© А.В. Фатеев
Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг.
§ 2. От Победы до Фултона: предпосылки послевоенного образа врага
Исчезновение образа врага
Победоносное окончание войны породило кратковременную эйфорию в умах действующих политиков и части журналистов о возможности достижения ненасильственного вечного мира посредством сотрудничества сверхдержав и создания ООН. Советские газеты публиковали материалы об обменах посланиями между руководителями супердержав, званых дипломатических обедах, на которых подчеркивалась «необходимость дружественных отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом для обеспечения будущего мира». «Правда» информировала читателей об ассигновании фондом Рокфеллера четверти миллиона долларов на создание русского института при Колумбийском Университете для лучшего понимания СССР американцами. Знамением времени были пышные парады войск союзников в Берлине, День союзника в Норвегии, сопровождавшиеся речами с тем же содержанием1. Уинстон Черчилль, казалось, был очарован личностью своего «боевого товарища» — И.В.Сталина, и при каждом удобном случае, даже в фултонской речи, подчеркивал его мудрость, военные способности и патернализм по отношению к народу2. Показателем дружественных отношений служили награждения: вручение ордена «Победы» Д.Эйзенхауэру и Б.Монттомери в июне 1945 г. в Москве и декабрьское чествование 190 американцев — участников северных конвоев, в вашингтонском посольстве СССР3.
Можно констатировать: после войны у советского государства не было ярко выраженного внешнего и внутреннего врага. Внешний — фашизм, был уничтожен; крупные капиталистические страны были союзниками; повстанческие движения в Прибалтике и Западной Украине воспринимались как профашистское движение, дни которого сочтены; отдельные деятели Запада и режимы, настроенные антисоветски, не представляли непосредственной угрозы.
Противоречивое единство супердержав
Вместе с тем, в Госдепартаменте США было немало представителей правых кругов, которых раздражал сам факт наличия СССР. До 2 сентября 1945 г. — дня окончания Второй мировой войны, они не могли заговорить в полный голос, так как нуждались в помощи СССР для разгрома Японии. Служащие Госдепартамента с тревогой следили за послевоенной политикой советского руководства. Держава-победительница, СССР предъявлял территориальные претензии к Турции, стремился добиться пересмотра соглашений Монтрё о черноморских проливах. Попытка закрепиться в Средиземноморье привела к требованиям создания советской базы в Дарданеллах и передачи мандата на управление Триполитанией. Важным стратегическим пунктом для СССР был Иран, в годы войны поделенный на зоны оккупации с Великобританией. Советские представители оказывали давление на иранские власти с целью создать совместную советско-иранскую кампанию по нефтедобыче. Между тем, иранской нефтью серьезно заинтересовались кампании США, которые надеялись быстро потеснить обессилевшую после войны «владычицу морей» — Великобританию. До осени 1945 г. советские намерения получали поддержку у ряда политиков Запада, не воспринимались как «экспансия». В результате, например, СССР и США быстро и успешно решили в июне 1945 г. польский вопрос. До осени 1945 г. правительство США поддерживало советские претензии на приоритет в странах Восточной Европы. Но с октября-ноября ситуация начала меняться. На Лондонском совещании министров иностранных дел в сентябре-октябре 1945 г. западные державы отказались подписать договоры с Румынией и Болгарией до проведения «свободных выборов». Вновь, как и в марте 1945 г., в затруднительное положение попало правительство Великобритании. С одной стороны, оно было связано «джентльменским соглашением» Сталина-Черчилля о разделе сфер влияния, подавляло коммунистическое и национальное движение в Греции при молчаливом согласии главного коммуниста мира; с другой — решения стали оковами для нового правительства К. Эттли. Путем взаимных уступок по ряду вопросов на Московском совещании в декабре 1945 г. союзники пришли к приемлемым решениям. Однако проблемы нарастали на главном — германском, направлении политики супердержав.
