эмоцию, напр., грусти могут вызвать в читателе и глагол «умирает», и существительные «смерть», «мертвец», и прилагательное «мертвый», и деепричастие «умирая», и причастие «умирающий», и местоимения «она», «та», «которая», если эти местоимения относятся к явлениям смерти.

Классифицируя слова по возбуждаемым ими переживаниям, надо различать три этажа своих переживаний:

Понимание слова, т. е. того, что оно означает (его начертаний или звуков). Читая или слушая слово, мы прежде всего должны понять, что собственно оно значит. Если это слово родного языка, мы, по закону условных рефлексов, сразу понимаем его смысл, привитый каждому из нас нашею социальною средою. Но совсем не то, если это слово — чужого языка: тут мы замечаем, что образ слова еще не значит те переживания, какие возбуждены его пониманием.
Переживания слова как комплекса психических явлений, не имеющих ничего общего ни со звуками, ни с начертаниями слова. И звуки, и начертания его суть лишь средства, или орудия возбуждений. Читатель и слушатель переживают эти самые возбуждения, которые могут быть очень разнообразны, напр., образы, чувства, концепты, мысли, хотения, инстинкты и т. д.
Оценка тех переживаний, какие возбуждены словом, т. е. сопоставление их с какими-нибудь другими нашими же переживаниями, и предпочтение, т. е. выбор одного из членов такого сравнения. Напр., красивое кажется некрасивым рядом с чем-нибудь еще более красивым. Теплая вода кажется холодною сравнительно с водою горячею. Оценки, постоянно делаемые нами, бесконечно разнообразны, смотря по тому, как и с чем мы сопоставляем наши переживания. Тем не менее, и оценки поддаются классификации, как и начертания, и звуки слов, как и переживания, словом возбужденные. Так, напр., мы оцениваем свои и чужие переживания с точки зрения истины (реальности), общественной справедливости, гуманности, красоты. Мы сортуем переживания, возбужденные словами, на «хорошие» и «нехорошие», «полезные» и «вредные», «желательные» и «нежелательные», «приятные» и «неприятные», разумные и неразумные, целесообразные и нецелесообразные, «нравственные» и «безнравственные», «интересные» и «неинтересные» и т. д. и т. д. Таким образом, переживание всякого слова всегда бывает тройным и, так сказать, трехэтажным. Читателя характеризуют все эти три этажа. Каждый из них, впрочем, далеко не с одинаковой отчетливостью констатируется и осознается нами, но тем не менее все они переживаются совместно, если не в сознании, то в подсознании, которые и подводят итоги нашим переживаниям. Особенный интерес с библиопсихологической точки зрения, в целях характеристики читателя или слушателя, представляют переживания второго и третьего этажа. Что касается до первого, он интересен с точки зрения понимания родного или чужого языка. Мы в нашем изложении имеем в виду главным образом средний этаж.

Может показаться, что не поддаются классификации такие слова, как, напр., наречия «однако», «туда», или союзы «и», «или», «но», или предлоги «из», «в», «с» и т. д. Если читатель понимает смысл этих слов — это значит, что он уже переживает их. Понятие, как мы видели, есть не только логический термин, но и психическое явление. Подробная библиопсихологическая классификация позволяет очень детально определять какое угодно психическое переживание, возбуждаемое перечисленными выше предлогами, союзами и наречиями. Напр., если лично во мне предлог «у» возбуждает переживание понятия пространства («у» — в смысле «около»), я отнесу его к категории пространства (№ 2), по нашей подробной классификации № 4. В другом случае, тот же предлог может возбудить во мне понятие принадлежности или обладания (напр., «у» Ивана), и я отмечу его № 20 по той же классификации. Предлог «в» возбуждает во мне или понятие движения (напр., «в» городе), и я отмечу его № 10, или понятие места (напр., «в» городе), и я отмечу его № 2. Подобно этому предлог «на» означает понятие или времени («на» день, № 1) или места («на» холме, № 2). Наречие «однако» — понятие противоположности (№ 25), «туда» — понятие цели (№ 9), а вместе с тем и понятие пространства (№ 2) и движения (№ 10). Этими тремя номерами я и отмечу мои переживания, возбужденные словом «туда». Наречие «не» есть понятие отрицания (№ 5). Числительные «7», «7-й» я отмечу № 3. Слово «надо» возбуждает во мне понятие необходимости (№ 12). Слово «больше», «меньше» я лично отношу к переживаниям сравнения (№ 22) и количества (№ 3). Слово «многосторонний» возбуждает во мне категории количества (№ 3) и качества (№ 4). Все слова, обозначающие какое-либо отношение, сравнение, сходство, различие, противоположность и т. д., возбуждают переживания понятий или аккордов их. Читатель другого психического типа наверное станет классифицировать их как-нибудь иначе. Иной может вовсе не отнести их к понятиям, если в нем те же самые слова возбудят образы, напр., предлог «в» — образ движения; предлог «на» — образ положения. Местоимения «он», «то», «его», «тот», «который» и т. д. нередко возбуждают образы тех, к кому или к чему они относятся. Никаких правил для библиопсихологической классификации слов по рубрикам психических переживаний, ими возбуждаемых, не только нет, но и не должно быть. Библиопсихологическая классификация— процесс чисто субъективный, характеризующий индивида со всеми его особенностями, промахами и ошибками. Объективная истина представляет собою ту цель, которую позволяет нам достигать такое изучение отдельных личностей. Для библиопсихолога объективным фактом является именно субъект со всеми его наличными качествами и ошибками.

Текст-реактив

Переходим теперь к вопросу о выборе текста-реактива. Нет такого текста, который не мог бы послужить реактивом на любого читателя и который не поддавался бы изучению путем специального библиопсихологического метода. Ему поддается как книга любого автора, так и любая газета, и даже банковский отчет и уличная реклама. Вовсе не требуется, чтобы выбранный текст был очень велик по своим размерам. Самая суть дела — не в размерах текста, а в числе точек, проставленных читателем: они должны быть достаточно многочисленны, чтобы, при их статистическом изучении, могло проявиться действие закона больших чисел, раскрывающего закономерность библиопсихологических явлений в пестроте многообразных случайностей. Практика показывает, что некоторые читатели делают иногда очень мало пометок около каждого слова текста, например по одной, по четыре, тогда как у других число их доходит до 40 и даже больше. Библиопсихологическое исследование по специальному методу требует, чтобы принималось в расчет прежде всего число пометок, которое всегда следует сопоставлять с числом слов текста-реактива. Число пометок, деленное на число слов, можно назвать личным показателем данного читателя по отношению к данному тексту в момент дачи показания. Этот показатель характеризует относительную сложность читательских переживаний в процессе чтения. При чтении разных книг каждому индивиду соответствуют определенные максимум и минимум такого личного показателя, который и должен быть всегда принимаем в расчет, в целях понимания читательского Я. Можно брать для своих опытов тексты от 60 до 500 слов. Если какой-либо читатель сделал очень мало пометок, надо увеличить размер текста-реактива. При малом числе слов лишь очень немногие читатели делают большое число пометок, а, значит, и пометки их не являются достаточно показательными для их личности. Поэтому мы предпочитаем в нашей практике давать тексты-реактивы, содержащие не меньше 300 слов, если не производим специального исследования читателя. Что касается до выявления лишь некоторых частных качеств, специально интересующих исследователя, в таких случаях можно давать тексты-реактивы меньших размеров. Подобно тому, как для изучения среднего роста в какой-нибудь стране вовсе не требуется, в силу закона больших чисел, чтобы был измерен рост решительно всех без исключения ее граждан, так вовсе не требуется, в силу того же закона, чтобы читатель проанализировал всю книгу целиком, так как его психический и социальный тип вполне определяется при помощи хорошо выбранного отрывка из этой книги, содержащего около 200-500 слов. При исследовании роста населения получается средняя арифметическая, достаточно близкая к среднему уровню, если будет измерено всего лишь несколько сот индивидов.

При выборе текста необходимо руководствоваться теми же соображениями, какими руководствуется статистик-экономист, производящий исследования, напр. отдельных хозяйств, не прибегая к так наз. «исчерпывающим (сплошным) исчислениям».

