© Рамиль Гарифуллин

Психоаналитические рассказы, истории, миниэтюды, портреты.
Психология шизофрении

««« К началу

Курица

Чей-то старый и по-видимому рванный рюкзак дышал варённой курицей, но новобранцы, которые шли нестройной шеренгой в направлении городского вокзала, к своему удивлению, были безразличны к этому запаху. То ли от волнения ,то ли от летней жары или благодаря своим родителям, которые недавно накормили их, ребята глядеть не хотели на цыплёнка табака, которого как младенца запеленали в полиэтиленовый пакет и удобно уложили в рюкзак. Они вглядывались друг в друга в поиске виновника этого запаха и не могли понять в какой сумке, чемодане или рюкзаке устроился жаренный цыплёнок, не по своей воле пустившийся в путешествие под названием «армия». Владелец этого рюкзака некоторое время даже сам не знал, что является источником этого запаха, но догадавшись об этом, почему-то позволил догадаться об этом других, так, что теперь на него смотрели все. Во всяком случае ему так казалось. Он немного замедлил свой шаг, вышел из шеренги, развязал рюкзак и засунув свою руку ощутил приятное, доброе тепло. На мгновенье он забылся. Эта теплота была теплотой его дома, теплотой его молодой жены, которую он так и не почувствовал сполна, так как женился совсем недавно. Увидев, что отряд новобранцев всё дальше и дальше удаляется от него и осознав, что забыл зачем полез в рюкзак, он против своей воли всё таки вытащил ещё тёплого цыплёнка и бережно уложил его в урну, прошептав то ли цыплёнку, то ли своей супруге: «Прости».... Сердце его в эти секунды изливалось кровью не потому, что он жалел, что не сможет отведать курицы, просто он вспомнил как вчера до позднего вечера её готовила любимая супруга. Он не знал, что совершил глупость, что через несколько дней, обедая из пыльной металлической миски, будет вспоминать об этом цыплёнке так часто, что тот будет приходить к нему во снах, которые ему иногда будет позволять служба. Наш герой был парнем неглупым. Ну разве может быть глупым студент, выгнанный с последнего курса философского факультета? Конечно нет, так как слово философия в переводе с греческого означает мудрость. Ну разве может быть глупым студент, который не разделяет точку зрения с профессором философии настолько, что его отчисляют перед окончанием университета? Конечно нет, так как на собрании, где решалась судьба нашего героя присутствовал даже сотрудник службы госбезопасности. И наконец, разве может быть глупым мальчик, которому в честь великого философа Шопенгауэра, отец дал имя Артур?

Артур не только умел производить впечатление высокоинтеллектуального человека, но и был таковым. Об этом говорили все его близкие. Высокий, худощавый, близорукий, задумчивый, будучи постоянно в себе, он мог то смеяться, то резко переходить в наигрустнейшие размышления. Способность Артура удивляться прочитанному в любых книгах поражала и даже настораживала его родителей. Он как промакашка впитывал всё, что состояло из букв. Это поглощение было беспредельным. Как только не обзывали его сверстники — буквоедом, полиглотом и т. д. и т. п..... Когда он станет постарше, то эта способность автоматически перейдёт у него и на беспредельное потребление алкогольных напитков, хотя он будет оправдываться, что в этом виновата система и среда в которую он попал. В действительности он обладал гипертрофированной заносчивостью в потреблении прекрасного, которое часто было прекрасным только для него самого. Поэтому, будучи подростком, он целыми днями сидел и читал всё без разбора. Через его гигантское сознание проходили мимо большие знания, они удивляли его и порой доводили до такого наслаждения, что он ронял книгу, закрывал свои глаза и с улыбкой на лице то ли спал, то ли бредил. Артур позднее осознает, что это происходило с ним благодаря отождествлению себя с авторами гениальных творений. После того, как он где-то прочитал, что у всех гениев есть двойники с такими же способностями, но не занимающимися творчеством, чтобы не повторяться ,он стал более уверенным в том, что творения гениев, которые он читает созданы его сознанием и поэтому творить что— либо нет необходимости. «Я всё гениальное уже написал и зачем мне чему — то учиться и где-то работать?» — мысленно произносил он себе. Артур был уверен, что читает всё то, что уже когда — то сам же написал. Именно эта уверенность позволяла ему читать и читать. Знали бы гении, что когда-нибудь благодаря своим трудам, они породят у своих потомков такую изощрённую форму веры в собственное величие — не творили бы. И всё же путь на философский факультет университета был ему заказан.

