© В. Рыбаков, А. Покрышкин

Совместима ли психология и естественнонаучная парадигма?

Эта статья была издана отдельной книгой издательством «Дельтаплан»: В.А. Рыбаков, А.Л. Покрышкин Совместима ли психология и естественнонаучная парадигма? Томск, 2005. ISBN 5-94154-091-4

Отзывы, предложения и вопросы авторы принимают по электронной почте: [email protected]
Экспериментально-Исследовательский Центр Естественной Психологии (Experimental Research Center of Natural Psychology).

Тот, кто ясно мыслит, ясно говорит. Пробным камнем ясного мышления является умение передать свои знания кому-то другому, возможно, далекому от обсуждаемого предмета. Если человек обладает таким умением и его речь ясна и убедительна, это можно считать подтверждением того, что его мышление также является ясным.
(А. А. Ивин. Логика для журналистов)

…ученые знают границы своего знания и понимают, что истина есть их трудное задание и далекая цель, а вовсе не легкая, ежедневная добыча.
(И. А. Ильин. Путь к очевидности)

ВСТУПЛЕНИЕ

Вопрос о том какая парадигма нужна науке «психология» для нас никогда раньше не был вопросом исследования. Более того, значение термина «парадигма» было для нас весьма туманным. Но жизнь заставила разбираться и понимать. Началось все с наблюдений за работой психики и экспериментов с ней. Первые удачные находки закономерностей человеческой психики породили желание разбираться дальше. Построение теоретических обобщений, их экспериментальное подтверждение, новые наблюдения, эксперименты. Все стало приобретать лавинообразный характер. Настал момент, когда стало просто необходимо вынести все найденное на суд широкой публики. Для чего? Попробуем объяснить:

  • нормальное подтверждение любой теории — это подтверждение не одним человеком и не двумя, а многими;
  • еще ни разу, одобрение или похвала не продвигали нас вперед, а вот конструктивная критика — всегда и ощутимо;
  • поле приложения сил слишком велико для двоих, а жизнь так коротка.

Мы решили писать и публиковать. И вот тут возникли новые проблемы. Методы опытных наблюдений, экспериментальных исследований применяемых нами, не вписывались в общепринятую методологию психологии. В тоже время была убежденность в правомерности собственных действий, результаты исследований говорили сами за себя. Пришлось погружаться в методологию науки и пытаться обосновать собственную. К тому же философия и методология науки (эпистемология), оказалась сама по себе очень интересной и увлекательной. В результате появилась данная публикация. Статья о естественнонаучной парадигме в психологии. О том, как сделать естественнонаучную парадигму и психологию совместимыми. Эта статья — фундамент, обоснование для нашей методологии эмпирических наблюдений и экспериментов (следующая публикация). А обе статьи вместе — инструментарий для научных изысканий. Следом применение этого инструментария — результаты исследований (третья и последующие публикации).

Но все по порядку, сначала о том, как сейчас обстоят дела в психологии.

ГЛАВА 1. КРИЗИС ПСИХОЛОГИИ. ОТСУТСТВИЕ ОБЪЕДИНЯЮЩЕЙ ТЕОРИИ. НЕТ ПРИЕМЛЕМОЙ ПАРАДИГМЫ

§ 1. Кризис есть, или вавилонская башня психологии

С конца позапрошлого столетия (т. е. XIX века) признаком хорошего тона в научных (и околонаучных) кругах стало говорить о Кризисе Психологии. Каждый, кто пытался предложить какую-либо методологию, новую парадигму для психологии, обязательного начинал с описания дел на сегодняшний момент, с признания, что кризис есть. Не будем оригинальными, скажем и мы: «Кризис есть!». Вопрос в том, почему он есть? В чем причина?

В психологии этот вопрос стал почти риторическим, вечным, дать ответ на него — совершить нечто неприличное, кощунственное. Все равно, что окончательно и бесповоротно ответить на вопрос: «В чем смысл жизни?» Даже, если ваш ответ будет правильным и простым, из породы ответов, про которые говорят, услышав их: «Ну конечно, как я сам до этого не додумался, ведь все так просто!», даже в этом случае многие не захотят услышать ответ, разрушить тайну, а многие, услышав, никогда вам этого не простят.

В медицине, прежде чем ломать голову над причинами болезни, всегда тщательно изучают ее симптомы, и многое тогда становится ясно. Воспользовавшись этим нехитрым правилом, попробуем обозначить наиболее существенные на наш взгляд признаки кризиса психологии. Практически все «лекари науки» так или иначе говорят о пяти симптомах.

Первое и, пожалуй, самое важное, что отмечают многие исследователи — это, как ни поразительно, отсутствие в принципе такой науки как психология. Вернее, психология есть, но не как наука, а, по меткому выражению Н. Н. Ланге, как развалины Трои. У психологии как не было, так и нет парадигмы, как не было, так и нет единой методологии. И более того, даже нет единогласия в вопросе: нужна ли эта самая парадигма?

Второй симптом — это разрыв, это колоссальная пропасть между теорией психологии и ее практикой. Большинство проблем, связанные с кризисом, возникают именно тогда, когда необходимо объяснить новые эмпирические данные. Практика стремительно вырвалась вперед, будучи заметно более востребована современностью, и наработала горы эмпирического материала, который теория не в силах утилизировать и «разложить по полочкам». Этап накопления фактов в психологии чрезмерно затянулся.