К библиопсихологическим явлениям может быть тоже применен упрощенный метод исследования — так наз. исследование выборочное, типологическое, монографическое. По нашему мнению, особое значение имеет так наз. «выборочный метод», главная особенность которого заключается в том, что при нем частичность наблюдения строго определяется уже заранее, а наблюдению подвергаются планомерно выбранные образчики. Нетрудно понять, что сплошное библиопсихологическое наблюдение совершенно неосуществимо на практике. Нельзя на читателя возлагать анализ какого-нибудь десятитомного сочинения и рекомендовать ему делать отметки по всем 213 пунктам нашей классификации, применительно к каждому слову столь обширного литературного произведения. Еще того менее мыслимо заставлять читателя проделывать это над всеми читаемыми книгами, а тем более заставлять всех читателей, какие существовали или будут существовать, проделывать это над всей литературой. Поэтому в библиопсихологических целях применимы только такие методы статистического исследования, какие не имеют сплошного характера. Для применения выборочного метода приобретает таким образом первостепенное значение выбор текста из книги-реактива. При помощи методов исчерпывающих можно исследовать лишь некоторые самые простые стороны социальных явлений. Напротив, частичное наблюдение в форме, напр., выборочного смело отправляется на исследование самых интимных, детальных сторон этих вопросов, которые без этого рода наблюдений оставались бы вовсе недоступными нашему познанию (Швиттау). Применение метода выборочного, метода проб, или планомерных выборов, вполне законно, если нет тенденциозного подбора и если есть вообще основание предполагать, а тем более если можно доказать тождество условий, определяющих и выбранный отрывок, и весь текст, из которого он выбран. Тенденциозный выбор текста-реактива сводит все исследование к нулю, так как он представляет собою орудие внушения: читатель начинает бессознательно поддакивать тексту или, того хуже, в читателях вспыхивают враждебные эмоции, и все показания читателя фиксируют эту эмоцию,— минутное, преходящее настроение.

Так как книга и ее читатель находятся меж собою в функциональной зависимости, то нельзя, судить о типе данного читателя, испробовав на нем влияние какого-нибудь одного текста-реактива. Этот последний должен быть не только достаточной величины, но кроме того и достаточно разнороден в своих частях, настолько, чтобы экфорировать в читателе переживания по возможности всех главнейших отделов врученной ему классификации.

При выборе отрывков, которые могли бы изменить полный текст, необходимо принимать в расчет и закон консонанса и диссонанса эмоций.

Разумеется, читатель, анализирующий свои переживания над текстом-реактивом, отнюдь не должен сидеть над ним до утомления. Это последнее не только затемняет, но и искажает читательские показания.

Читатель может производить свою работу в несколько приемов. Этим путем то, что характерно для момента, превратится в среднюю характеристику данного читателя в целом ряде моментов, лишь бы число читательских пометок-реакций было достаточно велико.

Теория статистики указывает и разные другие упрощения, давно практикуемые с большим успехом при статистических исследованиях. Из всего сказанного видно, что бояться непомерной сложности библиопсихологического эксперимента отнюдь не приходится.

Исследование читательских пометок

Исследование читательских пометок, относящихся к словам-отношениям, дает в высшей степени ценный материал для характеристики сложности, тонкости, координированности, отвлеченности и глубины читательских переживаний. Некультурный читатель ставит очень мало пометок около слов-отношений. Читатели интеллигентные обращают на эти слова гораздо больше внимания. Специальный библиопсихологический метод приводит исследователя к изучению гносеологических типов читателей. Так, напр., исследование пометок, относящихся к канто-аристотелевским категориям (по класификации № 4), показало нам, что есть читатели, которые мыслят, главным образом, в терминах пространства и сосуществования, другие — в терминах времени и последовательности явлений; некоторые — в терминах единичности, другие — в терминах множественности; иные — в терминах необходимости, другие — возможности; иные — в терминах сходств, другие — в терминах различий и т. д. и т. д. Всех читателей можно расклассифицировать по категориям Канта и Аристотеля. Каждой категории соответствует особый читательский тип. Так, напр., Кювье мыслил в терминах, главным образом, пространства и отрицательно относился к теории трансформизма. Дарвин принадлежал к тому гносеологическому типу, который мыслит во времени. Отсюда его отношение к эволюционному мышлению. Кроме того, существуют читатели смешанных типов. Есть люди, которые целыми часами будут говорить о каком-нибудь единичном факте и его считать нормою для всех других фактов, не обращая внимания ни на их разнообразие, ни на множественность и вообще число их. Такие гносеологические типы встречаются часто среди малокультурных женщин. Для других субъектов отдельный факт ровно ничего не доказывает,— они всегда принимают в расчет количество фактов. Некоторые субъекты, мысля различиями, смотрят прежде всего на то, что разъединяет людей, тогда как другие, иного гносеологического типа, смотрят прежде всего на то общее, одинаковое, сходное, что уподобляет человека человеку и что соединяет людей. Каждая категория Аристотеля и Канта имеет свой психологический коррелят. Вряд ли можно сомневаться, что мы недалеки от того времени, когда к числу психологических наук присоединится и сравнительная гносеология, введением в которую, впрочем, не единственным, является и специальный метод библиопсихологии, позволяющей, с помощью цифровых коэффициентов, определять преобладание той или иной категории в мышлении данного субъекта и функциональную зависимость всех других его переживаний от способа мыслить характерными для него категориями.

Не следует смешивать тип гносеологический с типом словесного мышления. Этот очень распространенный словесный тип характеризуется тем, что заменяет утилизацию энграмм первоначальных, от реальности получаемых, энграммами мнематическими, которые тоже можно классифицировать по категориям Аристотеля и Канта. Люди словесного типа не сводят энграмм мнематических к реальности, тогда как люди гносеологического типа мыслят и время, и пространства, и другие категории как реальности.

Роль внушения и вообще подсознания в процессе чтения

Пользуясь какой-либо классификацией, не следует забывать, что она является источником внушения. Мы уже говорили, какую важную роль играет это последнее. Оно обнаруживается даже во всякой дилемме, словесно выраженной. Когда я говорю «или — или», это значит — я направляю внимание чужого Я на один из двух, только двух членов этой дилеммы, внушая этим, что никакого третьего исхода нет и быть не может, чего в действительности в 80 случаях из 100 обыкновенно не наблюдается. Влияние дилеммы обусловлено авторитетом того лица, кто ее ставит, и самый авторитет есть не что иное, как фактор внушения. То же самое наблюдается в более сложной и тонкой степени и при пользовании библиопсихологической классификацией. Она подсказывает, а значит, внушает читателю, который с ее помощью делает свои пометки, то ту, то другую рубрику.

Но эта классификация не есть дилемма. Она представляет испытуемому выбирать не «одно из двух», а напр., одно из 200. Она его меньше стесняет, предоставляя неизмеримо более широкий выбор. Это значит — внушение, идущее от классификации, гораздо слабее, чем от дилеммы. У многих субъектов, при возможности широкого выбора, податливость к внушениям минимальна. Тем не менее исследователю все-таки необходимо определить заранее, сильно ли развита внушаемость у испытуемого читателя. С этой целью необходимо проделать над ним предварительные опыты. В том случае, если внушаемость велика, исследователь должен относиться очень осторожно к показаниям исследуемого. Сравнение номеров, поставленных несколькими исследуемыми субъектами, позволяет иногда определить внушаемость посредством подсчета повторяющихся номеров разные психические типы, в силу своего несходства, склонны проставлять номера различные, тогда как внушаемость побуждает их проставлять номера сходные. По нашим наблюдениям, внушаемость влияет, главным образом, на увеличение, а не на уменьшение абсолютной величины библиопсихологических коэффициентов. Это значит — если читатель прочел, напр., в классификации рубрику «злые чувства» и спрашивает себя: «Переживаю ли я их?», он, под влиянием внушения, производимого заголовком такой рубрики, из десяти случаев в семи скажет «да». Если бы в классификации вопрос был формулирован так: «Переживаете ли вы то-то и то-то?» — это влияло бы на число этих «да». Если бы тот же вопрос был формулирован так: «Не переживаете ли вы того-то?», внушение повлияло бы в сторону ответа отрицательного. Поэтому мы, стремясь, по возможности, уменьшить элемент внушения, производимого самым текстом классификации, не формулировали ее ни в виде вопросов, ни в виде утверждений, ни в виде отрицаний, а ограничились простым перечислением, которое лишь напоминает о существовании таких-то психических явлений, но отнюдь не говорит: «Они в вас имеются». В нашей классификации тут же рядом указывается рубрика, напоминающая о переживаниях прямо противоположных (радость и горе, церковность и атеизм и т. д.).