Советское правительство проявляло недовольство ходом выполнения Ялтинских и Потсдамских соглашений своими союзниками: ходом денацификации, декартеллизации, демилитаризации, демократизации в западных зонах оккупации, мягкостью наказаний фашистским преступникам. Это задерживало подготовку мирных договоров с бывшими сателлитами фашистской Германии, а также мирного договора с Германией. В 1946 г. эти вопросы стали объектом острой дипломатической борьбы на совещаниях министров иностранных дел (СМИД) и Мирной конференции.
Конфронтация супердержав обострялась вследствие сознательной политики правительства США, направленной на слом ялтинско-потсдамских соглашений. Так, в документе Объединенного Комитета начальников штабов (ОКНШ) США от 19 сентября 1945 г. американские военные ставили задачу нанести превентивный удар по неназванному противнику, если он будет угрожать безопасности США. 9 октября 1945 г. документ ОКНШ уже называл противника — СССР. С сентября объединенный разведывательный комитет (ОРК) планировал нанесение ядерных ударов по территории СССР. Слабость СССР американский истеблишмент решил использовать для глобального и тотального закрепления своих приоритетов. Одновременно официальному союзнику приписывалась способность захватить всю Европу «сейчас или к 1 января 1948 г.», включить в свою сферу влияние Турцию и Иран4. Таким образом, важнейшим источником возникновения идеологических и информационных предпосылок образа врага был кризис антигитлеровской коалиции, который углубился после окончания Второй мировой войны. Медленное, но верное накопление негативного материала о союзниках создавало информационную предпосылку возникновения будущего образа врага. Однако этот процесс не был прямолинейным. В течение двух лет после окончания войны все еще действовали факторы, которые тормозили конфликты между супердержавами. Так, политики Запада не могли сразу развернуть свою политику на 180 градусов: народы держав-победительниц были благожелательно настроены друг по отношению к другу5. В США первое время после войны сохранили посты дипломаты из бывшей администрации Ф.Рузвельта, настроенные на урегулирование конфликтов. До середины 1947 г. шла выработка основных положений политики США по отношению к западноевропейским странам, что создавало ситуацию неопределенности и в отношении СССР.
В свою очередь, правительство СССР нуждалось в американском кредите для восстановления разрушенного народного хозяйства. Первое предложение по данному вопросу было сделано еще в январе 1945 г. В.М.Молотов, министр иностранных дел, проводивший переговоры, намекал правительству США на обоюдную выгодность проекта: он, мол, мог помочь американцам преодолеть возможный послевоенный экономический кризис. Ответ администрации Рузвельта был неопределенным. Второе предложение поступило уже в августе 1945 г. Новое американское руководство обставило получение кредита неприемлемыми и унизительными условиями, а документы с предложением СССР «потеряло» до марта 1946 г. Уловка была связана с ростом антисоветских настроений в американском истеблишменте6. Однако советское правительство, надеясь на изменение ситуации, проявляло терпение. И.В.Сталин неоднократно публично высказывал заинтересованность СССР в сотрудничестве с американцами в экономической сфере.
Информационная политика «частичной идеологии»
Вместе с тем, пропагандисты СССР были вынуждены усилить пропагандистский отпор антисоветским выпадам, количество которых резко увеличилось осенью 1945 г. В сложившихся условиях советское правительство проводило информационную политику, для обозначения которой применим термин КМанхейма «частичная идеология»7. Пропагандисты обвиняли в антисоветизме только отдельных политических деятелей, журналистов, абстрактные «круги» реакционеров Запада, которые, по мнению пропагандистов, действовали по злой воле или недопониманию политики СССР. Одновременно советские газеты всячески подчеркивали сотрудничество держав антигитлеровской коалиции, вразрез с линией которых действовали недоброжелатели. Методу «частичной идеологии» соответствовали и приемы: для создания вида объективного подхода к освещению событий редакции газет составляли подборки цитат из западных газет с критикой отдельных лиц и явлений.
