Библиотека » История пропаганды » Эскалация психологической войны

Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг.

§4. Эскалация психологической войны в период разрядки и стабилизация образа врага

Еще одна перестройка аппарата пропаганды

Обострение отношений между супердержавами во время Берлинского СМИД и Женевского совещания вело к эскалации «психологической войны». Инициаторами опять выступили правые силы США. 1 июня 1954 г. А.Тертерян в статье «"Толстый ломоть лжи" г-на Марчента» воспроизвел слова помощника госсекретаря США об очередном антикоммунистическом пропагандистском наступлении во всем мире против СССР. Агрессивное поведение правительства противника Тертерян объяснял паникой правых сил перед падением престижа США в Европе и «потерями, которые понесла в Европе и Азии американская "политика с позиции силы"»¹.

Необходимость усиления контрпропагандистской работы стимулировала еще одну перестройку агитпропа ЦК КПСС. 22 мая 1954 г. ЦК утвердил новую структуру отдела. Сектора были уплотнены, созданы новые. Всего их стало десять: три должны были вести традиционную для агитпропа работу — сектора партпропаганды, издательств и журналов, центральных газет и радиовещания; новые — координировать и контролировать пропагандистскую работу в регионах, — сектора областей Севера и Центра, Черноземной полосы и Юга, Прибалтийских республик и т.п. В начале июля 1954 г. ЦК КПСС дал неудовлетворительную оценку работы СПБ. Тогда же, в июле, Министерство культуры СССР в лице начальника главного управления радиовещания Н.В.Семина и сотрудника В.И.Павловича договорилось с главным директором чехословацкого радио Нечасеком о координации пропаганды радио Москвы и Чехословакии на капиталистические страны². «Большевистская печать», которая в 40-х годах была главным средством пропаганды на заграницу, все больше уступала место радио. Одновременно усиливалась конрпропагандистская работа.

Образ врага в контрпропаганде

Инициатором расширения контрпропагандистской работы выступил В.М.Молотов. «Нам надо хватать за руку тех, кто врет, — пересказывал 15 октября 1953 г. выступление министра главный редактор «ЛГ» Б.С.Рюриков на заседании редакции, — кто извращает истину, кто говорит на нас неправду»³. Лживость врага журналисты решили изображать в рубрике «Пойманы с поличным». 31 мая 1954 г. зав. отделом пропаганды и агитации В.С.Кружков в ответ на пропагандистское наступление Запада предложил секретарям ЦК КПСС план операции, главным элементом в которой был сложившийся образ внешнего врага: «В связи с исполняющимся 1 августа 1954 г. 40-летием первой мировой империалистической войны считал бы целесообразным использовать эту дату для: разоблачения германского милитаризма как главного виновника двух мировых войн и агрессивной политики правящих кругов США, Англии и Франции, стремящихся развязать третью мировую войну; разъяснения внешней политики СССР...». 17 июня ЦК КПСС дал необходимые указания редакторам центральных газет и радио⁴.

Тем временем редакция «Литературной газеты» выпустила 5 июня номер, заполненный только контрпропагандистскими материалами. Антиамериканской была заметка «Чарли Чаплин — лауреат премии Мира». Изюминка номера — первая в советской прессе статья бывшего «космополита», а теперь коммуниста Жана-Поля Сартра «К истории с советским балетом», разоблачала связь правительства США с правыми кругами Франции, которые проводили колониальную политику. В статье О.Н.Прудкова «Лайф» распоряжается территорией Франции» американцы обвинялись в оскорблении памяти миллионов погибших в борьбе против фашизма. В своей статье Сартр верно передал логику чиновников не только Франции: когда нет возможности уничтожить врагов, совершаются «мерзкие поступки» «символического характера», которые и составляют содержание «психологической войны» в широком значении слова. Недопущение выступления советского балета во Франции — способ выражения презрения к врагу, который был вызван раздражением французских правящих кругов от неудач во внутренней политике, а войск — при Дьен-Бьен-Фу во Вьетнаме, отмечал автор.

Ненавистью к противнику были пропитаны и советские пропагандисты. Стремление любым способом выполнить идеологический заказ приводило их к фальсификации используемых источников. Так, в статье Прудкова сообщалось, что журнал «одним махом отобрал у Франции Эльзас и Лотарингию и передал эту территорию западногерманским реваншистам». Между тем, по утверждению переводчика Н.Ф.Паисова, на карте, помещенной в «Лайфе», Эльзас и Лотарингия были обозначены как спорная территория. Попытки редактора международного раздела А.Ю.Кривицкого добиться от переводчика перестановки акцентов в угоду конъюнктуре ни к чему не привели — Паисов предпочел профессиональную честь. Конфликт приобрел затяжной характер, вылился в рассмотрение персонального дела переводчика. Аргументы оппонентов Паисова были чисто политические и представляли собой изложение инструктажа, полученного в ЦК КПСС. «В нынешних условиях, — говорила член партбюро "ЛГ" А.Р.Бельская, — когда особенно остро стоит вопрос о контрпропагандистской работе и когда американская пропаганда очень сильно наскакивает на нас, нам необходимо отражать каждое выступление, ибо выступления американской пропаганды, направленные против Франции, попытки американцев поддерживать немцев в их реваншистских устремлениях, обращенных к Франции, должны быть разоблачены на страницах нашей газеты»⁵. Она акцентировала внимание сотрудников на том, что данная публикация — поддержка мнения французских коммунистов, высказанного в газете «Комба». Выполняя задание, послушный Прудков подготовил угодную статью.

Жесткая критика врага порой ослабевала: последняя декада июля, казалось, настраивала на мажорный лад. В статье «Большой день в Женеве» спецкоры «Правды» Ю.Жуков и И.Плышевский преподносили заключенные на совещании соглашения как выдающееся достижение советской дипломатии; была опубликована Декларация от 21 июля по вопросу о восстановлении мира в Индокитае. Здесь же были воспроизведены возмущенные отзывы американских реакционеров: сенатор Хэмфри назвал итоги совещания «трагедией», а сенатор Мэнефилд заявил, что это поражение, подобное поражению в Корее⁶.27 июля «Правда» выступила со статьей «Мирное сосуществование капитализма и социализма вполне возможно», которая содержала такой пассаж: «Но одно дело — научная оценка исторических перспектив развития капитализма, а другое дело — отношения Советского Союза с капиталистическими странами». Автор статьи В.Кортунов доказывал, что экономика СССР в силу преимуществ социалистической системы спокойно переносит установленные империалистами ограничения, в отличие от них самих.

