© А.В. Фатеев

Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг.

А.В. Фатеев
Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг.
Монография. Отв. ред. Петрова Н. К.; Ин-т рос. истории РАН, 1999, БМ, СЦ

Оглавление

Введение

Глава I. Возникновение послевоенного образа врага в 1943-1947 гг.

§ 1. Опыт советских пропагандистов периода Отечественной войны
§ 2. От Победы до Фултона: предпосылки послевоенного образа врага
§ 3. Первый этап реорганизации пропагандистского аппарата в период кризиса антигитлеровской коалиции
§ 4. Возникновение образа врага

Глава II. Советский вариант образа врага в первые годы холодной войны. Сентябрь 1947 — июнь 1951 г.

§ 1. Второй этап перестройки пропагандистского аппарата в условиях холодной войны
§ 2. Образ врага в системе советской пропаганды в сентябре 1947 — августе 1949 г.
§ 3. Психологическая война в сентябре 1949 — июле 1951 г.
§ 4. Искусство и публицистика на службе пропаганды
§ 5. Образ врага — инструмент советской бюрократии

Глава III. Эволюция и роль образа врага в первой половине 1950-х гг.

§ 1. Функционирование и развитие образа врага в мае 1951 — августе 1952 г.
§ 2. Образ врага как средство преодоления кризиса
§ 3. Образ политического противника при проведении психологических операций в период разрядки. Март 1953 — май 1954 г.
§ 4. Эскалация психологической войны в период разрядки и стабилизации образа врага

Заключение

Примечания

Образ врага в советской пропаганде Введение

В переломные моменты истории перед современниками возникает острая необходимость переосмыслить «незыблемые» понятия, что само по себе является моментом поиска нового образа жизни и ценностей. В этой связи представляется общественно значимым изучение конкретно-исторического содержания таких феноменов советской пропаганды, как образ врага и «патриотизм», до сих пор оказывающих влияние на миллионы людей. Научная актуальность исследования связана с тем, что в отечественной историографии нет специальных работ, посвященных формированию образа врага советскими пропагандистами после Второй мировой войны. Многие исследователи, употребляя в своих работах термин образ врага, не дают его определение1. Не разработана структура феномена, слабо, спорадично раскрыты его функции в политической, экономической, социальной и духовной сферах советского общества. До сих пор бытует ошибочное мнение, что появление образа врага связано с деятельностью отдельных политических лидеров, порождено чисто субъективными причинами, например, стремлением достичь и удержать в своих руках власть в государстве. Отсутствие работ, посвященных данной проблеме, объясняется прежде всего недоступностью до начала 90-х годов секретных ранее архивов ЦК КПСС для исследователей.

В советской и российской историографии не представлены работы о роли образа врага в советской внешней политике, воздействии советской пропаганды на жителей и правительства США, Западной и Восточной Европы. Большой интерес для историков-специалистов и преподавателей может иметь сравнение материально-технических, организационных возможностей советских и американских пропагандистов, их стратегии и тактики внедрения в общественное сознание стереотипа образа врага.

Исследование охватывает первое послевоенное десятилетие (1945-1954 гг.). В течение периода произошли значительные изменения во внутренней и внешней политике супердержав и их союзников, а вместе с ними — изменения в стратегии и тактике пропаганды. Если в 1945 — первой половине 1947 года СССР и США формально были союзниками, то со второй половины 1947 года они превратились в непримиримых противников, которые вели психологическую войну. Ее важным элементом был образ врага. В период разрядки международной напряженности — с весны 1953 г., образ врага претерпел изменения. К концу 1954 г. он приобрел то содержание и формы, которые сохранились вплоть до середины восьмидесятых годов. Каждый из этапов советской пропаганды образа врага имел подпериоды, специфическое содержание которых раскрыто в монографии. Последовательность исторических событий предопределила структуру монографии. Фактически работа начинается с 1941 г. с целью показать военный опыт советских пропагандистов.

Предметом исследования является «образ врага», процесс его формирования пропагандистами. В связи с многозначностью и неопределенностью терминов, которые используются в современной историографии, имеет смысл дать четкое определение главных терминов, на которые опирается автор, а также их систему.

«Образ врага» — идеологическое выражение общественного антагонизма, динамический символ враждебных государству и гражданину сил, инструмент политики правящей группы общества. В монографии рассматривается процесс формирования четырех форм образа врага, которые отражают основные направления внутренней и внешней политики правительства СССР после войны.

Образ врага является важнейшим элементом «психологической войны», представляющей собой целенаправленное и планомерное использование политическими противниками пропаганды в числе прочих средств давления для прямого или косвенного воздействия на мнения, настроения, чувства и поведение противника, союзников и своего населения с целью заставить их действовать в угодных правительству направлениях. Под «политической пропагандой» или просто «пропагандой» подразумевается систематическое внедрение в массовое сознание при помощи средств массовой информации (СМИ) идей и символов для достижения намеченного политического результата. Однако для эффективной идеологической обработки масс содержание пропаганды должно пропитать все поры «информационной реальности» — совокупности идей, символов, способов осмысления мира, которая формируется всеми потоками и источниками информации, определяет массовое и индивидуальное сознание и поведение.

По мере развития «холодной войны» пропагандисты создавали новую информационную реальность. Они отрицательно трактовали различные стороны общественного бытия и сознания Запада, противопоставляли им советскую действительность и деятельность прогрессивных, с точки зрения Кремля, сил в Западной и Восточной Европе, США. Для создания выгодной руководству СССР информационной реальности у пропагандистов были все предпосылки и условия: опыт, монополия государства на средства массовой информации и саму информацию, доверие граждан к властям и газетным сообщениям, низкий уровень политической культуры и грамотности части населения, традиционное недоверие к Западу. Элементы информационной реальности могут по-разному воздействовать на граждан. Пропагандисты, формируя выгодную государству информационную реальность, вытесняли адекватную информацию в том числе при помощи мифов. Миф — мысль-иллюзия, сливающаяся с бытием, антитеза рассудку. Миф всегда практичен, насущен, эмоционален, аффективен, жизненен2.