Третий симптом — это чудовищное изобилие альтернативных школ, направлений, течений, теорий и систем в психологии. Причем, каждое направление имеет свои особые постулаты, часто явно не сформулированные и не формализованные, свои особые термины или особое понимание терминов «общего пользования». Как справедливо отмечает М. Щербаков: «языки различных школ оперируют взаимно-непереводимыми понятиями», а «попытка изучать и применять на практике подходы достаточно различных школ или даже просто обсуждать одно и то же явление с представителями различных школ может сравниться с проектом строительства Вавилонской башни, после того, как Господь смешал языки строителей» [9]. Возможно, многих споров, конфликтов и непониманий можно было бы избежать, если бы основоположники научных школ удосужились хотя бы внятно формулировать исходные предпосылки своих теорий.

Соответственно, четвертый симптом — это отсутствие единого понятийного словаря, единого и однозначного языка психологии. «Многие понятия считаются сами собой разумеющимися, но, даже те определения, которые имеются, часто очень далеки от логического совершенства» [10].

Пятый симптом, это отсутствие критериев истинности и ложности учений. А потому нет никакой преемственности в развитии научного знания; научные теории в психологии идут не путем эволюции, как во всех «строгих» науках, а способом почкования, ветвления, образуя параллельные миры психической реальности.

Кризис (и не только в науке) — это всегда конфликт, явный или неявный. Кризис в психологии примечателен сразу двумя аспектами: это конфликт Амбиций и конфликт Идеологий. Конфликт Амбиций между Теоретической (академической) психологией и психологией Практической (прикладной) обусловлен логикой исторического развития психологии. Долгое время практика была в положении «безголосой золушки» при теории, «…теория от практики не зависела нисколько… Успех или неуспех практически нисколько не отражался на судьбе теории» [22]. Так продолжалось до тех пор, пока психология не столкнулась «…с высокоорганизованной практикой — промышленной, воспитательной, политической, военной. Это прикосновение заставляет психологию… усвоить и ввести в науку огромные, накопленные тысячелетиями запасы практически-психологического опыта и навыков, потому что и церковь, и военное дело, и политика, и промышленность, поскольку они сознательно регулировали и организовывали психику, имеют в основе научно неупорядоченный, но огромный психологический опыт» [22].

Положение усугубилось тем, что «научная психология располагает далеко не полным набором объяснительных схем. К тому же выработанные ею понятия далеко не всегда успешно вписываются в обыденный психологический самоанализ, осуществляемый каждым человеком…» [36].

В результате, что мы имеем на сегодняшний день? Официальные ученые мужи накопили массу эмпирических данных и сидят на них в полной растерянности, при этом они презрительно обвиняют практиков в пустомыслии, вредительстве и «фельдшеризме», и «многозначительно позвякивают регалиями». В то же время практики, руководствуясь принципом, что любая теория — это от лукавого, по их собственному утверждению, предпочитают «заниматься делом», а не «парить в стратосфере абстрактных идей» [К. Г. Юнг].

Живо и точно по поводу этого конфликта амбиций высказался Ф. Е. Василюк: «психологическая практика и психологическая наука живут параллельной жизнью… у них нет взаимного интереса, разные авторитеты (уверен, что больше половины психологов-практиков затруднились бы назвать фамилии директоров академических институтов, а директора, в свою очередь, вряд ли информированы о “звездах” психологической практики), разные системы образования и экономического существования в социуме, непересекающиеся круги общения с западными коллегами» [20]. Обе стороны конфликта к примирению не готовы, да и, по правде говоря, вовсе не стремятся.

С конфликтом амбиций тесно связан и второй — конфликт Идеологий между сторонниками Естественнонаучного и Гуманитарного подходов, перманентно продолжающийся в психологии в течение всего периода ее существования как отдельной науки. До сих пор большинство «теоретиков» — это сторонники естественнонаучного подхода, а «практики», напротив — гуманитарного.

Если не углубляться в философские корни противоречий, то суть конфликта можно свести к ряду взаимных обвинений. В частности «гуманитарии» обвиняют (и порой не без оснований) «естественников» в редукционизме, т. е. попытке свести все феномены психики к биологии и физиологии, объяснить психическое посредством «мертворожденных механистических схем», рефлексов и реакций, «…преодолеть все противоречия человеческого духа, вовсе упразднив его…» [31], попытке построить «душевную механику».

В ответ «естественники» обвинили «гуманитариев» в идеализме, попытке построить «психотеологию». «Задачей же психологии духа признавалось лишь описание тех форм, в которых эти духовные явления даны (“описательная психология”), или непонимание (“понимающая психология”). Как в одном, так и в другом случае духовные, т. е. осмысленные, психические явления, характерные для психологии человека, превращались в данности, не допускающие причинного объяснения их генезиса» [31]. Чем в свою очередь придумывать собственные объяснительные схемы и теории лучше вовсе отказаться от объяснений, сославшись на то, что «объяснения — не наш метод». «Им нет дела до истинности своих утверждений», — говорят «естественники».

Обмен «любезностями» продолжается, притом, что кризис «и ныне там». «Психология находится в уникальном положении, так как линия раскола проходит как раз по ее корпусу, рассекая его на две полунауки: считающую себя одной из естественных наук, применяющую их позитивистскую методологию “объясняющую психологию” — и помещаемую среди исторических наук, орудующую их герменевтической методологией “понимающую психологию”» [23].

Итак, кризис, схизис и разброд есть, это очевидно. Вавилонская башня психологии тому доказательство. Самое время перейти к версиям причин и способам решения «вечного конфликта».

§ 2. В поисках выхода из тупика, или размышления у путевого камня

Дальнейшие рассуждения целесообразно продолжать, точно определив значение терминов «парадигма» и «методология». В философии периода античности и средних веков существовало понятие о парадигме, как первообразе, образце из мира идей, в соответствии с которым Демиург творит мир сущего. Иное значение понятия парадигмы ввел Т. Кун в 1962 году: «Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу» [5].

СЭС дает следующее определение термина: «Парадигма (от греч. paradeigma — пример, образец) — исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения, методов исследования, господствующих в течение определенного исторического периода в научном сообществе».

Кроме того, встречается следующее определение: «Парадигма или множество парадигм — это “дисциплинарная матрица” упорядоченных компонентов различного рода, которые образуют единое целое и функционируют как единое целое, обеспечивая относительную полноту профессиональной коммуникации и относительное единодушие профессиональных суждений научного сообщества» [11].

Поскольку на наш взгляд перечисленные определения не достаточно точно описывают значение термина, дабы избежать разночтений и внести ясность, мы дадим собственное определение этого понятия, в контексте которого и будем продолжать рассуждения.

Парадигма — это принятый научным сообществом свод правил (принципов) и утверждений (аксиом), связывающих в единую схему весь процесс получения научного знания от этапа постановки проблемы до ее решения.

Теперь определимся с понятием «Методология».

Методология — есть учение о методах и принципах познания. Различают Теоретическую и Практическую Методологию. Теоретическая Методология (ТМ), соответственно, есть учение о принципах (правилах) познания. Как результат своей деятельности дает нам парадигму — устав познания. Практическая Методология (ПМ) есть учение о методах (способах, средствах и приемах) познания, которые опираются на принципы познания, на парадигму. И если ТМ отвечает на вопрос «как познавать», то ПМ — на вопрос «с помощью чего познавать». Парадигма в таком контексте — сборник законов, регулирующих деятельность познающего.

В дальнейшем, говоря о Методологии, мы будет уточнять о какой из них — Теоретической или Практической, идет речь.

Итак, Методология (практическая) — есть учение о методах (способах, средствах и приемах) познания, используемых в конкретной науке.

Методология — это детализация парадигмы под конкретную науку, под конкретный предмет изучения. Соответственно парадигма — есть обобщение методологий этих конкретных наук. Парадигма — несет регулирующую функцию при построении конкретной методологии.

В психологии термин «практическая» обычно употребляется по отношению к терапевтической деятельности. В приведенном выше определении методологии, термин «практика» употреблялся в смысле исследовательской деятельности. В дальнейшем, говоря о практике, мы будем уточнять какая именно имеется ввиду по необходимости.

Поиски той, единственно верной парадигмы, способной вывести психологию из тупика, были столь мучительны, что в научном сообществе зародились предположения о неприменимости к данной науке концепции парадигмы. То ли психология внепарадигмальная наука, то ли допарадигмальная, а то и вовсе мультипарадигмальная — на все вкусы. «Первый диагноз поставил сам Т. Кун, считавший, что в психологии, как и в других гуманитарных дисциплинах, настоящая парадигма еще не сформировалась, и это — допарадигмальная область знания. Согласно второй позиции… в этой дисциплине существует несколько парадигм, соответствующих основным психологическим теориям, таким, как бихевиоризм, когнитивизм и психоанализ, и, соответственно, психология — мультипарадигмальная наука… Согласно третьей позиции, концепция Т. Куна, возникшая как результат обобщения истории естественных наук, вообще неприменима к психологии, которая является не мультипарадигмальной или допарадигмальной, а внепарадигмальной областью знания» [36].

Но возможно ли строить научное знание вне законов его построения, вне законов познания, игнорируя их и отрицая. Не иметь правил, в соответствие с которыми знания о реальности можно добыть и проверить их истинность, или по-другому говоря — сгодятся любые правила! Может быть, тогда и вовсе отказаться от научного знания, объявив психологию сферой искусства?

Вряд ли придерживаясь подобных позиций, можно всерьез рассчитывать на преодоление кризиса — скорее наоборот. А потому вернемся к парадигмам.

В настоящий момент в психологии различают два принципиально различных подхода: естественнонаучный и гуманитарный (поскольку такие теории как бихевиоризм, когнитивизм, психоанализ и прочие — суть именно теории, пусть и «глобальные», а с парадигмой у них очень мало общего). Правда, все чаще можно слышать еще о двух новых парадигмах «с большим будущим» — холономной и синергетической, поэтому мы весьма коротко рассмотрим все четыре.

Естественнонаучный подход Гуманитарный подход
Естественные науки (естествознание) — система знаний о природе (естестве) Гуманитарные науки (обществознание) — система знаний о культуре и истории

Предмет познания (исследования)

Изучают мир внешний по отношению к сознанию человека, мир «сам по себе», естественный по происхождению.

Имеют дело с повторяющимися явлениями, за которыми возможно увидеть управляющие ими законы природы

Изучают продукты разумной человеческой деятельности (в том числе изменения природы), мир искусственный по происхождению (сотворенный или измененный человеком).

Имеют дело с невоспроизводимыми явлениями, за которыми возможно увидеть определенное количество смыслов

Познавательные функции науки

Обобщения, прогнозы, объяснения, «организация фактов» в структуру теорий.

Познание — это выявление связей между причиной и следствием, поиск закономерностей наблюдаемых явлений

Интерпретация фактов и явлений, понимание и сопереживание (эмпатия).

Познание — это процесс интерпретации, поиск и творение смыслов

 Особенности научного знания

а) имеет упорядоченный характер (структуру) и четкие основания систематизации;

б) независимо от познающего субъекта (объективность знания);

в) логически доказуемо и обосновано, т. е. одно выводиться из другого;

г) непротиворечиво в пределах одной или нескольких связанных теорий;

д) позволяет предвидеть, делать прогнозы;

е) стремиться исключить (элиминировать) из результатов научной деятельности все связанное с собственно личностью ученого

а) аморфное пространство интерпретаций и смыслов;

б) зависимо от точки зрения, позиции познающего субъекта (субъективность знания);

в) интуитивно доступное, законы логики неприменимы;

г) допускает множество вариантов толкования (интерпретаций), критерий «правильности» недопустим;

д) позволяет понять цели и намерения другого человека, восстановить смысл, вкладываемый им в тот или иной символ, приписываемый тому или иному явлению;

е) практически все направления (гештальт, психоанализ, эриксонианский гипноз и прочие) — это «продолжение личности» основателей таковых .