Однако ни та, ни другая сторона не могли и не желали остановить психологическую войну. Согласно принятым решениям, 31 июля и 1 августа советские газеты опубликовали статьи в ознаменование 40-й годовщины первой мировой войны в рубрике «Уроки истории». Уроки сводились к тому, что создание замкнутых военно-политических блоков, возрождение германского милитаризма неминуемо ведет к войне. В противовес американской превозносилась советская мирная внешняя политика. Среди авторов были знаменитые советские историки, партийные деятели, зарубежные писатели, борцы за мир: Е.Тарле, Б.Пономарев, В.Корионов, С.Цвейг, Э.Пети и другие⁷.

Vive la France! И советская пропаганда

Но главным вопросом августа 1954 г. стал ход ратификации в Национальном собрании Франции Парижских соглашений. 31 августа Г.Рассадин сообщал в «Правде», что Национальное собрание отвергло американский план «европейской армии», акцентировал внимание на патриотической речи парламентария Эррио, который выступил с категорическим заявлением: «Мы за единую Европу, а не за Европу шести стран». Советские дипломаты и пропагандисты почувствовали, что наступил реванш за поражение мая 1952 г. 6 сентября «Правда» в статье И.Филиппова «Конец европейского оборонительного сообщества является ошеломляющим поражением американской дипломатии» сообщила об озлоблении и раздражении, которое царило в Белом доме. Одновременно на другом конце земного шара — около Тайваня, китайское правительство начало военное давление на Чан Кайши. Администрация президента США решила прикрыть Тайвань — заключить с Чан Кайши специальный договор, а также усилить психологическую войну.

Информационные атаки и контратаки

«Как сообщает американская военная газета «Старз энд страйпс, — информировал секретарей ЦК КПСС 11 сентября зам. начальника главного политического управления Советской армии С.Шатилов, — информационное агентство США объявило, что по указанию президента Эйзенхауэра оно начинает пропагандистское «наступление во всемирном масштабе против идеологии советского коммунизма». Для этих целей, продолжал он далее, были мобилизованы 217 филиалов ЮСИС за рубежом, 104 американские зарубежные библиотеки, выпущена литература: «Внешняя политика советской России», «Русская церковь и советское государство», «Принудительный труд в Советской России», «Борьба за железным занавесом», «Стратегия и тактика мирового коммунизма»⁸. Американские пропагандисты использовали сформированный образ советского врага.

Советский ответ появился в «Правде» 16 сентября. В редакционной статье «Агрессивная политика под флагом "антикоммунизма"» были использованы слова У.Липпмана о «дурной привычке» США не считаться с интересами других стран. «Все это, — делала вывод газета, — упорные попытки использовать ветхий флаг «антикоммунизма», чтобы заставить страны капиталистического лагеря объединиться вокруг США для борьбы против широких всенародных движений за мир, национальную свободу и независимость». Пропагандисты обвиняли США в диктате в отношении союзников и намекали на сходство американской и гитлеровской политики.

Осенью 1954 г. советское правительство использовало все средства давления на американцев из арсенала «психологической войны»: 30 сентября на заседании ГА ООН выступил А.Я.Вышинский с речью «О заключении международной конвенции по вопросу о сокращении вооружений и запрещении атомного, водородного и других видов оружия массового уничтожения»; Верховный комиссар СССР в Германии Г.М.Пушкин потребовал от своего коллеги Конэнта (США) «ликвидировать шпионско-диверсионные организации в Западной Германии и Западном Берлине»; советское правительство опубликовало две ноты с предложением создать в Европе систему коллективной безопасности; проблема европейской безопасности обсуждалась на сессии Всемирного Совета Мира⁹. О непримиримости советской стороны говорит появление симптоматичных тем о ликвидации «остатков демократии» в Америке, милитаризации ее экономики, нарушениях границ СССР американскими самолетами; был нанесен новый пропагандистский удар по Ватикану¹⁰.

Агитпроп продолжал искать новые пути проникновения советской пропаганды в печать Запада. В.С.Кружков и секретари ЦК КПСС обратили внимание на инициативу польской газеты «Глос люду» на еврейском языке — «Фолкс Штыме», редакция которой просила предоставить статьи о жизни евреев СССР, а также любые другие материалы. «Фолкс Штыме» возглавляли опытные люди: учитывая, что бывший спецкор «Нью-Йорк тайме» в Москве Сольсбери выступил с циклом статей по еврейскому вопросу в СССР, они призвали ЦК КПСС бороться с «еврейским национализмом, против сионистско-бундовских агентур американского империализма» и добились разрешения на предоставление материалов. Еще одним аргументом в пользу газеты было использование ее корреспонденции газетами как стран народной демократии, так и капиталистической печатью¹¹.

Детектив как средство политики

Одновременно пропагандисты искали новые способы поддержания психологической напряженности в обществе в период разрядки. Закреплению в общественном сознании образа врага стали способствовать шпионские детективы, главными героями которых были советские контрразведчики и американские агенты, действующие на территории СССР. В последней декаде октября 1954 г. «Комсомольская правда» опубликовала рассказ подобного рода: «Щит Родины» В.Черносвитова. Благодаря бдительности советских людей американский шпион по кличке «Волк» был везде разоблачен, но спасался за счет своей пронырливости и законов жанра. В итоге «Волк» был арестован советским контрразведчиком, шедшим за ним по пятам от самой границы. Рассказ рекламировал советский образ жизни. «"Волк" вспомнил весь свой многодневный путь через эту необъятную страну, — писал Черносвитов, — тысячи людей прошли перед его глазами: молодые, пожилые, гражданские, военные, колхозники, интеллигенты, студенты, рабочие — все разные, но все сильные, свободные, счастливые и деятельные»¹². Такое же по жанру произведение — «Ягуар-13» А.Самойлова и В.Скорбина, было опубликовано в июньских номерах «Огонька», а в конце года под названием «Паутина» — Воениздатом в «Библиотечке военных приключений»¹³.