Так, весной-летом 1945 г. критика правых сил Запада была крайне абстрактной. Советская печать в основном цитировала просоветски настроенных политиков и общественных деятелей: Э.Рузвельт, вдову бывшего президента, которая осуждала людей, «движимых страхом» и боящихся России; министра торговли США Г.Уоллеса, предупреждавшего о наличии в стране «врагов мира», готовящих третью мировую войну. Сенатор-демократ Коффи относил к «элементам», готовящим войну с СССР, «представителей картелей и некоторые другие группировки, заинтересованные в земельной собственности видных польских эмигрантов»8. В том же духе разоблачалась и западная пресса антисоветской направленности. 25 июля в «Правде» И.Эренбург критиковал редакцию «большой парижской газеты» за инсинуации против СССР. С его точки зрения, редакцией двигали «невежество и злая воля»: статья называлась «Высокие каблуки и низкие души». Постоянно критиковалась печать Херста и Скриппс-Говарда в США за попытки исказить позицию советских делегаций на международных форумах.
Подобные публикации способствовали поддержанию недоверия к Западу у значительных слоев населения СССР.
Вместе с тем, противоречия во взаимоотношениях союзников летом-осенью 1945 г. не воспринимались трагически. Так, после провала Лондонского СМИД «Правда», выражая мнение советского правительства, немедленно процитировала слова Г.Трумэна: он считал сложившуюся ситуацию «временной», проблему — разрешимой. В подборках цитат из западных средств массовой информации (СМИ), помещенных в газете, говорилось в основном о логичной позиции делегации СССР, твердо стоявшей на базе Потсдамских соглашений. Критика позиции делегации США была сделана весьма искусно: цитировалось высказывание американского радиообозревателя Д.Стила, который признал американский подход к проблеме выборов в Румынии и Болгарии «дипломатическим идиотизмом»9. Но наибольшей критике подвергался Уинстон Черчилль. 10 июня «Правда» цитировала негативные высказывания о нем зарубежных политиков: парламентарий Пертинакс, например, осуждал премьера за попытки использовать германскую проблему с целью вызвать «раздражение в Москве». А 20 декабря воспроизводились слова греческого митрополита Иоакима, обвинявшего уже бывшего премьер-министра в создании в стране «ада», перед которым «бледнеет» фашистская оккупация Греции.
Рядом со статьями, заметками, в которых осуждались отдельные лица и антисоветские «круги» Запада, помещались материалы о сотрудничестве союзников. Так, значительный объем информации по германской проблеме включал в себя сведения о заседаниях Контрольного Совета по Германии и Союзнического по Австрии, союзных комендатур в Берлине. В целом подобные заметки несли положительную информацию о союзниках. В этом же контексте преподносились известия о задержании, судах и казнях фашистов в зарубежных странах10. В материалах Нюрнбергского процесса, которыми были переполнены советские газеты в конце 1945 — начале 1946 г., также систематически подчеркивался фактор союзничества великих держав.
В то время, когда на Западе с осени 1945 г. разворачивалась антисоветская истерия, общий тон советской прессы был сдержанным и лояльным в отношении политики правительств либеральных сверхдержав. Однако высказывания советских журналистов в адрес отдельных должностных лиц, по отдельным направлениям политики западных партнеров ужесточались. Не случайно в сентябре и ноябре 1945 г., после принятия ОКНШ и ОРК США антисоветских решений, советские газеты опубликовали материалы по Франции и США, в которых осуждалась политика создания «западного блока». «Правда» устами известного американского обозревателя Уолтера Липпмана предостерегала западных политиков, которые думали, что «благодаря атомной бомбе или огромным размерам нашей (т.е. США. — А. Ф.) промышленности мы можем в настоящее время проститься с нашими друзьями». С точки зрения Липпмана, блок был немыслим без России11.
Новые темы в пропаганде
Антисоветские решения и выступления западных руководителей медленно, но верно способствовали обострению международных отношений. В советской прессе появились новые темы, что способствовало накоплению негативной информации о союзниках — росту информационных предпосылок будущего образа врага.
Так, 13 сентября 1945 г. в «Правде» появилась одна из первых заметок о связях через подставных лиц американских и германских фирм во время войны. В октябре ряд высокопоставленных чиновников — «помощник военного министра Макклой, заместитель Эйзенхауэра генерал-лейтенант Клей, политический советник Мэрфи» — обвинялись в том, что вразрез с линией Госдепартамента планировали восстановление экспорта химикатов и удобрений, производимых «И.Г.Фарбениндустри», мощности которого было легко перестроить на выпуск военной продукции. Дело концерна разрасталось и систематически освещалось прессой12.