Формы и методы познания

Логика и Объяснение

«Номотемический» (обобщающий) метод — поиск общих закономерностей, присущих изучаемым явлениям. Количественный метод (логического) постижения реальности.

Познать предмет или явление — значить определить их место в системе научных знаний, подвести под общий закон.

В познавательной деятельности наука опирается на законы и принципы

Интуиция и Понимание.

«Идеографический» (описательный) метод — описание частных, индивидуальных и уникальных свойств, присущих изучаемым явлениям. Качественный метод (интуитивного) постижения реальности.

Познать предмет или явление — значит придать ему смысл в рамках используемой концепции, истолковать (интерпретировать) в соответствии с приемлемой позицией.

В познавательной деятельности наука опирается на позиции и мировоззрение

Подчеркнем, что именно опора на чувственное познание, на эмпирические факты — это фундаментальное отличие естественных наук от гуманитарных. Способности человека к познанию одинаково используются и в тех и в других науках, но в естественных — рассуждения привязаны к чувственному (эмпирическому) опыту. Они носят, преимущественно, объясняющий характер по отношению к опыту. Гуманитарные же науки не скованные таким жестким ограничением привязки к эмпирическому опыту, вольны в полете своей фантазии, они факты не объясняют, а, преимущественно — интерпретируют, толкуют.

Приведем аналогию (пусть и несколько утрированную) для пояснения различий наук естественных и гуманитарных. Задача — изучить работу часов.

Естественная наука — начнет разбирать предмет изучения, в прямом смысле, с целью получить эмпирический опыт. Будет выяснять, что в качестве составляющих входит в изучаемый объект и как составляющие части между собой взаимодействуют. Потом будет рассуждать, строить теорию об устройстве часов и проверять свои рассуждения, опять же опираясь на эмпирический опыт.

Гуманитарная наука — разбирать предмет не будет, а сразу начнет рассуждать, интерпретировать. В результате появится множество рассуждений и теорий об устройстве часов, о назначении часов, о роли часов в жизни людей, о часах, как о символе сложных философских категорий — времени, предопределенности, неизбежности и т. д., об эстетике часов, о смысле часов как абстрактной категории и о влиянии этого смысла на поведение человека и его мышление, о влиянии часов на развитие человеческого языка и многое, многое другое.

Все, за исключением, теорий об устройстве часов гуманитарная наука, скорее всего, сделает лучше естественной, но вероятность угадать правильное устройство часов — будет ничтожно мала. Закономерности же открытые естественной наукой при изучении часов, могут дать новый толчок и направление для размышлений гуманитарной науки. С другой стороны, рассуждения гуманитарной науки могут поставить перед естественниками новые вопросы и дать новые направления для изучения реальности.

Эти науки должны взаимодействовать, чтобы сотрудничество было взаимовыгодным, а не сводилось к попыткам не пустить чужака на свою территорию и поиску наиболее обидных оскорблений под видом научной полемики.

Недостатки подходов

Если «не размениваться на мелочи», то основной недостаток естественнонаучного подхода можно сформулировать весьма просто: естественнонаучный подход не работает в психологии. Вроде бы ингредиенты те же, и рецептура соблюдена в точности, но тесто подниматься не спешит. «Но чем более высокие проявления человеческого духа требовалось описать и объяснить (я уж не говорю о прогнозах), тем хуже это получалось: не зря Карсавин писал про “естественную науку о душевных явлениях, которую справедливее было бы назвать противоестественной”» [8].

ХХ век принес естественным наукам много волнений и перемен. Теории и аксиомы падали одна за другой под напором «научных революций», естественники заметались и обратились к мистическому опыту и духовным практикам Востока, их железная воля и строгое научное здание дали трещину: «материалистические и атеистические концепции опираются на сакральные знания и магические практики; естественные науки начинают искать выход из своих тупиков в древнейших мифологемах и “донаучном” мировидении, во “вненаучном” знании; рационалистический отказ от Духа на практике выливается в мучительные поиски следов Духовного там, где их кажется, никогда и не было (например, в дигитальных киберпространствах)» [19, С. 67—85].

Печальна, что ни говори, судьба «владычицы миров» — необходимость заискивать перед мистическими учениями.

У гуманитарного подхода нет такого глобального недостатка, но есть масса недостатков «меньшего калибра». Например, в свободном обществе гуманитариев количество интерпретаций в среднем равняется количеству интерпретаторов, что сильно напоминает старую шутку про специалистов, у которых на двоих три мнения. Или другой недостаток — нелюбовь к объяснениям. А рассуждать о научных методах и не любить объяснения — это все равно, что восхищаться стихами, не читая их, поскольку чтение — занятие будто бы недостойное по отношению к стихам. «Истолкование символических структур принуждено уходить в бесконечность символических смыслов, поэтому оно и не может быть научным в смысле научности точных наук» [18].

Холономный подход

Холономный (холографический или холистический) подход «описывает природу реальности… как неразрывное целое, вовлеченное в бесконечный процесс изменения…» [4]. Холизм (от греч. holos — целый, весь) объясняет мир в феноменах целого, и именно целое является причиной происхождения частей. В основе его методологии — голографическая модель Вселенной. Холограмма (или голограмма) «стала чрезвычайно мощной метафорой новых научных воззрений и одновременно — наглядной иллюстрацией весьма тонких физических идей… всякий, сколь угодно малый фрагмент голограммы содержит в себе всё изображение» [4].