Так как разные читатели обнаруживают различную податливость к внушениям, то и внушающее действие классификации обнаруживается у разных субъектов в разной степени. Другими словами, в их показаниях скрывается разный процент внушений. В чтении всякого текста, как мы уже говорили, всегда имеется элемент внушения и самовнушения. Для библиопсихолога наибольший интерес представляет выяснение общих результатов, все равно — принимает или не принимает в них участие такой фактор, как внушаемость.

С этой точки зрения библиопсихолог не особенно гонится за выделением эффектов внушаемости из эффектов других факторов восприятия.

Его задача состоит не в том, чтобы бороться с внушающей силой устного, рукописного и печатного слова, и не в том, чтобы искоренять эту силу, а в том чтобы ее узнать и использовать в определенных целях.

Профессор Шарль Бодуэн в своем замечательном труде: «Psychologic de la suggestion et de 1'autosuggestion» формулировал следующие законы непроизвольного внушения, которые справедливо следует назвать законами Шарля Бодуэна.

Закон концентрированного внимания. Идея (концепт, образ), стремящаяся реализоваться, всегда представляет такую идею, на которой сосредоточено наше внимание.
Закон вспомогательной эмоции. Когда идею, в силу той или иной причины, охватывает какая-либо эмоция (т. е. экфорируется вместе с нею, одновременно), то внушенная реализация этой идеи имеет больше шансов на успех.
Закон обратного усилия (effort convert!). Если в нас возникает какая-либо идея и если она готова уже произвести внушение, то все сознательные усилия субъекта, направленные к тому, чтобы бороться с этим внушением, не только не достигают своей цели, но как раз наоборот: они усиливают внушение, идущее от этой идеи.
Закон подсознательной целесообразности. Внушение действует посредством подсознательной целесообразности. При наличии цели подсознание само находит способы реализовать ее.

Эти четыре закона объясняют целый ряд явлений, наблюдаемых при изучении читательских пометок. Если внимание читателя сосредоточено на некоторых категориях врученной ему классификации и на их номерах, он относительно часто повторяет их, и, изучая их повторения, мы уже изучаем концентрацию читательского внимания. Податливость читателя к экфорированию тех или иных эмоций объясняет состав его пометок при каждом отдельном слове. Поэтому следует изучать прежде всего те пометки, какие относятся к эмоциям и вообще к иррациональным переживаниям, а не к концептам. Представляет большой интерес для исследователя изучение всех тех читательских пометок, какими характеризуется воображение и воля. Самовнушение тем сильнее, чем меньше участвуют в них волевые усилия. Когда же воля и воображение борются друг с другом, воображение берет верх всегда и без всяких исключений. Если среди читательских пометок больше всего таких, которые относятся к отделу эмоций, это значит, что такое-то слово подействовало на читателя особенно сильно. От качества и количества эмоциональных переживаний, экфорируемых словом, зависит степень его влияния. Особенный интерес с библиопсихологической точки зрения представляет закон обращенного усилия: им объясняются не только такие явления, когда действие слов сводится на нет, но и тогда, когда оно получает обратное направление, прямо противоположное тому, какое ожидается. В силу того же закона, бывает часто и так, что, чем больше усилий прилагает человек, тем меньше он преуспевает. Примером этому может служить всякий страдающий бессонницей: его собственные старания заснуть и волевые усилия, делаемые с такою целью, не только не способствуют, но, напротив, мешают засыпанию. Чего подчас хочешь, того и не делаешь, потому что самые усилия делать это — мешают деланию. Верхарн попал под автомобиль в силу того же закона обратного усилия. Тот же закон объясняет и такие факты: читая книгу, я замечаю, например, что не понимаю такой-то страницы. Возникает идея о своей собственной непонятливости, тупости, невежественности и т. п. Начинаешь перечитывать непонятное и делать волевые усилия понять — и понимаешь еще того меньше. А вот пример, иллюстрирующий действие закона подсознательной целесообразности: исследуемый читатель начинает делать свои пометки более или менее наобум. Но нет в мире действий без причины: когда пометки пишутся наобум, — это значит, что их писанием управляет подсознание. Значит, оно-то этим способом и обнаруживает свои качества: пометки необдуманные, автоматичные, характеризуют все наши переживания, какие не дошли до сознания, не осознаны. А это-то особенно и интересно для исследователя. Это значит, что, в силу 4-го закона Бодуэна, подсознание, при наличии цели, само находит способы реализовать ее: пометки наобум тоже характеризуют тип читателя. Или, вот, например, в читателе промелькнула мысль: «Я переживаю то-то и то-то при чтении такого-то слова». Эта мысль находит свое осуществление в пометках, при этом сделанных если не около одного, так около другого слова того же текста-раздражителя, независимо от переживаний, этим словом экфорированных. Напр., при слове, обозначающем название какого-нибудь города, вдруг оказывается пометка, относящаяся к половому инстинкту. Разумеется, она не характеризует того слова, около какого поставлена. Но она очень характеризует самого читателя. Психоаналитик без всякого труда расшифрует эту пометку: уж если есть идея, то она каким-нибудь путем приведет к какой-нибудь реакции и найдет пути, как проявиться во вне, в виде физиологического рефлекса, писания пометок. Тот же 4-й закон объясняет и такие факты: во мне промелькнула мысль, что мне надо проснуться завтра в 7 часов утра. Об этой мимолетной мысли я немедленно забываю,— и, тем не менее, на следующее утро просыпаюсь ровно в 7 часов: мимолетная идея осуществлена самим психофизическим механизмом. Само подсознание соорганизовало достижение цели. Подобно этому реализуются разные непроизвольные, мимолетные мысли: «Надо столько-то прочитать, надо написать письмо такому-то». Затем эти идеи более или менее автоматически приводятся в исполнение. В силу четырех законов самовнушения, понятным становится и тот факт, что мимолетно воспринятые чужие слова, фразы и собственные мимолетные идеи, высказанные или задуманные про себя, вовсе не так безрезультатны, как это кажется.

Процесс осознавания регистрирует количество и качество переживаний. Специальный библиопсихологический метод позволяет открывать в этих элементах осознаваемости элементы подсознания. Так, напр., субъект под влиянием такого-то слова текста-реактива переживает такую-то эмоцию. Почему она возникла (экфорировалась)? Где ее источник? Самый процесс осознавания не дает нам ответа на такой вопрос. Дать его может только выяснение тех процессов, которые происходят в подсознании. Но ведь всякая осознаваемость, как мы видели, представляет собой как бы прорыв подсознания в область сознания, — прорыв, который может сопровождаться процессом рационализации подсознательных элементов. Коэффициенты, относящиеся к рубрикам осознаваемостей иррациональных переживаний, характеризуют и качество и количество таких прорывов. По их числу и распределению можно судить о некоторых качествах подсознания данного субъекта. Применяя к своим исследованиям разные научные методы и проверяя их анализом коэффициентов, библиопсихолог имеет возможность получить целый ряд очень глубоких и тонких сведений о подсознании исследуемого субъекта, подобно тому как это делает и К. Юнг в своем ассоциационном методе.

Классовое подсознание в процессе осознаваемости

Мы знаем, что одно и то же слово возбуждает различные психические переживания в одном и том же субъекте в разные моменты или в один и тот же момент, но у разных читателей. Возьмем какое-либо слово, напр., «тело», «явление», «капитал», и предложим сделать их анализ субъектам, принадлежащим к равным психическим и социальным типам. Эти субъекты проставят у каждого из предложенных им слов более или менее различные номера библиопсихологических классификаций, что соответствует закону И. Тэна, в силу которого тождественность понимания разных слов разными субъектами обусловлена не иначе, как тождественностью их мнем. <...>

<...> Специальный метод библиопсихологии позволяет делать очень сложные и тонкие характеристики вербальных переживаний и выражать их терминами определенной психологической классификации, а, вдумываясь в такие выражения переживаний, мы не можем не видеть, что здесь перед нами не что иное, как ряды возбуждений, различия которых обусловлены различиями мнемы, не только индивидуальной, но и социальной. Видно также, что сходства и различия классовой мнемы поддаются научному наблюдению и вообще изучению по специальному методу. Номера, выражающие сходства разных читателей, должны быть отнесены к сходству мнем более общего порядка, напр. национальной, социальной, общечеловеческой. Это значит, что, пользуясь специальным методом и подвергая сравнительному изучению читательские показания о переживаниях при вербальных восприятиях разных слов, исследователь имеет возможность выяснить зависимость понимания отдельными личностями от их мнемы социальной, национальной, классовой и т. д.