«Образ врага» был антитезой «советского патриотизма» — идеологического символа, политический аспект которого подразумевал гордость за свою страну, безусловную лояльность государству в лице руководителей, а экономический — ударный труд в условиях уравнительного распределения и потребления для основной массы населения. С точки зрения руководителей СССР, «животворящий советский патриотизм» должен был стать главным элементом политического мышления гражданина. Номенклатура навязывала гражданам свое понимание патриотизма, спекулировала на естественном патриотизме миллионов людей, которые с оружием в руках отстояли независимость Родины. В монографии исследуется номенклатурный вариант патриотизма.

«Психологическая война» была важным составным компонентом «холодной войны» — глобального и тотального (всемирного и всеобщего) противостояния ядерных супердержав и их блоков с середины 1947 по 1991 гг. Открытое противостояние началось с момента отказа правительства СССР от участия в «плане Маршалла» и закончилось вместе с разрушением экономических, военно-политических структур, которые генерировали конфронтацию с советской стороны — Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), Организации Варшавского договора (ОВД), а также самого СССР. «Холодная война» возникла объективно в силу антагонистических противоречий правящих групп держав-победительниц; в силу антиимпериалистического и — с противоположной стороны — «антикоммунистического консенсуса» (Д.Ергин3) правящих групп и блоков стран в международном масштабе; дипломатической культуры, которая основывалась на силе; исторического опыта советского, американского, западноевропейских народов, который использовали пропагандисты для идеологической обработки населения. Холодная война способствовала продлению существования административно-командной системы в СССР, интенсивному использованию «образа врага» и «советского патриотизма» для обеспечения идеологического единства граждан. На мой взгляд, первыми перешли к жесткому стилю отношений с недавними союзниками американцы. Правительство США было уверено в своем военно-экономическом и стратегическом превосходстве. Советское руководство ответило на брошенный вызов и постаралось извлечь из противостояния политическую выгоду. Наличие внешней угрозы становилось удобным оправданием внутренних неурядиц и противоречий в социально-экономическом и политическом строе, которые в иной ситуации могли восприниматься жителями СССР как свидетельство его несовершенства.

Таким образом, представляется возможным построить иерархию понятий, которая определяет место «образа врага» — предмета монографии, в системе категорий исторической науки: 1) холодная война; 2) психологическая война; 3) информационная реальность, политическая пропаганда, миф; 4) образ врага, советский патриотизм4.

Целью исследования является установление причин и условий возникновения и формирование в рамках советской пропаганды образа врага, его различных форм; его структуры и функций в различных сферах общественной жизни.

Важнейшей предпосылкой возникновения образа врага является развитие индустриального5, массового общества. Один из героев романа американского писателя Н.Мейлера «Нагие и мертвые» с несколько циничной откровенностью так объяснил собеседнику причину создания государством тревожного состояния у людей при помощи образа врага: «Машинная техника нашего века требует консолидации, а это невозможно, если не будет страха, потому что большинство людей должно быть рабами машины, а это ведь не такое дело, на которое они пойдут с радостью»6.

Воспроизводство образа врага стало функцией всех политических элит индустриальных государств не только в периоды войн, но и мирное время. В этой связи представляется относительным противопоставление «социалистического» строя в СССР капиталистическому на Западе. В СССР также как и в США имели место и эксплуатация меньшинством — номенклатурой, трудящихся; и антагонизм между ними; и «основное противоречие капитализма» между общественным характером производства и привилегированным потреблением номенклатуры. Наличие сходных черт в капиталистическом и так называемом социалистическом строе7 объясняет и причину насаждения номенклатурой образа внутреннего врага в обществе, которое та же номенклатура объявила самым совершенным на земле, и универсальность принципов и приемов советской и американской пропаганды — сходство, которое А.М.Шлезингер считает «зеркальным»8.

Отдельные сведения о формировании образа врага различными государствами в разное время рассыпаны в общих работах по психологии, пропаганде и психологической войне9. Интерес к проблеме возрос в середине 90-х годов. В России проблемой формирования образа врага занимались автор монографии и Е.С.Сенявская.

В статьях автора работы10 были рассмотрены вопросы: источник и условия возникновения и развития советского варианта образа врага в 1945—начале 1950-х годов, его содержание и формы; определено понятие «образ врага»; раскрыты и сопоставлены принципы и приемы советских и западных пропагандистов, которые использовали образ врага в психологических операциях друг против друга; показаны место и роль образа врага в системе советской пропаганды, в формировании советского патриотизма; рассмотрена деятельность Управления (отдела) пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) (УПА), Союза советских писателей СССР (ССП), «Литературной газеты», Русской православной церкви (РПЦ); определено место и роль антисемитизма в идеологической обработке населения.

В статьях Е.С.Сенявской11 анализируется содержание и трансформация образа врага в сознании противников в период Первой и Второй мировых войн. Автор справедливо обращает внимание на влияние личного опыта солдат и граждан в осмыслении образа врага и делает вывод, что на бытовом уровне он был более подвижным. Важнейшей предпосылкой образа врага она считает только ксенофобию, психологию «свой-чужой».

Интересные сведения можно почерпнуть из статьи А.А.Иголкина12. В частности, он рассматривает вопросы: приемы американских и немецких пропагандистов по формированию образа врага; методы анализа прессы; значение символики в пропаганде. Содержание рассмотренной литературы учтено при написании исследования, но основана она на архивных источниках, впервые вводимых в научный оборот, а также на опубликованных в печати: документах ЦК ВКП(б) и правительства, Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК ВКП(б), Управления (с 1948 г. — отдела) пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов, отложившихся в фонде 17 Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ) и фонде 4 Центра хранения современной документации (ЦХСД). Значительную информацию содержат фонды 634 и 631 Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ). Особую роль играют три документа из фондов РЦХИДНИ: постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О недостатках в научной работе в области философии» (апрель-май 1944 г.), документы агитпропа «План мероприятий по пропаганде среди населения идей советского патриотизма» (апрель 1947 г.) и «План мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды на ближайшее время» (апрель-май 1949 г.). Анализ партийных решений позволяет проследить эскалацию образа врага, деятельность пропагандистов, выявить психологические установки и стереотипы, которые внедрялись в массовое сознание. Разработка планов была связана с конкретными военно-политическими событиями: переходом Красной Армией границы СССР в годы Второй мировой войны, публикацией «доктрины Трумэна», «плана Маршалла», возникновением НАТО. Постановление политбюро является одним из наиболее интересных документов. В нем нет конкретных пропагандистских заданий антиамериканской направленности. На первый взгляд, это очередная попытка государства направить развитие науки. Однако псевдонаучная и антифашистская форма постановления должна была скрыть антилиберальные установки правительства в условиях сотрудничества великих держав. В монографии сделана первая попытка проанализировать пропагандистское содержание постановления и его значение.