В холономном подходе весь мир, который мы воспринимаем непосредственно или при помощи инструментальных методов «представляет лишь фрагменты реальности, развернутый или эксплицитный (явный) порядок. Это особая форма, источником и генерирующей матрицей которой является более фундаментальная всеобщность существования — свернутый или имплицитный (неявный) порядок, в нем эта форма содержится и из него возникает» [4].

Интересный взгляд у «холономов» и на элементарные частицы, кои вовсе не отдельные сущности, не отдельные объекты, но лишь разные грани и проекции той самой фундаментальной всеобщности.

Интерпретаторские идеи, аналогии, метафоры — вот черты и достоинства холономного подхода. Ничего вам не напоминает? Абсолютно верно! Холономный подход — это реинкарнация гуманитарного, несмотря на все заявления о близком родстве с естественнонаучным. Причем метафорами и аналогиями весь подход, по сути, и исчерпывается, никаких свойств и необходимых атрибутов парадигмы у него нет. Во всяком случае, пока. А есть только рассуждения об ожерелье Индры, монаде Лейбница и прочих столь же далеких от парадигмы вещах.

Синергетический подход

Синергетический подход рассматривает изучаемую реальность как совокупность процессов самоорганизации живых и неживых систем, подчиняющихся «нелинейным» законам и существующих в нестабильных, постоянно меняющихся условиях. Все рассматривается с точки зрения перехода от хаоса к порядку, развития (становления) неупорядоченных систем в упорядоченные. «Все объекты этого мира, включая сам мир, рассматриваются в научной картине мира как становящиеся, развивающиеся объекты» [1].

При этом большое значение приобретает понятие о целостности систем и критических точках бифуркаций (раздвоения) пути эволюции системы. Все изучаемые системы целостны, т. е. они становятся и являются чем-то целым, цельным. При этом «целое уже не собирается из кубиков-частей, а формирует в своем развитии либо свой элементный состав… либо части из наличных элементов среды... Развитие целого детерминировано законами лишь на определенных этапах между пунктами, где возникают ситуации выбора (бифуркации как возможность двух равновероятных решений нелинейных уравнений) и случайность необратимым образом определяет рождение новой необходимости» [1].

По мнению последователей, синергетический подход способен объединить фрагментарное знание современной науки в единую научную картину мира, единую картину познаваемой реальности. Пожалуй, в этом-то его «парадигмальная функция» только и проявляется, проработка принципов и правил познания находится прямо-таки в «зачаточном состоянии», и говорить о «целостности» этой парадигмы в настоящий момент не приходится. Хотя работа над методологическими основами подхода продолжается.

Таким образом, две последних парадигмы — это не сборники законов познания, как то требуется, а некие «наброски путешественника» по разным реальностям и картинам мироздания. Новое мироощущение, новая аналогия, новые термины для старых идей.

Итак, перед нами, как перед былинным богатырем у путевого камня, три пути, три дороги. Это естественнонаучная парадигма, гуманитарная парадигма и парадигма новая (холономная или синергетическая). Налево пойдешь — духовность потеряешь, направо пойдешь — в смыслах заблудишься, а прямо пойдешь и вовсе голограммой станешь! Поневоле начинаешь вспоминать бессмертные произведения Гоголя и остроумные фантазии одной из его героинь, Агафьи Тихоновны: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…» [Н. В. Гоголь, «Женитьба»].

Суммируя вышесказанное, с большой долей вероятности можно утверждать, что естественнонаучная система построения и верификации научного знания наиболее строга, стройна и проста в освоении и применении к обретению новых знаний. При этом мы вовсе не считаем, что прочие парадигмы ошибочны или неприменимы к науке «психология». Но на наш взгляд, именно естественнонаучная (далее в тексте — е.-н.) парадигма в применении к психологии еще не принесла тех результатов, что могла принести. И зачем придумывать что-то новое, если есть хорошо работающее старое, только надо научиться им пользоваться.

ГЛАВА 2. ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНАЯ ПАРАДИГМА

Многие продолжают верить, что е.-н. парадигма вполне применима и к психологии. Надо лишь найти некий нюанс, особенность, чтобы все заработало как надо. Вытащить гвоздь, что застрял между шестеренками и не дает машине науки набрать обороты и ринуться на переработку того огромного запаса эмпирического сырья, которое накопили поколения ученых психологов.

«А может незачем пенять на естественную науку? Может, просто сами психологи неумело пользовались ее аппаратом? Не всегда же молоток виноват, коли гвоздь не удается забить. Может психологи вообще обманывали себя, называя то, чем они пользуются, естественнонаучным подходом? Стоит, наверное, разобраться — иногда даже вопреки мнению самих столпов естествознания — как, собственно, следует заниматься естественной наукой» [16].

И действительно, попробуем все же определить, что есть е.-н. парадигма. Возможно, тогда этот таинственный гвоздь проявит себя, и машина познания заработает вновь.

Необходимое уточнение: применительно к построению принципов, под «допущениями» мы понимаем постулаты (недоказуемые утверждения, предположения), на основании которых сформулирован принцип; под «предпосылками» мы понимаем причины (условия), обусловившие введение принципа.

Мы специально использовали достаточно много цитат, поскольку говорить что-либо новое про вековые принципы нет никакой необходимости, надо лишь освежить их в памяти и внятно, просто сформулировать.

§ 1. Принцип опоры на эмпирические факты

Эмпирический (от греч. empeiria — опыт) — основанный на опыте.

По сути, данный принцип звучит так: научное знание должно быть основано на эмпирических фактах, опираться на них при выводе и/или подтверждаться ими.