Одинаковые номера в переживаниях каждого отдельного слова характеризуют собою сходства пониманий, т. е. тот комплекс мнемы, на который и должен действовать говорящий или пишущий субъект, если он старается сделать свою речь возможно более влиятельной.

Теория библиопсихологического потенциала

Интенсивность переживаний одних и тех же слов разными субъектами поддается исследованию по библиопсихологическому методу.

Возможность такого исследования вытекает из того, что неосознаваемые, не констатированные нами энграммы, экфории и другие явления в нашей мнеме дают знать о своем качестве и количестве интенсивностью тех переживаний, какие возбуждаются словом или фразой в данном читателе при данных условиях. Мы можем принять, что, если какое-либо отдельное слово, при прочих равных условиях (напр., условиях торможения), возбудило большое число осознаваемостей, это значит, что относительно велика и напряженность переживания этого слова у данного читателя. Здесь мы говорим об интенсивности возбуждений, которые зависят не иначе, как от субъекта, в силу закона Гумбольдта — Потебни.

И правда, обратим внимание на номера, проставленные каким-нибудь читателем у каждого слова прочтенного им текста. Мы уже видели, что всякий читатель у разных слов проставляет разное количество номеров. У иных 1-3, у других 40-50 и даже больше. Почему так бывает? Потому, что разные слова текста возбуждают в читательском Я переживания разной силы и напряженности. Напр., слова, выражающие отношения, вроде «из», «на», «у», «чем» и т. п., почти во всех читателях возбуждают малое число переживаний, а эти последние — одной и той же категории. Напр., в «Тучках» Лермонтова почти все читатели поставили один и тот же № 2 у слов «с», «у», «как», «будто» и т. п. Совсем другое видели мы при анализе слова «капитал». Это слово возбуждает сильные переживания, что и выразилось большею осознаваемостью. Это видно по числу номеров, около него проставленных. Из этих примеров ясно, что разные слова возбуждают переживания действительно разной силы и напряженности как у одного и того же читателя, так и у различных читателей.

Поэтому во всякой фразе можно расклассифицировать все ее слова по относительной напряженности вызываемых ими переживаний. Это можно изобразить графически так. См. рисунок, с. 185. На прилагаемом рисунке вдоль вертикальной оси написан текст-реактив (несколько слов из романа Достоевского «Преступление и наказание»). На соответственных горизонталях отложены отрезки, величины которых пропорциональны числу номеров, проставленных данным читателем, количество номеров указано на рисунке у каждого отдельного слова текста. Линия № 1 наглядно показывает, сколь неравномерно распределена напряженность переживаний данного читателя в процессе чтения данной фразы. Значит, по такой кривой мы можем судить о напряженности переживаний. Здесь мы говорим о напряженности в статистическом смысле, так как каждая из единиц подсчета имеет, как мы знаем, свою индивидуальную окраску. На том же рисунке рядом изображены соответствующие переживания двух других читателей того же текста. Из сопоставления видно, как варьирует напряженность переживаний у разных субъектов.

Присматриваясь к номерам, проставленным одним и тем же читателем у разных слов текста, мы констатируем, что эти номера распределяются не одинаково по 8 главным категориям. У одного и того же слова наблюдаются разные количества номеров из категорий понятий (П). Совсем иные из категорий эмоций (Э). Тоже иные — из других шести категорий (О, Ощ, Ор, И, С, Д). У одного и того же слова наблюдается разное количество номеров по каждой из этих категорий. Так, напр., для текста, взятого из «Курса русской истории» В. Ключевского (ч. III, стр. 418-419), один читатель, производя анализ по классификации № 4 и по предельному методу, проставил у слова «неприятелем» 66 номеров, у слова «победа» — 55 номеров, у слова «походы» — 54 номера, у слова «захлопнул» — 46 номеров. Как распределились эти номера по восьми главным категориям? Это видно из таблицы на стр. 186, где цифры означают число проставленных номеров.

Из этой таблицы ясно видно, к какой категории психических переживаний относятся максимальные количества осознаваемостей: за исключением слов «походы» и «быть», максимум падает на категорию эмоций. Максимум такого рода характеризует статистическую напряженность, обусловленную возбуждающим действием того слова, к которому этот максимум относится, и переживаемую данным читателем в данный момент под влиянием этого слова. Из таблицы видно, что есть такие слова, которыми возбуждаются, главным образом, осознаваемости эмоций, — это слова, обладающие напряженностью эмоциональною («неприятелем», «победа», «захлопнул»). Напротив, слово «быть» показывает напряженность интеллектуального типа, так как по своему числу осознаваемости понятий здесь во много раз превышают осознаваемости всех других категорий. В слове «походы» наблюдается преобладание переживаний не только эмоционального, но и волевого типа (С и Д). Из этого видно, что существуют напряженности трех главных категорий: эмоциональная, интеллектуальная и волевая. См. рисунок. Случается так, что слово переживается читателем как напряженность одного из этих типов, а два других типа напряженности при этом отсутствуют или уступают первой по своей статистической величине.

Слова текста, у которых читатель проставил больше всего номеров осознаваемостей

	«Неприятелем»	«Победа»	«Походы»	«Захлопнул»	«Быть»
П .....	9	7	6	7	10
О .........	2	1	2	3	0
Ощ ...... . .	0	1	1	3	0
Э .........	26	20	11	21	2
Ор .....	2	2	5	0	0
И...	3	5	6	1	1
С ....	15	12	11	6	4
Д .........	9	7	12	5	4
Итого . . .	66	55	54	46	21

Если считать П, О, Ощ явлениями одного (интеллектуального) порядка, Э и Ор — другого, С и Д — третьего, то для слова »неприятелем» три типа напряженности распределяются по их убывающим статистическим величинам так:

Для слова	«неприятелем»	Э>С>П = 28 : 24 : 11
* *	«походы»	С>Э>П = 23 : 16 : 9
* *	«быть»	П>С>Э = 10 : 8 : 2

Эти цифры дают понятие о распределении напряженности трех главных типов в пределах разных слов одного и того же текста.

Все здесь сказанное выясняет понятие о библиопсихологическом потенциале, статистически выводимом путем анализа осознаваемостей. Мы уже упоминали этот термин — «библиопсихологический потенциал». Теперь мы должны остановиться на нем несколько подробнее. Понятие потенциала относится к мнеме, а не к тексту. Так как читательские переживания изменяются с течением времени, то неизбежно изменяются и потенциалы каждого отдельного слова... Потенциал слова изменяется, уменьшаясь или увеличиваясь, в зависимости от изменения мнемы, состоянием которой обусловливается возбуждающая сила всякого слова-раздражителя. Изменения потенциалов во времени поддаются исследованию по специальному библиопсихологическому методу. Для этого необходимо лишь сравнивать показания одного и того же читателя по отношению к одним и тем же словам одного и того же текста в разные моменты времени. Изменяется и качество потенциалов: интеллектуальные уступают место, напр., эмоциональным или волевым, или обратно. Из общей психологии известно, что при усилении раздражения явления интеллектуального порядка переходят в эмоциональные, а те в движения и в другие переживания волевого типа. Напр., лучи света, если он достигает все большей и большей яркости, возбуждают сначала ощущение, затем, при его усилении — чувство боли, страдания, затем вызывают эмоцию отвращения и, наконец, пробуждают хотение или стремление избежать этих страданий, а такое стремление заставляет психофизический организм действовать, двигаться то рефлективно, то сознательно, чтобы планомерно защитить себя от неприятного чувства. Из сейчас сказанного видно, что библиопсихологические потенциалы могут быть классифицированы по функциям мозга, а это подводит нервно-физиологический фундамент под учение о потенциале.