Из фондов РЦХИДНИ в исследовании использованы также перевод книги либерального американского журналиста Д.Селдеса «Говорят факты», в которой обобщен опыт пропагандистов многих стран; перевод статьи американского теоретика и практика психологической войны П.Лайнбарджера «Психологическая война в период второй мировой войны»14. В частности, главным признаком пропаганды Селдес считал «протаскивание» идей, выгодных власти. Причиной лживости прессы — а это касается как зарубежной, так и советской печати, он считал «деньги», под которыми подразумевал «все — от оплачиваемой рекламы до общности интересов с богатством и властью». Объективность выводов Селдеса подтверждает Лайнбарджер. Он также обращает внимание на классовый источник пропаганды, ее длительную функцию и принципы. Обобщая опыт СССР, Лайнбарджер выделил своеобразие советской пропаганды: «Революционные коммунистические темы были органически вплетены в русские вопросы патриотического характера».

Ценным источником информации из фондов РЦХИДНИ являются протоколы заседаний УПА, редакторов центральных газет. В протоколах заседаний Оргбюро и Секретариата ЦК ВКП(б) содержится информация о практической работе должностных лиц, редакций газет по формированию образа врага, номенклатурные оценки деятельности советских людей, обвиненных в причастности к «космополитизму».

Анонимки-доносы, обзоры писем трудящихся в адрес XIX съезда ВКП(б)-КПСС способствуют установлению масштабов распространения образа врага в массовом сознании, его форм.

Из фондов ЦХСД были использованы обзоры писем-откликов трудящихся на «разоблачение» «врачей-вредителей». Часть материалов — справки Совинформбюро «Американская пропаганда» и «Голос Америки»15, отчеты о деятельности Совинформбюро, распространении его материалов в мире, позволяют провести сравнение технической оснащенности и приемов работы советских и американских пропагандистов, эффективность советской и американской пропаганды в начале 50-х годов как в СССР, так и за рубежом. Интерес вызывают документы о пропагандистских акциях советской стороны в период разрядки международной напряженности.

Из фондов РГАЛИ были задействованы сведения, содержащиеся в протоколах заседаний президиума и секретариата ССП — важного пропагандистского органа в общественной системе СССР. Протоколы позволяют выявить роль Генерального секретаря ССП СССР А.А.Фадеева в создании образа внешнего и внутреннего врага; технологию создания образа врага пропагандистским аппаратом. ССП непосредственно руководил деятельностью «Литературной газеты», отчеты главного редактора которой дают представление об основных направлениях пропаганды всей советской печати.

Архивный материал был дополнен документами, опубликованными в печати и сборниках: постановлениями ЦК ВКП(б), аналитическими справками отделов ЦК, стенограммами пленумов ЦК КПСС, выступлениями руководителей партии и правительства на съездах КПСС и сессиях Верховного Совета СССР; протоколами заседаний общественных органов; отчетами о заседаниях международных форумов — сессий Совета министров иностранных дел, Генеральной Ассамблеи ООН16.

Документы сопоставлялись с материалами, опубликованными в центральных, — тиражировавшихся от 200 тысяч до 1 миллиона экземпляров, газетах — «Правде», «Известиях», «Комсомольской правде», «Труде», «Литературной газете», «Красной Звезде»; органе агитпропа газете «Культура и жизнь»; журналах «Большевик», «Крокодил», «Огонек», «Журнал Московской патриархии».

Определенную значимость для избранной проблемы имеют мемуары17. Несмотря на присущую им субъективность, предопределенную мировоззрением автора и целью, избранной при написании, они позволяют расширить информацию, содержащуюся в архивных документах.

Среди мемуаров следует выделить работы А.М.Борщаговского, К.М.Симонова, К.Л.Рудницкого, С.И.Юткевича, Н.С.Хрущева, а также У.Черчилля. Их дополняют дневниковые записи, письма членов ЦК ВКП(б), известных писателей и административных работников аппарата ССП СССР А.А.Фадеева и В.В.Вишневского18.

В целом имеющийся комплекс источников позволяет всесторонне проанализировать процесс возникновения и развития образа врага в советской пропаганде в первом послевоенном десятилетии.

Методологической основой исследования являются принципы системности и историзма, которые предполагают рассмотрение явлений и фактов в совокупности, развитии; изучение структуры и функций предмета исследования, его многообразных связей, образующих определенную целостность. Существенное значение для анализа материала имела теория информации. Образ врага — явление не только идеологическое, но и культурное. Для осмысления его динамики использовались теория «большого времени» М.М.Бахтина и исследование Ю.М.Лотмана по знаковым системам19.

Перечисленные теории органично дополняют друг друга. Например, «образ врага» — феномен «большого времени»: закономерно возникая, подобные явления духовной культуры наследуются и усваиваются другими культурами; кажущееся исчезновение их — явление временное. Они сохраняются в литературе, речевом обращении, различных формах народной культуры, формах мышления; наконец — в самом бытие, основанном на конкуренции за жизненные блага в межличностном, групповом, международном масштабе. Образ врага динамичен, при благоприятных обстоятельствах возрождается, обогащаясь новым содержанием, меняя свои формы. То же происходит с его символикой. «Природа символа двойственна, — отмечает Лотман, — он сохраняется длительное время, переходя в другие эпохи; но, коррелируя с культурным контекстом, трансформируется под его влиянием и сам его трансформирует». Использование совокупности проверенных научной практикой теорий позволяют взглянуть на предмет исследования с разных сторон.