Если образ внешнего врага — американо-английского, немецкого — стабилизировался и сохранился до середины 80-х годов, то образ внутреннего врага начал исчезать из общественного сознания. Это было связано с пробуждением общественного мнения в период «оттепели» и с незаинтересованностью номенклатуры в массовых репрессиях.

Эволюция внутриполитической пропаганды

Однако действиями только внешних врагов было невозможно объяснить гражданам наличие дефицита товаров народного потребления, наличие спекуляции, теневого рынка, сохранение низкого жизненного уровня. Не имея возможности использовать образ внутреннего врага, ЦК КПСС сосредоточил внимание граждан на критике и разоблачении деятельности аферистов в торговле, спекулянтов, нерадивых чиновников.

Начала кампанию «Правда». Еще летом 1953 года в газете появились фельетоны с характерными заголовками: «Когда кружится голова», «Пиявки», «На пьедестале», «Директорская чехарда». В них разоблачались зазнавшиеся чиновники, «частные дельцы, присосавшиеся к государственным организациям»¹⁴.

После пятой сессии Верховного Совета СССР (август 1953 г.), взявшей курс на увеличение производства товаров народного потребления, подобных заметок стало больше. Эстафету подхватили другие газеты, в частности, возрожденная в ноябре 1953 года «Советская торговля». В рубрике «Суд» газета систематически публиковала заметки «Аферистка», «Шайка спекулянтов», «Где же были ревизоры?», «Расхитители»¹⁵.

В отличие от подобных материалов двух первых послевоенных лет, в 1953-1954 гг. газеты называли конкретных чиновников и расхитителей государственной собственности. Вместе с тем, общая пропагандистская установка не претерпела изменений. ЦК КПСС фокусировал внимание граждан не на причине негативных явлений — производственных отношениях, форме собственности, укоренившихся в СССР, а на следствии — недостатках в сферах распределения и обмена. Вина за негативные явления вновь возлагалась на отдельных несознательных — но не врагов народа — граждан.

Государство по-прежнему обманывало граждан. Но не по злому умыслу. Просто идеологические чиновники, как и вся номенклатура, уже давно жили своей замкнутой кастовой жизнью и имели фантастическое представление об образе жизни и интересах простых граждан. Они искренне верили в то, что пропагандировали.

Плоды пропагандистского просвещения

Авторитаризм, насаждаемый в обществе в том числе при помощи образа врага, вел к разрушению социальной ткани общества, угрожал самим его основам. Так, на заседании редколлегии «ЛГ» сотрудница Л.Н.Пьянова заявила: «Очень индивидуалистически товарищи настроены, каждый думает только о себе»¹⁶. И простые советские люди, и номенклатура в начале 50-х годов начали осознавать это как серьезную проблему. В журнале «Крокодил» появились карикатуры, направленные против таких негативных явлений, как хамство, бездуховность, прожигание жизни детьми высокопоставленных чиновников¹⁷. Косвенно, через критику «детей», руководители партии в весьма абстрактной форме критиковали зарвавшихся, можно сказать обуржуазившихся, «отцов». Вслед за «Крокодилом» проблему подняла «Комсомольская правда». В ноябре-декабре 1954 г. редакция газеты провела на своих страницах дискуссию «В чем красота человека?». Опубликованные письма молодых читателей доказывают, что индивидуализм, эгоцентризм, беспринципность, потребительство, иждивенчество не являются редкостью, порождают проявления нонконформизма: хамство, хулиганство, аполитичность, увлечение западной культурой¹⁸. Люди своего времени, корреспонденты считали негативные явления следствием запущенности «кое-где еще пока» культурно-воспитательной работы. «Комсомольская правда» проповедовала активную жизненную позицию, выделяла письма, в которых корреспонденты рассказывали о помощи товарищам в преодолении недостатков.

Между тем, нонконформизм был закономерным следствием деятельности государства, его пропагандистского аппарата: образ внешнего и внутреннего врага способствовали развитию у молодежи примитивного мышления черно-белыми категориями и, невольно, представление о Западе как отрицательном авторитете. К тому же дискредитация образа внутреннего врага в период «дела Берии» посеяла недоверие к пропаганде. В период «оттепели» юношеский максимализм, метания из крайности в крайность приводили часть молодежи к стиляжничеству. Образцы западного образа жизни и идей воспринимались поверхностно, порой проявлялись в комичной форме, а потому вызывали раздражение и злобу старшего поколения. Протест против «требований безусловного подчинения» и конформизма был интернациональным явлением: возник и в молодежной среде США и Западной Европы¹⁹. Хотя советские нонконформисты были самыми безобидными — о массовых погромах кинотеатров и концертных залов они и думать не могли, — осуждающий голос «отцов» был не менее горек. Консервативные силы СССР — часть членов ЦК КПСС, Союза писателей СССР, считали негативные явления следствием гласности и свободы в период «оттепели» и предпринимали внутриполитические акции, направленные на искоренение проявлений «западного образа жизни» и мышления у советских людей.

Консервативная реакция и образ врага

Не имея возможности и желания искать внутренних «космополитов», номенклатура изменила тактику в отношении нелояльных людей: стала в большей степени использовать административные взыскания. Так, во время разбора персонального дела переводчика Н.Ф.Паисова на заседании редколлегии «ЛГ» 29 июля 1954 г. между обвиняемым и председательствующим В.М.Озеровым состоялся характерный диалог. В.М.Озеров: «Предъявляя серьезные обвинения т. Паисову, мы действительно зря поступаем, если называем его кулаком, говорим о корыстных соображениях. Мы обвиняем за другое: за слабую инициативность в работе, неоднократные нарушения трудовой дисциплины, некоторый индивидуализм в работе, некритическое отношение к замечаниям товарищей». Н.Ф.Паисов: «Я признаю отдельные недостатки и ошибки, но очень волнует, что некоторые обвинения выдвигают против меня как-то злонамеренно. Тов. Озеров сказал, что в запальчивости, а мне кажется, что хуже, чем запальчивость». В.М.Озеров: «С этим вопросом мы кончили»²⁰. Сдерживая радикально настроенных членов редакции, В.М.Озеров, в сущности, проводил государственную политику: разделенные при помощи образа внутреннего врага, запуганные индивиды были, конечно, удобным объектом манипулирования, но как «рабочая сила» имели тенденцию к ухудшению, и никакие новые запугивания не могли бы ее сдержать. Руководители государства знали, что для дальнейшего развития страны требуется иная мотивация труда, основанная на материальной заинтересованности²¹. В той же редакции «ЛГ» — специально подобранном для выполнения государственной работы советском коллективе — были проблемы с трудовой дисциплиной, низкой квалификацией и бездельем служащих. Продуктивную работу вели немногие перегруженные сотрудники²².