То, что здесь мы называем библиопсихологической напряженностью переживаний, или потенциалом, проливает новый свет на целый ряд явлений, происходящих в области книжного дела. Еще А. Бинэ и В. Анри когда-то писали, что «каждый член фразы имеет свою особую высоту». Близка к потенциалу «доминанта» некоторых авторов, но с тою существенною разницей, что потенциал относится к читательской мнеме и построяемой ею проекции, тогда как «высота» и «доминанта» считаются свойствами содержания слов и текстов.

Что же такое потенциал? В физике так называется некоторый уровень напряжения, обусловливающий способность производить работу. Библиопсихологический потенциал есть выражение напряжения, внешний признак его, проявляющийся в большей сложности и напряженности переживаний, имеющих место в данном читателе под влиянием текста-реактива. Не будь этого, читатель не поставил бы cтоль большого числа разных номеров у того слова, потенциал которого относительно высок.

Потенциал может быть как положительным, так и отрицательным, т. е. выше или ниже среднего уровня возбудимости мнемы. Подобно тому как средний уровень моря принимают за нулевой уровень, а высота гор и глубина морей и океанов считается от этого уровня, так и средний уровень возбудимости мнемы тоже должен считаться за нуль библиопсихологического потенциала. Этот уровень и можно взять за исходный пункт при измерении разностей библиопсихологических потенциалов отдельных слов, фраз и книг.

У всякого слова, у всякой фразы, как мы уже знаем, имеется свой потенциал, и всегда более или менее различной величины, которая изменяется у разных читателей в разные моменты их жизни. Абсолютная величина потенциалов, какими обладают различные библиопсихологические единицы, т. е. их величина сравнительно со средним уровнем («нулевым потенциалом»), не имеет особенного значения, но его имеет разность потенциалов двух сравниваемых возбуждений, причиненных словами текста-реактива.

Наркотические вещества влияют на потенциалы как отдельных слов, так и фраз. При помощи гипноза тоже можно доводить потенциалы до поразительной высоты. Есть свой потенциал как у явлений сознательных, так и подсознательных. С этой точки зрения ассоциационный метод К. Юнга представляет собой экспериментальное изучение подсознательного потенциала. Опыты К. Юнга показывают, что слово может иметь потенциал по обе стороны порога сознания. Так, напр., слово, которое мы сознательно считаем малозначащим, вдруг вызывает в нас целый взрыв осознаваемостей, который является не чем иным, как проявлением его высокого потенциала подсознательного. Этот последний дает себя знать в виде целого ряда читательских пометок, относящихся к психическим переживаниям иррационального характера, действующим из подсознания. И обратно: сознательно мы характеризуем такое-то слово как очень многозначащее, а между тем чувствуем, что оно нас «не захватило». Это значит, что, охватив наше сознание, слово это не имеет высокого потенциала в нашем подсознании. Из всего сейчас сказанного видно, что не следует смешивать понятие библиопсихологического потенциала с порогом сознания. Тоже не следует смешивать это понятие потенциала с понятием логического и грамматического ударения и с логическими и грамматическими подлежащими. Логическое подлежащее может и не иметь высокого библиопсихологического потенциала, если оно не производит на данного читателя достаточно сильного действия. И обратно. Большим библиопсихологическим потенциалом отличаются такие слова фразы, которые и с логической, и с грамматической точки зрения представляются иной раз относительно неважными. И вот читатель, на которого такое-то слово с потенциалом высоким для его мнемы произвело значительное действие, начинает спрашивать себя: «А почему вот здесь напечатано или сказано такое-то слово?» Такими вопросами читатель и показывает, что это слово и оказалось для него с высоким потенциалом. В 1906 г. один бойкий журналист написал фельетон на тему: «Эволюция или революция?» Спор шел о союзе «или», поставленном между этими двумя существительными. Спорили о том, какой союз там надо поставить — «или» или «и». Этот союз «или» оказался для спорщиков словом более высокого потенциала, чем те два существительных, которые сопоставлялись или противопоставлялись одно другому.

Подобно тому как существует потенциал отдельного слова, так существуют потенциалы и отдельных фраз. Может случиться, что в одной и той же фразе скопляется несколько слов с высокими потенциалами для ее читателя, причем эти потенциалы могут быть то волевыми, то эмоциональными, то интеллектуальными, то смешанными. Их скопление в одной и той же фразе кладет свой отпечаток на потенциал этой последней. Мы уже видели выше, что потенциал слова поддается выяснению путем специального библиопсихологического метода. Тоже и потенциал фразы. Некоторые лозунги представляют собой пример фраз с высоким потенциалом. <...> Существуют высокие потенциалы книги, статьи, речи. Если мнема читателя достаточно богата соответствующими энграммами, более или менее легко экфорируемыми, то вовсе не требуется многих слов, чтобы получить сильную реакцию со стороны читателя. Это объясняет между прочим могущественное влияние так наз. «запрещенной литературы» в эпоху царизма. Одно слово, одна фраза нелегальной книжки, соответствующие качественной и количественной стороне читательской мнемы, оказывали на рабочего и крестьянина неизмеримо большее влияние, чем целая библиотека антиреволюционной царистской литературы. Нетрудно понять, что термин «потенциал» вполне приложим к мнеме не только индивидуального читателя, но и читателя среднего, т. е. характеризующего коллектив. Здесь потенциалы сказываются, напр., действием разных девизов, крылатых слов, лозунгов.

Было бы большой ошибкой смешивать понятие интеллектуального потенциала с понятием внимания и сознания. Часто бывает так, что какое-нибудь слово текста поражает читателя, находясь на более или менее далеком расстоянии от фиксационной точки внимания, которое в это время сосредоточено на каком-нибудь другом слове. Это значит, что на читателя сильнее действует совсем другое слово, стоящее в стороне и виденное одним глазком. Внимание имеет свой особый потенциал, не всегда совпадающий с библиопсихологическим. Самая суть явления потенциала заключается не в сосредоточении действия, а в интенсивности его. Впрочем, бывает и так, что слова с большими потенциалами, вспоминаемые подсознательно, привлекают к себе внимание и сознание. Изучать разного рода библиопсихологические потенциалы, их распределение в пространстве и их изменение во времени — это значит изучать действительную силу и влияние слова, книги, литературы. В устной речи роль потенциала делается еще более важной, благодаря вмешательству таких элементов, как, например, тон голоса, ударение, быстрота или медленность и отчетливость произношения, мимика и пантомимика, сопровождающие речь. <...>

Сравнительный библиологический психоанализ шести читателей

Разные читатели переживают один и тот же текст различно. Число осознаваемостей у каждого читателя по одной и той же категории психических переживаний неодинаково и сильно варьирует, напр., по категории понятий от 7 до 46, по категории образов от 25 до 145 и т. д. Сравнивая общее число осознаваемостей с числом слов текста, мы получаем возможность судить о сравнительной сложности переживаний одного и того же текста разными читателями. В виду того, что каждый читатель столь различно переживает его, необходимо изучать сравнительные переживания, вычисляя процентные отношения осознаваемостей по каждой отдельной категории к их общему числу. Поэтому рядом с абсолютными числами осознаваемостей <...> показаны библиопсихологические коэффициенты, т. е. процентные отношения осознаваемостей по каждой категории. Таким образом, <...> мы получаем возможность изучать разных субъектов сравнительно, приняв данный текст за реактив. Но тех же читателей можно изучать таким же способом и при помощи других текстов-реактивов. С первого взгляда кажется, что в таком случае получатся коэффициенты, не проявляющие никакой закономерности. Ниже мы увидим, что это не так, потому что тип каждого читателя дает себя знать неизбежно, каким бы реактивом на него ни действовали. <...>

Чем больше число осознаваемостей по каждой из 8 категорий, тем отчетливее проявляется устойчивость относительной величины каждого коэффициента. И обратно,— если по какой-либо из этих категорий, например И, Ор, Ощ, число осознаваемостей окажется незначительным, и они будут считаться здесь, напр., единицами, а не десятками, коэффициенты, опирающиеся на незначительное число данных, не обнаружат устойчивости, а значит, не будут характерными для данного читателя. Расположив библиопсихологические коэффициенты в убывающем порядке для каждого читателя, мы уже идем к определению его психического типа, при помощи этих коэффициентов. Это видно из нижеследующей таблицы.