Мой труд вряд ли увидел бы свет без помощи многих людей20. Выражаю особую благодарность своему научному руководителю доктору исторических наук Ю.Н.Жукову. Его принципиальное отношение к моему творчеству помогло многое переосмыслить в науке.

Глава I. Возникновение послевоенного образа врага в 1943-1947 гг.

§ 1. Опыт советских пропагандистов периода Отечественной войны

Основы советской идеологии

В основу советской пропаганды военного и послевоенного периодов легли установки правительства, закрепленные в Конституции СССР 1936 года, а также решения XVIII съезда ВКП(б). В марте 1939г. на съезде в докладах И.В.Сталина и других партийных деятелей отмечалось, что в стране Советов обеспечено фактическое равенство граждан и демократические свободы, что СССР перегнал капиталистические страны в области техники производства и темпов роста промышленности. Особый упор делался на отсутствие антагонистических классов и «картину дружественного сотрудничества рабочих, крестьян, интеллигенции». «На основе этой общности и развернулись такие движущие силы, как морально-политическое единство советского общества, дружба народов СССР, советский патриотизм», — констатировал И.В.Сталин. Единственное, что могло поколебать советский строй, считали руководители СССР, это убийцы, шпионы и вредители. Уничтожение их обеспечивало «однородность и внутреннее единство тыла и фронта на случай войны». Зарубежную критику советской внутренней политики И.В.Сталин называл «пошлой болтовней», которая стоит только того, «чтобы поиздеваться над ней». В докладе ставились задачи по укреплению советского государства, его карательных органов в условиях капиталистического окружения. Было принято решение о создании Управления пропаганды и агитации в составе ЦК ВКП(б) (УПА)1.

Война и пропаганда

С первых дней войны Политбюро (ПБ) ЦК ВКП(б) были приняты решения об организации пропаганды и контрпропаганды. 24 июня на Совинформбюро (СИБ) возлагалось руководство освещением международных событий, внутренней жизни и боевых действий на фронтах в печати и по радио, «организация контрпропаганды против немецкой и другой вражеской контрпропаганды». Начальником был назначен секретарь ЦК ВКП(б) А.С.Щербаков, заместителем — С.А.Лозовский. 25 июня было создано советское бюро военно-политической пропаганды во главе с Л.З.Мехлисом и заместителем Д.З.Мануильским. В функции бюро входило ведение пропаганды и контрпропаганды среди войск и населения противника2. При СИБ была создана литературная группа, в которую вошли писатели и публицисты Н.Н.Вирта, Б.Н.Полевой, КМ.Симонов, Н.А. Тихонов, А.Н.Толстой, А.А.Фадеев, КА.Федин, М.А.Шолохов, И.Г.Эренбург и другие. С ними сотрудничали немецкие антифашисты В.Бредель, Ф.Вольф.

Статьи Эренбурга, Симонова, Петрова, Леонова, Федина имели за рубежом значительную аудиторию. Американское агентство Юнайтед Пресс передавало статьи Эренбурга в 1600 газет, а с письмом Леонова «Неизвестному американскому другу» ознакомилось не менее 10 миллионов радиослушателей США. «Литература вся становится оборонной», — констатировал В.Вишневский3.

Руководство СИБ в лице С.Лозовского в марте 1942 г. обращало внимание на ответственность писателей за каждое слово в связи с выходом их творчества на мировую арену. «Отдельные факты, обобщения должны показывать боевые качества нашей армии, единство фронта и тыла... Не в том сила нашей страны, что мы все легко делаем, а в том, что, несмотря на огромные трудности, огромные жертвы, мы идем вперед при непоколебимом моральном единстве. Это значит по-настоящему изображать, что такое Советский Союз и в чем сила Советского Союза»4. Выход на международную арену потребовал от пропагандистов большей гибкости при воздействии на различные категории слушателей и читателей: И.Эренбург отмечал, что «для красноармейцев и для нейтральных шведов требовались различные доводы»5. Более подробно об этом писал весной 1942 г. секретарям ЦК ВКП(б) А.С.Щербакову и Г.М.Маленкову старший инструктор VII отдела Главного политического управления Красной Армии (ГЛАВПУРККА) батальонный комиссар С.И.Кирсанов. Он предлагал использовать в советской пропаганде разоблачение «идеологических» аргументов пропаганды фашистов, ее противоречия, факты ухудшения внутреннего положения Германии, роста ненависти к ней в Европе и мире, грабительский характер войны с ее стороны. В пропаганде среди красноармейцев предлагалось уделить внимание откровенным высказываниям фашистов о «новом порядке»6.

Немецкая контрразведка признавала, что советская сторона владела всем арсеналом методов идеологической борьбы. Так, в ноябре 1942 г. штаб 2 немецкой армии отмечал систематичность, продуманность и целеустремленность работы советской пропаганды на немецких солдат и население. Пропагандисты не спекулировали коммунистической риторикой, щадили церковь, не затрагивали крестьянство и среднее сословие Германии. Основной удар направлялся против фюрера и НСДАП с целью оторвать их от народа, для чего использовались утверждения о привилегиях членам нацистской партии. Советские пропагандисты учитывали потребности и уровень культуры объекта воздействия: «С ними говорит она народными, солдатскими и специфически-местными выражениями, дает возможность отдельным лицам, выдавая их за немцев, обращаться к немцам и злоупотребляет подписями убитых. При этом, она взывает к первоначальным человеческим чувствам, как страх смерти, боязнь боя и опасности, тоска по жене и ребенку, ревность, тоска по родине. Всему этому противопоставляется переход на сторону Красной Армии...». В содержание пропаганды входило изображение превосходства союзных сил, обширность русской территории и несправедливый характер войны со стороны Германии. В прифронтовой полосе и на фронте распускались слухи; краткие сообщения без аргументации и рисунки несли, с точки зрения немецких штабистов, «жестокость и бесчеловечную грубость»7. Контрпропагандистские материалы по Эстонии в сентябре 1942 г. были рассчитаны на отдельные категории населения — крестьянство, рабочих, женщин, молодежь, партизан, интеллигенцию — и несли общие и конкретные призывы к борьбе с фашистами. Их содержание оперативно обновлялось в соответствии с планами руководства, положением на фронтах8.