С октября 1945 г. в советских газетах начинают публиковаться заметки о решениях комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, направленных против американцев и общественных организаций — антиизоляционистов радиообозревателей Кингдона, Уолина, Стила, Серджио, конгрессменов Коффи, Паттерсона, «Национальной федерации борьбы за конституционные свободы», «Объединенного комитета помощи антифашистам эмигрантам», «Совета американо-советской дружбы», которые вели борьбу за соблюдение демократических прав в США. Комиссию обвиняли в преследовании журналистов, фактическом попустительстве профашистской и антисемитской пропаганде, попытках помешать деятельности перечисленных организаций. До апреля 1946 г. в «Правде» появилось не менее семи подобных материалов13. В сентябре 1945 г. после трехмесячного перерыва появилась первая перепечатка из зарубежных источников, имевшая антиватиканскую направленность. С декабря «Правда» публиковала по 1-2 таких заметки в месяц. В декабре 1945 — январе 1946 г. папу Римского критиковали особенно жестко за антисоветское радиовыступление против «тоталитаризма». В статье И.Борисова «Рождественские послания Пия XII» отмечалось, что «папа Пий XII во всех своих посланиях ни разу не осудил ни Гитлера, ни Муссолини, ни одного из фашистских убийц и поджигателей войны. Зато он осуждает тех, кто разгромил фашистские государства и их «новый порядок»14. Статья была опубликована на фоне репортажей о ходе Нюрнбергского трибунала, что придавало ей особую силу в глазах советских людей.
С декабря 1945 г. в «Правде» наблюдается скачкообразный рост количества материалов по колониальному вопросу15 — началось подавление выступлений народов Индонезии и Индокитая голландскими и французскими войсками, оснащенными американским оружием. Максимум сообщений приходится на январь 1946 г., когда проходила первая сессия Генеральной Ассамблеи ООН, обсуждавшая колониальный вопрос.
Не случайно освещение событий в Греции, Иране и Турции — зависимых странах, носило в советской прессе крайне односторонний характер: сводилось к показу преследований «демократических элементов» со стороны «фашистско-монархического режима» в Греции, к проискам «профашиста» Сеид Зия эд-Дина в Иране, разгулу «фашистского хулиганья» в Турции16. Руководители держав-союзниц понимали прием советских пропагандистов: на сессии Генассамблеи ООН министр иностранных дел Великобритании Э.Бевин заявлял, что «греческая ситуация... всегда использовалась в качестве метода контратаки против Англии», и, в противовес предложениям заместителя министра иностранных дел СССР А.Я.Вышинского, предлагал ввести в страну еще большее количество войск17.
Столь конфликтное поведение представителей западных держав было не выгодно СССР, но выгодно советским пропагандистам: союзники своими руками создавали образ захватчиков, колонизаторов, антидемократов.
В случае, если шло урегулирование конфликтов, советские власти и пресса действовали гибко. Так, информационный поток о событиях в Иранском Азербайджане возник в ноябре, достиг пика в декабре 1945 г., исчез в феврале-марте 1946 г.18 Это произошло после того, как иранские власти дали согласие на создание смешанной советско-иранской нефтяной кампании; под нажимом правительства Великобритании, направившего в Иран дополнительные контингенты войск. В результате СССР вывел войска из северной части Ирана — из самопровозглашенных при содействии СССР Автономной Республики Азербайджан и Курдской Народной Республики.
Несмотря на очевидные факты, говорившие о кризисе антигитлеровской коалиции, пропагандисты настойчиво подчеркивали единство держав. Никаких прямых обобщений о характере экономической и политической системы союзников из публикуемых материалов не делалось. Так, 20 января 1946 г. «Правда» сообщала о панических настроениях, охвативших ряд американских политиков: сенаторы-демократы Истленд и О'Даниэль заговорили о «руке Москвы», которая, мол, вызвала волну забастовок с целью установить контроль над американским правительством. Подчеркнув, что речь идет только о временных «внутренних затруднениях американской промышленности», советский «обозреватель» высмеял отдельных «людей, потерявших элементарное чувство душевного равновесия перед лицом послевоенных трудностей».
