Библиотека » История пропаганды » Образ врага, советская пропаганда

Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг.

Глава III. Эволюция и роль образа врага в первой половине 1950-х гг.

§ 1. Функционирование и развитие образа врага в мае 1951 — августе 1952 гг.

Мир в начале 50-х годов

В начале 50-х годов во внешней и внутренней политике капиталистических государств появились новые тенденции, которые вызвали негативную реакцию правительства СССР. Это «план Плевена», выдвинутый в октябре 1950 г. французским премьер-министром, — план создания Европейского оборонительного сообщества (ЕОС), с помощью которого западные державы пытались провести ремилитаризацию ФРГ. «План Шумана», согласно которому возникло Европейское объединение угля и стали — зародыш будущего «Общего рынка». Дестабилизирующими факторами мировой политики, которые влияли на развитие образа врага, продолжали оставаться корейская война и конфликты сторон на переговорах в Кэсоне и Панмыньджоме; рост национально-освободительного движения, которое всемерно поддерживал СССР, — в 1951 г. добилась независимости Ливия, в 1952 — Египет; американо-советско-японские отношения.

Самостоятельным фактором политики стали взаимоотношения двух немецких государств, а также деятельность канцлера ФРГ Конрада Аденауэра. Канцлер использовал программу ремилитаризации Западной Германии, образ советского и восточногерманского противника для давления на США и Великобританию с целью расширить суверенитет страны, ограниченный оккупационным статусом. Восточногерманское правительство, в свою очередь, не раз невольно подыгрывало Аденауэру, который стремился не допустить общегерманских выборов. Воинственная риторика сторон определялась не только позицией лидеров государств, но и народов: например, в апреле 1952 г. подавляющая часть западных немцев, выступая за переговоры с СССР, одновременно не принимало сложившихся после войны границ. Аденауэр не верил в возможность их передела, но был вынужден из политических соображений делать заявления и предъявлять претензии восточноевропейским странам¹.

В свою очередь, правительство США пыталось использовать ремилитаризацию ФРГ и образ советского врага для ограничения суверенитета ФРГ, в котором оно видело «трудного партнера»².

Правительство СССР пыталось удержать в своем геополитическом пространстве страны Восточной Европы, и прежде всего таких «трудных партнеров» как Польша и Чехословакия. В Чехословакии шла активная подготовка политического процесса, жертвой которого в конце 1952 г. станет Генеральный секретарь ЦК КПЧ Р.Сланский³. Наряду с созданием образов шпионов, спецслужбы СССР и стран Восточной Европы искусно заманивали в ловушки реальных западных шпионов и диверсантов⁴.

Во внутренней политике перед правительством СССР встали не менее трудные задачи. Восстановление экономики страны в основном было закончено. Энтузиазм трудящихся, вызванный пафосом восстановления, угасал, а возможностей для материального стимулирования эффективного труда государство все еще не имело. Значительные средства расходовались на гонку вооружений. Крайне медленно росло благосостояние граждан. Сельское хозяйство по-прежнему рассматривалось как главный источник накопления средств для модернизации промышленности. Принципы функционирования хозяйственного механизма не способствовали решению новых задач⁵. Пропаганда была призвана затушевать противоречия реальной жизни и объяснить трудящимся, особенно крестьянам, почему им так тяжело живется на родине социализма.

Перестройки аппарата пропаганды

Изменения в межгосударственных отношениях, новые внутриполитические тенденции вызывали необходимость коррекции пропагандистской деятельности. В 1951—1954 гг. это привело к тому, что отдел пропаганды и агитации перестраивался четырежды: в январе 1951, январе и апреле 1953, мае 1954 гг. Реорганизации отражали процессы централизации и специализации, характерные для всех бюрократических аппаратов. Но смысл их был различным. Если перестройки 1951, января 1953 и 1954 гг. были направлены на ужесточение критики Запада, то в апреле 1953 г. реорганизация СИБ, например, должна была ограничить излишнее рвение пропагандистов в период разрядки. Особенностью перестройки 1954 г. было создание не только функциональных, но и территориальных отделов в рамках отдела пропаганды и агитации.

Направления пропаганды и новые лица

В середине 1951г. образ врага не был выражен столь ярко и полно, как в марте 1949г. На страницах советских газет до января 1953г. практически отсутствовала одна из его важнейших форм — образ внутреннего врага «космополита», «сиониста». ЦК ВКП(б) делал акцент на развитие у граждан «советского патриотизма», а также боролся против «пережитков капитализма» в сознании «отдельных» несознательных граждан СССР.

В начале 50-х гг. в советской внешнеполитической пропаганде пересекались и стимулировали друг друга две основные линии, которые в конечном итоге способствовали закреплению в общественном сознании образа американского милитаризма: корейская и западноевропейская, прежде всего германская.

Весной-летом 1951 г. на страницах советских газет стало заметно творчество приглашенных из-за рубежа журналистов-коммунистов. Один из них — Жан Катала, специализировался на дискредитации представителя правых сил — де Голля, и созданной им партии «Объединение французского народа» (РПФ). Спекулируя на невежестве подавляющего большинства советских людей, Катала отождествлял позицию французского правительства, которое выступало за сотрудничество с американцами, и позицию де Голля, который резко критиковал как коммунистов, так и американскую экспансию во Франции.

21 июня Катала опубликовал статью «Де Голль — оруженосец Уолл-стрита», которая в первоначальном варианте называлась «Де Голль не пройдет!» и предназначалась для публикации до дня выборов в Национальное собрание Франции. Но де Голль «прошел», РПФ даже отобрала голоса у социалистов, и статья была опубликована с небольшими изменениями. «Решив во что бы то ни стало навязать свою волю народу, де Голль, равно как и "200 семейств", — писал Катала, — прибегли к наиболее надежному с их точки зрения средству: они полностью превратились в агентуру американского империализма». Дописка на полях черновика рукой советского редактора усиливала удар: «Этому способствовало еще и то, что де Голль и его сообщники скоро поняли — лондонские покровители ненадежны. Сама Англия, потрепанная и ослабленная войной, стала превращаться в американского вассала»⁶. По-прежнему разоблачались югославские сепаратисты. Журналисты, зарубежные корреспонденты соревновались в подборе хлестких заголовков: на протяжении 1951—1952 гг. «Литературная газета» поместила статьи Мэрсина Мэтая — албанского дипломата, арестованного в Югославии, «21 месяц в титовских застенках»; В.Катаева «В клоаке титофашистов»; И.Ремизова «Белградские мальтузианцы». Журналисты использовали высказывания западных политиков, которые неоднозначно относились к югославским руководителям: Катаев, например, цитировал сенатора Маккарэна, публично назвавшего Тито «бандитом и убийцей», но призвавшего конгресс оказать помощь Югославии, потому что это было выгодно США. «Крокодил» воспроизвел не менее хлесткое заявление журнала «Тайм»: «Тито — порядочная свинья, но это наша свинья»⁷.