В аппарате ЦК готовили письма-обращения советских партизан к участникам Сопротивления в Румынии, Финляндии, Словакии. Для реализации обращения при помощи листовок предлагалось использовать английскую авиацию9.

Образ фашистского врага и патриотизм

Универсальным приемом пропагандистов всех стран было резкое размежевание мира добра, под которым подразумевался мир субъекта, и мира зла объекта. Уничижение последнего происходило за счет сравнений с животными, «силами ада», «недочеловеками» — в зависимости от мировоззрения10. И.Эренбург точно сформулировал задачу пропагандистов: «Мы должны неустанно видеть перед собой облик гитлеровца: это та мишень, в которую нужно стрелять без промаху, это — олицетворение ненавистного нам. Наш долг — разжигать ненависть к злу и укреплять жажду прекрасного, доброго, справедливого»11.

Термин «фашист» стал синонимом «нелюдя», человека-оборотня, порожденного темными силами капитализма, нечеловеческим экономическим политическим строем и идеологией фашистской Германии. Вольно или невольно пропагандисты задействовали архаические, языческие пласты сознания советских людей. Фашисты изображались бездушными автоматами, методичными убийцами, эксплуататорами, насильниками, варварами. Главари рейха представлялись профессиональными неудачниками в мирной жизни, половыми извращенцами, убийцами и эксплуататорами, современными рабовладельцами12.

Так же жестко пропагандисты разоблачали и союзников Германии: «В Донбассе итальянцы сдаются в плен — им не нужны листовки, их сводит с ума запах наших походных кухонь. Голодные финны начинают понимать, что их надули. Ропщут венгры. Злобно почесываются вшивые румыны. Ворчат словаки. В лакейской пахнет скандалом»13. В противовес захватническим планам фашистов советские пропагандисты подчеркивали народный, справедливый характер войны со стороны СССР, силу и мужество советских людей. Для начального периода войны характерны очерки П.Павленко и П.Крылова «Капитан Гастелло», И.Эренбурга «Испытание»; Л.Леонова «Твой брат Володя Куриленко»; М.Шолохова «Наука ненависти»; А.Довженко «Сто ураганов в груди» и другие14.

В очерках подчеркивались огромные возможности советского общественного строя, сила и техническая оснащенность Красной Армии, успехи советских воинов, их умение вносить в месть «смекалку, даже хозяйственность» (И.Эренбург). Летчик Покрышкин, уничтожавший фашистских асов, танкист Чесноков, совершивший трехдневный рейд по тылам противника, комсомолец-партизан Куриленко, погибший в неравном бою — все они должны были стать образцами для советских людей, особенно молодежи. Акцент делался на всесокрушающую силу воли и ненависти советских героев: они могли отодвинуть смерть для выполнения долга, убивать врагов кулаками после того, как о них была разбита винтовка, стоять у станка две смены щупленькому мальчишке. Советская пропаганда рисовала облик советских воинов: простые и скромные люди, очень незлобивые в мирное время, настоящие друзья. Речь шла об «исключительном искусстве нового человека, нашего воина-рыцаря с новыми психотехническими качествами». Это был былинный герой, освобождающий Человечество от Всемирного Зла. Фашистские пропагандисты не прошли мимо кардинального поворота в советской пропаганде периода войны. В «Секретной информации для местных партийных руководителей за 1942— 1944 гг.» отмечалось: «Сталин мобилизовал в момент наибольшей для себя опасности (Москва, Сталинград) те духовные резервы, которые он до этого осуждал как реакционные и направленные против большевистской революции: любовь к родине, традиция (форма, ордена, звания, "матушка-Россия", дух народности, церковь), поощряя тем самым наивность, тщеславие, гордость и дух сопротивления. Этим изменением политической и идеологической линии и лозунгом "Изгоните немецких оккупантов с родной земли и спасите Отечество!" Сталин добился успеха»15.

Патриотизм сочетался с панславизмом. В начале войны А.А.Фадеев обращался к «братьям угнетенным славянам» с призывом объединиться для разгрома врага. Один из аргументов гласил: «с нами все демократические страны»16.

Отношения с союзниками

Отношения между союзниками в творчестве публицистов представали не идиллическими, но дружественными. В очерке К.Симонова «Американцы» янки изображались веселыми парнями, любителями сувениров и настоящими воинами, очень похожими на русских. Всемерно подчеркивалась непобедимость союзников. Б.Полевой в июле 1942 г. выразил эту мысль устами немецкого перебежчика: «Русские, англичане, американцы, это гора. Кто пытается головой разбить гору, тот разбивает голову...»17. В целом советская пропаганда формировала положительный образ США, Великобритании, сил Сопротивления во Франции во главе с де Голлем18. Укреплению дружественных чувств советских людей к союзникам служила не только духовная пища, но и материальные блага: американская тушенка, юмористически прозванная бойцами «второй фронт»; 400 тысяч «Студебеккеров»; знаменитые конвои; яичный порошок; английские летчики в Мурманске.