Советский читатель был информирован о трудностях, которые переживали народы держав-союзниц. Особый упор пресса делала на прогрессирующую динамику забастовочного движения в США. В качестве источника использовался, например, журнал министерства торговли США «Сервей оф Каррент бизнес», который сообщал о сокращении производства стали, грядущем пятимиллионном сокращении рабочих мест в оборонной промышленности, жилищной нужде простых американцев, росте преступности среди молодежи. В апреле 1946 г. в «Правде» появилась заметка о возрождении в США расистской организации «Ку-клукс-клан»19. Положение дел во Франции, Великобритании и Германии представало еще более мрачным: черный рынок, спекуляция, карточки, контрасты богатства и бедности, разорение, а также махинации американских военнослужащих на черном рынке20.
Подобная информация выполняла две функции: во-первых, внушала советским людям мысль о том, что после войны в западных странах живут еще хуже, чем в СССР; во-вторых, использовалась для изображения англо-американских и других противоречий, играя на которых правительство СССР пыталось сохранить антигитлеровскую коалицию.
С первой половины 1946 г. сообщения о противоречиях между либеральными державами стали систематическими. Так, в январе «Правда» цитировала оценки результатов переговоров США и Великобритании по вопросу о финансовой помощи: «Тайме» назвала соглашение «экономическим Дюнкерком»; в феврале газета информировала о требовании США навести «твердый порядок» как условии предоставления займа Франции; в марте — о предоставлении займа с целью «удержать Италию вне русской орбиты»21.
Сообщения об американском диктате в отношении союзников сопровождались другими: о размещении американских военных баз и аэродромов в Саудовской Аравии, Исландии, Иране. С октября 1945 по март 1946 г. в «Правде» появилось не менее 5 таких заметок без комментариев22.
Рост внешнеполитической, экономической и идеологической экспансии США, внутрикоалиционных противоречий советское правительство не могло не оценивать как угрозу интересам СССР. Пропагандистский метод «частичной идеологии» все менее подходил для сложившейся к марту 1946 г. ситуации: «цитатничество», косвенная критика союзников входили в противоречие с «партийностью» советской идеологии и пропаганды. Размывая границы метода, с февраля-марта 1946 г. вынуждено расширилась сфера разоблачительной деятельности советской прессы.
Усиление антисоветизма на Западе и ответ Москвы
На начало февраля 1946 г. приходится пик антисоветской кампании в США и Канаде, которая была детерминирована внутренними экономическими и политическими процессами: стремлением правых кругов затушевать послевоенные противоречия и объяснить рост забастовочного движения действиями Москвы; действиями военных, которые не желали допустить гражданских до контроля над ядерными исследованиями, производством. В развернувшейся кампании шпиономании использовались показания перебежчика Гузенко — бывшего шифровальщика посольства СССР в Канаде, рассказавшего о советской разведке ядерных секретов Запада23.
Практически три недели советское правительство ничего не предпринимало против антисоветской кампании. Только 21 февраля в передовой «Правды» появилась советская трактовка событий: М.Кинг, премьер-министр Канады, поспешил на помощь Э.Бевину, который потерпел провал на первой сессии Генассамблеи ООН по колониальному вопросу. В «Заявлении советского правительства», опубликованном рядом, была сделана неуклюжая попытка подменить суть событий: угроза безопасности Канаде отрицалась на том основании, что полученные разведкой сведения не имели «большого интереса для советских органов». На следующий день, 22 февраля, Дж. Кеннан, временный поверенный в делах США в СССР, послал из Москвы так называемую «длинную телеграмму», в которой обвинял СССР в стремлении «разрушить гармонию нашего общества». Его предложения сводились к сворачиванию отношений с СССР и превращению коммунизма в пугало. Как предполагает А.М.Филитов, кампания шпиономании в США имела еще одно серьезное последствие. В статье «Как начиналась "холодная война"» он пишет, что «определенный контраст между "мягким", подчеркивающим возможности послевоенного сотрудничества предвыборным обращением ЦК ВКП(б) от 2 февраля и более жестким, не упоминающим о таких возможностях сталинским выступлением 9 февраля, как раз тем и объясняется, что в промежутке (3 февраля) начались "шпионские страсти" в США»24.