В дискредитации США при помощи статей о событиях в Корее преуспел американский коммунист Джозеф Кларк. Поселенный в квартире на Садово-Самотечной улице, Кларк начал поставлять согласованные с советскими пропагандистами статьи⁸. 7 июля 1951 г. он опубликовал в «ЛГ» статью «За что они сражаются», посвященную низкому моральному состоянию американских солдат, воюющих за интересы монополий в Корее.

Тупики корейской войны и пропаганда

Статья Кларка верно отражала ситуацию: война затянулась, правящие круги Америки зашли в тупик. Деятельность дипломатов супердержав с лета 1951 г. была направлена на поиск выхода из корейской войны без потери лица⁹.23 июня по американскому радио выступил советский представитель в ООН А.Я.Малик, который предложил воюющим сторонам начать переговоры о прекращении огня, «о перемирии с взаимным отводом войск от 38-й параллели»¹⁰. В тот же день, 23 июня, «Литературная газета» опубликовала заметку Б.Агапова «Дикари в Ясной Поляне», в которой сообщалось о вызывающем и грубом поведении первого и второго секретарей посольства США. На следующий день редакция опубликовала письма возмущенных советских граждан.

Произошедшие 23 июля события показали противоречивость ситуации: вынуждая своих сателлитов начать переговоры о заключении перемирия в Корее, супердержавы не собирались прекращать психологическую войну. Поводы следовали один за другим: с июля 1951 г. США и государства Западной Европы начинают осуществлять «план Плевена». В августе были сорваны переговоры в Корее, до конца октября возобновились боевые действия; в сентябре прошел СМИД в Оттаве и Вашингтоне, принявший концепцию ЕОС, а также Сан-Францисская конференция, утвердившая американский вариант договора с Японией. Вместе с тем, заявление Малика и переговоры по корейскому вопросу, проведение в апреле 1952 года международного Экономического совещания говорили о появлении первых ростков будущей разрядки международной напряженности. У нее были объективные причины. Народы Запада и Востока устали от первого этапа холодной войны. Политика США зашла в тупик, и правительство было вынуждено спасать свой имидж миротворца. Правительство же СССР нуждалось в налаживании торгово-экономических связей с Западом для закупки товаров и сырья, которые не могла произвести промышленность отечественная. В столь противоречивой обстановке меняются функции образа врага. Дискредитация США теперь направлена на принуждение к заключению соглашению по Корее. Еще одна задача — раскол единого фронта Запада с целью наладить торговые отношения с западноевропейскими странами.

В результате более гибко заработала советская цензура. Так, после срыва переговоров по Корее в августе 1951 г. «Литературная газета» дискредитировала в глазах советских людей нового американского главнокомандующего объединенными силами ООН на Дальнем Востоке: поместила фотографию под заголовком «Риджуэй — палач Кореи». Редакция использовала прием переноса отрицательного авторитета с одного лица на другое: напомнив о подобном фото с Макартуром, газета комментировала: «Спокойно любуется он трупами. Да, Уолл-стрит не ошибся, когда, подыскивая замену Макартуру, остановил свой выбор на Риджуэе»¹¹. С октября переговоры возобновились, и отдел пропаганды и агитации стал жестко цензурировать материалы, присылаемые собственными корреспондентами «ЛГ» в Корее. Например, B.C. Латов с января по май 1952 г. направил около десятка сообщений, в которых политика США подвергалась критике с помощью образа врага. В статье «Дети Кореи» он, например, писал: «Американские звери, презрев законы джунглей, терзают и рвут на части детские тельца»; в статье «Пауки в банке» Ли Сын Ман и Ким Сон Су обзывались «облезлыми павианами» и «матерыми предателями». Однако статьи так и остались в виде телеграмм¹². Латов, проинструктированный в ином, видимо, духе, напрасно просил сообщить об их судьбе. Часть его менее эмоциональных материалов была размещена в армейских газетах и «Советском искусстве»¹³.

Вихри психологической войны

Однако образ врага-милитариста применялся для обвинений американской стороны в затягивании переговоров о мирном урегулировании в Корее. Типичный пример — статья Б.Щетинина «Цепь проволочек», опубликованная 10 апреля 1952 г. «Литературной газетой». Накануне заключения Боннского и Парижского соглашений Щетинин небезосновательно отмечал: «Война в Корее используется американским империализмом для усиления военного напряжения во всем мире, как средство давления на своих европейских сателлитов в вопросах перевооружения и вооружения». Таким образом, СССР пытался мобилизовать мировое общественное мнение против США.

Весной 1952 года, во время Экономического совещания на страницах газет вновь предстало неприглядное лицо американского империализма, который мешает своим сателлитам торговать с СССР. Газеты утверждали, что это западные страны нуждались в торговле с СССР, а Союз шел на сотрудничество только исходя из стремления к миру. Агитпроп организовал публикацию большого количества статей иностранных авторов в «Литературной газете» и «Труде». В статье Нелли Фельд и Робера Ламбуата «Какие преимущества получит Франция от интенсивной торговли с Советским Союзом», опубликованной «ЛГ» под заголовком «Письмо из Франции», французское правительство осуждалось за участие в военных программах Пентагона, которые разоряют местную промышленность¹⁴. Подобные материалы были опубликованы по Италии, Великобритании¹⁵.

Образ врага активно использовался для нейтрализации заявлений делегатов Экономического совещания. Так, в газетном отчете о выступлении промышленника из Австрии Ю.Шахнера, анализировавшего причины международной напряженности, утверждалось, что он «пустился в странные утверждения, что этими причинами будто бы является "непрерывный и чудовищный рост народонаселения", "прогресс технизации"»¹⁶. Удивленно-пренебрежительный тон и выделение постулатов разоблаченных ранее неомальтузианских теорий оживляли одну из психологических установок образа врага и воспроизводили весь стереотип.