Вера в своё величие у Артура была особой, неявной, замаскированной. Она была манией юродивого, но эрудированного изгоя, выглядевшая одновременно уродством и ложной святостью. Поэтому внешне при неглубоком общении Артур производил впечатление до предела культурного и скромного человека. Всё это позволяло другим гнать его как юродивого, как странного типа, или наоборот, брать под собственный колпак и даже использовать, но лишь до некоторого времени. Артур гордился тем, что его отовсюду гонят, поэтому с каким-то превосходством он сообщал своим близким, что является изгоем общества. Он был необычным изгоем — изгоем соединяющим в себе трусливость к решительным действиям и творчеству с верой в своё величие. Стоило кому -то вызвать в нём раздражение, как он с помощью изощрённых речевых оборотов, мог нахамить, причём не напрямую, но собеседник догадывался на кого направлены его слова. Это пожалуй было единственным, что он делал по настоящему гениально. Особое раздражение в нём вызывали люди, имеющие достаток. Сытость и слащавость некоторых его знакомых, которых как он считал на порядок ниже по сравнению с ним, вызывала в нём желание борьбы и он боролся с ними как Дон Кихот с ветряными мельницами, как с классом эксплуататоров — шёл в шахматный кружок, выбирал самого сытого и преуспевающего, но слабо играющего любителя шахмат и устраивал разгром и интеллектуальное унижение настолько мастерски, что противник уходил оскорблённым и долгое время не появлялся в шахматном клубе.

Кроме того, особое раздражение в нём вызывали люди, занимающиеся творчеством, но не имеющие той большой эрудиции, которой обладал он сам. Он не занимался творчеством не только потому ,что «не хотел повторяться со своими гениальными двойниками», но и потому, что подсознательно чувствовал свою скромность, которая никак не могла сочетаться с манией величия, пылавшей в нём. Неоднократные попытки что либо сотворить сразу приводили его к сильному восхищению собой и отождествлению с авторами гениальных трудов, что он переставал работать. Есть личности, сознание которых, как поле на котором проходят большие знания, проходят мимо и не вырастают. А есть личности, имеющие сознание, которое полем не назовёшь, так всего «три сотки и две грядки», но на них вырастают плоды — новые знания. Мысли этих личностей «ухожены» как у хороших садоводов. Именно эти «сытые садоводы» больше всего и раздражали Артура.

В Артуре уникальнейшим образом соединялась способность к глубоким философским рассуждениям о добре и истине с грешными действиями. Но самым интересным было то, что он для последних всегда по хитрому находил оправдание. В какие бы глубокие философские рассуждения он не пускался в конце концов он всегда в них грёб под себя. Эти рассуждения всегда приводили его к нежеланию что — то делать для других. Всё это было духовной манипуляцией не только над другими, но и над собой. Окончательно запутавшись в них он развил в себе настолько сильную депрессию, что не заметил как открыл для себя мир пьянства и нырнул в него с такой же страстью и беспредельностью, как когда -то нырял в чтение книг. Всё это быстро сказалось на его учёбе и привело к конфликтам с научным руководителем и Артур был отчислен с последнего курса университета.

Склонность Артура к обобщениям и философским оценкам доставала друзей, поэтому подруг у него никогда не было, но к его счастью нашлась девушка, которая могла часами выслушивать его «лекции», замешанные на замаскированном самолюбии и научном тщеславии. «Интеллектуальным агрессором» называла она его и по видимому возбуждалась, как возбуждаются от мужицкой агрессии многие женщины. Этот эротизм пожалуй и стал зёрнышком, которое выросло у неё в красивое дерево любви к Артуру, которое в последствии растопило в нём ощущение собственного величия и по сути своей вылечило от мании величия и изменило его представления о женщинах как о «безмозглых курицах». Девушкой она была по-деревенски мудрой, выслушивала его бредни и сама того не замечая косвенно внушала ему нечто, что позволяло Артуру более реально глядеть на себя, при этом всём она сохранила для себя только ту долю его величия, которая позволяла влюбляться ей в него каждый день. Начитавшись в своё время Юнга, когда-то Артур понял, что любовь какая бы она не была, является в конце концов общением мужчины с самим собой и женщина — лишь экран, на котором отражается его внутренняя, выдуманная им самим женщина, как часть его души. «Экранчик» — по ласковому он называл свою супругу. Но со временем, познав божественные чары любви он разошёлся с Юнгом.Несогласие с ним особенно усиливалось при близком интимном общении и Артур смеялся над собой, над тем как он мог называть свою, терпящую его, любимую, родную супругу нелепым словом «экранчик». И вот когда отношения Артура с женой только начали перерастать в настоящую любовь, пришла повестка из военкомата.