В предвыборной речи И.В.Сталин призывал оказать помощь ученым, которые должны были помочь быстрее восстановить разрушенное хозяйство. Апологетика всей предвоенной политики, которой изобиловала речь, привела к констатации: советский общественный строй — «лучшая форма организации общества, чем любой несоветский общественный строй». Не случайно наиболее дальновидные публицисты Запада, например У.Липпман, с беспокойством восприняли заявление советского руководителя. В связи с этим советские пропагандисты, ранее считавшие американского обозревателя объективным, теперь навесили ему ярлык «глашатая гонки вооружений, направленной против СССР». В международном обозрении «Правды» за 17 февраля 1946 г. отмечалось: «Уолтер Липпман исказил и извратил речь товарища Сталина. Он заявил, что в СССР не будет якобы принято мер к повышению жизненного уровня населения и что программа промышленного строительства СССР не что иное, как... "программа перевооружения"».
Жесткие заявления советских пропагандистов, как в случае с У.Липпманом, приводили к тому, что доброжелательно настроенная по отношению к СССР часть интеллигенции Запада начала переходить на антисоветские позиции.
Максимум политической выгоды из создавшейся ситуации извлекли правые силы либеральных супердержав и У.Черчилль. 5 марта 1946 г. он выступил со знаменитой фултонской речью. Дискредитацией выступления Черчилля — отставного политического деятеля — занялся лично И.В.Сталин. В интервью газете «Правда» он расценил демарш Черчилля как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами». Подразумевалось, что Черчилль не выражает позиции и «простых людей из небольших домов», и правительств держав. Призывы отставного премьера к военному сотрудничеству «братской ассоциации народов, говорящих на английском языке» были оценены как «расовая теория», сравнивались с гитлеровскими. На обвинение в создании «везде» пятых колонн коммунизма Сталин ответил панегириком международному коммунистическому движению25. Советские газеты немедленно поместили сообщения об осуждении позиции Черчилля английскими и американскими парламентариями, заявление Г.Трумэна о перспективах развития мирового сообщества: «...работать вместе так же, как и сражались вместе»26. В речи перед избирателями и интервью «Правде» И.В.Сталин сформулировал основные постулаты советской пропаганды, которые уходили своими корнями в решения XVIII съезда ВКП(б). В феврале-марте 1946 г., в отличие от прошедшего после окончания Второй мировой войны периода, в них более четко выражено противопоставление советской и капиталистической систем. Пропагандисты должны были прославлять мирный труд советского народа, который восстанавливает разрушенное войной хозяйство; показывать прогрессивность и демократизм советского строя, возглавляемого ВКП(б) и лично И.В.Сталиным; доказывая миролюбие СССР, убеждать, что необходимо держать «порох сухим»; показывать коммунистов защитниками демократии во всех странах мира; призывать к сохранению единства держав антигитлеровской коалиции — гаранта сохранения мира на планете; разоблачать реакционных политиков Запада — «поджигателей войны», действия которых идут вразрез с политикой коалиции.
Чрезвычайно острая реакция советского правительства на выступление У.Черчилля, использованная в выступлении И.В.Сталина лексика и обороты — «поджигатель войны», «будет бит, как они были биты в прошлом, 26 лет тому назад», говорят о том, что отставной премьер-министр превратился в персонального врага номер один для советских пропагандистов. То же произошло и с социалистами западной Европы. Если летом и осенью 1945 г. победы социалистов на выборах во Франции и Великобритании воспринимались как триумф, то в феврале 1946 г. «Правда» констатировала разрыв социалистами Франции блока с коммунистами, их антикоммунизм; лейбористы Великобритании резко осуждались за их линию внешней политики, которую поддержали даже консерваторы-оппозиционеры во главе с Черчиллем27.