Апогей советской пропаганды в 1951 г. приходится на ноябрь, когда советская печать дружно обрушилась на «атомный» октябрьский номер журнала «Кольерс». В написании статей для него принимали участие многие известные политики, экономисты и писатели Запада, обратившие острие своего пера против советского врага. В беллетристической форме журнал преподнес читателям один из вариантов ядерного нападения на СССР. «Гуманисты» из Вашингтона во имя спасения советских людей от «тоталитаризма» были готовы десятки миллионов из них уничтожить при помощи ядерных бомб, а остальных осчастливить своей демократией во время оккупации. Лучшего подарка советские пропагандисты не могли и желать: это позволило им и их иностранным помощникам оживить в сознании советских людей практически все формы образа внешнего врага. Так, Пьер Куртад обращал внимание, что по сценарию «Кольерса» третья мировая война начинается с «белградского инцидента», и привязывал прогнозы журнала к антисоветскому дипломатическому демаршу правительства Югославии в ООН. Джозеф Кларк нанес удар по всей политике Вашингтона: «Дела вашингтонских "миротворцев" говорят сами за себя. Это — агрессивный Северо-Атлантический блок, это — густая сеть баз, опутавших весь земной шар; это — миллиардные ассигнования, вливающие силу в военную машину Уолл-стрита ...это, если хотите, и специальный «атомный» номер моргановского еженедельника «Кольерс»¹⁷.

Правые силы США вновь дали повод для закрепления образа врага в общественном мнении СССР. Конгресс США принял закон от 10 октября 1951 г., который предусматривал выделение 100 млн. долларов на финансирование подрывной и диверсионной деятельности против СССР и стран народной демократии. В передовой «Правды» от 23 октября «Диверсанты и шпионы на содержании конгресса» закон назывался «террористическим». В ноябре-декабре советские газеты опубликовали ноты СССР и Чехословакии по данному вопросу, а правительство добилось обсуждения вопроса о вмешательстве США в дела других государств на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Однако США не обратили внимание на ноты, а обсуждение вопроса в ООН провалили.

Палочный аргумент

Тогда же, в октябре 1951 г., появилась статья «Против рецидивов антипатриотических взглядов в литературной критике» — одна из немногих, в которой вновь мелькнула тень внутреннего образа врага. «Правда» напомнила об антикосмополитической кампании 1949 г., а также осудила А.С.Гурвича за выдуманные факты принижения роли советской литературы¹⁸.Это было недвусмысленное предупреждение так называемым космополитам: ЦК ВКП(б) и руководство ССП не допустит никакого инакомыслия.

Угрозы в адрес возможных внутренних врагов прозвучали в сложной международной обстановке. 18 февраля 1952 г. Турция и Греция присоединились к НАТО; началась война нот между СССР и США по германскому вопросу; Лиссабонская конференция руководителей стран НАТО утвердила проект создания «европейской армии» — ЕОС, и приняла программу ремилитаризации ФРГ. В мае западные державы планировали подписать соглашение о создании ЕОС и заключить «Общий договор» с ФРГ, согласно которому прекращалось действие оккупационного статуса.

Германская проблема и образ врага

В еще большей степени закреплению образа врага в общественном сознании способствовали статьи по германскому вопросу. В октябре-ноябре 1951 г. советские пропагандисты развивали тему «Генералы вермахта на службе Уолл-стрита». Так, содержание статьи Д.Мельникова (Меламеда) и Л.Черной «Лакштифели жаждут реванша», опубликованной «Огоньком»¹⁹, сводилась к тезису о преемственности планов фашистской Германии и США: мол, предчувствуя поражение Германии, Гиммлер приказал разработать специальный план сохранения офицерских кадров для обеспечения «реванша» в III мировой войне. План, якобы, поддержали американцы, реабилитировав нацистских преступников для использования против СССР. В акции приняли участие все центральные газеты: так, «Комсомольская правда» осуждала «план Шумана» как «план войны»; «Правда» назвала планы интеграции «политикой реванша и агрессии»²⁰. Усиление конфронтации по германской проблеме сорвало попытку агитпропа ЦК ВКП(б) снизить интенсивность использования образа врага в пропаганде по корейскому вопросу. В течение марта-мая 1952 г. Советский Союз трижды предъявлял США ноты, в которых муссировалась мысль о возрождении «вермахта»²¹, а также обвинил США в использовании бактериологического оружия в Корее. Американские пропагандисты использовали не менее хлесткие контраргументы: реанимировали «Катынское дело».

Для отпора врагу срочно были мобилизованы такие «свидетели», как митрополит Николай. Заголовок его статьи «Голос свидетеля» подменял понятия: митрополит был свидетелем не расстрела, а вскрытия могил в 1944 г. и сам оказался жертвой обмана со стороны спецслужб СССР. «Во мне, как участнике расследования Катынского преступления, закипает жгучее чувство протеста против такой нечестной, отвратительной провокации, — писал отец Николай, — затеявшие ее круги воскрешают гнусную провокацию Геббельса и К°, поднятую в 1943 г., с ее попытками приписать преступление нам. Но народы умеют разбираться во лжи и правде!» Написанная 3 марта, статья уже 6-го увидела свет в «Литературной газете»²². Обращает на себя внимание и выбор автора: церковь была авторитетом для сельского населения. Развивая тему, «Литературная газета» 8 марта опубликовала два фото: «1941. Преступление гитлеровских палачей в Катыни. — 1951. Преступление американских палачей в Корее». Одновременно 4 и 5 марта «Труд» перепечатал «Сообщение специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров».

Заключение Боннского «Общего договора» с Германией 26 мая и подписание 27-го Парижского договора о создании ЕОС вызвало мощный пропагандистский залп в советской печати. Известные журналисты эксплуатировали образ врага в статьях типа «Сговор агрессоров» В.Березинского; «Разоблачить агрессоров» Е.Григорьева; «Против боннского сепаратного договора» С.Зыкова и других. В этой акции также участвовали все центральные газеты²³. Все лето 1952 г. пресса вела прицельный огонь по заключенным соглашениям, по «наместнику Гитлера» — К.Аденауэру, военизированным подразделениям ФРГ²⁴.

Образ врага-«неофашиста» в лице Аденауэра пропагандисты использовали для давления на общественное мнение Франции, в которой не только коммунисты, но и значительные слои населения опасались возрождения германского милитаризма. «Фашизм не пройдет», — гласили газетные заголовки, посвященные арестам французских коммунистов Ж.Дюкло, А.Стиля — организаторов акций протеста против Боннских и Парижских соглашений²⁵.