Нарастающее недовольство ЦК КПСС состоянием идеологической работы выразилось в жесткой критике ряда писателей — «инженеров человеческих душ», а именно: Веры Пановой, Леонида Зорина, Федора Абрамова, Ильи Эренбурга, Александра Твардовского. 1 июля 1954 г. «Литературная газета» опубликовала редакционную статью «О критическом отделе журнала "Новый мир"», в которой критики обвинялись в «холодном скепсисе» по отношению к советской литературе, «преуменьшении плодотворной партийной критики произведений искусства», «чуждости социалистическому реализму» выступлений журнала «Новый мир». Не имея возможности прямо назвать писателей и критиков «космополитами», консерваторы еще раз прибегли к палочному аргументу — напоминанию о прошлых репрессиях. «Но что эстетам до реальной борьбы, — говорилось в статье, — напомним, что несколько лет назад А.Гурвич в своей печально известной статье "Сила положительного примера", опубликованной в журнале "Новый мир", считал, что изображение в романе В.Ажаева людей враждебного лагеря — отщепенцев — в их зарубежных связях, по существу, не нужно». 23 июля секретариат ЦК КПСС осудил деятельность редакции журнала за «серьезные политические ошибки», а главного редактора А.Твардовского — за «клеветнические выпады против советского общества», которые, якобы, содержались в еще не опубликованной поэме «Теркин на том свете». Твардовский был освобожден от занимаемой должности²³.

Тему борьбы против чуждой идеологии, «формалистов» продолжили писатели на своем II всесоюзном съезде в декабре 1954 г. Главным, без сомнения, было выступление А.А.Фадеева. Встреченный стоя, продолжительными аплодисментами, бывший руководитель ССП заявил: «Необходимо, чтобы мы все помнили, что борьба с проявлениями национализма и космополитизма, с обывательской безыдейностью, упадничеством, которую мы вели на протяжении ряда лет, была справедливой борьбой... мы столкнулись и будем сталкиваться с рецидивами этой враждебной идеологии»²⁴.

Призывы подобного рода уже не могли возродить образ внутреннего врага, действиями которого можно было бы объяснить трудящимся недостатки советского общества. Номенклатура уже знала, чем заполнить образовавшийся вакуум. 7 сентября 1954 г. «Литературная газета» опубликовала передовую статью «Беспощадно разоблачать бюрократизм». Отметив, что бюрократизм «глубоко чужд... природе советского государственного аппарата, у которого нет иной цели, кроме блага народа», редакция продолжала: «Побольше страсти, гнева против любого проявления бюрократизма!.. Находить его в любой щели, предавать всенародному осмеянию, разжигать против него ярость масс...». Персонификация зла в лице отдельных чиновников так же, как и образ врага, позволяла высшей номенклатуре скрывать от народа, что бюрократизм порожден частными интересами всего чиновничества. Жертвуя отдельными представителями, номенклатура продолжала сохранять свое господство. Одновременно ЦК КПСС пытался «поставить на место» творческую интеллигенцию, которая слишком поверила в свободу творчества и возможные изменения режима власти в период «оттепели».

Некоторые выводы

Таким образом, эскалация психологической войны и образа внешнего врага в период разрядки не привели к реставрации старых форм образа внутреннего врага — «космополита», «сиониста», «еврея». Несмотря на то, что образ врага продолжал сохраняться в массовом сознании, групповом сознании номенклатуры, пропагандисты уже не могли проводить масштабные идеологические кампании с его использованием в газетах, журналах, радиопередачах. Дискредитация образа внутреннего врага была следствием не только ошибок пропагандистов, разрядки международной напряженности, но и новых интересов руководства страны, занятого поиском направления развития СССР после смерти Сталина. Образ же внутреннего врага разъедал социальную ткань общества, противоречил догме о морально-политическом единстве советского народа, угрожал интересам самой бюрократии, которая боялась возрождения репрессий, подобных сталинским. Он стал историческим анахронизмом, и номенклатура заполнила образовавшийся вакуум иными символами.

Заключение

Проведенное исследование позволяет констатировать: «образ врага» — идеологическое выражение общественного антагонизма, динамический символ враждебных государству и гражданину сил, инструмент политики правящей группы общества. Феномен «большого времени», он существует на протяжении всей российской истории, но только в XX веке пропагандистские органы государства начали планомерно и систематически внедрять образ врага в массовое сознание. Источником, главной причиной возникновения советского варианта образа врага является наличие внутренних — социально-экономических, политических, идеологических, и международных противоречий.

Предпосылки и причины возникновения послевоенного образа врага можно условно разделить на общецивилизационные и конкретно — исторические.

Массовые, индустриальные общества основаны на иерархии и авторитете, их важнейшими принципами являются «стандартизация, централизация, максимализация, гигантомания, дезинформация, специализация, синхронизация» (О.Тоффлер). Правящие группы используют дезинформацию для решения как частных, так и общегражданских интересов, которые они понимают в соответствии со своим видением мира и историческим опытом нации. Соответственно, советская номенклатура была движущей силой, способствующей формированию образа врага. Потенциальную угрозу, возникшую для государства и народа, бюрократия сумела использовать себе на пользу. Ее интерес состоял в контроле за мыслью и поведением широких масс населения в условиях сложившейся административно-командной системы, роста количества грамотных и культурных людей. После Второй мировой войны эта потребность усилилась. Борьба с Западом за сферы экономического и политического влияния в мире — за свое геополитическое пространство, которая привела к «холодной войне», необходимость обеспечить обороноспособность страны за счет новых — ядерных — вооружений в условиях послевоенной разрухи, нищеты населения и невозможности в широких масштабах материально стимулировать эффективный труд, приводили к необходимости задействовать духовные стимулы с целью обеспечить трудовую активность и политическую лояльность граждан.