Принцип вводится на основе следующего допущения: научное познание, опирающееся на эмпирические факты, более эффективно, чем познание без опоры на них.

Предпосылка принципа элементарна. Наука нуждается в основаниях «научности», нуждается в кирпичиках, из которых будет построено здание научного знания. Эти кирпичики — факты. Одновременно факты — это то, что позволяет оценить достоверность научной теории, ее близость к «истине».

«И все же в самих фактах есть первозданная очевидность. Люди доверяют именно фактам и даже любят с их помощью убеждать других. Seeing is believing, говорят англичане. Увидеть — значит, поверить» [16, С. 188].

В. В. Нестеров в своих лекциях говорит: «Парадигмой некоторой науки мы будем называть ряд предположений, универсально принятых специалистами в данной науке и постоянно используемых при интерпретации наблюдаемых фактов» [6]. То есть парадигма существует для работы с наблюдаемыми фактами. Опора на опыт — это фундамент, на котором строится парадигма естественных наук, а следом и сами науки.

Первоначально е.-н. парадигма при своем зарождении встала на позиции «твердой» опоры на факты, точнее на эмпирическое, чувственное познание, в противовес ранее принятому примату (главенству) «чистых» рассуждений. Были попытки ввести требования выводимости теорий из наблюдаемых фактов. К сожалению, эти требования оказались трудно выполнимы. «Исследования последних десятилетий показали, что теорию нельзя получить в результате индуктивного обобщения и систематизации фактов, она не возникает как логическое следствие из фактов, механизмы ее создания и построения имеют иную природу, предполагают скачок, переход на качественно иной уровень познания, требующий творчества и таланта исследователя» [28].

И требование опоры на факты было заменено на требование экспериментального подтверждения выдвигаемых теорий. Но и здесь возникли сложности:

  • правильной постановки эксперимента, чтобы исключить посторонние и незначимые по отношению к данной теории влияния;
  • часто встречающейся невозможности прямой экспериментальной проверки, а возможность только косвенной;
  • правильного подбора инструментария для обработки, оценки, полученных экспериментальных данных (например — применяемый математический аппарат) и многое другое.

Все это сделало требование экспериментальной проверки теорий не столь однозначным. «…В языке науки — в ней почти никогда не используется слово “доказано”, но почти всегда говорят — подтверждено; иногда — хорошо подтверждено. Абсолютную истину в эксперименте не получают» [6].

В результате «скользкий вопрос» опоры на эмпирические факты стали проскакивать, особо на нем не задерживаясь. Например, господин Аллахвердов в своей книге пишет: «…главное нормативное требование естественных наук: логические рассуждения должны быть проверенны в опыте, а опытные рассуждения должны независимо обосновываться логическим путем» [16, С. 237].

Но, приступая к формулированию принципов е.-н. парадигмы в следующей главе, «растворяет» опору на опыт — во всех принципах понемногу, не выделяя в отдельный принцип. Видимо, хорошо понимая, что если это сделает, то попадет в состояние «цугцванга» (шахматный термин, означающий ситуацию, когда любой ваш ход ухудшает ваше положение, но ходить неизбежно надо). С одной стороны не хочется отлучить психологию от общества естественных наук, с другой — прямой опоры на опыт нет и как ее приобрести не понятно, а выбирать придется.

Но опора на опыт столь существенна для е.-н. парадигмы, что обойти ее молчанием, на наш взгляд просто не позволительно. И пусть возникают сложности с применением этого принципа на практике, но стремление к его соблюдению заставит ученых оставаться в рамках е.-н. парадигмы, умолчание же подтолкнет к размыванию фундамента естественных наук и в окончании, скажется на эффективности самой науки. Психология — яркий тому пример. Кроме того, этот принцип находит четкое выражение в методологии построения теорий. И хотя логически теории из опыта не выводятся, но предварительный сбор фактов, их систематизация, первичное обобщение, обнаружение эмпирической закономерности, введение обсервационных терминов — вся эта предварительная работа перед построением теории дает исследователю ту базу, которая позволит ему провести мысленные эксперименты при теоретических рассуждениях и намного повысит вероятность построения удачной теории. При построении теорий, ученые естественных наук используют обсервационные термины (лат. observation — служащий для наблюдения, наблюдаемый). «Обсервационные термины имеют более стабильные и универсальные значения и содержатся в утверждениях, которые могут быть подвергнуты эмпирической проверке путем обращения к их конкретным референтам» [32, С. 64]. И только на основании обсервационных терминов вводят теоретические конструкты, как следующий шаг обобщения, абстрагирования. Теоретические конструкты напрямую эмпирическим опытом не проверяются. Но преемственность теоретических построений: эмпирический опыт — обсервационные термины — теоретические конструкты, позволяет проводить косвенную проверку теоретических конструктов на опытном материале. Гуманитарные же науки, смело вводят теоретические конструкты, без опоры на обсервационные термины и, следовательно, без опоры на эмпирический опыт, но они и не ставят себе такой задачи — проверки теории опытом.

Понимая важность опоры на факты, мы ввели отдельный принцип парадигмы — принцип опоры на эмпирические факты.

§ 2. Принцип рациональности

По сути, принцип рациональности звучит так: мир рационально (непротиворечиво) устроен, и человеческий разум в состоянии постичь законы мироздания.

Для того чтобы ввести этот принцип надо сделать два допущения. Первое: «все явления в мире в принципе подлежат не противоречивому описанию» и второе: «логическая конструкция, которая способна эти явления не противоречиво описать, может быть создана человеческим разумом» [16, С. 237].