Пропаганда на союзников велась при помощи различных средств. Так, в августе 1942 г. УПА давало установки делегации, которая выезжала в США. Делегаты должны были подчеркивать при встрече с американцами важность поставок оружия, «в особенности танков и самолетов», выражать твердую уверенность народов СССР в прочности союза с Великобританией и США, желание молодежи СССР наладить тесный контакт с американской молодежью; убеждать собеседников в необходимости развертывания Второго фронта; пропагандировать советские ценности: морально-политическое единство народов СССР, объединившихся вокруг своего правительства для защиты Отечества, дружбу народов СССР, героизм советских людей, прочность связи между городом и деревней; разоблачать варварство немецких оккупантов19. Официально делегация называлась студенческой. Однако в ее составе был только один бывший — по причине призыва в армию, студент, Герой Советского Союза старший лейтенант В.Пчелинцев. Двое других — секретарь МГК ВЛКСМ, кандидат исторических наук Н.Красавченко и знаменитая снайпер, Герой Советского Союза старший лейтенант ЛЛавличенко, уже закончили высшие учебные заведения. Но для принимающей стороны это не имело никакого значения. Делегация в течение 130 дней посетила 43 города в США, Канаде, Великобритании и везде встретила самый радушный прием. Молодые советские люди — орденоносцы, представители державы, которая несла основную тяжесть войны с фашизмом, были авторитетны для западной публики20. Их авторитет работал на советскую пропаганду. Публицисты весьма часто использовали прием, с помощью которого пытались заставить зарубежных слушателей и читателей отождествить себя с советскими людьми. «Бой за Волгу — бой за Миссисипи. Все ли ты сделал, чтобы защитить свою родную, свою чудесную реку, американец», — взывал в августе 1942 г. К.Федин. В январе 1944 г. у И.Эренбурга это вылилось в апологетику общечеловеческих ценностей: «Забудем на час о границах, возьмем в обнаженном виде человеческие ценности и, глядя на наши прекрасные победы, с полным правом скажем: "Это прежде всего победа человека"»21.

Появление в пропаганде термина «космополит»

Однако правительства держав антигитлеровской коалиции не были склонны забывать «о границах». Об этом говорит реакция советского и американского правительств на конференцию сионистов, проходившую в два этапа — 10 мая 1942 г. и 29 августа 1943 г. в Нью-Йорке в отеле «Билтмор». Принятая программа предусматривала образование еврейского государства на территории Палестины, неограниченную иммиграцию на «землю обетованную»22. Подобные акции казались американскому правительству несвоевременными, с непредсказуемыми последствиями. В СССР, видимо, для запугивания евреев, профилактики от проникновения в аппарат власти чуждых элементов, были сняты ряд высокопоставленных работников еврейской национальности, гонениям подверглись евреи, работавшие в области искусства. Столь нервную реакцию советских руководителей невозможно объяснить только влиянием фашистской пропаганды и наличием антисемитов в ЦК ВКП(б)23.

В перерыве между этапами Билтморской конференции стихийно возник спор о содержании советского патриотизма. В июле 1942 г. И.Эренбург писал, что «подлинный патриот любит весь мир». А.А.Фадеев весной 1943 г. в письме к В.В.Вишневскому обвинял И.Эренбурга в непонимании советского патриотизма и относил оппонента к «известным» кругам интеллигенции, «понимающим интернационализм в пошло-космополитическом духе и не изжившим рабского преклонения перед всем заграничным»24. Исторически традиционно русские связывали термин «космополит» с евреями25.

Термин «космополит», ранее употреблявшийся в частных разговорах и переписке, с 1943 г. появляется в печати. Эренбург, который был в курсе обвинений в свой адрес со стороны Фадеева, продолжал защищать свою позицию, приводил все новые аргументы. 3 июля 1943 года в статье «Долг искусства» он писал: «Мы знаем... что вне национальной культуры нет искусства. Космополитизм — это мир, в котором вещи теряют цвет и форму, а слова лишаются их значимости. ... В дни глубокого духовного затемнения, которое принес миру фашизм, необходимо с особенной страстью говорить о всечеловеческом значении искусства»26. В ноябре 1943 г., после окончания конференции сионистов и в связи с коренным переломом в ходе войны, появилась статья А.А.Фадеева с характерным названием «О национальном патриотизме и национальной гордости народов СССР», в которой содержится косвенная критика сионистских решений. Автор использовал термин «космополит» в другом контексте и с иным содержанием. Речь уже шла не о космополитическом понимании патриотизма кем-либо, а об образе врага. «Конечно, — писал Фадеев, — в нашей стране существует еще незначительное охвостье людей, враждебных нашему строю. Кроме того, враг засылает к нам своих агентов, которые могут пытаться путем разжигания националистических предрассудков и пережитков среди отсталых людей вносить национальную рознь в братское содружество народов СССР или подрывать в наших народах чувство национальной чести и гордости раболепным преклонением перед всем, что носит заграничную марку, или ханжескими проповедями БЕСПОЧВЕННОГО "КОСМОПОЛИТИЗМА", исходящего из того, что все, дескать, "люди на свете", а нация, родина — это, мол, "отжившее понятие"»27 (выделено мною. — А. Ф.). В духе времени автор акцентировал внимание на том, что именно из этой среды в начале войны раздавались голоса о преимуществах немецкой техники и организации. Одновременно Фадеев обрушился на зарубежное искусство, некритическое его восприятие некоторыми советскими интеллигентами: «искусство для искусства», писал автор, ничего не дает искусству истинному, т.е. советскому. В высказываниях приближенного Сталина чувствуется не только естественная германофобия, но и жесткое отношение к любому западному — либеральному, влиянию вообще. Для нейтрализации этого влияния Фадеев немедленно прибегает к использованию образа внешнего и внутреннего врага в виде «космополита».

Коренной перелом в войне и пропаганда

Пристальное внимание советских руководителей к проблеме западного влияния было связано с началом коренного перелома в ходе войны. Ее результат был предопределен, возникла возможность заняться внутриполитическими проблемами в контексте планируемого послевоенного сотрудничества с западными демократиями.