В эволюции послевоенного советского варианта образа врага можно выделить следующие этапы: два первых послевоенных года — 1945 — июнь 1947; осень 1947 — август 1949; период с осени 1949 по март 1953 можно разделить на три подпериода, границами которых являются события июня 1951 и января 1953 года; наконец, период разрядки международной напряженности с апреля 1953 по декабрь 1954 гг., в котором можно выделить два подпериода с границей в мае 1954 года.

В течение двух лет после окончания Второй мировой войны правительство США сформировало образ советского врага. В то же время в СССР сложились предпосылки для возникновения советского варианта западного образа врага.

В сентябре 1947 — августе 1949 г. образ внешнего и внутреннего врага прошли период становления. Во время идеологических кампаний 1948—1949 гг. в общественном сознании были сформированы три его формы.

Главная форма образа врага — американский империализм, олицетворяла все ужасы капитализма. В ее окончательном становлении в апреле-мае 1949 г. большую роль сыграл агитпроповский «План мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время», который нацеливал пропагандистов на длительную и систематическую дискредитацию всех сторон жизни и политики США. В содержание образа американского образа врага вошли: представление о предкризисном состоянии экономики; господстве монополий, вскармливающих в США фашизм; маразме и растленности американской культуры и нравов; ущербности американского образа жизни; наличии в стране расовой дискриминации; использовании науки в милитаристских целях; продажности печати; росте преступности; наличии в руководстве страны опасных, полусумасшедших антисоветчиков типа Форрестола; агрессивности внешней политики США, для проведения которой был создан Северо-Атлантический пакт (НАТО); космополитизме как идеологическом оружии агрессивных кругов США и других западных стран; наличии непримиримых противоречий между западными странами, которые со временем приведут к расколу их союзов. Часть этого стереотипа соответствовала действительности. Пропагандисты изображали американский империализм как единую систему, в каждом элементе которой отражаются все ее свойства. Они внедряли в общественное сознание психологическую установку по каждому из элементов таким образом, чтобы любая из них способствовала воспроизведению в сознании людей всего стереотипа образа врага. По этой же схеме разоблачались другие державы-соперницы: Великобритания, Франция. Для эффективного насаждения образа врага в массовом сознании не предусматривалось отражение в СМИ положительных сторон жизни государства-противника.

Становление образа внутреннего врага, унифицированного в термине «космополит (-изм)» было связано с деятельностью заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Д.Т.Шепилова, Генерального секретаря ССП СССР А.А.Фадеева и главного редактора «Литературной газеты» В.В.Ермилова, которые выполняли указания И.В.Сталина, секретарей ЦК ВКП(б) М.А.Суслова, А.А.Жданова, Г.М.Маленкова. В содержание образа внутреннего врага вошли социально-политические, нравственные, культурные, эстетические антиценности советского общества: буржуазность, национализм, антипатриотизм, «пресмыкательство» перед Западом и его культурой, двурушничество и иные «гнусные» черты поведения, «барский снобизм», возведение «поклепа» на других граждан. После антикосмополитической кампании 1949 г. политическими разновидностями космополитизма считались: сионизм, панамериканизм, паниранизм, панисламизм, пантюркизм, фиюзатизм; в искусстве — декадентство, формализм, «искусство для искусства»; в биологической науке — «вейсманизм-морганизм»; в образе жизни — молодежный авангард в виде «стиляжничества», а также «несознательный советский гражданин, имеющий пережитки капитализма в сознании». Вместе с тем, содержание термина не было раскрыто до конца, что позволяло манипулировать им.

В итоге термин «космополит» стал использоваться для изображения предателей Родины, «пятой колонны» США как в СССР, так и в странах Западной и Восточной Европы. С мая 1949 по январь 1953 гг. крайние формы образа внутреннего врага исчезают со страниц советских газет. Остается только одна разновидность: образ сомнительного советского человека, имеющего пережитки капитализма в сознании. Этот идеологический ярлык служил прекрасным поводом для оказания социального и юридического давления на граждан, которые выражали социальное недовольство. Пропагандистский маневр был предпринят в связи с тем, что чрезмерное использование образа внутреннего врага могло подорвать веру населения в морально-политическое единство советского общества. Кроме того, на пропагандистские органы оказали давление советские ведомства, недовольные использованием образа внутреннего врага против хозяйственников — прием, при помощи которого политическая номенклатура активизировала деятельность хозяйственной.

Термины, обозначающие внутренних врагов, вошли в политическую лексику и активно использовались следователями МГБ, чиновниками и рядовыми советскими гражданами в доносах.

С лета 1948 г. складывались предпосылки возникновения образа югославского врага. В мае 1949 г. агитпроп приступил к его формированию в массовом сознании. Основной удар направлялся против «клики Тито-Ранковича» с целью противопоставить правящую верхушку народу и лишить ее власти. С точки зрения пропагандистов, руководство Югославии переродилось в буржуазном духе, организовало фашистский террор внутри страны против истинных коммунистов, способствовала возникновению нищеты трудящихся тем, что подчинила страну милитаристским планам США и Великобритании, превратилось в «отщепенцев» от «лагеря» демократии и социализма. В идеологическом плане маршал И.Б.Тито и его соратники были квалифицированы «троцкистами», «злейшими врагами социализма», «штурмовым отрядом империализма». В сущности, пропагандисты обвиняли Тито в космополитизме, хотя и не употребляли термин во время кампании. Систематическое использование образа югославского врага закончилось весной 1953 г., практически сразу после смерти И.В.Сталина.

Все формы образа врага объединены сущностным признаком: враждебностью советскому обществу и государству, гражданину.

На становление и развитие форм образа врага в 1947-1949 гг. воздействовали следующие факторы международных отношений: крушение антигитлеровской коалиции; переход Израиля, возникновению которого содействовал Советский Союз, на сторону США; самостоятельная внешняя и внутренняя политика югославского руководства, вызвавшая недовольство советского правительства. Важным внутриполитическим фактором был рост разочарования советских людей по поводу так и не наступивших послевоенных изменений в социально-экономической сфере — послаблений. В сентябре 1949 — июне 1951 гг. образ врага развивался и совершенствовался в связи с новыми поворотами в международных отношениях: образованием ФРГ, ГДР, победой китайской революции, началом корейской войны, развитием военной и экономической интеграции государств Запада и Востока.