Долговременная пропаганда в действии

Весьма своевременно, 15 июня, «Труд» — одна из самых массовых газет СССР, опубликовал рецензию-рекламу книги И.Эренбурга «Девятый вал». «Это произведение включено в живой и бурный поток текущей действительности», — писал Л.А.Плоткин, который пытался донести до рядовых советских людей пропагандистские моменты произведения. В книге изображена «кипучая» жизнь отдельных представителей советской интеллигенции, которые проводят время в заграничных командировках, читают «лекции» о положении в мире иностранным корреспондентам газет, с жалостью смотрят на одураченных американской пропагандой людей. Эренбург устами отрицательных героев смело воспроизводит постулаты антикоммунистической пропаганды, но искусно нейтрализует ее: доводит до абсурда, показывает шпионскую деятельность носителей. Вот типичный пример: спор антисоветски и просоветски настроенных западных интеллектуалов: «Профессор Хенусси прервал его: «Может быть, вы скажете, что дискуссия по биологии не искажение данных? Я ознакомился с отчетом, трудно себе представить большее подчинение науки политической указке». «Не нахожу, — спокойно ответил Дюма, — конечно, у них стиль разговора другой. Я готов понять, что некоторые выражения вас коробят. Но на дискуссии был поставлен вопрос первостепенной важности...» «Для коммунистов, — воскликнул профессор Хенусси, — в конечном итоге это не научная дискуссия, а пропаганда. Завтра мы, быть может, прочитаем, что Дарвин был коренным русским...» Дюма пожал плечами: «Это, простите, неостроумно. Трудно поверить, что такие вещи говорит ученый, а не газетчик...»²⁶. «Всесторонне изобразив мир смидлов, нильсов, лоу и бедье, их "культуру", политику и "идеалы", их каннибальские замыслы, — подчеркивал Л.Плоткин, — Эренбург вместе с тем показал неизбежную историческую обреченность этих преступных планов и вожделений». Писатели продолжали насаждать стереотип образа врага.

Беспроигрышная открытость

Идеологи и пропагандисты из ЦК ВКП(б) были уверены в превосходстве советского экономического и политического строя над любым несоветским. После антикосмополитической кампании 1949 г. к этому присоединилась уверенность в отсутствии в стране инакомыслящих, прочном морально-политическом единстве общества. В результате впервые с октября 1947 г. И.В.Сталин мог допустить открытую полемику с внешнеполитическим врагом в печати. Летом 1951 г. министр иностранных дел Великобритании лейборист Моррисон направил в редакцию «Правды» письмо, в котором прославлял западные ценности — свободу и демократию. «Граждан Британии не забирают в их жилищах, их не ссылают, их не заключают в трудовые лагери, — писал министр, — хотелось бы мне знать, может ли каждый из вас открыто сказать, что он испытывает такое же чувство личной безопасности...» «Правда» и «Комсомольская правда» поместили на своих страницах письмо, а также ответ, дополненный затем откликами из зарубежной печати²⁷.

Политическая наивность Моррисона состояла в неучете мировоззрения советских людей, сформированного во многом пропагандой. Подавляющее большинство советских читателей, не знавших, что такое свобода и демократия, согласились бы с «Правдой», демагогически заявившей, что «в СССР не существует печати, организаций для врагов народа, ...для неисправимых воров, для засылаемых заграничной разведкой диверсантов, ...для тех преступников, которые стреляли в Ленина, отравили Горького, Куйбышева...». Использование сильнейшего контраргумента, основанного на образе врага, уводило от вопроса о возможности существования в СССР гласности, оппозиции правительству, парламентаризма. Впрочем, не был свободен от лицемерия и демагогии и Моррисон. «В то время как Моррисон хвастался личной свободой, свободой печати и независимостью англичан, — цитировала "Комсомольская правда" ливанскую газету "Аш-Шарк", — мы знаем, каким образом англичане лишили арабские народы их свободы». В итоге, идеологические схватки способствовали одурачиванию граждан всех стран.

Образ врага в экономических отношениях

Несмотря на то, что внутриполитическая пропаганда практически не использовала образ внутреннего врага, многочисленные комиссии ЦК ВКП(б) объясняли обнаруженные на местах недостатки его действиями. Так, в I половине 1951 г. комиссии агитпропа провели проверку партийно-агитационной работы в 19 областях СССР. На строительстве Цимлянского гидроузла Волго-Донского канала и иных объектах проверяющие обнаружили штурмовщину, нерациональное использование техники, невыполнение рабочих норм сорока процентами рабочих, высокий уровень травматизма. Комиссии отмечали наличие жесточайшей эксплуатации: «Продолжительность рабочего дня на ряде объектов доводится до 24 часов и не соблюдаются выходные дни». Неосмысленный протест рабочих был закономерен: в одном из автопарков на всех автомашинах были разбиты фары.

Чиновники же объяснили факт только деятельностью «сомнительного в политическом отношении человека» — главного инженера гаража, бывшего заключенного, и слабой воспитательной работой местной партийной организации. Предлагались чисто бюрократические способы исправления «недостатков»: «увеличение штатного расписания политотдела», чтение лекций о международном положении, патриотизме советских людей, в которых муссировался образ врага. Важным средством мобилизации считались собрания, на которых рабочие составляли письма-обязательства И.В.Сталину²⁸. На втором плане в рекомендациях, как правило, стоял пункт о необходимости обеспечения строительства новой техникой и ничего — о материальной заинтересованности рабочих, прекращении бюрократической регламентации труда, новых формах его организации.

Образ врага в социальных отношениях

Борьба с западным влиянием внутри страны приобрела форму искоренения пережитков капитализма в сознании отдельных граждан СССР. Под пережитками подразумевались халтура на работе, воровство, несоблюдение законов, бюрократизм, взяточничество, национализм. Наличие качеств, которые формировали у людей экономическая и политическая системы советского общества, объяснялось вредоносным влиянием Запада и прошлым царской России. Несознательный советский человек — носитель «пережитков капитализма в сознании», — разновидность образа внутреннего врага, адаптированная номенклатурой для относительно спокойного периода внутриполитической жизни; идеологический символ, который обозначал потенциального политического перерожденца. С начала 50-х годов его активно использовали суды для обеспечения монополии номенклатуры на собственность, для подавления социального недовольства граждан. Заместитель министра юстиции РСФСР И.Перлов в не опубликованной «Литературной газетой» статье «Советский суд в борьбе с пережитками капитализма в сознании людей» приводил многочисленные примеры наказаний граждан за «частнопредпринимательскую деятельность под вывеской различных артелей», «спекуляцию». «Пережитки капитализма», отмечал И.Перлов, находили отражение в делах «так называемого частного обвинения» — судебных разбирательствах по поводу клеветы, склок. Причиной возникновения подобных явлений зам. министра считал сохранившиеся «мелкобуржуазные привычки» отдельных граждан, а также «плохую постановку культурно-массовой работы» на местах.