Внешне отношения держав антигитлеровской коалиции выглядели благополучно. В ходе Тегеранской (ноябрь-декабрь 1943 г.), Ялтинской (февраль 1945 г.) и Потсдамской (июль-август 1945 г.) конференций И.В.Сталин, Ф.Рузвельт и У.Черчилль решили вопросы с послевоенным устройством границ, принципами управления Германией, долями репараций. Советский союз получил Курильские острова, Ю.Сахалин, Кенигсберг в обмен на обещание начать войну против Японии. В октябре 1944 г. Сталин и Черчилль распределили сферы влияния в Восточной, Центральной и Юго-Западной Европе: под преимущественно советским контролем оказались Румыния, Болгария, Венгрия, под совместным — Югославия, английским — Греция. В ходе Тегеранской конференции Сталин и Рузвельт определились в принципах решения колониального вопроса: подготовка народов к самоуправлению через 30—40-летнюю опеку международной союзнической комиссии. В целом управление миром, как отмечал У.Черчилль, «должно было осуществляться "четырьмя полицейскими", а именно СССР, Соединенными Штатами, Великобританией и Китаем»28. Вместе с тем, по мере приближения победы все острее давали себя знать и противоречия между союзниками, что порождало определенное недоверие и непонимание другой стороны. Так, в июле 1943 г. советские представители не были допущены в Контрольную комиссию по Италии и удовольствовались присутствием в межсоюзническом консультативном Совете. А.М.Шлезингер в работе «Истоки холодной войны» справедливо отмечает, что этот прецедент И.В.Сталин использовал в отношении стран Восточной Европы.

Антизападнические установки советского руководства подпитывались также антисоветизмом правых кругов Запада. На заключительном этапе войны пропагандисты вели полемику с американскими «обозревателями». Так, в январе 1945 г. И.Эренбург писал: «Почему обозреватели, уверявшие в 1939 г., что мы якобы хотим завоевать мир, в 1944 г. стали уверять, что мы из-за злостных побуждений не перейдем нашей государственной границы? Почему они обижаются, когда мы идем, обижаются, когда мы останавливаемся, и обижаются, когда мы снова идем? Можно подумать, что Красная Армия занята не разгромом Германии, а оскорблением некоторых американских обозревателей»29.

Опросы представителей зарубежных компаний советскими руководителями в апреле 1944 г. показали, что в США имеется много фашистских и профашистских организаций и лиц. В стране не чувствовалось, по словам одного из них, что идет война. Антисоветски настроены чиновники Госдепартамента. Самые решительные из них были готовы воевать с СССР30. В феврале 1944 г. неудовольствие чиновников из общества по развитию культурных связей с зарубежными странами (ВОКС) и ЦК ВКП(б) вызывали действия американского Комитета помощи России в войне, который, по их мнению, занимался «саморекламой и раздуванием помощи, оказываемой Америкой СССР», «бесцеремонным изображением крупных советских деятелей» западной печатью. С возмущением воспринимались препятствия, чинимые американскими чиновниками на пути советской пропаганды: с точки зрения председателя правления ВОКС В.С.Кеменова, исключение из выставки фотографий изображений детских трупов мешало американцам «узнать правду о борьбе и страданиях советских людей»31. В середине мая 1944 г. в ЦК ВКП(б) придирчиво анализировали методы работы «Британского союзника», еженедельника британского посольства в СССР. Их признали провокационными, усыпляющими бдительность советских людей32.

Неблагополучно, с точки зрения кремлевского руководства, было и внутри страны. Советское правительство, ЦК ВКП(б) беспокоили «ошибки националистического характера» в ряде регионов, например, Татарской АССР; неуважительное, якобы, отношение части интеллигенции к советским достижениям и рост влияния Запада в ее среде. Между тем, председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинин и партийное руководство однозначно смотрели на советскую интеллигенцию всех национальностей: «она является проводником нашей идеологии в массах»33.

Развивая в годы войны национальное самосознание народов СССР, ЦК ВКП(б) одновременно стремился не допустить национализма, который считался порождением буржуазной идеологии. Крайние формы национализм принял в только что освобожденных регионах — Прибалтике, Западной Украине. На его волне выросло повстанческое движение. 1 марта 1944 г. остроту вопроса признал Н.С.Хрущев, первый секретарь ЦК КП(б)У. Совсем в духе А.А.Фадеева он заявил на сессии Верховного Совета Украины: «Украинских националистов мы называем украинско-немецкими потому, что они являются верными псами и помощниками немцев в порабощении украинского народа. Они не имеют ничего общего с украинским народом. Они являются агентами немцев в украинской среде...»34. Хрущев требовал сурового наказания для «врагов нашей Родины». Между тем, масштабы сопротивления не имели тенденции к снижению35.

Скрытый удар по либерализму

Накануне освободительного похода Красной Армии в Европу созрели предпосылки для принятия решений по идеологическим вопросам. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О недостатках в научной работе в области философии» было проведено протоколом от 1 мая 1944 г.36 В апреле 1944 г. журнал «Большевик» опубликовал его изложение и комментарий под заголовком «О недостатках и ошибках в освещении истории немецкой философии конца XVIII и начала XIX вв.»37. Поводом стал выход в 1943 г. III тома «Истории философии» под руководством начальника УПА Г.Ф.Александрова.

Анализ документа позволяет еще раз взглянуть на универсальные приемы и метод пропагандистов всех стран, их умение «протаскивать» сквозь словесную мишуру нужные идеи. «Авторы III тома не учли, — говорилось в постановлении, — что противоположность идеалистической диалектики Гегеля и марксистского диалектического метода отражает противоположность буржуазного и пролетарского мировоззрения. Диалектика Гегеля была обращена исключительно к прошлому»; «...не подвергнуты критике такие реакционные социально-политические идеи немецкой философии, как восхваление прусского монархического государства, возвеличение немцев, как "избранного" народа, пренебрежительное отношение к славянским народам, апологетика войны, оправдание колониальной захватнической политики и т.д. Тем самым в томе замазывается тот факт, что идеологи немецкой империалистической буржуазии используют реакционные стороны философии Канта, Фихте и Гегеля».

В угоду политической целесообразности авторы постановления проигнорировали исторические особенности создания произведений, например, Гегеля, контекст его высказываний, не объяснили причины его иллюзий. Исторические заслуги классика мерились не тем, что он сделал по отношению к предшественникам, а масштабом предъявленных к нему претензий составителями постановления. Так, Гегель констатирует объективность войн и колониальных захватов в свою эпоху: они — «в природе вещей»; его объявляют апологетом войн. При этом умалчивалось, что освобождение колоний классик философии считал «величайшим благом». Философ действительно приветствовал войны, которые «предохраняют народы от гниения». Подобные идеи были навеяны влиянием наполеоновских войн на развитие феодальной Германии и находились в русле его концепции об источнике движения. Советские пропагандисты не желали вникать в подобные «мелочи», уподобляясь тем самым «идеологам немецкой империалистической буржуазии», которых они подвергали критике. Провозгласив советскую политическую систему высшим типом демократии, а себя — единственными истинными выразителями интересов народа, советские руководители и идеологи повторили реакционные черты системы гегелевской философии.