Новой формой образа врага стал образ немецкого врага-неофашиста, олицетворенного прежде всего канцлером ФРГ К.Аденауэром. Психологический стереотип немецкого врага создавался при помощи тех же установок, что и образ американского врага, но в связи со спецификой объекта.В начале 1953 года ЦК КПСС сделал попытку создать образ врага в лице государства Израиль. Однако переход к разрядке остановил этот процесс.

Разрядка международной напряженности способствовала изменению стереотипа образа врага. В марте 1953 — мае 1954 гг. образ внутреннего врага был дискредитирован: многие советские люди с недоверием восприняли его новое олицетворение — Л.П.Берию, после недавнего «дела врачей» и их реабилитации. Чиновничество, не заинтересованное в возвращении массовых репрессий в своей среде, после казни Берии также не проявляло активность по возрождению образа внутреннего врага. Выступления отдельных консерваторов в этом направлении не были поддержаны. Свою роль сыграла и разрядка, породившая иллюзию возможности длительного сотрудничества капиталистических и так называемых социалистических стран, и вступление мира в эпоху научно-технической революции, потребовавшей иной мотивации высокопроизводительного труда, использования новой техники, а не рабской силы ГУЛАГа, пополнявшегося в том числе за счет использования образа врага карательными органами. Кроме того, народы и правительства устали от первого этапа холодной войны. На фоне этих важных причин смерть Сталина — повод, после которого советское руководство начало переход к новой политике.

Образ внутреннего врага исторически изжил себя, но использовался советскими спецслужбами до середины 80-х годов. Вместе с тем, постоянные конфликты супердержав способствовали сохранению образа внешнего врага. Поводом послужили Берлинские события, соперничество по корейской, германской проблемам, разногласия по индокитайскому вопросу, которые выявились на Берлинской и Женевской конференциях 1954 г. Наряду с заявлениями о необходимости сохранения разрядки супердержавы продолжали гонку вооружений.

В результате образ американского и немецкого врага-неофашиста остались главными в советской пропаганде и массовом сознании. Пропагандисты активно использовали образ внешнего врага в психологических операциях как внутри СССР, так и за рубежом.

Длительному сохранению различных форм образа внешнего врага способствовала политика изоляции страны: советские люди в повседневной деятельности не сотрудничали с американскими и западногерманскими гражданами, политиками, не имели значительного количества позитивной информации о жизни за рубежом, а потому не могли оценить сообщения советской пропаганды. Кроме того, со времен Великой Отечественной войны еще не было изжито негативное отношение советских людей к западным немцам.

Содержание и формы образа врага соответствовали направлениям политики советского правительства и определяли его функции. Важнейшая функция образа врага — сохранение общественного и государственного строя, господства номенклатуры в условиях «холодной войны». Образ внешнего врага, прежде всего немецкого и американского, использовался пропагандистами для удержания в своем геополитическом и экономическом пространстве населения и правительств стран Восточной Европы, которые опасались возрождения немецкого милитаризма. Образ американского врага систематически применялся в психологических операциях в период предвыборных кампаний в Италии, ФРГ, Франции и других странах с целью нейтрализовать американскую пропаганду, добиться выгодной для себя расстановки политических сил в стране, расколоть единый фронт Запада.

Для воздействия на общественное сознание сограждан ЦК ВКП(б) — КПСС использовал и образ внешнего, и образ внутреннего врага. Связанные друг с другом, эти формы имели и специфические функции. С помощью образа внутреннего врага чиновники осуществляли политику «разделяй и властвуй», развивали взаимное недоверие и конкуренцию между гражданами, а при помощи образа внешнего врага сплачивали отчужденных друг от друга индивидов вокруг правительства, ЦК ВКП(б), вождя И.В.Сталина. Подобная тактика способствовала эффективному манипулированию общественным сознанием и поведением граждан, пресекала рост классового самосознания советских рабочих, крестьян, низших слоев бюрократии — тормозила возникновение предпосылок гражданского общества в СССР.

Привязка признаков бюрократического разложения к враждебной деятельности, признакам внутреннего врага активизировала деятельность хозяйственных кадров, в нерадивости, бюрократическом разложении которых советские руководители видели главную причину невыполнения планов социально-экономического развития страны.

Образ врага в виде «отдельного несознательного гражданина, имеющего пережитки капитализма в сознании», пропагандисты использовали для дискредитации «мелкобуржуазных» форм хозяйствования — артелей, а также для пресечения деятельности теневых в рамках существующего законодательства экономических структур. Таким образом правительство защищало монополию государственной собственности, сохраняло свое экономическое господство. Все формы образа врага способствовали утверждению в общественном сознании важнейшей идеологической установки ЦК ВКП(б) о превосходстве советского строя над капиталистическим, отсутствии в СССР внутренних предпосылок и причин для возникновения буржуазных отношений. Противопоставляя лучшие образцы советской действительности и мифы о ней мифам о Западе и его негативным реальностям, пропагандисты формировали «советский патриотизм», морально-политическое единство народа на основе ценностей советской номенклатуры. Важнейшей ценностью считалась преданность гражданина чиновникам, возглавлявшим государство.

С точки зрения автора, необходимо строго различать навязываемый номенклатурой державный вариант «советского патриотизма» и патриотизм миллионов советских людей, которые отстояли свою родину в борьбе с фашизмом, восстановили ее экономику после войны. Важнейшая черта державного варианта патриотизма — слепая ненависть к государствам-противникам и инакомыслящим соотечественникам, ненависть, которая приводила к дискредитации всех сторон жизни других наций, к современным формам невежества и догматизму. Эта ненависть отсутствовала в широких кругах советских людей, и государство было вынуждено искусственно воспитывать ее в людях.

Важным условием формирования «советского патриотизма» было недопущение идей и явлений, сущность которых расходилась с идеями и практикой партии и правительства. С помощью образа врага ЦК КПСС дискредитировал их носителей — советских граждан, зарубежных философов, социологов, политические партии. Если учесть, что образ врага использовался как средство для пресечения связей советских людей с зарубежными гражданами и особенно журналистами, которых пропагандисты изображали шпионами, то можно констатировать: это было эффективное средство изоляции страны.