Читатели
А	Э 42,5> П 19,7> О 15,4> Д 11,6> Ор 4,3> С 3,0> И 2,6> Ощ 0,9
Б	О 34,8> Э 33,3> С 9,1 > Д 8,6< П 8,6> Ощ 4,6< И 0,7 < Ор 0,5
В	Э 31,4> П 26,3> О 14,3> Д 13,2> Ощ6,8> С 3,4> И 2,8> Ор 1,8
Г	Э 49,7> Д 14,1 > П 12,9> О 9,9> С 5,1 > Ощ 4,2> Ор 3,8< И 0,3
Д	Э 48,9> О 18,1 > Д 10,1 > С 10,1 > Ор 5,3> II 3,8> Ощ 2,6> И 1,1
Е	Э 41,2> О 17,2> П 15,0> Д 14,5> С 9,5> Ощ 1,8> Ор 0,8> И 0,0

Эта небольшая таблица раскрывает в виде коэффициентов самую основу определения термина «психический тип» и указывает путь к изучению типов путем сравнения их коэффициентов. Здесь каждый читатель, по отношению к одному и тому же тексту-реактиву, характеризуется: а) величиною каждого из этих коэффициентов; б) распределением коэффициентов по их убывающим степеням. У шести читателей, коэффициенты которых мы здесь привели, коэффициенты эмоций, наиболее сильно возбужденные данным текстом, выдвинулись на первый план, кроме одного читателя Б, человека крайне резко выраженного конкретного типа. Ниже мы увидим, что в такой одинаковости выдвигания вперед коэффициента определенной категории сказывается влияние одного и того же текста-возбудителя. Текст эмоционального типа выдвигает вперед коэффициенты эмоций. Текст философского, отвлеченного типа выдвигает на первый план коэффициент концептов. Коэффициенты позволяют нам изучать этот процесс выдвигания разных психических переживаний и выяснять разного рода закономерности в этом процессе. Коэффициенты, занимающие второе место, характеризуют индивидуальные особенности читателя. Так, напр., у одних субъектов стоят на этом месте коэффициенты О, у других П, у третьих Д, а у читателя резко выраженного конкретного типа и не особенно способного к отвлеченному мышлению выдвигается вперед именно О, а Э оттесняется на второе место. Наблюдаются у разных читателей и различия в размещении коэффициентов и на третьем, и на четвертом, и на следующих местах.

Подобно этому можно изучать размещения и выдвигания каких угодно коэффициентов по каждой из восьми главных категорий. В вышеприведенной таблице перед нами характеристики сравнительно еще чересчур общие и грубые. Но те же читательские показания (реакции) позволяют нам идти гораздо дальше. Мы можем распределять коэффициенты и в пределах каждой из восьми главных категорий, тоже в убывающем или восходящем порядке, по рубрикам более частным и при помощи любой классификации, вплоть до самой подробной. Берем, напр., показания тех же 6 читателей, относящиеся к отделу образов. Тогда вот что оказывается: в классификации № 4 (самой подробной) все образы распределены по таким рубрикам: № 29 образы в красках (цветные, окрашенные); № 30 -образы в формах (оформленные); № 31 — в звуках и шумах (слуховые); № 32 — в виде движений, перемещений, перемен; № 37 — образы чужих страданий; № 41 -разные другие образы, не вошедшие в их предыдущие рубрики. Библиопсихологические коэффициенты покажут нам относительную легкость осознаваемости той или иной категории образов под возбуждающим влиянием данного текста, затем и какого угодно другого текста и, наконец, среднюю осознаваемость образов по каждой из вышеперечисленных рубрик образов. Из таблицы на с. 192 видно, как действует на осознаваемость образов текст известного стихотворения «Арина, мать солдатская» (Н. А. Некрасова).

Образы	Абсолютные величины Читатель				Библиопсихологический коэффициент в % Читатель
Образы	А	Б	В	Г	А	Б	В	Г
а) зрительные в красках (К) ......	16	172	1	30	8,3	30,6	1,5	21,4
б) в формах (Ф) ....	64	224	44	38	32,6	39,9	66,7	27,2
в) слуховые в звуках (Зв) ....... . .	32	53	2	8	16,3	9,3	3,0	5,7
г) моторные в движениях (Дв) ........	21	14	2	14	10,7	2,5	3,0	10, 8
д) эмоциональные, страданий (Страд) ... .	63	99	9	47	32,1	17,7	13,7	33,6
е) разные другие (Раз )	0	0	8	3	0,0	0,0	12,1	2,1
Общее число осознаваемостей образов .....	196	562	66	140	100,0	100,0	100,0	100,0

Распределим теперь коэффициенты образов по убывающим степеням.

Читатель

А.	Ф	32,6 >Страд 32,1 >3в	16,3>Дв 10,7>К 8,3>Р 0,0
Б.	Ф	39,9>К 30,6>Страд	17,7>3в 9,3>Дв2,5>Р 0,0
В.	Ф	66,7>Страд13,7>Раз	17,1>Дв 3,0>3в 3,0 К 1,5
Г.	Страд	33,6>Ф 27.2 К	21,4>Дв 10,0>3в 5,7>Р 2,1

В этой таблице буквою Ф обозначены образы в формах, буквой К — образы в красках, Зв — в звуках, Дв — движения, образы моторные, Страд — образы страданий.

Из этой таблицы видно, что все четыре читателя более склонны к осознаваемости образов форм, кроме читателя Г, очень чувствительного субъекта, у которого на первом месте стоят образы чужих страданий. У двух читателей эти последние отодвинуты на второе место, а у одного — на третье. Этот читатель действительно отличается сухим отношением к людям. Обращает на себя внимание отодвигание моторных образов у трех читателей на четвертое, у одного на пятое место, а также относительно небольшая склонность к осознаванию образов слуховых (Зв).

Пойдем еще дальше. Возьмем какого-нибудь из этих читателей и присмотримся к осознаваемости образов по тем же самым рубрикам под влиянием разных текстов. Это влияние видно из следующей таблицы:

Читатель Б.

Тексты-реактивы	Категории образов, осознаваемых читателем (цифры означают коэффициенты)
«Арина, мать солдатская» .	Ф39,9К 30,6>3в9,3
«Тучки»	Ф24,7К 22,0>3в1,4
Ключевский	Ф34,3К 32,4>3в7,8
Достоевский	К16,5>Ф 16,2>3в1,4
Лопатин	К38,6>Ф 27,4>Зв0,0
Франк¹	К37,7>Ф 32,8>Зв3,4

¹ Из его книги «Введение в философию», стр. 61-62.

Из этой таблички видна поразительная закономерность в осознаваемостях образов разных рубрик, характеризующих данного читателя. Тексты более конкретные переживаются им в виде форм и красок, тексты менее конкретные — в виде красок и форм.

Коэффициенты переживаний всюду различны.

Образы звуковые всюду стоят на последнем месте, а это показывает, что данный читатель весьма не музыкален. У читателя А, коэффициентов которого мы здесь не приводим, наблюдается закономерность другого типа: читает ли он «Арину» или Достоевского, или Ключевского,— образы форм всегда стоят впереди образов движений, а те впереди образов в красках. У читателя Г наблюдается опять-таки своя особая последовательность: на первое место выдвигаются образы страданий, на второе образы форм, а образы движений стоят впереди образов звуковых.

Из этих примеров видно, что специальный метод позволяет сравнивать читателей разных типов по их интимным переживаниям с какой угодно детальностью.

Разные субъекты обнаруживают большое разнообразие не только в главных, но и в более частных признаках, проявляя таким способом свой психический тип.

Совокупность коэффициентов всех категорий позволяет исследователю составлять определенные характеристики наклонностей у каждого исследуемого читателя не менее точные, чем все другие, опирающиеся на теорию статистики. Эта последняя позволяет изучать и соотношения признаков, их функциональную зависимость,— констатировать изменения одного или нескольких признаков при изменении других.

При помощи той же теории статистики, изучая относительную устойчивость или неустойчивость различных переживаний, обнаруживающихся в изменении коэффициентов, можно различить два разряда изменений: во-первых, тот, который следует отнести к влиянию текста (зависимость читателя от книги), а во-вторых, зависимость проекции, построяемой читателем, от типа этого последнего.

Сопоставим влияние разных текстов на одного и того же читателя.