Гегель не принимал общественное устройство современной ему России, в которой была «крепостная масса и та, которая правит». Его идеалом было процветание среднего сословия, образующегося в гражданском обществе, «где существуют права относительно независимых особенных кругов и где произвол чиновного мира предотвращается сопротивлением подобных правомочных кругов»38. Данная либеральная установка полностью противоречила принципам организации власти в СССР и была важнейшей в выборе объекта критики в лице философии Гегеля.

Дискредитация немецкой классической философии при помощи подмены понятий, игнорирования контекста произведений критикуемого автора, исторических условий их создания, абстрактности, псевдонаучности и антифашистской формы понадобились составителям постановления для протаскивания антилиберальных идей, укрепления идеологической мощи советского правительства в условиях сотрудничества с либеральными державами — США и Великобританией. Кроме того, постановление нацеливало актив партии на усиление идеологической работы с «политическими недорослями», которых, как показали инспекции комиссий ЦК ВКП(б), оказалось немало среди руководящих работников в различных регионах СССР39.

Постановление Политбюро «О недостатках в научной работе в области философии» показало коренную противоположность идеологических и других интересов СССР и либеральных держав антигитлеровской коалиции, стало важной идеологической предпосылкой возникновения послевоенного образа внешнего врага. Однако до тех пор, пока общий враг — фашизм, не был разбит, пока существовали иллюзии руководителей держав о послевоенном сотрудничестве, возникающие противоречия в коалиции преодолевались.

Образ союзников на заключительном этапе войны не претерпел никаких изменений в советской печати, публицистике. По-прежнему прославлялась мощь Красной Армии, ее верность традициям Суворова, Румянцева, Кутузова; духовное, военное, экономическое превосходство связывалось с советским общественным строем, рожденным Октябрем40. Нацистов советские авторы называли не иначе как «выутюженные немецким шаблоном механические человеки»; И.Эренбург использовал для обозначения врага американизм: «гангстеры»41. В очерке Леонида Леонова «Утро победы», который датирован 30 апреля 1945 г., образ фашистского врага звучит в контексте сдержанного торжества победителей: «Мы победили потому, что добра мы хотели еще сильней, чем враги наши хотели зла. Германия расплачивается за черный грех алчности, в который вовлекли ее фюрер и его орава. Они сделали ее своим стойлом, харчевней для жратвы, притоном для демагогического блуда, станком для экзекуций, плац-парадом для маниакальных шествий... Тогда мы хлынули на эту страну, как море, — и вот она лежит на боку, битая, раскорякая, обезумевшая»42.

С ненавистью отзывались советские журналисты и писатели о всех, кто посмел замолвить слово за фашистов или просто не осудил их: о турецком журналисте Ялчине, лорде Брейлсфорде, папе Римском43. Фашистский враг был сокрушен, но уже возникали элементы, из которых в скором будущем сложится новый стереотип «образа врага».

Некоторые выводы

Таким образом, в борьбе против немецко-фашистских захватчиков советские пропагандисты приобрели уникальный опыт ведения современной психологической войны. Они успешно решали все задачи, поставленные перед ними правительством. Силу советской пропаганды признавали даже фашисты.

С началом войны стало ясно, что только социалистических ценностей в борьбе с врагом будет недостаточно. Одним из важнейших средств пропаганды стал советский патриотизм, фактически — великодержавность, игравшая в течение войны огромную роль: с ее помощью народы СССР были мобилизованы на отпор реальному страшному врагу.

Во время войны были отработаны газетные и публицистические штампы, приемы, ходы, при  помощи которых создавался образ фашистского агрессора — «нелюдя», варвара, садиста, «автомата», полового извращенца, эксплуататора, рабовладельца, лицемера. Действенность подобной пропаганды усиливалась опытом десятков миллионов людей — солдат, жителей оккупированных территорий. В результате — доверие советских людей к тому, что писали газеты.

Великая Победа стала символом мощи и успеха СССР, позволила закрепить все стереотипы, которые насаждала советская пропаганда, советские ценности. Война способствовала выходу творчества многих писателей, журналистов на международную арену, приобретению опыта воздействия на людей с другим мировоззрением. Одновременно не прекращалась контрпропагандистская работа, с помощью которой советские руководители стремились не допустить влияния Запада на народы СССР. В период Второй мировой войны возникали элементы послевоенного образа врага: пропагандисты критиковали и дискредитировали зарубежных журналистов, выражавших интересы правых кругов Запада, папу Римского.

С 1943 г. советские пропагандисты — прежде всего А.А.Фадеев, стали использовать термин «космополит» для обозначения советских людей, которые попали под идеологическое влияние Запада. Однако в целом советский пропагандистский аппарат, пресса сделали немало для создания позитивного образа союзников по оружию — США, Великобритании. В результате среди значительной части народа, интеллигенции возникли иллюзии относительно возможностей длительного послевоенного сотрудничества с либеральными державами антигитлеровской коалиции.

Не было свободно от этих иллюзий и высшее руководство СССР. В конце войны советское правительство предпринимало конкретные шаги для получения у правительства США займа в 6 млрд. долларов на восстановление разрушенного хозяйства. Большую роль играл субъективный фактор — личное сотрудничество и даже приязнь И.В.Сталина и Ф.Рузвельта. Смена американского руководства в апреле 1945 г. изменила ситуацию. Вскоре выяснилось, что, по словам У.Черчилля, борьба против общего врага была «единственным звеном», которое связывало державы коалиции. Уже в мае 1945 г., глядя на ликующие толпы народа, премьер-министр Великобритании размышлял о создании антисоветского блока44.

К началу