Поощряя граждан на анонимное доносительство — т.е. учитывая сведения из доносов при принятии решений по кадрам, использование в отношении региональных чиновников ярлыков, обозначающих врага, советское руководство создало безотказный механизм контроля за нижестоящими чиновниками. Устранение зарвавшихся местных чиновников при помощи обвинений в совершении политических преступлений повышало авторитет ЦК ВКП(б) среди населения. Государственный популизм укреплял веру граждан в возможность установления социальной справедливости в советском обществе; способствовал нейтрализации социального протеста при помощи форм, выгодных номенклатуре, которая жертвовала своими отдельными членами для закрепления господства; держал в страхе местных начальников, от которых центральные органы управления могли требовать выполнения нереальных планов любой ценой. Важным условием проведения популистской политики было поддержание «бдительности» граждан — социально-психологического напряжения и готовности реагировать на любые подозрительные факты и лица. Мероприятия правительства по развитию у граждан бдительности имели основание — США и другие державы расширяли разведывательную деятельность против СССР. Вместе с тем, каждое явление и мероприятие имеет меру, выход за которую говорит либо об ошибках руководителей, либо о сущностных чертах дряхлеющего политического режима. Развитие гипертрофированной бдительности было средством и для защиты от происков западных разведок, которым в послевоенное десятилетие так и не удалось создать свои разветвленные сети в СССР, и для реализации внутриполитических интересов номенклатуры — удержания населения в повиновении.

«Бдительность» формировалась при помощи пропаганды образа врага и способствовала закреплению мифологического мышления у граждан. Образ врага — миф, который вытеснял из общественного и индивидуального сознания рациональные приемы объяснения противоречий советского общества, смещал фокус внимания людей на действия «капиталистического окружения», «буржуазных перерожденцев» — «космополитов», а также «головотяпов» и «ротозеев» из числа местного начальства.

Весьма часто за «бдительностью» стояли карьерные и материальные интересы отдельных лиц и групп, а также стремление свести счеты с конкретными гражданами или представителями власти за допущенные ими унижения, гонения в адрес доносчиков. Тем самым в обществе воспроизводилась политическая культура, характерная для данного периода советского общества.

Для мифологизации и внедрения образа врага в массовое сознание ЦК ВКП(б) допустил антисемитскую деятельность наиболее косных представителей аппарата и населения. В результате термины «еврей» и «сионист» стали синонимами врага. Мифологическое мышление идеологов и граждан приводило к искажению фактов всемирной и отечественной истории в угоду политической конъюнктуре; способствовало подмене патриотизма великодержавной гордыней; развитию национализма, а не действительного национального самосознания у народов СССР; вело к неадекватному общественному познанию; неверному самопознанию личности.

В числе важных социальных последствий применения образа врага в советской пропаганде можно также назвать дальнейшее отчуждение трудящихся от власти и собственности, рост авторитаризма, антиинтеллектуализма и нетерпимости к инакомыслию, усиление бюрократической невменяемости чиновничества. Спекулятивные заявления о возрастании роли народных масс в истории сопровождались действиями, которые в СССР приводили к обратному результату.

Деятельность пропагандистов по дискредитации граждан была уголовно наказуемым деянием — подпадала под статью 161 УК РСФСР о клевете. Однако в СССР не было политических сил, способных заставить чиновников соблюдать дух и букву закона. Сами же чиновники были уверены в своей безнаказанности. Они выполняли политический заказ и не задумывались над такими вопросами. Правовой цинизм и бескультурье идеологической бюрократии распространялось на общество, выжигая предпосылки гражданского общества на корню. Успешному внедрению образа врага в общественное сознание способствовал ряд сложившихся после войны условий и предпосылок: повышенная внушаемость населения к сведениям, которые сообщают газеты; огромное доверие к высшему политическому руководству СССР, прежде всего И.В.Сталину; опыт ведения психологической войны, который приобрели пропагандисты в годы Второй Мировой войны; пресечение контактов граждан с иностранцами. Принципы и приемы пропаганды были применены по отношению к новым объектам воздействия. В течение второй половины 1947—1954 гг. пропагандисты планомерно, комплексно и систематически дискредитировали все стороны общественной жизни и политики государств-противников, достаточно гибко реагировали на изменение конъюнктуры. Значительный эффект внешнеполитической пропаганды достигался за счет координации действий пропагандистского, дипломатического аппаратов с движением сторонников мира. Успеху внутриполитической пропаганды способствовала совместная деятельность агитпропа, Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР, Русской православной церкви и ССП СССР. Внедряя образ врага в сознание и мышление миллионов людей, пропагандисты опирались на устойчивые стереотипы общественного сознания, характерные для части русского и других народов СССР: националистические, в частности, антисемитские, пережитки в сознании; стремление к примитивной уравнительности; ненависть к чиновнику-бюрократу; веру в доброго вождя; авторитаризм. Во внешнеполитической пропаганде агитпроп учитывал рост антиамериканских настроений в Западной Европе после войны, отрицательное отношение западной социал-демократии к советской системе, страх народов Восточной Европы перед возрождением германского милитаризма.

Управление (отдел) пропаганды и агитации ЦК КПСС использовал следующие приемы для разоблачения политических противников: сопоставление советских и американских явлений и людей не в пользу последних; бездоказательное наклеивание ярлыков; апелляции к «простому народу»; подтасовка фактов; дозирование информации о достижениях противника, преподнесение ее в негативном контексте или игнорирование; доведение до абсурда; сравнение государственных деятелей западных стран с фашистами и животными; мнимое изображение современной американской действительности при помощи произведений различных авторов полувековой-двадцатилетней давности; драматизация ситуации. Публикация фактов сопровождалась теоретическими статьями, которые прививали гражданам определенный стиль политического мышления.

Постоянным явлением было использование двойных стандартов в оценке действий своего правительства и руководства противника. Желаемое советской номенклатурой выдавалось за действительное.