Поезд подали на первый путь. Молодой, с глубоко посаженными глазами и мохнатыми бровями сержант, с какой — то апатией и ложной активностью, давя на свои голосовые связки, басом произнёс краткую речь: «Повторяю поведение на поезде. На полу не лежать.В окно не блевать. »

На перроне, как на большой сцене разыгрывалось сразу множество миниспектаклей, но сюжет был одинаковым: слёзы, прощание, молчание, целование, развязанный беспричинный смех полупьяных от водки или наркоты парней и девчонок и т.д. и т.п. Артур в поисках более оригинального сюжета провёл глазами и не нашёл ничего удивительного. Порадовавшись за себя, что не участвует во всём этом и успел уже попрощаться с друзьями и близкими у стен военкомата, он зашёл в полудушный вагон. Весёлого мало. Артур пытался вглядеться в эти лысые, небритые лица вчерашних городских и деревенских подростков и видел нечто общее, что объединяет их. Припухлость глаз на фоне лысого и круглого черепа делает их глаза глубоко посаженными и поэтому большинство из них казались ему преступниками, направляющимися в места не столь отдалённые. А может быть и не казались? Дебильный взгляд некоторых из них настолько настораживал, что на всякий случай наш герой делал вид, что не замечает их и всё же ему это не удалось и он услышал в свой адрес:

— Браток, что -то ты на меня не так посмотрел! — и Артур получил пустой пластмассовой бутылкой по голове от одного широкоплечего брюнета. Рядом сидящие ребята зарржали каким -то неестественно выдавливаемым и больным смехом. Артур взял спокойно эту бутылку и нанёс ответный удар по тому же месту.

— Ты, чё на перваков пошёл! — со звериной агрессией на лице брюнет схватил Артура за волосы. — Оставь его, — донёсся чей-то голос, но было уже поздно. Весь вагон вдруг резко разделился на перваков, жилку, тяпляповцев и иные различные преступные группировки, имеющиеся в городе, который полчаса назад покинул этот поезд.

Появились вдрыск пьяные майор и сержант. Они шли вместе в обнимку и плавно качались то в одну, то в другую сторону, то ли от поезда, то ли сами по себе. Также плавно, но невнятно майор что-то произнёс и развеселив ребят удаллился из вагона, который через полчаса по примеру военного руководства был пьян ,обосран и облёван. И только тогда Артур догадался, почему во время своей «пламенной речи» сержант сказал: «На полу не лежать, из окна не блевать!».

Подобные стычки между новобранцами будут частыми на протяжении всего пути и лишь по прибытии в военную часть большинство из них превратится в послушных «шнурков и душков» Российской армии.

* * *

В морге было душно и пахло протухшей варённой курицей. Отец Артура никогда не бывавший в моргах прошёл мимо трупов, как проходят между спящими людьми, тихо ступая и что-то шёпотом спрашивая у молодого врача — паталогоанатома. Разговаривать ему вовсе не хотелось, но чтобы не разрыдаться раньше времени, он искусственно подбадривал себя. От сильного истощения, переживаний в пути, который ему показался адской вечностью, он сильно осунулся и стал не просто бледным, а каким-то прозрачным. Врач напротив, имея глупое и безразличное выражение лица, был полным, говорил громко, бойко и было ощущение, что он радуется тому, что вот— вот покажет какой-то товар лицом. Понять его можно — ведь сколько таких родственников покойных проходят за день. Только тогда, когда отец Артура увидел металлический топчан с друг на друга лежащими телами женщин и мужчин, дыхание его вздрогнуло и он понял, что все спящие этого заведения мертвы.

Тело Артура лежало на полу, на деревянных носилках. Было темно, но отец сразу узнал своего сына. В какой — то момент ему хотелось убежать и не верить тому, что сын мёртв и он попятился назад, но наткнулся на толстый живот врача. Отец сел на корточки, провёл своими трясущимися руками по волосам, по сильно исхудавшему и небритому лицу сына, взглянул на небрежно зашитое тело и увидев на руках изрезанные вены, внезапно громко зарыдал. Врач предвидя всё это, со скрытым на лице равнодушием отошёл от стонущего мужчины и закурил. На мгновенье он приблизился к окну, открыл его и с непонятным любопытством взглянул на улицу. Повеяло свежестью. На улице уже было темно. Шумел городской транспорт, город жил своей жизнью. Врач почувствовав, что курит с каким-то особым наслажденьем, сам того не замечая вслух произнёс:

— И курится хорошо и конец света не наступил... Ну Нострадамус даёт!

Отец Артура, услышав слова врача, немного собравшись, полушёпотом прорыдал:

— Спасибо, доктор. Действительно потеря сына для меня равносильна концу света. Вы что -то сказали на счёт курицы или я не так расслышал...

— Воздух, говорю у нас тут тяжёлый и пахнет протухшей курицей — пробурчал врач и закрыл окно.

  К началу  

© , 1999 г.
© Публикуется с любезного разрешения автора