Однако примеры, приведенные в статье, говорили о другом: тяжелом положении советских людей, которое и было причиной нездоровых общественных явлений. Социальный протест дезориентированных пропагандой граждан принимал пока примитивные формы и направлялся против сограждан. И.Перлов рассказал историю трех интеллигентных людей — врача и двух архитекторов, соседей по коммунальной квартире, которые делали друг другу «мелкие гадости» на кухне и подавали в суд «клеветнические заявления». «Только тогда, когда народный суд вынес всем троим обвинительный приговор, в квартире установились мир и спокойствие», — самодовольно констатировал чиновник²⁹.

В обществе, пронизанном насилием³⁰, обвинение граждан в наличии у них «пережитков капитализма в сознании» стало эффективным орудием номенклатуры для подавления социального протеста на той стадии, когда еще не произошло его осмысление и перерастание в недовольство всем государственным и общественным строем; помогало создавать картину социального благополучия; формировало у населения установку на непротивление властям; способствовало отчуждению граждан СССР от собственности и власти.

Статья же И.Перлова, которая многое говорила о реальном социальном статусе гражданина, в январе 1952 г. была списана в архив.

Снова кризис пропаганды

В начале 50-х годов советское общество было на грани кризиса: в ЦК ВКП(б) поступало большое количество документов о росте недовольства населения. Патриотическая пропаганда уже не могла в должной мере обеспечивать стимуляцию труда, социально-политическое единство общества.

Это сказалось на деятельности пропагандистов: отделы пропаганды центральных газет публиковали все меньше статей о коммунистическом воспитании трудящихся, советском патриотизме, а к тем, которые появлялись на страницах газет, относились формально: статьи состояли из раскавыченных и закавыченных цитат. Заведующие подотделами агитпропа ЦК ВКП(б) А.Слепов и В.Лебедев с тревогой писали о снижении активности газет секретарю ЦК М.Суслову³¹ и предлагали усилить контроль за их деятельностью.

Идеологическую бюрократию все меньше устраивало отсутствие на страницах газет ярко выраженного образа внутреннего врага, без которого патриотическая пропаганда становилась неэффективной. В результате пропагандистские установки апреля-мая 1949 г. подверглись конверсии. 11 сентября 1952 г. «Литературная газета» опубликовала статью Б.С.Рюрикова «В жизни так не бывает», в которой автор под видом критики взглядов неких отсталых людей отрицал прежнюю линию пропаганды. «Ложью и фальшью является утверждение, — писал Рюриков, — что у нас нет уже отсталых людей, людей чуждых, злых, недоброжелательных. Не со всем дурным наследием прошлого мы разделались, не со всеми пережитками капитализма в сознании людей покончено!»

Статья Б.С.Рюрикова была опубликована в момент, когда завершалось следствие по «делу врачей» и полным ходом шла подготовка к XIX съезду ВКП(б); в Чехословакии подходил к концу суд над «группой» Р.Сланского. Статья говорила о подготовке ЦК ВКП(б) идеологической кампании, в которой образ внутреннего врага будет играть важную роль.

§ 2. Образ врага как средство преодоления кризиса

Догмы и действительность

В сентябре 1952 г. советские люди активно обсуждали в партийной печати проекты важнейших документов XIX съезда ВКП(б), в том числе проект нового Устава партии. Длительное — больше трех лет — отсутствие на страницах газет крайних форм образа внутреннего врага, деловой настрой корреспондентов, которые пытались выявить причины недостатков советского общества, привели к тому, что в списке причин негативных явлений не нашлось места действиям внутреннего врага. Граждане сообщали о росте бюрократизма, безответственности и бытовом разложении местных руководителей, неэффективном управлении народным хозяйством чиновниками, преследованиях по национальному признаку, зажиме критики, распространенном клеветничестве. Во многих письмах рассказывалось о тяжелом положении советских людей, подчеркивались социальные контрасты. «Группа высокооплачиваемых членов партии остается без оснований в преимущественном положении.., — отмечал И.Бушков из Москвы, — Рост неравенства, появившийся за последние 10 лет, не вяжется с переходом к строительству коммунизма, именно этот рост неравенства приводит к таким извращенным понятиям, как "две дисциплины", о чем указывается в тезисах тов. Хрущева»¹. В письме старого коммуниста Я.Деревянко, который всю жизнь проработал в «категории среднего и старшего комсостава», звучит «грустный вопрос» и обида: «Как же буду существовать дальше? Ведь на 210 рублей обычной пенсии и даже на 300 рублей повышенной не проживешь. Ведь это жизнь впроголодь... Не скрою, эта предстоящая нерадостная перспектива вызывает не только грусть, но и сильную обиду... Если и впредь будет то же невнимание и казенное безразличие, которое было до сих пор, то, не скрою, к чувству обиды присоединится и чувство оскорбления за свое человеческое достоинство»². Корреспонденция говорила о том, что многие советские граждане находятся на пути рационального объяснения негативных явлений советского общества, начинают обвинять в происходящем не только местные, но и центральные власти. Стон измученной страны уживался с иллюзией, что в СССР отсутствует «эксплуатация человека человеком» — синоним отсутствия эксплуатации вообще³.

Факты, изложенные в письмах, противоречили догмам идеологии и пропаганды. ЦК ВКП(б) имели два средства, при помощи которых можно было отвлечь внимание людей от тяжелой жизни, дать выгодное номенклатуре объяснение причин негативных явлений: обвинение в «головотяпстве» местных начальников и происки врагов. Оба средства и были использованы в кризисной обстановке.

Одновременно с первым — предсъездовским, потоком писем в ЦК ВКП(б) приходило большое количество анонимок, авторы которых обвиняли местных начальников в служебных преступлениях и использовали термины «космополит», «еврей», «сионист», «бывшая немецкая переводчица», «анархист-террорист»⁴.