Таким образом, создавая образ внешнего и внутреннего врага, советские пропагандисты проводили три взаимосвязанные операции: наполняли информационную реальность новыми пропагандистскими материалами; не допускали позитивной информации о противнике; изымали из обращения материалы с информацией, которая противоречила новым идеологическим установкам, включая плоды своей предыдущей деятельности. Важнейшими средствами оперативной пропаганды были газеты, радио. Долговременной — журналы, книги — художественные и публицистические, кинофильмы. Что бы ни читал, ни смотрел, ни слушал советский гражданин, он постоянно усваивал идеологические установки и стереотип образа врага, определенный ЦК ВКП(б). Политическая конъюнктура и скользкие приемы пропаганды не раз приводили пропагандистов в идеологические и политические тупики, не осмысленные в конце 40-х — первой половине 50-х годов. В изучаемый период государство еще имело возможность за счет авторитаризма и отсутствия гласности нейтрализовать негативные последствия идеологических противоречий, но их накопление с 1953 г. приводило к падению авторитета советской пропаганды среди населения.

Поразительно, но факт: идеологи, которые считали себя правоверными марксистами, сами обладали и воспроизводили в общественном сознании индустриальной страны все свойства раскритикованного классиками марксизма мелкобуржуазного, народнического мышления. В их число входили: социальное прожектерство; нежелание считаться с интересами различных групп граждан; стремление задержать развитие или игнорировать тенденции реальной действительности в угоду своим утопиям; противоречивое отношение к гуманистическим ценностям предшествующих периодов; догматизм и неразвитость, которые приводили к теоретическому эклектизму. Советские руководители практической деятельностью подтвердили одну из важнейших черт мелкобуржуазного коммунизма и социализма, которую отметил еще В.И.Ленин в работе «От какого наследства мы отказываемся»: «Отсутствие социологического реализма ... ведет так же у них к той особой манере мышления и рассуждения об общественных делах и вопросах, которую можно назвать узко интеллигентным самомнением или, пожалуй, бюрократическим мышлением. Народник рассуждает всегда о том, какой путь для отечества должны "мы" избрать, какие бедствия встретятся, если "мы" направим отечество на такой-то путь, какие выходы могли бы "мы" себе обеспечить, если бы миновали опасностей пути, которым пошла старуха-Европа... Отсюда полное недоверие и пренебрежение народника к самостоятельным тенденциям отдельных общественных классов, творящих историю сообразно с их интересами»¹.

Бюрократическое мышление приводило к подмене диалектики, системно-исторического взгляда на мир — главного в марксизме, метафизикой, к волюнтаризму на практике. В СССР процветали взгляды, которые КМаркс справедливо называл «грубым, неосмысленным» коммунизмом: стремление к уравнительности, презрение к товарно-денежным отношениям, устремленность в прекрасное будущее, отрицание личности человека. В сущности, они не имели ничего общего с марксизмом.

Образ врага и советский патриотизм в рамках пропаганды способствовали искусственному воспроизводству у населения провинциальной замкнутости, которую неуклонно преодолевала развивающаяся индустриальная экономика. Пропагандистский аппарат действовал вопреки тенденциям мирового развития, которым был подвержен и СССР. Не случайно: идеология способствовала сохранению власти номенклатуры, которая смотрела на народ только как на объект своих манипуляций и всемерно оглупляла его образом врага.

Серьезными социально-политическими и психологическими издержками чревато использование любого варианта образа врага. Вместе с тем, конкретно-исторические условия, в которых используется образ врага, степень соответствия его содержания объективным процессам, его роль в общественных процессах не могут не повлиять на оценку феномена. Так, образ врага-фашиста военного времени в основном верно отражал действительность — враг был реален; немецко-фашистские войска напали первыми; проявляли жестокость по отношению к пленным и мирному населению; глумливо относились к культурным ценностям народов СССР; «новый порядок» директивно предусматривал уничтожение и порабощение славянских народов. Перед лицом смертельной опасности задачи выживания всех народов СССР и спасения политического режима — каким бы он не был, объективно совпадали, причем вторая зависела от первой. Образ врага служил инструментом правительства в мобилизации народа на защиту Отечества и всего человечества — играл прогрессивную роль. Он разжигал в народе «ярость благородную», «священную ненависть», которые имели выход в действиях бойцов на фронте и тружеников тыла. Психологические издержки подобной пропаганды несопоставимы с послевоенной. Ненависть же к немецкой нации возникла объективно вследствие фашистского нашествия, а не столько благодаря действиям пропагандистского аппарата.

После войны объективные долговременные интересы всего народа — пока еще до конца не осознанные им, и интересы номенклатуры по сохранению политического режима разошлись. Советские люди — победители, небезосновательно рассчитывали на прекращение политики репрессий и облегчение своего социально-экономического положения. Однако это не входило в планы номенклатуры. Кроме того, США и другие западные государства были потенциальным, а не реальным военным противником. Дискредитация их в мирное время, особенно после создания СССР своей ядерной бомбы, в связи с пропагандой образа внутреннего врага, построенной на сознательно созданных мифах, приводила совсем к иным, чем в годы войны, социально-политическим, психологическим, гносеологическим последствиям. После войны образ врага способствовал в первую очередь консервации существующего режима власти, исторически обреченных общественных и производственных отношений, при помощи которых правительство мобилизовало общество на ведение изнурительной гонки атомных вооружений. Противники в психологической войне — пропагандисты СССР и США, использовали одинаковый метод создания образа врага — дискредитацию, однотипные приемы, двойные стандарты, координировали свою деятельность с союзниками. В начале 50-х годов американский пропагандистский аппарат превзошел советский по уровню технической оснащенности, организации и оперативности, но пока еще проигрывал в идейном плане. Коренным образом ситуация изменится только после разоблачения культа личности И.В.Сталинав 1956г.

В силу исторической ограниченности и геополитической конкуренции, основанной на разнице социально-экономического и политического строя, и советская номенклатура, и американский истеблишмент не могли предложить гуманистическую политику трансформации послевоенного мира, инстинктивно воспроизвели тот тип внутри- и внешнеполитических отношений, который обеспечивал прежде всего их существование и выживание. В этой политике образу врага отводилась значительная роль.

Однако, внедренный в массовое и индивидуальное сознание, образ врага превратился в элемент саморазрушения общества и личности. В середине 50-х годов советский вариант внутреннего образа врага потерпел крах, стал медленно уходить из общественного сознания. Образ внешнего врага практически без изменений сохранился до середины 80-х годов. Развитие производительных сил общества, личности человека, расширение международных контактов вели к отбрасыванию форм образа врага, порожденных холодной войной. Однако этот гуманистический процесс еще далеко не завершен ни в России, ни в мире

««« Назад К началу Вперед »»»