Предпосылки принципа банальны и просты. Естественнонаучная картина мира строится в строгом соответствии с законами логики, а потому не предположить логическую обоснованность всех явлений мироздания было бы, по меньшей мере… не логично. В самом деле, если вы действительно намерены постигать мир с надеждой найти «нить для указания дороги» [Р. Бекон], то исходное допущение о рациональном устройстве мира крайне важно. Иначе познание попросту невозможно. Во всяком случае, в рамках естественнонаучной картины.

§ 3. Принцип редукции

Редукция в общем смысле означает «сведение», от латинского — reduction означает «возвращение, отодвигание вперед», а reducere означает «приводить в известное состояние».

Таким образом, принцип редукции мы определяем как: объяснять неизвестное посредством сведения к хорошо изученному.

«...Некая сложная система представляется в виде более простой и удобной для исследования системы» [27, С. 110].

«...Сведение качества к количеству, сущности к явлению, целого к совокупности частного, отдельного, единства структуры и функции к структуре или функции [Сигетвари]» [27, С. 112].

«Научная теория всегда сводит объясняемое к каким-то основаниям, признанным заранее верными» [16, С. 238].

«Всякий раз, когда физике удавалось объяснить одни законы и теории с помощью других, достигался значительный прогресс в познании природы и обнаружении взаимосвязей между явлениями, которые до этого казались совершенно обособленными» [33].

Для того чтобы ввести этот принцип надо сделать два допущения: «ранее этот принцип формулировался как вытекающий из объективного описания законов природы (принцип детерминизма: все явления в мире имеют причины) и познающего сознания (принцип познаваемости: эти причины в принципе постижимы)» [16, С. 238].

Предпосылок данного принципа несколько. Это и характерное для науки в целом стремление выделить «эталон научности», некий стандарт, к которому следует подтянуть все области познания, а главное — это потребность в «незыблемых и окончательных» (на данный период времени) постулатах (аксиомах), на кои могут опереться все прочие основания и причины.

«Какое основание не было бы выбрано (или какая бы причина ни была выявлена), всегда возможен вопрос об обосновании выбранных оснований (или причин). Научная теория обязана где-нибудь остановиться» [16, С. 239].

«Истина в науке никогда не бывает абсолютной и окончательной. Мы попросту принимаем в качестве постулатов некоторый набор высказываний и используем их как аксиомы теории до тех пор, пока они позволяют успешно согласовывать логические выводы и экспериментальные наблюдения, а так же позволяют строить успешные прогнозы новых наблюдений» [2].

Таким образом, естественнонаучная картина мира приобретает некое тождество с мифологической: пространство теорий (земля) покоится на причинах и законах (слоны и черепаха), кои в свою очередь плавают в океане постулатов и аксиом.

§ 4. Принцип идеализации

Принцип идеализации звучит так: выявить (выделить) существенное в чистом виде и отбросить несущественное, которым можно пренебречь.

«…Законы теории призваны отображать существенное для решения задач, исследуемого объекта. А выявление сущности возможно только при определенных идеализациях, ибо необходимо отвлекаться от несущественного, существенное выделять в чистом виде… Отсюда следует принцип необходимости идеализаций для выявления существенного в чистом виде, кратко называемый принципом идеализаций» [7].

«Имеется два смысла термина «идеализация». Смысл одного из них, применяемого в квантифицированных (математизированных) науках состоит в доведении признака объекта до «предела», например, до бесконечности либо в увеличении, либо в уменьшении. Т. е. идеализированное — это доведенное до “предела”. Другой смысл термина идеализации более широкий, а именно, идеализированное — это обобщенное, упрощенное, огрубленное и т. д. Для любых теорий больше подходит этот признак идеализации. Поэтому им мы и будем пользоваться» [7].

Собственно предположение о возможности выявить существенное и отбросить несущественное и являются теми допущениями, на основании которых вводится принцип идеализации.

«При начальном исследовании иногда полезно допустить отсутствие некоторых факторов, существующих в действительности. Эти факторы могут в большей или меньшей степени нарушать исследуемую зависимость. В ходе дальнейших исследований их нужно будет учитывать. Но вначале, рассмотрение лишь приближенной к действительности упрощенной ситуации, может помочь исследователю обнаружить истинные закономерности, направляя его догадки по правильному пути» [15, Ma-lewski].

Предпосылками принципа являются две «невозможности»: невозможность теории об индивидуальных объектах (необходимость обобщений) и невозможность включить в логическую конструкцию теории абсолютно все составляющие тех объектов, изучением которых теория призвана заниматься.

«Нет, и не может быть теорий об индивидуальных объектах, поэтому законы теории всегда являются общими, т. е. идеализированными предложениями. Они, по меньшей мере, всегда обобщают, а поэтому и идеализируют материальные объекты. Более того, они вводят представления о материально не существующих объектах» [7].

«Невозможно построить строгую логическую систему, которая включала бы все факторы, влияющие на изучаемый процесс. Поэтому выбираются только те, которые по мнению автора теории, позволяют увидеть сущность процесса в “чистом виде”» [16, С. 239].

У принципа идеализации есть любопытное следствие «продолжающейся истинности» теорий, которые «устаревают» вследствие изменения фундаментальных постулатов и аксиом.

«…Изменение научных проблем действительно требует новых идеализаций, а это ведет к принятию новых законов теорий, т. е. к созданию новых теорий, отличающихся от старых теорий. Однако старые теории от этого не становятся ложными. Они просто не применимы в условиях новых идеализаций и остаются истинными при тех идеализациях, при которых были созданы» [7].

Принцип идеализации применяется не только при построении теории, но и при проведении экспериментальных исследований. Там принцип идеализации видоизменился в требование «элементарности воздействия». Более подробно этот момент мы оговорим в разделе методологии.