Один из таких доносов, написанный в октябре 1952 г., стоит воспроизвести с сохранением орфографии и пунктуации автора: «Тов. Маленков. Секретар Винницкого Обкома... еврей абанывает ЦК женил доч на еврее Это защитник информаторсионистов. Проганите Проверте это правда»⁵. Проверки выявили, что второй секретарь Винницкого обкома ВКП(б) не еврей, а на зятя-еврея нет компромата. Однако стало известно, что отец зятя в 1934 г. был арестован ОГПУ за «спекулятивные сделки», а жена свата имеет «письменную связь с Америкой». В феврале 1953 г. пленум Винницкого обкома освободил секретаря от должности за «наличие компрометирующих данных на родственников».

Факты свидетельствуют, что советские люди использовали образ врага ситуативно против начальства тогда, когда эксплуатация и унижение становились невыносимы; что среди широких масс населения термины «сионист» и «еврей» стали обозначать врага. В свою очередь, образ врага помогал высшей бюрократии держать под контролем бюрократию среднюю — «удельных князьков», при помощи низов общества и обвинять местное начальство в преступлениях. Образ врага, антисемитизм стали материальной силой, которая определяла мышление и поведение и рядовых граждан, и номенклатуры.

Неудачная попытка остановить кризис

В выступлениях делегатов 19 съезда появились новые моменты, которые свидетельствовали о скором возвращении образа внутреннего врага на страницы газет. В «Докладе XIX съезду партии об изменениях в Уставе ВКП(б)» секретарь ЦК Н.С.Хрущев следующим образом обосновал необходимость включения в Устав пункта о соблюдении коммунистами государственной тайны: «Многие работники, обольщаясь хозяйственными успехами, забывают указание партии о необходимости всемерно повышать бдительность. Нужно всегда помнить о капиталистическом окружении, о том, что враги социалистического государства пытались и будут пытаться засылать в нашу страну свою агентуру для подрывной работы. В своих гнусных целях враждебные элементы стремятся пробраться на различные посты в партийных, государственных и хозяйственных организациях и использовать людей беспечных, болтливых, не умеющих хранить партийную и государственную тайну»⁶. Политбюро было мало возложить вину за негативные явления на местных руководителей⁷; оно готовило политический процесс, с помощью которого надеялось мобилизовать общество и преодолеть кризис. Между тем, хозяйственные успехи были таковы, что правительство, прежде всего, видимо, Г.М.Маленков, попыталось еще раз запугать директоров предприятий неминуемым судебным преследованием за должностные преступления. 16-18 декабря 1952 г. «Известия» и «Правда» опубликовали сенсационные статьи типа «Либеральное отношение к нарушителям дисциплины», в которых сообщалось о растратах и хищениях на десятки миллионов рублей, резком возрастании приписок к выполнению планов в ряде регионов СССР, безнаказанности руководителей.

Однако публикации вызвали недовольство идеологических чиновников, которые использовали для их прекращения образ внешнего врага. Работники ЦК КПСС В.Степанов и В.Лебедев 18 декабря напомнили секретарю ЦК Н.А.Михайлову, к чему приводит гласность. «Справедливо критикуя соответствующие организации за слабую борьбу с этим злом (хищениями. —А.Ф.), — дипломатично отмечали они, — редакции газет вместе с тем поступают, по нашему мнению, неправильно, сгущая краски и чрезмерно увлекаясь публикацией обобщаемых фактов, иллюстрирующих размеры всякого рода хищений, что может дать пищу для реакционной прессы»⁸. В результате в конце декабря «обобщаемые факты» исчезли со страниц газет, но проблема, которую надо было решать, осталась.

Таким образом, можно предположить, что «дело врачей» — новый этап в использовании образа внутреннего врага, было детерминировано прежде всего внутренними экономическими, политическими и социальными причинами — кризисом общества. Страх Сталина перед международным сионистским заговором⁹ не более чем мотив, субъективное мнение И.В.Сталина и номенклатуры. Само это мнение порождено бюрократическим мышлением чиновников, которые в силу своего классового положения объясняли негативные явления общества действием врагов.

Образ врага в период дела врачей

ЦК КПСС сделал еще одну попытку сплотить общество, преодолеть кризисные явления перед лицом враждебного Запада, стимулировать трудовую активность людей за счет оживления мифов о внутренних врагах, которые, якобы, уже отравили ряд советских руководителей и подбирались к «отцу» — И.В.Сталину.

9 января 1953 г. на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС был утвержден проект сообщения ТАСС об аресте группы «врачей-вредителей» и статьи «Правды» по этому поводу¹⁰. Вскоре руководитель секретариата И.В.Сталина А.Н.Поскребышев направил секретарю ЦК КПСС и руководителю отдела пропаганды и агитации Н.А.Михайлову записку: «Т. Михайлову. Посылаю 1 экз. "хроника" арест врачей-вредителей для помещения в газетах на 4-й полосе справа»¹¹. В передовой статье «Правды» «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей», пришедшей вместе с запиской, подчеркивалось, что в СССР все еще «сохранились пережитки буржуазной идеологии, пережитки частнособственнической психологии и морали, сохранились носители буржуазных взглядов и буржуазной морали — живые люди (выделено в тексте. —А.Ф.\ скрытые враги нашего народа. Именно эти скрытые враги, поддерживаемые империалистическим миром, будут вредить и впредь»¹². 13 января «хроника» и статья были опубликованы: кампания началась.