Будем говорить здесь, имея в виду главные 8 категорий библиопсихологической классификации, так как из того, что сейчас было сказано, видно, что тот же метод может быть применен и к более детальным исследованиям при помощи любой классификации, напр., по 213 рубрикам.

Представим себе, что один и тот же читатель прочитал несколько разных текстов и что мы, сделав подсчет его пометкам, получили следующие данные о его переживаниях во время чтения.

Текст-реактив	Коэффициенты
Некрасов	Э 38,6>П 24,7>Д 13,1>О 9,5>С 8,7> Ор 2,6>И 2,0>Ощ 1,1
Достоевский	Э 44,2>П 35,0>Д 8,8>С 6,4>Об 5,1 > Ощ 0,3>Ор 0,2>И 0,0
Франк	П 65,5>Э 20,3>Д 6,6>С 6,0>Об 0,8 = Ощ 0,8 > И 0,0 = Ор 0,0
Лопатин	П 76,3>Э 17,2>Д 4,5>С 1,8>Об 0,2> Ощ0,0 = И 0,0 = Ор0,0

Здесь бросаются в глаза следующие интересные явления, доказывающие силу и значение специального библиопсихологического метода, опирающегося на принципы естествознания и теорию статистики.

Тексты-реактивы здесь очень различны: первые два представляют беллетристику, вторые два — философию. При этом первый из текстов — стихотворение, остальные — проза. Различны и размеры (число слов) каждого из этих четырех текстов-реактивов. Кроме того, эти тексты были читаемы в разное время и в разных условиях и при более или менее неодинаковых настроениях данного читателя. Так как число слов текстов-реактивов было достаточно велико (несколько сот), то, по закону больших чисел, читательские показания, обусловленные всеми вышеупомянутыми различиями, нивелировались, а читательский тип определенно проявлялся в общем распределении коэффициентов по их убывающим степеням. Колебания, зависящие от различия места, времени и настроения изучаемого читателя, а также от размера текстов, выявились в виде разницы в величинах цифровых коэффициентов. Оба беллетристических текста выдвинули на первое место категорию эмоций, оба философских — категорию понятий. Категория эмоций была при этом вытеснена философскою книгой не куда-то назад, как это можно было бы ожидать, судя по отвлеченному и сухому характеру изложения обеих философских книг, а лишь на второе место: данный читатель настолько эмоционален, что даже такие отвлеченные тексты заставили его пережить 23,0% эмоций. Здесь перед нами постоянство, устойчивость типа, хотя и находящегося под возбуждающим влиянием разных текстов-реактивов. Характерно и то, что коэффициент Д во всех четырех текстах сохранил третье место, будь это беллетристика или философия. Здесь перед нами читатель активного типа, — переживания активности не отодвигаются у него на дальний план. Устойчиво и место, занимаемое коэффициентами С: лишь образность некрасовской «Арины» заставила у данного читателя коэффициент образов обогнать, да и то не на много, коэффициент стремлений (всего лишь на один этап). Последние три рубрики (Ор, Ощ, И) не характерны, так как по ним мы имеем слишком малое число читательских показаний. Но и в этих рубриках наблюдается некоторая закономерность, хотя и не столь ярко выраженная.

Практика показала нам, что лишь изредка такая закономерность нарушается, но всякое нарушение может быть объяснено посредством библиопсихологического анализа других коэффициентов, в особенности же наиболее детальных рубрик. Здесь перед нами опять-таки очень определенный библиопсихологический детерминизм.

Из предыдущего видно, что специальный библиопсихологический метод позволяет выяснить и характеризовать психический тип читателя, показывая относительные размеры и относительную устойчивость его осознаваемостей по разным категориям психических явлений. И чем больше число этих категорий, тем полнее может быть характеризован таким способом читатель любого психического типа. Если мы возьмем других читателей, их коэффициенты для тех же четырех текстов подтвердят ту же устойчивость-психических признаков, а значит, и закономерность, открываемую в любой индивидуальности. Из нижеследующей таблички явствует правильность сейчас сказанного. В эту табличку мы ввели двух читателей в процессе чтения четырех разных текстов. Переживания этих читателей характеризованы коэффициентами. Категории коэффициентов распределены по убывающим степеням.

Читатель А

Некрасов	Э 37,3>П 20,4>0б 11,1>Д 9,1 >И 7,2> Ор 6,4> С 5,8>Ощ 2,7
Достоевский	Э 41,7>П 23,0>Д 10,8>С 9,4>Об 7,8> И 3,2 >Ор 2,3>Ощ 1,2
Франк	П 83,6>Э 7,9>Д 4,4>Об 2,7>С 0,8> Ощ 0,6>Ор 0,0 = И 0,0
Лопатин	П 71,8>Э 11,3>Д 7,6>Об 7,3>С 2,0> Ощ 0,0>Ор 0,0 = И 0,0

Читатель Б

Некрасов	Об 36,8>Э 30,0>П 15,6>С 7,2>Д 3,8> И 2,8>Ор 2,3>Ощ 1,4
Достоевский	Э 36,0>Об 23,5>П 16,3>С 7,2>Д 6,3> Ощ 4,2>Ор 3,6>И 3,1
Франк	П 32,0>Об 29,5>Э 14,8>Д 9,4>С 7,1 > Ощ 4,7>Ор 2,4>И 0,1
Лопатин	П 39,1 >Об 26,2>Э 19,6>Д 10,6>С 4,1 > Ощ 0,3>0р 0,1 >И 0,0

Читатели, здесь представленные, давали показания о своих переживаниях в разное время и при разных условиях. И тем не менее мы наблюдаем здесь закономерность психических переживаний и функциональную зависимость между текстом-реактивом и типами обоих читателей. И в этих двух случаях обе философские книги выдвинули на первое место переживание П, отодвинув О и Э, которые при действии текста беллетристического стоят на первом месте: образы выдвинулись на первое место под влиянием яркого текста Некрасова, а эмоции — под влиянием менее яркого текста Достоевского. Бросается в глаза и закономерность распределения остальных шести рубрик. Интересно также тождество распределения коэффициентов у разных читателей под влиянием на них обеих философских книг (Франка и Лопатина). Большое вмешательство иррациональных элементов при чтении книг беллетристических хотя несколько и сбивает тождественность распределения коэффициентов «Арины» и Достоевского, но не настолько, чтобы ее нельзя было заметить. Из этих примеров видно, что специальный метод позволяет выяснять закономерность различных осознаваемостей психических переживаний и их распределение в определенном порядке, в зависимости от типов читателей и типов текста. В этом выявляется закон функциональной зависимости.

Имея под руками достаточное количество читательских показаний, можно выяснить по ним и максимум, и минимум, и оптимум, и пессимум воздействия разного типа книг на читателей разных типов в различных условиях места и времени. Точно так же возможно определять и средние нормы и уровни библиопсихологических коэффициентов, характеризующие данного читателя при помощи текстов-реактивов, взятых из книг по разным отраслям знания. Раз будет известен средний уровень, то можно будет определять и размеры удаленности или отклонения от этого среднего уровня как любого коэффициента, так и любой совокупности их, напр, данного коэффициента П от среднего коэффициента П, данного коэффициента Э от среднего коэффициента Э и т. д. Выяснение таких отклонений — это и есть поправка на читателя, о какой мы говорили выше.

Является также возможность определять, во сколько раз отличаются коэффициенты одного читателя от соответствующих коэффициентов другого или коэффициентов средних (среднего уровня). Сравнивая читателей посредством вычитания коэффициентов, мы определим, насколько отличается читатель от читателя. А сравнивая коэффициенты посредством деления, мы выясняем во сколько раз отличаются они друг от друга. Так, напр., у читателей А и Б коэффициенты П, характеризующие действие текста из Лопатина, относятся как 71,8:39,1 = 1,83. Из этого видно, что на читателя А отвлеченный текст действует почти в два раза сильнее, чем на читателя Б, вызывая гораздо большее число осознаваемостей П. Сравнение тех же двух коэффициентов путем вычитания показывает, насколько превышает число таких осознаваемостей у первого читателя число их у второго (32,7).