§ 5. Принцип простоты

Сформулировать принцип простоты оказалось совсем непросто именно из-за… обилия его формулировок. А потому мы остановимся на классическом определении, предложенном в XIV веке английским философом и теологом Уильямом Оккамом: «Не пытайтесь объяснить посредством большего, то, что можно объяснить посредством меньшего». Это определение принципа получило название «бритвы Оккама» и позднее было переформулировано: «Не вводите сущностей превыше необходимого».

«Не должно требовать в природе других причин, сверх тех, которые истинны и достаточны для объяснения явлений. По этому поводу философы утверждают, что природа ничего не делает напрасно, но было бы напрасным совершать многим то, что может быть сделано меньшим. Природа проста — и не роскошествует излишними причинами вещей» [29, С. 502].

«Предпочтительной является гипотеза, объясняющая новое явление ценой наименьшего изменения существующих в данный момент научных представлений» [6].

«Явления надо объяснять более простыми гипотезами, если они ни в чем существенном не противоречат наблюдениям» [30, С. 14].

Любопытно, что хотя вышеозначенное утверждение и приписывается Клавдию Птолемею, сам-то он в построении теорий далеко не всегда руководствовался этим принципом. Известно, как король Испании Альфонс Х Мудрый, еще в бытность свою инфантом, познакомившись с геоцентрической системой Птолемея, остроумно заметил, что если бы Господь, создавая мир, посоветовался с ним, то он рекомендовал бы устроить мир значительно проще.

Принцип простоты вводится на основании двух допущений. Первое допущение о простоте природы, т. е. интуитивное предположение о том, что законов природы намного меньше и они намного проще, чем объясняемые с их помощью явления.

«Простота познания воспринималась как непосредственное отражение простоты самой природы, в чем естествоиспытатели были интуитивно убеждены. Так, Ньютон считал, что во Вселенной проявляется своеобразная экономия. Простотой природы Лаплас объяснял то, что малое число законов управляет множеством сложных явлений. И, по мнению Френеля, “природа... имеет вид склонной к управлению многим с помощью малого”» [12].

«…Простота теории… обусловлена объективной структурой мира, единством различных явлений, состоящим в подчинении их некоторым общим для них законам» [17].

Второе допущение о том, что, по выражению Л. А. Арцимовича, «правильное просто».Не менее интуитивное убеждение, что правильная (истинная) теория проста.

«…Истину можно узнать по простоте и изяществу… Ваша догадка состоит в том, что нечто — очень простое. Если вы не видите сразу же, что это неверно, и если так оказывается проще, чем раньше, — значит, это верно... Истина всегда оказывается проще, чем можно было бы предположить» [34, С. 157].

«По мнению Эйнштейна, для признания истинности теории необходимо, чтобы она была простой. Он писал, что теория тем лучше, “чем проще ее предпосылки, чем разнообразнее предметы, которые она связывает, и чем шире область ее применения”» [13].

Предпосылка данного принципа. Для науки во все времена было свойственно перманентное существование множества теорий, объясняющих одни и те же явления. Естественным образом возникает необходимость в приемлемом критерии для выбора теории «первой среди равных». Таким критерием и стала служить простота теории, или, по выражению Эйнштейна, ее «внутреннее совершенство».

«Истинно простая гипотеза наиболее верифицируема: она содержит минимальное число элементов, не поддающихся экспериментальной проверке. Принцип простоты может служить средством против необоснованного теоретизирования, формулирования теоретических положений, не проверяемых опытом» [14].

«…Любую теорию можно совместить с любым, даже опровергающим эту теорию, опытом, если результат опыта ввести в саму теорию в качестве дополнительного допущения… Чтобы ограничить возможности подобной подгонки данных, следует наложить ограничения на введение в теорию таких дополнительных допущений, которые “превышают необходимые”, которые специально предназначены лишь для объяснения опровергающих данных» [16, С. 242].

Следствие из принципа простоты предложено еще Ньютоном: «…поскольку возможно (т. е. до тех пор, пока не доказано обратное), должно приписывать одинаковые причины различным явлениям. Отсюда следует: разные явления могут быть признаны теоретически разными, только если они или подчиняются разным законам, или по-разному входят в один и тот же закон (например, с разными коэффициентами)» [16, С. 242].

§ 6. Принцип независимой проверяемости

Принцип формулируется так: предлагаемые теории (гипотезы) должны подтверждаться иными эмпирическими данными и логическими рассуждениями, отличными от тех, на основании которых предложены.

«Любые новые теории, любые исправления старой теории, как и любая подгонка данных должны независимо проверяться. Любая гипотеза, всякое новое допущение должны подтверждаться иными данными, отличными от тех, на основании которых они были предложены. Предлагаемая гипотеза тем самым всегда должна обладать новым эмпирическим содержанием» [16, С. 243].

«Всякое суждение непременно должно быть истинным как по факту, так и по дедукции. В таком случае, если некоторое высказывание оказывается истинным по факту и ложным по дедукции, то постулаты теории должны быть пересмотрены таким образом, чтобы по дедукции это суждение оказалось так же истинным» [6].

Предпосылка принципа — это необходимость отделить «агнцев от козлищ». Иначе говоря, научному сообществу хотелось бы сохранить теории «подающие надежды» на истинность, но имеющие внутренние противоречия, и при этом не превратить науку в «демократическое общество свободных (от обоснования) теорий».

«Как узнать, однако, что сделана несущественная подгонка данных и непринципиальная корректировка теоретических построений, что они спасают хорошую естественнонаучную теорию, действительно заслуживающую такого спасения? Ведь автору любой теории собственная идея с самого начала кажется лучшей из возможных, он искренне верит в ее правильность» [16].

К началу  Дальше >>