Патриотизм, основанный на ненависти к врагу, невежестве и одностороннем подходе к положению дел в СССР и за рубежом, был неотъемлемой чертой непосредственных исполнителей заданий ЦК. Субъективно эти люди были честны, стремились донести до населения правду, как они ее понимали. Однако их материалы, попадая в органы пропаганды, приобретали системное качество — становились средством дезинформации. Типичный пример — Аннабелла Бюкар (Лапшина). Перебежчица, она стала работать диктором радио. 15 января 1953 г. Бюкар получила разрешение секретарей ЦК КПСС Г.М.Маленкова и Н.А.Михайлова выступить по радио о мирном строительстве в СССР. «Эта атмосфера мира, спокойствия и счастья в Советском Союзе особенно благотворна в эти дни, когда военная пропаганда и военный психоз господствует во многих странах мира, — вещала диктор гражданам США и Великобритании, — я легко могу понять, как это все губительно действует на нервы и здоровье простых людей»¹³. Добросовестно заблуждаясь, Бюкар выдавала свое субъективное мнение за факты, с энтузиазмом выполняла партийные установки. Неизвестно, как отреагировала бы на передачу Бюкар колхозница, вдова фронтовика М.А.Аничкина, которая не могла направить детей в школу из-за отсутствия одежды; другие жители ряда районов Калужской области, где за прошедшие после войны годы трудящиеся получали за один трудодень от 146 до 400 граммов зерна и 4-7 копеек деньгами. Члены секретариата ЦК КПСС в январе 1953 г. объясняли это плохой работой местных руководителей¹⁴, а попутно проводили кампанию насаждения иллюзий: «Чтобы ликвидировать вредительство, — отмечалось в передовой "Правды", — нужно покончить с ротозейством в наших рядах». «Символом советского патриотизма, высокой бдительности, непримиримой, мужественной борьбы с врагами нашей Родины» стала Л.Ф.Тимашук, донос которой был использован как повод для следствия по «делу врачей». Тимашук была награждена орденом Ленина «за помощь в разоблачении трижды проклятых врачей-убийц»¹⁵.

В письмах, присылаемых в редакции газет, граждане ритуально проклинали врачей, требовали жестоких наказаний, докладывали о подозрительных фактах: «сеть этой банды» «обнаружилась» в других уголках страны¹⁶.

Пропагандисты действовали искусно: подбирали для обозначения врагов термины, которые вызывали у людей необходимые ассоциации, но при формальном рассмотрении были безупречны. Например, заголовок статьи «Иудиной шайке нанесен сокрушительный удар» в «Крокодиле» был двусмыслен: намекал на национальность «врагов»¹⁷. Таким же свойством обладал термин «сионист», широко используемый печатью.

Кампания по разоблачению новых врагов способствовала резкому усилению мнительности, подозрительности и страха среди советских людей, прежде всего евреев. Часть из них спешила выразить верноподданные чувства и просила различать евреев-предателей и честных советских людей. Для аргументации использовался стереотип внешнего врага: «Мы воочию убедились, — писал москвич В.И.Айзенштадт, — как осуществляется пресловутый план ассигнований американских империалистов на содержание и ведение шпионско-диверсионной деятельности в Советском Союзе и странах народной демократии»¹⁸.

Другие возмущались, а потому быстро выявлялись органами безопасности. Оппозиционная среда состояла из евреев, занимавшихся умственным трудом, слушавших «Радио Израиля», «Голос Америки». Так, преподаватель английского языка киевской спецшколы Юровский заявил, что «целью этого процесса (дела врачей. — А.Ф.) является — показать Америке, что она себя некорректно ведет по отношению к СССР. Подобного рода процессы свидетельствуют о шаткости нашего строя»¹⁹. Секретарь одной из комсомольских организаций Бобруйска Гайлепер в кругу молодежи заявил еще более категорично: «Это провокация и открытый террор против еврейского населения»²⁰. Для контраста в сводки о состоянии общественного мнения по «делу врачей» включались точки зрения заключенных. Так, церковник «П» провел аналогию: «Раньше, в царское время, тоже говорили, что во всем виноваты евреи»²¹. В контексте выступлений в поддержку решений партии подобные высказывания выглядели как брюзжание обезвреженного врага.

Антисемитизм получил колоссальное распространение и стал серьезным фактором, который определял стиль политического мышления людей. При помощи национализма и шовинизма власть сумела нейтрализовать социально-политический протест миллионов людей, ввести его в рамки, выгодные правящей группе. «Факты», созданные ЦК КПСС, органами безопасности, прессой, вновь создали информационную реальность, которая воздействовала на общественное и индивидуальное сознание и возвращала пропагандистам нужные им «мнения» граждан. Так, офицеры ГЛАВПУРа требовали от И.Эренбурга объяснить зарубежной общественности, что «дело врачей» не антисемитская кампания, а борьба против подрывной работы «сионистов». «Но ведь народу рот не заткнешь, — приводили политруки "неотразимый" аргумент, — они видят факты, а эти факты говорят за то, что среди этих "мучеников" фашизма больше всего современных фашистов, чем в другой нации; что нет ни одного фельетона в наших газетах, где бы среди жуликов и прохвостов не фигурировали бы люди с еврейскими фамилиями»²².

Ссылки на народ были небезосновательны. Дезинформированные пропагандой люди выражали протест против тяжелой жизни в антисемитской форме: рабочие из Москвы и Ленинграда требовали «почистить этих людишек», «убрать всех евреев с работы пищевого блока, торговой сети, со снабженческих работ и направить всех евреев на добычу угля»²³; а работница московского завода «Электропровод» Бобкова просила агитатора: «Напишите письмо нашему правительству о том, чтобы всех евреев выселили из Москвы, и мы все подпишемся. Ведь от них не продыхнешь... Я живу на станции Кусково и вижу, что там кругом еврейские дачи»²⁴. Местные руководители использовали патриотический ажиотаж граждан для мобилизации на новые трудовые свершения. Машинист железнодорожной станции Сопково т. Галочкин на митинге призвал своих коллег к бдительности, а также заявил, что не пожалеет сил для укрепления могущества Родины: взял обязательство провести три тяжеловесных состава за неделю²⁵. Творческий коллектив фильма «На далекой заставе» принял решение «сделать эту картину такой, чтобы наши советские люди были еще более бдительны»²⁶.

После разоблачения «врачей-вредителей» и «Джойнт» энергия местных руководителей и судов была направлена на устранение «недостатков» в промышленности и управлении. Однако, по сравнению с декабрьскими (1952 г.) публикациями по этому вопросу изменился контекст, в котором преподносились факты бесхозяйственности, хищений и приписок. Так, в статье государственного советника юстиции 3-го класса Г.Александрова «Пользуясь ротозейством...» отмечалось: «Нередко, как мы писали выше, расхитителями социалистической собственности оказываются скрытые враги народа — агенты иностранных разведок... Хищения для них являются не чем иным, как методом мести, вредительской, подрывной деятельности»²⁷. Таким образом, в начале 1953 г. образ внутреннего врага вновь появился на страницах советских газет, был использован как одно из средств, с помощью которого правительство СССР попыталось выйти из серьезного социально-экономического кризиса. Пропагандисты манипулировали в основном термином «сионист», но в широких массах населения враг уже давно обозначался термином «еврей». Антисемитизм вновь был использован для насаждения образа врага, смещения фокуса внимания населения с истинных причин кризиса — отсутствия материальных стимулов для развития производства, неэффективности государственной экономики и управления, действий полицейского государства, а также для нейтрализации социального протеста населения и развития «советского патриотизма». Пропагандисты выполнили свои задачи, на время отвлекли внимание людей. Но это не могло остановить кризиса советской экономики, накопления социальных противоречий.

