Библиотека » Информационные войны » Смысловая война

Комплексные смысловые войны

Под комплексными смысловыми войнами мы будем понимать сложные или усложненные смысловые войны, основанные на использовании многих каналов влияния и рассчитанные не на достижение сиюминутного результата, а на много целей и много лет активного действия. Другими словами — это смысловые войны, в которых активно задействованы и информационные, и виртуальные, и физические каналы. Последний пример таких войн — события вокруг 9 мая 2013 в Киеве или Москве, когда эфиры ток-шоу были настолько наэлектризованны, что казалось перестройка вернулась. Этот же период «весеннего политического обострения» реализовался столкновениями на улицах Стокгольма и Лондона, а до этого еще был и бостонский теракт.

Сложные смысловые войны реализуются с помощью таких же усложненных информационных войн. Важной характеристикой, которая позволяет различать простые и сложные смысловые войны, является наличие не одной, а нескольких целей, что требует продвижения или содержания не одного, а нескольких посылов. Например, информационная операция, наоборот, направлена на одну цель и имеет один месседж. В связи с этим возникает и другое отличие: приближенные во времени действия, на которые направлены сиюминутные информационные операции и всеобъемлющие и отдаленные во времени действия, на которые рассчитаны смысловые войны.

Сложная информационная война ведется в нескольких направлениях. Например, управление с помощью репрессий, которое применял Сталин, шло одновременно в условиях усиления идеологического наполнения литературы и искусства, которые задавали этот репрессивный инструментарий как справедливый и правильный. Сам термин «враги народа» интересен с этой точки зрения. Это не враги Сталина, а враги народа. И если посмотреть, например, воспоминания Бухарина, можно увидеть высказывания ненависти со стороны народа к женам этих осужденных вождей (Бухарина (Ларина) А. Н. Незабываемое. — М., 1989).

Некоторые исследователи даже вносят в свое понимание информационной войны необходимость согласования большого количества относительно слабых по уровню воздействий. Поэтому поднимается роль планирования в случае таких операций.

Как важную точку отсчета следует принять, что люди действуют на основании своих ментальных представлений, а не «объективных фактов» (Allenius K. Victory in exceptional war: The Estonian main narrative of the cyber attacks in 2007 // The fog of cyber defense. Ed. by J. Rantapelkonen, M. Salminen. — Helsinki 2013). Эти представления, как и нарративы, является стереотипными моделями реальности.

Сейчас реальность оказалась еще более усложненной с точки зрения управления большими массами людей. Анализ так называемой социальной коммерции выделяет четыре новые тренды, которые формируют рынок (см. здесь и здесь):

Изменение парадигмы в сторону социальности: раньше продавец контролировал процесс, теперь это делает покупатель;
Социальная информация открывает причины, по которым мы что-то покупаем;
Акцент на клиенте требует культурной и организационной трансформации;
Контекст является королем социальной информации.

Интенсивная информационная кампания всегда предшествует любой не-эволюционной трансформации социосистемы. Можем как пример привести две кампании, которые служили для того, чтобы разрушить СССР. При этом у них не было ничего антисоветского, просто они стали механизмом, который разворачивал страну.

Антиалкогольная кампания

Она начиналась, как всегда в СССР, из писем трудящихся, на которые потом реагировало руководство. Учитывая, что письма есть на все темы, любая кампания может начинаться именно так.

Можно выделить три этапа такой кампании:

Письма трудящихся,
Интенсивная кампания в СМИ,
Трансформация физического пространства.

Первые два пункта представляли собой рансформацию информационного пространства, по которой пошла трансформация реальности.

Но нас больше интересуют последствия, т.е. четвертый этап, который должен иметь неожиданный для всех характер. Можно вспомнить американскую модель Effects-Based Operations (EBO), где пытаются учесть последствия не только первого, но и последующих порядков.