Таким образом, кризис антигитлеровской коалиции привел к становлению идеологических предпосылок, которые со временем станут признаками западного образа врага: пропагандисты систематически информировали советских людей об отсутствии на Западе демократии, колониальной политике европейских держав, противоречиях между США и европейскими странами, тяжелом положении трудящихся Запада, нежелании США и Великобритании выполнять Потсдамские соглашения, окружении территории СССР американскими военными базами, антисоветской пропаганде правых кругов Запада.
Однако весной 1946 г. газеты все еще продолжали публиковать позитивную информацию о США: об испытаниях цветного телевидения, обеде в американо-русском институте, посвященном памяти Рузвельта, заявление Г.Трумэна в связи с Днем Победы, в котором подчеркивалась необходимость сохранения коалиции28.
Одновременно по личному указанию И.В.Сталина ЦК ВКП(б) предпринял меры по значительному улучшению работы пропагандистского аппарата29.
§ 3. Первый этап реорганизации пропагандистского аппарата — период кризиса антигитлеровской коалиции
Кадры агитпропа и сущность реформы
Пресса была главным инструментом идеологического влияния государства в дотелевизионную эпоху. Радиоточки и приемники еще не стали обиходными для значительной части населения СССР. В апреле 1946 г. в стране насчитывалось: 21 центральная газета, 5610 газет республиканского, городского и районного подчинения. Разовый тираж был недостаточен — 90 экземпляров на тысячу человек1. Напрямую или опосредованно, через ведомства, редакции газет подчинялись Управлению пропаганды и агитации (УПА), которое включало секретариат и 19 отделов, в том числе отдел центральных и отдел местных газет. В июне 1946 г. в УПА работали 259 человек, не считая технического персонала. Почти все — 239 человек — имели высшее образование, как правило, гуманитарное — 224 человека. 215 человек работали в ЦК не более пяти лет2. Это были новые кадры, выдвинутые после 1939 г., руководившие психологической войной в годы Второй мировой войны. Они стали исполнителями решений ЦК партии по реформированию газет.
Сущность реформы состояла в мобилизации аппарата на отпор антисоветизму Запада, содержание — в подборе кадров, изменении публикаций в духе партийности.
Санация советских газет и журналов
Ряд изданий подвергся реорганизации еще раньше. В мае 1945 г. это коснулось журнала «Большевик», редакцию которого обвиняли в том, что журнал перестал быть «подлинно боевым теоретическим органом партии». Журнал «Под знаменем марксизма» ликвидировался как не выполняющий свои функции3. В феврале 1946 г. В.М.Молотов предложил поддержать инициативу руководителя ВОКС В.С.Кеменова по созданию журнала, который бы «марксистски» освещал явления зарубежной культуры4. С июня 1946 г. начал выходить орган Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) «Культура и жизнь», ставший компасом идеологических кадров в период перестройки работы пропагандистского аппарата. В записке УПА «О мерах улучшения работы в области пропаганды, литературы, культуры и искусства», которую Г.Ф.Александров 14 апреля 1946 г. направил А.А.Жданову, констатировалось, что «основным недостатком большинства местных газет является низкий культурный уровень этих газет». Те же замечания были сделаны и в адрес центральной печати. Среди предложенных мер были: укрепление редакций квалифицированными кадрами, 20-30% увеличение тиражей местных газет, 17-22% сокращение штатов редакций газет5. С апреля по август 1946 г. рассматривался вопрос о реорганизации газеты «Правда». Оргбюро, секретариат ЦК ВКП(б) потребовали от редколлегии прекращения публикаций «серых материалов», возвращения ее ведущей роли в печати, углубленного анализа и смелости в освещении прежде всего международных вопросов. Редакция должна была направить своих корреспондентов в крупнейшие страны Запада и Восточной Европы. Вопросам международной жизни и внешней политики СССР редколлегия должна была отводить не менее полутора-двух газетных полос. Важнейшими задачами газеты были: «вести борьбу с происками международной реакции, разоблачая экспансионистские и антисоветские тенденции империалистических кругов и их враждебную СССР пропаганду»; «систематически публиковать материалы о развитии и упрочении демократического строя в странах, освобожденных Красной Армией», освещать деятельность рабочего и демократического движения в странах Запада. Главным редактором «Правды» предлагалось вновь назначить П.Н.Поспелова, редактором отдела партийной жизни — Л.А.Слепова, пропаганды — Д.Т.Шепилова, критики и библиографии — Д.И.Заславского. Обозревателями по международным вопросам были назначены О.В.Куусинен, Д.И.Заславский, Е.М.Жуков, Б.Н.Пономарев6.2 августа 1946 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление «О мероприятиях по улучшению газеты "Правда"».
Вскоре П.Н.Поспелов представил в ЦК ВКП(б) план работы газеты на октябрь-декабрь. План отразил заметное изменение масштаба и глубины критики держав-союзниц. Так, главный редактор предлагал разоблачать заграничную «шумиху» о новой войне, американскую политику в Китае и английскую на Ближнем Востоке, продажность «свободной печати». Серия статей должна была быть посвящена англо-американским противоречиям. Предполагалось подвергнуть критике «англо-американскую помощь Франко» и «экономическую экспансию США»7. Серьезные замечания получили и другие центральные газеты. Так, в апреле 1946 г. редколлегии «Известий» вменялось в виду механическое копирование «Правды», грубые ошибки, наносившие СССР серьезный идеологический ущерб. 20 сентября 1946 г. критику газеты повел орган УПА «Культура и жизнь». В статье «О некоторых недостатках газеты "Известия"» отмечалось, что редакция не имеет собственной позиции — «излагается лишь точка зрения иностранных газет»; высказывалось недовольство тем, что «читателю предоставляется самому разобраться в высказываниях зарубежной печати», а также отсутствием боевитости и конкретности в изложении материала — «газета уклончиво и полунамеками говорит о "всех тех", кто "пытается" мешать успешному разрешению проблемы демилитаризации и денацификации Германии». Отсутствие инициативы и плановости, считали работники ЦК ВКП(б), привело редакцию «Известий» к тому, что из поля ее внимания выпали проблемы развития послевоенной мировой экономики, внутриполитического положения в США и Великобритании. Санация газеты министерства обороны «Красная Звезда» должна была быть еще более радикальной: в апреле 1946 г. газета просто не имела редколлегии9.
Решения ЦК ВКП(б) по вопросам ведения пропагандистской работы популяризировала газета «Культура и жизнь». В июне-сентябре 1946 г. на ее страницах были подвергнуты критике журналы «Новый мир», «Крокодил», «Звезда», «Огонек», газеты «Советское искусство», «Известия», а также владимирская областная газета «Призыв». Одновременно повышался статус и материальный уровень журналистов и редакторов партийных издании. Цензура осуществлялась руководителями УПА, отделом печати МИДа, Уполномоченным Совета министров СССР по охране военных и государственных тайн в печати (Главлит). В угоду политическим интересам СССР они сдерживали чрезмерное рвение пропагандистов. Так, в августе 1946 г. руководство УПА не считало возможным освободить журнал «Крокодил» от МИДовской цензуры и отклонило ряд материалов на международные темы, имевшие антиамериканскую направленность. Недовольный Д.Заславский, ответственный редактор, пенял отделу печати министерства, что он «толкает "Крокодил" на осужденный в газете "Культура и жизнь" ложный путь беззлобного и мелкого юмора»11.
Причины, следствия, причины
Таким образом, весной-осенью 1946 г. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК ВКП(б) приняли ряд решений, направленных на улучшение пропагандистской работы советской печати — «самого острого орудия большевистской партии»12. Не подвергая сомнению важность сохранения антифашистской коалиции, кремлевские руководители одновременно пытались дать отпор идеологической экспансии Вашингтона и Лондона. Антисоветские выступления по-прежнему приписывались отдельным лицам и реакционным «кругам». Вместе с тем, изменился масштаб и глубина критики Запада, действия «поджигателей войны» все чаще сравнивались с фашистскими. Следствие — подобные действия были ответом на антисоветизм Запада, советская пропаганда по мере обострения международных отношений превращалась в причину «холодной войны».