Образ врага — сионистский Израиль

Как и прежде, пропагандисты связали образ внутреннего врага с внешним. Но появились и новые моменты: подыгрывая обывательскому антисемитизму, «Правда», «Литературная газета» делали акцент на «связи» «врачей-вредителей» с зарубежными еврейскими организациями — «Джойнт дистрибьюшн комити», филиалом Американского еврейского комитета, которым руководили воротилы «Уолл-стрита». «Пражский процесс и сообщение об аресте в Советском Союзе группы врачей-вредителей, — утверждал английский журналист Дерек Картэн, привлеченный агитпропом, — лишний раз подтвердили факт, вскрытый венгерским правительством: "Джойнт" является орудием американской разведки, используемым для подрывной заговорщической деятельности против стран социализма. Недаром он так тесно связан с Уолл-стритом»²⁸.

Цикл статей, посвященных изображению империалистических связей США с Израилем, деятельности израильских спецслужб, появился на страницах советских газет после взрыва в советской миссии в Израиле. В статье «Террористический акт в Тель-Авиве и фальшивая игра правителей Израиля» подчеркивалось, что взрыв был совершен после того, «как органы государственной безопасности СССР и ряда стран народной демократии обрубили кровавые щупальца международной еврейской буржуазно-националистической организации "Джойнт"»²⁹. В других статьях, размещенных в «Комсомольской правде», «Красной Звезде», отмечалось, что Израиль — полуколония американского империализма, которая обеспечивает США содержание военных баз и шпионских сионистских групп за границей³⁰.

Взрыв миссии добавил элемент драматизма в пропаганду, сделал ее более эффективной при воздействии на советских людей, а также послужил поводом для разрыва дипломатических отношений СССР с Израилем.

Таким образом, в 1953 году появились первые предпосылки новой формы образа врага — сионистского Израиля. Однако в середине 50-х годов эта форма не была закреплена в общественном сознании. Сказались краткие сроки пропагандистского воздействия на население, да и сам Израиль был представлен лишь жалкой марионеткой США.

Образ американского врага: ничего нового

Дискредитируя правительство Израиля, «сионистов», пропагандисты ни на минуту не забывали о главном враге — США, и продолжали создавать негативный образ противника. Еще до начала кампании, 8 января 1953 г. на заседании редколлегии по обсуждению плана раздела международной жизни «Литературной газеты» на первый квартал 1953 г. К.Симонов давал следующие установки коллегам: «Особенно я просил бы подумать о темах: высокомерие американцев, унижение других наций, издевательства над обычаями и нравами других стран, издевательство над идеей национальной независимости и суверенитета». «Это самая нужная, действенная пропаганда.., — продолжал он, — если бы американцы сидели у себя в США, может быть, не было бы такой проблемы, а то, что они всюду расползлись, всюду гадят, и всюду их поведение возмущает народы, — вот тут-то и надо их бить»³¹. Опытный пропагандист, Симонов делал акцент на тех чертах поведения противника, которые негативно воспринимаются любым человеком — «высокомерии», «унижении».

Это была общая установка ЦК КПСС для всех пропагандистов. Советские газеты немедленно увеличили количество материалов о вмешательстве Соединенных Штатов в дела других государств: о подрывной деятельности западных спецслужб в Болгарии, Польше, ведении США бактериологической войны в Корее³².

Традиционно изображался американский образ жизни, проявления расизма в США, отсутствие жизненных перспектив у американской молодежи. В статье француза Пьера Дэкса впервые в советской прессе была отмечена пьеса Ж.-П.Сартра «Тварь, заслуживающая почтения»: в пьесе «разоблачались царящие в Соединенных Штатах методы насилия, линчевания и полицейских репрессий»³³. Сообщение о новом американском правительстве, сформированном в начале февраля 1953 г., также не обошлось без дозы пропаганды: министры, которые действительно были «ставленниками Уолл-стрита», были обвинены еще и в связях с бывшим фашистским режимом Германии³⁴.

Продолжение политики изоляционизма

Одним из важных признаков подобного рода кампаний было резкое увеличение количества статей, разоблачающих западную идеологию³⁵. После мощной атаки советских газет против идеологической экспансии США в «Правду» пришло два письма с требованием заглушить сигнал вражеских радиостанций «Голос Америки» и «Би-би-си». Пенсионер военного министерства СССР И.Ф.Морозов 24 января писал: «Советский человек знает, что только советские радиопередачи являются честными и справедливыми. Но нередко в эфире появляются (и днем, и ночью) противные истерические выкрики паразитов из так называемых "Голоса Америки" и "Би-би-си", которые своей гнусной ложью и клеветой отравляют эфир»³⁶. Сославшись на мнение граждан, 17 февраля 1953 г. Совет министров принял решение об ускорении строительства радиостанций, «предназначенных для зашиты от антисоветской пропаганды»³⁷.

Таким образом, советские пропагандисты продолжали политику изоляционизма: связывая образ коварного внешнего врага с «врагом» внутренним, они обеспечивали морально-политическое единство общества перед лицом Запада в условиях кризиса общества. Ничего нового, кроме резкого усиления критики правительства Израиля, отдел пропаганды ЦК КПСС уже предложить не мог.

Навязчивая идея бдительности

Важнейшей идеей, которая проходила через десятки статей внешне- и внутриполитического содержания, была идея о необходимости бдительности. «В основе революционной бдительности лежит забота о морально-политической устойчивости советского молодого человека, — резюмировала "Комсомольская правда", — болтает лишнее твой товарищ — одерни его; узнал, что друг попал в плохую компанию — вытащи его оттуда, разоблачи негодных людей. Не бойся выступить на комсомольском собрании, в стенгазете, резко и справедливо поговорить о недостатках товарища» .

Формально правильные, подобные призывы способствовали организации дополнительного давления на личность со стороны государства и общества. Значительная часть молодежи воспитывалась в духе конформизма и аполитизма, прикрываемого словами о «советском патриотизме» — слепой преданности власти и ненависти к ее врагам. Пример Тимашук говорит о разрушительном воздействии подобной пропаганды на личность человека

««« Назад К началу Вперед »»»