Теперь мы можем наметить четыре главных ступени библиологического психоанализа. Эти четыре ступени суть:

Анализ той совокупности номеров, которые данный читатель ставит около каждого отдельного слова текста-реактива... При этом характеризует читателя буквально каждая им поставленная там пометка, каждая группа, комплекс или, так сказать, гнездовье пометок, а также вся совокупность их. Вдумываясь в те номера, которые поставлены этим читателем, исследователь как бы проникает в работу его мнемы в процессе чтения этого слова текста.
Анализ тех же пометок, уже расклассифицированных в целях статистического подсчета их по рубрикам той классификации, какою пользовался данный читатель, делая свои показания в пределах каждой из восьми главных категорий (см. выше пример анализа образов). Все читательские пометки, так рассортованные по рубрикам классификации, характеризуют относительную осознаваемость переживаний, относящихся к каждой рубрике в отдельности. Почему данный читатель ставит такой-то номер большее число раз, чем другие номера? В каких соотношениях находятся пометки, стоящие в такой-то рубрике, с пометками, стоящими в других рубриках? Какую связь невидимых, интимных отношений всех читательских переживаний означает большое количество пометок, напр., у такого-то номера, очень малое их количество у номера такого-то и полное их отсутствие у таких-то, номеров? Чтобы ответить на такой и ему подобные вопросы, необходим библиопсихологический анализ функциональной зависимости психических особенностей в пределах каждой из восьми категорий.
Анализ главных 8 категорий психических переживаний в их взаимных отношениях. Библиопсихологический коэффициент каждой из них характерен не только для нее самой, — он позволяет выяснять количественно, какие именно осознаваемости из 8 категорий преобладают в данном индивиде. Библиологический психоанализ требует, чтобы исследователь вдумался в абсолютную величину коэффициента каждой из этих главных категорий, а затем сравнил бы их один с другим по величине, чтобы выяснить сравнительное преобладание психических переживаний и их осознаваемостей по каждой категории. Здесь перед нами вопрос о функциональной зависимости каждой из основных восьми категорий от остальных семи.
Анализ психического типа, опирающийся на предыдущие три анализа, — изучение распределения коэффициентов восьми категорий по их убывающим или возрастающим степеням, распорядок, характерный для каждой индивидуальности и различный у разных индивидуальностей. Здесь перед нами изучение психических типов и их классификация по относительным величинам библиопсихологических коэффициентов, иначе сказать, по относительной возбудимости психических переживаний, о чем уже шла речь выше.

В настоящее время определение психических типов («характерология», «этология», «индивидуальная психология», «дифференциальная психология») состоит главным образом в том, что каждому психическому типу исследователь дает некоторую общую словесную характеристику, — его словесное описание. На описаниях основана классификация и типов, и характеров, и темпераментов. Библиологический психоанализ стремится обосновать общие характеристики индивидуальностей при помощи коэффициентов, получаемых экспериментально и изучаемых сравнительно. С библиопсихологической точки зрения, без изучения читателей по всем четырем этажам, о каких сейчас было сказано, совершенно невозможно понять и формулировать не только характеристики отдельных психических типов, но даже и самое понятие «типа», которое до сих пор наукой еще не установлено бесспорно и прочно. Психическим типом, с точки зрения библиопсихологического анализа, следует называть сумму осознаваемостей определенных психических переживаний, обусловленную качественною и количественною стороною мнемы и находящуюся в функциональной зависимости от этой последней,— сумму, которая может быть различной по отношению к одному и тому же субъекту,— смотря по тому, каков принцип классификации психических явлений и какая группа их экфорируется наиболее часто и легко. Специальный метод дает возможность выражать любой психический тип путем коэффициентов, характеризующих сравнительную легкость осознаваемостей под влиянием библиопсихологических раздражений-возбуждений.

Изучение интер- и суправербальных переживаний при помощи специального метода

В предыдущей главе мы говорили о вербальном, интер— и суправербальном исследовании процесса чтения и слушания. Специальный библиопсихологический метод позволяет исследовать все эти три этажа и в качественном, и в количественном отношениях, характеризуя каждый тип чтения при помощи коэффициентов. Вербальный тип был уже исследован нами таким способом на примере слов «тело», «явление», «капитал». Интервербальный метод исследования чтения и слушания показан нами на примере анализа «Тучек» Лермонтова и текстов из Достоевского, Лопатина, Франка. Скажем теперь два слова об исследовании суправербального чтения. Мы предложили читателям отмечать переживания, вызванные целой фразой, а не отдельными словами. Текстом-реактивом послужили те же «Тучки» Лермонтова. Была дана та же классификация, какая служила и для изучения интервербального чтения, — № 3. Исследуемый отмечал свои суправербальные переживания, которые представляют, так сказать, равнодействующую тех раздражений-возбуждений, которые экфорированы в нем сразу несколькими словами или фразой текста-реактива. Сравним так полученные итоги с показаниями того же самого читателя, сделанными по интервербальному способу.

Получились следующие коэффициенты для одного и того же стихотворения, сделанные одним и тем же читателем.

	П	О	Ощ	Э	Ор	И	С	Д
Интервербальный способ:	3,8	18,1	2,6	48,9	5,3	1,1	10,1	10,1
Суправербальный способ:	4,8	13,6	5,9	42,3	1,0	4,8	10,0	17,7

Те же коэффициенты, распределенные в убывающем порядке:

Интервербальный способ	Э 48,9>Об 18,1>Д 10,1=С 10,1> Ор 5,3>П 3,8>Ощ 2,6>И 1,1
Суправербальный способ	Э 42,1>Д 17,1>Об 13,6>С 10,0> Ощ 5,9> П 4,8 = И 4,8>Ор 1,0

Из сопоставлений коэффициентов интер— и суправербальных видно, что эмоции в том и в другом случае дали наибольший коэффициент. При суправербальном чтении образность передвигается несколько в сторону минимума. П и С сохранили те же места, что и прежде. Элемент Д передвинулся к максимуму. Ощущения дали более высокий коэффициент. Таковы итоги глобальные только по 8 категориям. Если же присмотреться к коэффициентам по каждой из 60 категорий, чего мы здесь делать не будем, то оказывается, что при суправербальном чтении связность переживаний возрастает, детали же их стушевываются, ослабевают. Читатель как бы перескакивает через некоторые из них, и потому они пропадают. Но, с другой стороны, общий итог усиливается: коэффициент Д возрос более чем на 70%. В тексте «Тучек» всего лишь 64 слова. Если взять текст-реактив большей величины, то сходство типа, при исследовании по интер— и суправербальным методам, выступает еще яснее. Это значит, что тип читателя в процессе чтения дает себя знать всегда, хотя интервербальные переживания не всегда совпадают с суправербальными для одного и того же текста и одного и того же читателя.

Если сравнить с этими двумя текстами вербальное чтение тех же «Тучек», расставив их слова, напр., в алфавитном порядке, то получается то же некоторое несовпадение, причем сильно увеличивается процент переживаний отвлеченных — с 3,8% при интервербальном чтении до 12,2% при чтении вербальном. Это получается потому, что многие слова сохраняют свой смысл (идеи — явления интеллектуального типа), но теряют свою образность, которая зависит от интервербальности. Поэтому число образов упало с 18,1% до 6,7%. Тем не менее тип читателя дает себя чувствовать и при вербальном чтении, так как и в этом последнем случае на первом месте стоят Э, на последнем О и И; понятия (П) передвинулись к максимуму, образы — к минимуму, что сейчас и было нами объяснено. Что касается до С и Ор они занимают по-прежнему среднее место.

Этим мы и закончим наше рассмотрение специального библиопсихологического метода и его приложений к исследованию читателей, чтения и книги в их функциональной зависимости. Мы уже указывали не раз, что этот метод допускает целый ряд упрощений и вместе с тем может быть развиваем в какой угодно степени по направлению к все более и более тонким и сложным исследованиям.

¹ Вот текст «Тучек»: «Тучки небесные, вечные странники. Степью лазурною, цепью жемчужною мчитесь вы, будто как я же, изгнанники с милого севера в сторону южную. Кто же вас гонит: судьбы ли решение? Зависть ли тайная? Злоба ль открытая? Или на вас тяготит преступление? Или друзей клевета ядовитая? Нет, вам наскучили нивы бесплодные... Чужды вам страсти и чужды страдания. Вечно холодные, вечно свободные, нет у вас родины, нет вам изгнания».

² См. наше «Introduction á la psychologie bibliologique», т. I, гл. V.

««« Назад Оглавление Вперед »»»