«Сухой» закон Горбачева писала от медиков В. Шибанова, кроме сотрудников КГБ, МВД и Прокуратуры СРС. И Горбачев одобрительно вспоминает эти результаты своей работы. Но Шибанова говорит, что все работало только первые полгода. А после этой даты вернулись не только алкогольные последствия, но и возникли новые. За это время начало расти число людей, употребляющих наркотические и психотропные вещества. То есть в СССР открыли путь к наркомании. Она приводит данные сегодняшнего дня для России: больные алкоголизмом — 15000000, больные наркоманией — от 5 до 10 миллионов по разным оценкам. Как видим, в этом плане был еще и пятый компонент — конечный результат. И он работает до сих пор, даже когда уже и СССР нет.

Эксперт ЦРУ Ф. Емарт вспоминает свой доклад 1985 года и перечисляет ее темы (Эрмарт Ф. Антиалкогольная кампания интересовала нас не меньше, чем ваши ракеты. Интервью // Известия. — 2004. — 12 марта): уровень преступности, антиалкогольная кампания, коррупция в партийной номенклатуре. Он приравнивает знание течения антиалкогольной кампании к знанию количества баллистических ракет, подчеркивая, что для некоторых глав этого доклада еще не снят гриф секретности (см. его должности в сфере разведки — здесь).

Он также разумно отвечает на вопрос, чья разведка лучше работает. В частности говорит, что россияне отвечают на этот вопрос с точки зрения успешности шпионажа. Но он считает, что лучшей является та разведка, которая делает лидеров своей страны наиболее информированными. И с этих позиций хвалит ЦРУ, британскую разведку и «Моссад».

Создание теневой экономики

Стимулировали предпосылки развала и различные пути создания теневой экономики, которые были тогда запущены, начиная с комсомольских кооперативов. Накопленные теневые деньги не только создали поле для взяточничества, но и потребовали легализации — это и произошло в виде запущенной перестройки.

Многие другие сложные трансформационные шаги, особенно включая революцию, имели совсем другие причины и последствия, чем те, о которых мы много говорим.

Вспомним, например, что:

План русской революции А. Парвуса, созданный для немецкого генштаба 1915 года, был изложен на 20 страницах, революция 1917 года странным образом повторила эти шаги (Хереш Э.. Купленная революция. Тайное дело Парвуса. — М., 2005);
Сталинская борьба с космополитизмом имела такой запутанный характер, что и в настоящее время нет единой версии относительно многих событий того времени (см. здесь, здесь, здесь, здесь, а также — Костырченко Г. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. — М., 2003), то есть динамика таких процессов становится настолько большой, что это выводит их за пределы разумного управления;
Борьба с Пастернаком по поводу присуждения ему Нобелевской премии (см. подробное изложение этой эпопеи)
«Физиологизация» перестройки и последующих социотрансформаций (например, Гайдар мешал поставкам хлеба, создавая в результате продуктовые трудности для населения (см. здесь и здесь), что может быть связано с идеей обязательного шока (шоковой терапии), чтобы не дать социосистеме вернуться к прежнему состоянию (Klein N. The schock doctrine. — New York, 2008). Именно поэтому шоковая терапия стала обязательным компонентом во всем мире: от Чили до России.

Тяжелый для населения характер всех этих информационных процессов демонстрирует приоритет государства, которое время от времени демонстративным наказанием «неверных» удерживало всех в системе ритуального поведения. Но там всегда рядом стояли возможности использования репрессивного аппарата. Когда он перестал быть задействованным в позднем СССР, система стала полностью ритуальной. И инерция системы должна была когда-то закончиться.

Сложные процессы трансформации социосистем могут содержать несколько, а не одну информационную кампанию. При этом на поверхности реальные последствия таких процессов могут даже не просматриваться. Именно поэтому страна может попадать в тупики, начиная свой очередной светлый путь к будущему.

Смысловые войны как ценностные войны учитывают сопротивление социосистемы, ее инерционный характер. Поэтому они пытаются вкладывать свои идеи в уста привлекательных спикеров, способных привлечь внимание только одним своим присутствием. Мы слышим только тех, кого хотим услышать. Именно поэтому эти процессы признаются не только наукой, но одновременно и искусством.

См. также: