Заметки военного психолога

Беседа по душам психолога и сепаратиста

В ходе моего посещения одного из опорных боевых пунктов нашего батальона, находящегося на нейтральной территории на еще функционирующей «сепаратистской» шахте, мне удалось поговорить по душам с одним из работников (по убеждению сепаратистом, возможно даже воевавшим, возраст около 50 лет, просил не называть его, поэтому условно обозначу как Л.). Разговор проходил наедине и поэтому был максимально откровенным. Поскольку мы оба относились примерно к одному поколению, учились в одинаковых школах, воспитывались на одинаковых коммунистических идеалах, у обоих уже были и дети и, особенно, любимые и любящие внуки, сразу отбросили политику и сконцентрировались на главном — что мы передадим нашим внукам.

Сразу после начала разговора стало понятно, что все, что происходит на Донбассе — никому из нас не нужно и это надо прекращать. Сначала Л. попытался апеллировать к Минским договоренностям с ДНР. На мой вопрос, много ли там криминала, он не колеблясь, ответил, что — ВСЕ. (Сразу вспомнил случай, когда позвонила жена и в панике сообщила, что их соседи устроили разборку с применением гранат, поэтому все сильно испугались и позакрывались. Все кончилось двумя «двухсотыми» и одним тяжелым «трехсотым»).

В дальнейшем разговоре мы все больше стали понимать, что нам нечего делить и мы вообще находимся по одну сторону баррикад в этой войне. А по другую сторону — те, кто зарабатывает на этой войне огромные состояния и криминал, который им служит и прикрывает. По сути, это единое олигархическо-криминальное образование, куда одинаково входят и московские и киевские «уроды». Они умело используют человеческие слабости наших народов и сталкивают нас между собой, масштабно применяя психотехнологии, опираясь на ватные мозги россиян и вытеснение чувства души, национального достоинства и родины колбасными интересами, замешанными на страхе, — у жителей Донбасса.

Это стало понятно, когда я спросил у Л. — есть ли у него Родина и как она называется. Он сразу ответил, — да, и это Украина. Потом добавил, что его лучший друг воюет против нее…, у Л. Глаза наполнились слезами… Но поднять украинский флаг и крикнуть «Слава Украине!», как они кричали «Россия, Россия…» — он боится. Как боятся и многие другие, готовые и дальше молча, как быдло, сносить унижения и издевательства местного и пришлого криминала и прочего человеческого отребья, заполнившего сейчас Донбасс.

И тут прихожу к печальной мысли, — а может действительно эти люди заслужили то, что сейчас получают, отказавшись от души и человеческого достоинства под влиянием страха и бандитских понятий ради колбасы и животных потребностей.

Возвращаясь в АТО после отпуска

Я возвращался на поезде в первом купе плацкартного вагона с первого своего армейского АТОшного отпуска. «Вы на войну?» — это первое, что у меня спросила проводница, которая, как мне сразу показалось, была из Донбасса. Наверное мой вид мобилизированного добровольца после двухмесячного пребывания в зоне АТО и наверное еще что-то, понятное только ей, позволило сделать такой вывод. Я медлил, пытаясь найти лучший вариант ответа или может вообще отмолчаться, чтобы не обострить ситуацию и не испортить себе поездку. Но она еще раз повторила свой вопрос уже более настойчиво. Не мудрствуя лукаво, я решил ответить прямо — «Да, на самую что ни на есть войну». Такой прямой ответ ее, по-видимому, вполне удовлетворил и она сразу громко объявила, что есть пиво, водка, коньяк.

В купе было еще три женщины, ехавшие до города Г., где на тот момент активизировались боевые действия. Две постарше, где-то пенсионного возраста, а одна — молодая мама с чудным двухлетним мальчиком Васей, возвращавшаяся домой после полугодичных скитаний по родственникам и знакомым. Именно он и разрядил несколько напряженную обстановку. Со всей своей детской непосредственностью, говоря на только ему и маме понятном языке, он просто начал со мной играть. Мне было не сложно ему подыгрывать, поскольку только несколько минут назад я расстался со своим внуком-первоклассником. Ваня настолько разыгрался, что у него даже начало проскакивать что-то похожее на «папа». Мне даже стало неудобно. В таких случаях очень трудно одновременно сохранить нейтралитет и не обидеть ребенка холодным отношением. Ведь папа, к которому они ехали, мог быть моим военным противником. Я принял вид и состояние военного человека, позволяющего себе быть немного добрым и забавой для малыша. Судя по Васе, такая игра его вполне устроила.

На этом фоне стала разворачиваться основная тема нашего общения в купе — тема войны. Женщины постоянно разговаривали по телефону со своими знакомыми и родственниками в Г., где разгорался один из наиболее интенсивных обстрелов после прибытия очередного российского «гуманитарного конвоя». В таких случаях обычно сталкиваются практически все субъекты военного конфликта — местные сепаратисты и криминал, казаки, кадыровцы, те же партизаны, российская армия и бог еще знает кто. В такой каше междоусобных разборок боевиков, к которым в случаях «выхлопов» в нашу сторону подключается и украинская армия, практически невозможно понять, откуда прилетело и упало в жилой квартал. В этих случаях местные жители обычно выбирают себе «врага» по собственному желанию. Мнения женщин в купе по этому поводу также разошлись, но все же доминировало понимание того, что это больше междоусобные разборки. Такой здравый смысл особенно был заметен на фоне возмущения одной из них, явной сепаратистки, — «почему украинская армия бомбит жилые дома, хотя совсем рядом остаются нетронутыми блок-посты ополченцев». Любой здравомыслящий человек сразу понимает, — кто бомбит.

По мере приближения к Донбассу обстрелы в Г. нарастали и женщины заметно волновались. Лишь Вася оставался совершенно спокойным, много играл, мало капризничал, хотя было уже довольно поздно и ему давно пора было спать. Это и вселяло во всех спокойствие и даже какую-то уверенность, что все закончится хорошо. В спонтанном разговоре на военную тему все сошлись в том, что все это надо прекращать, вопрос только — КАК?! Наблюдая за тем, как маленькому Васе удается всех мирить и своим спокойствием и непосредственностью вносить уверенность во взрослых, я четко понимал, на кого мы должны ориентироваться в решении проблемы этой войны. Всем было понятно, что на фоне обеспечения пристойного будущего для наших детей и внуков, а также общего советского прошлого у нас, простых людей, нет никаких противоречий. Проблемы начинаются лишь тогда, когда в нормальные человеческие отношения вклинивается политика и искусственные, бредовые манипулятивные идеи, по известной причине нашедшие благотворную почву на Донбассе. Ведь тут фактически всегда правили криминальные понятия. А советская идея принималась лишь тогда, когда она вписывалась в эту жизнь «по понятиям», которая определяется лишь материальными благами — работой, зарплатой, пенсией… . Ни о каком личном достоинстве, национальной гордости, активизирующих развитие души и силу духа, речи не шло. Поэтому и получилось так, что фактически по одну сторону баррикад оказались те, кто на войне зарабатывает огромнее деньги и криминал, все это обслуживающий, а по другую — народ, часть которого, оболваненная «ватной» российской пропагандой, — поддерживает это самое состояние войны. И пока последние не обретут такую же национальную гордость и личное достоинство, как это сделала вся Украина, эта никому из нас ненужная война будет продолжаться. Нечто подобное я изложил в доступной форме женщинам в купе. Особенно жестко бил мой аргумент, что «люди без личного достоинства, национальной идентичности и в конечном итоге без души — не имеют будущего». Было заметно, что мои слова их явно задели, но каких-то серьезных возражений не прозвучало.

А поезд все приближался и обстрелы Г. все нарастали. В итоге я предложил им по приезде в Г. поднять украинский флаг и так же, как они недавно под российским флагом, подогретые идеологическим алкоголем, кричали «Россия! Россия!», на волне уже искреннего душевного порыва и личного достоинства кричать «Слава Украине!» — и будь что будет…

«Я никогда не буду воевать и не возьму в руки автомат»

С Никитой и его мамой мы встретились в прифронтовом городе Д. под аккомпанемент взрывов мин и снарядов, которые ложились совсем рядом. На их лицах выражалась тревога. Когда они уселись на диван в холле перед телевизором (мы находились в пансионате, где они приютились) я сказал что психолог и предложил психологическую помощь. С разрешения мамы я почему-то сразу обратился к мальчику, на лице которого выражалась не детская взрослость. Восьмилетний Никита оказался живым и довольно разговорчивым. Я узнал, что они приехали из Артемовска, который постоянно обстреливали. Когда в их дом попал снаряд, они решили уехать к родственникам в Краматорск. Немногим больше месяца назад Никита получил серьезное ранение в тазобедренную область.

Ему повезло. Осколок прошел навылет внизу левой части живота. Рана быстро зажила и он уже нормально ходил и даже не хромал, — молодой организм взял свое. Он мне показал шрамы и даже позволил их сфотографировать и разместить в интернете. Когда я спросил, как ко всему этому относится его отец, мама сразу ответила, что с мужем они не живут, но его мать к ним относится хорошо. Я сразу прекратил расспросы на эту тему, понимая ее деликатность, поскольку муж мог находиться в противоборствующем лагере.

Я решил не терять инициативу и назвал Никиту полноправным участником боевых действий. Тот сразу ответил, что хочет стать военным и у него будет автомат. Тогда я рискнул задать главный вопрос — на чьей стороне он будет воевать. Никита вдруг со своей детской непосредственностью и взрослой серьезностью ответил, что он никогда не будет воевать… потом немного подумал и добавил, что никогда не возьмет в руки оружие.

Я решил внести ясность в такую противоречивую ситуацию, продолжив никитину логику и предложил пойти в военные психологи. Я — военный психолог и у меня тоже есть автомат, которым я еще ни разу не пользовался по прямому назначению.

Никита как-то сразу повеселел, сказал что ему уже здесь нравится. А через некоторое время он уже свободно общался с украинскими бойцами.

Бой, который «лечит» (или командир, который грамотно воюет)

Всем известен нашумевший факт, когда две небольшие группы украинских бойцов четверо суток держали оборону в Углегорске, находясь в полном окружении. После их возвращения предполагалось, что там будет много проблем, связанных с боевым стрессом. Но в действительности оказалось, что психологическая помощь больше нужна не тем, кто активно участвовал в этом бою, а тем, кто со стороны наблюдал и активно переживал за своих друзей, находясь в полной безопасности. Оказывается, что в активном и грамотно проведенном бою человек психологически укрепляется и стабилизируется, если хотите, развивается как личность. Главное, — наличие позитивной патриотической морально-этической мотивации и успешно, грамотно и эффективно проведенный бой.

Именно так получилось в этот раз. Мне удалось пообщаться с командиром и некоторыми бойцами, благодаря чему удалось сделать для себя важные выводы и даже небольшие личные открытия. Оказалось, что решающую роль в этой ситуации сыграл именно командир, для которого это был всего лишь второй бой. Единственное, что мне он разрешил при упоминании себя в публикации, это использовать его позывной — «Грач». Хотя бойцы в общении между собой называли его более уважительно — «командор» или «комбат».

После подробных расспросов и уяснения для себя хода и психологической сути этого четырех суточного боя я пришел к выводу, что благодаря умению и грамотному поведению командира удалось сберечь почти весь личный состав (потери составили всего два бойца) и, что еще более важно, не только сохранить, но даже улучшить их психологическое состояние. Похоже, этот боевой стресс оказал позитивное влияние на многих бойцов. (Кстати, нечто подобное наблюдалось и на Майдане, когда люди туда шли, чтобы уйти от негативных психологических переживаний за счет активных действий в экстремальной ситуации, находясь в той особенной социально-психологической среде переживания личного достоинства).

Теперь подробней о самом бое, вернее, о его психологической картине, которую я для себя представил. В первый день под действием сильного артиллерийского обстрела и затем мощной танковой атаки с целью сохранения бойцов и выбора лучшей позиции для обороны подразделение Грача отошло с окраины вглубь города и закрепилось в добротном здании школы-интерната. Там их вскоре окружили россияне несколькими танками и пехотой и начали периодически атаковать. Танковые обстрелы сменялись атакой пехоты. Поначалу пехота подходила очень близко и смело, почти вплотную к дверям здания, так что отчетливо можно было рассмотреть форму российских десантников. С характерным российским говором они кричали: «Укры, сдавайтесь, у вас все равно нет другого выхода!». Но бойцы Грача сдаваться не собирались. Они были готовы стоять до конца, что называется «на смерть». На крайний случай было принято коллективное решение о самоподрыве и для этого была специально подготовлена взрывчатка. По сути, психологически они оказались «по ту сторону смерти». Возможно, это отодвинуло чувство страха и на первое место вышло чувство личного достоинства и неподдельного патриотизма.

Среди россиян наши бойцы заметили много таких, которых с большим «нагом» вообще можно было назвать русскими. Было понятно, что Россия действительно многонациональная страна, где много таких, кого можно посылать что называется «на убой». Так и получилось. В результате грамотно организованной обороны с каждой новой атакой вокруг школы— интерната появлялось все больше и больше «двухсотых» и «трехсотых». Это подтвердил один из российских военнослужащих в интернете, заявив, что в боях под Углегорском было убито около трехсот россиян (Российский наемник Крыжин: «Наша 3-я бригада потеряла под Углегорском 300 человек убитыми»)

Так продолжалось четверо суток, пока не стало понятно, что нужно уходить. Говорят, что для этого украинским командованием даже была подготовлена специальная операция. Но Грач решил действовать по собственному плану, применив обходной маневр. Очевидно это и позволило сберечь бойцов. Они поступили абсолютно нелогично. Вызвав огонь своей артиллерии «на себя», отошли в сторону противника, где их никто не ждал. Правда, некоторые местные жители, еще несколько дней назад «радушно» принимавшие украинских военных, бросали в них гранаты и пытались стрелять из ружья...

***

Невольно вспоминаю мой визит в Углегорск еще в конце декабря 2014 года и рассказ украинского комбата. Когда они освобождали этот город, там были небольшие разрушения, но он выглядел мертвым, а уже через неделю стал оживать, на улицах появились женщины с детьми. Помню также причитания подвыпившей женщины, местной жительницы — «За что это нам, что мы такого сделали!?»

Сейчас, когда город освобождали россияне, по словам вышедших из окружения бойцов, он оказался практически разрушен. Интересно, что сейчас будет причитать эта женщина, … если, конечно, она осталась жива...

«Киборги» с человеческим лицом

В небольшом магазинчике областного центра центральной Украины, где продается всевозможный камуфляж, что-то себе выбирали несколько молодых парней в форме украинских десантников. Молодая продавщица, явно с целью привлечь к себе внимание, стала им предлагать приобрести, как ей очевидно казалось, «хит сезона» — налепку с надписью «киборг». Сейчас в Украине так стали называть бойцов, защищающих Донецкий аэропорт за их непобедимость и стойкость. Но реакция получилась явно неожиданной для девушки — один из парней довольно резко ответил, что покупать такую налепку они не будут. Девушка удивилась и также весело и игриво спросила — почему. И получила еще более неожиданный ответ — мы не киборги, а простые люди, и умираем как обычные люди. От этого лицо девушки вдруг стало серьезным, мне показалось, что она уловила суть такого ответа. Ведь она до этого уже много перевидела таких ребят, покупающих камуфляжную одежду и аксессуары явно не для пикников или охоты — они все это приобретали для войны.

Недавно мне удалось довольно плотно пообщаться с этими десантниками и понаблюдать за ними со стороны в процессе психологического тестирования и личных бесед. Это были молодые, крепкие парни возрастом до тридцати лет. В итоге появилась такая формула для их короткой характеристики — «киборги с человеческим лицом».

На вопрос, как им удается так эффективно отражать все атаки не только обычных «ополченцев», а и российского элитного спецназа, был дан несколько неожиданный ответ. Мы не имеем права уходить и не имеем права умирать, поскольку за нами наша Родина и кроме нас некому будет ее защищать, чтобы остановит тот идиотизм и кошмар, который идет с востока.

Стало быть, наши «киборги» — это бойцы, которые не имеют права ни умирать ни отступать — в этом может состоять та главная формула их стойкости, основанная на глубокой и энергетически мощной идее, которую еще предстоит осмыслить и сформулировать, но которая уже четко обозначилась в лозунге «Слава Украине! — Героям слава!». «Мы никогда не отступим» — был однозначный ответ «киборгов». Но в этом нельзя быть уверенным относительно наших политиков и олигархов.

Кроме этого общее впечатление — абсолютно никаких «понтов». Если бы встретил такого парня на улице, никогда бы не подумал, что это тот самый «киборг». У этих ребят, так напряженно и практически беспрерывно воюющих, практически не проявляются общеизвестные по итогам вьетнамской, афганской и других войн, психологические синдромы. Оказывается, что на этих ребят боевые действия и соответствующие стрессы оказывают позитивное, созидающее влияние — очищающее и облагораживающее. Вполне возможно, что они и им подобные (те же представители «Небесной сотни») являются носителями истинной соборной идеи дальнейшего развития нашего общества.

Тогда логично вытекает вопрос определения современного национального «героя». Вот такие «киборги с человеческим лицом», позитивно и иногда даже восторженно принимаемые современной молодежью, вполне могут стать примером для подражания для нашего молодого поколения, способного создавать свое будущее уже в другой, свободной и великой стране — занять место героев советской эпохи, УПА, Холодного Яра, знаменитых украинских казаков и далее вглубь до архетипа Киевской Руси.

***

Недавно в интернете я наткнулся на любопытное видео, где было представлено «дознание» украинских пленных, захваченных в аэропорту Донецка 21 января 2015 года [Дознание. Украинские пленные из аэропорта]. Его проводил российский журналист с Донбасса с выраженным московским говором. Автор изо всех сил старался показать и продемонстрировать, что украинские «киборги» — никакие не герои и не сверхчеловеки, а простые украинские парни и мужики, которые раньше не имели отношения к армии, а пришли на войну, будучи водителями, строителями, сварщиками, слесарями, столярами и пр. Итак, исходя из логики автора этого видео, получается, что простые украинские парни и мужики, которые толком даже не могут разобрать и собрать автомат, так долго были грозой не только для «ополченцев», но и элитных российских военных подразделений, понесших в аэропорту за последние полгода весьма ощутимые потери.

Ловлю себя на мысли, что мы с автором этого видео совершенно независимо пришли к одинаковому выводу, но с той существенной разницей, что настоящие украинские «киборги с человеческим лицом» держатся прежде всего на чувстве патриотизма и личного достоинства. Они прекрасно понимают, что воюют не за бизнесовые интересы политиков и олигархов разных мастей или мировое господство США или тем более против российского народа. За все время пребывания в АТО я редко слышал украинскую речь. Большинство общается на нормальном русском, безо всяких московских, донских, вологодских или других «говоров». Они воюют за свою РОДИНУ, СВОИ СЕМЬИ, РОДНЫХ И БЛИЗКИХ, ЗА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО

Дебальцево. Не отступили, а отошли на новые позиции

Говорят, что поражения и неудачи учат больше, чем победы и успехи. Примерно к такому выводу я прихожу, беседуя и проводя психологичскую работу с бойцами, которые воевали под Дебальцево, а потом отошли на позиций второй линии обороны. Это обстоятельство было основным предметом и стимульным фактором, заставлявшим задуматься и анализировать не только общую обстановку, но и личные переживания и психологические состояния. Можно сказать, что эта ситуация «планового отхода» показала истинное состояние дел в сложившейся боевой обстановке, а также, как лакмусовая бумага, проявила личностные особености людей. Заправские «знатоки» военного дела, военной стратегии и тактики, «великие воины», как правило хорошо экипированные и обвешанные самыми разными видами оружия и «примочками» к ним, ранее проявлявшие бурную активность, в боевой обстановке вдруг сникли и потерялись в окопах, блиндажах и других всевозможных «норах». Но большинство было таких, которые стояли до конца, до последней возможности, защищая свои позиции и ушли последними, оставляя за собой поле боя, усеянное «двухсотыми» и подбитой техникой противника. Общее мнение таких украинских бойцов, — мы однозначно сильнее россиян и сепаратистов, сильнее прежде всего духом, и мы никогда от этого не отступим. Но, к сожалению, такими не являются те, кто управляет страной и армией... И в этом главная проблема.

В этой связи появилось много материала, которым хотелось бы поделиться, что я и сделаю в последующих публикациях.

Дебальцево. Это война на уничтожение

Недавно пришлось общаться с бойцами, только что вышедшими из боя и которые еще были в состоянии боевого стресса и возбуждения. Это были уже взрослые мужики, многое в жизни повидавшие и пережившие, чем-то удивить которых было сложно. Но и они в своем большинстве находились в таком состоянии, когда «нужен психолог». Обычно в таких случаях обращаются к спиртному.

Меня приняли не сразу. Сначала обратили внимание на то, «был ли я там», затем на мой возраст, профессиональный и жизненный опыт, довольно подробно расспросили о моей личной жизни и даже были «вопросы на засыпку», касающиеся знания предмета работы. (Среди бойцов часто попадаются такие специалисты, так что «лепить горбатого» не получится, они сразу видят подвох и в лучшем случае просто отказываются разговаривать). Когда это испытание я прошел, редложили выпить за погибших. И лишь после всего этого начался разговор.

Теперь уже я задавал вопросы, которые оказались более сложными для ответа: Сколько вы еще собираетесь «воевать»? .Можно ли алкоголем решить проблему своих преживаний? Стало понятно, что внешний враг, с которым воевали на поле боя, оказался менее страшным, чем внутренний, с которым нужно воевать уже силой собственного духа — к примеру, удержаться от алкоголя и попытаться «включить голову» с помощью психолога. Хватило духа у немногих. Для одного из них это уже была не первая война и он мог анализировать ситуацию. Учитывая свой личный предыдущий военный опыт и то, что происходит сейчас, он сформулировал это так — это «война на уничтожение»...

Подобное осмысление того, что сейчас происходит на Донбассе, я уже встречал и раньше. Так кого и что мы уничтожаем!? Хорошо бы только скверну человеческую...

Дебальцево. Дорога в никуда

Для многих россиян, прибывающих на Донбасс в качестве срочников, кадровых военных и т.н. «добровольцев» — это дрога в одну сторону. В разговоре с одним из офицеров, принимавших активное участие в боевых действиях рядом с населенным пунктом Б под Дебальцево я поинтересовался количеством уничтоженной ними живой силы противника. Недолго думая, он ответил — немерено. А потом добавил, что они это определяли по количеству воронья, которое там собиралось после боя. (По статистике и общему мнению соотношение погибших составляет примерно один к десяти).

Недавно в интернете появилось видео российских интернет-изданий, где показаны личные видеозаписи наших ребят, которые стояли в селе Чернухино под Дебальцево и видеозапись уже какого-то россиянина (очевидно «журналиста», собирающего «горячие факты»), которого выдавал характерный московский говор, снимающего их бездыханные изуродованные тела в сопровождении донбасского «ополченца» (Чернухино — последний день укропа. Трофейное видео). В голосе донбасского «ополченца» заметно переживание и даже сожаление по поводу гибели молодых украинских парней. Очевидно, осталось еще что-то человеческое — возможно потому, что у самого есть дети. Интересно, о чем думал и что переживал российский «журналист» — скорее всего лишь о том, сколько он получит за этот материал.

О факте их гибели мы узнали еще две недели назад, но никак не могли вывезти тела, чтобы этот факт подтвердить. Оказывается, погибшие тоже стали предметом торга. И теперь представленное видео раскрыло подробности этой трагедии (или скорее одного из эпизодов этой войны на уничтожение). Теперь стало совершенно ясно, что российский танк атаковал украинское село Чернухино, которое защищали украинские бойцы, мои побратимы и однополчане. Завязался жестокий и неравный бой, который почти для всех них был первым. В конце фрагмента, который снимали уже россияне, четко виден этот российский танк в нескольких десятках метров с башней, ствол которой смотрит на дом, где были наши бойцы — расстреливал в упор. Танк подбили, но и сами геройски погибли. Героям слава!

Но российские интернет-СМИ, как всегда, устроили из этого очередное пропагандистское «реалтишоу на крови». Хочу напомнить, что нельзя забывать нерушимый жизненный закон бумеранга — все неправедно содеянное всегда возвращается, причем часто сторицей!

Это видео просмотрели наши бойцы, друзья и обратимы погибших. В выражении их лиц можно было прочитать многое: сострадание и сочувствие, досаду, злость и даже какую-то праведную ненависть, душевную боль и еще много чего. Такое равнодушным никого не оставляет. Не было лишь страха или паники (чего очевидно добивались российские СМИ). Скорее наоборот, даже у тех, кто еще не был в боях или проявлял нерешительность, обострилось чувство патриотизма и появилась какая то решительность в жажде отмщения и победы.

Думаю, что при правильном осмыслении подобных видео российской пропаганды у людей с пробужденным чувством личного и национального достоинства еще больше поднимается боевой дух и патриотизм. Еще больше понимается недопустимость подобного ужаса в стране, где живут их семьи и близкие.

О подобных фактах я слышу постоянно. У меня всенакопленного русским народом тысячелетиями, начиная с Киевской Руси. Это дорога в больше зреет уверенность в том, что это война россиян против своего же народа, где возникает опасность уничтожения не только людей, но и того человеческого, никуда.

Дебальцево. Шоу на крови продолжается

Ранее на своей странице я уже комментировал под такой рубрикой российское видео (Чернухино — последний день укропа. Трофейное видео) в заметке «Дорога в никуда». Там я пытался понять мысли и чувства российского журналиста, очевидно четко заряженного на получение дивидендов от пропаганды «жареных фактов» в отличие от донецкого ополченца, в голосе и комментариях которого еще было заметно что-то человеческое. Я это понял потому, что уже откровенно общался с таким человеком (смотри на моей странице «Беседа по душам психолога и сепаратиста»).

Я натолкнулся на другое, еще больше извращающее истину, российское видео (ГОРЯЧИЕ НОВОСТИ УЖАС. Украинские силовики расстреляли своих солдат в спину). Оно было опубликовано несколько раньше и окончательно развеяло иллюзии якобы «человеческого отношения и переживания» творцов подобных пропагандистских материалов за украинских воюющих молодых ребят и их матерей. Оно окончательно показало свою поистине иезуитскую сущность.

Может ли быть такое, чтобы обезглавленный человек убегал от украинского «заградотряда» (нацгвардии), чтобы перейти на сторону противника, при этом был убит выстрелом в спину. Оказывается, что может!? Таковым оказался боец украинской армии Мокляк Алекандр Сергеевич, ранее геройски погибший в Чернухино в бою с российским танком и уже обезглавленный! Наши ребята, друзья Александра Мокляка, очень внимательно несколько раз просматривали это видео и однозначно его на нем опознали. Для точности напомню хронологию событий: бой в Чернухино украинких бойцов с российским танком (ориентировочно 6 февраля); выход российского видео «ГОРЯЧИЕ НОВОСТИ УЖАС. Украинские силовики расстреляли своих солдат в спину» (ориентировочно 11 февраля); выход российского видео «Чернухино — последний день укропа. Трофейное видео» (примерно 17 февраля).

***

Мне трудно представить, до какой еще аморальности и нечеловеческой низости можно дойти творцам этих видео. Что они думали и чувствовали, обращаясь к матерям погибших с обвинениями в адрес украинских военных, которые якобы не дают забрать тела их сыновей...

Что думали и чувствовали режиссеры и исполнители этих видео, в частности тот «клоун» (извините, если обидел) в кожаной фуражке со звездой (типа «чекист»).

Хочу обратиться к ним и еже с ними. То, что вы делаете, — это дорога в никуда, ибо это стремление уничтожить не только физически, но и морально целый народ — истинно русский народ, проживающий в Единой Украине (берегине Киевской Руси). Но народ, уже переживший тотальные репрессии, войны и голодоморы, который обрел национальное и личное достоинство — уничтожить ни физически ни морально НЕВОЗМОЖНО, потому что он СИЛЬНЕЕ ДУХОМ любого внешнего агрессора.

А вот агрессору придётся ответить за содеянное. И это будет значительно тяжелее выдержать, чем то, что сейчас приходится выдерживать и переживать украинцам.

Российский танк расстрелял украинское село Чернухино, которое защищали украиские бойцы, мои побратимы и однополчане. Танк подбили, но и сами геройски погибли. Героям слава!

(Чернухино — последний день укропа. Трофейное видео)

Но российская пропаганда, как всегда, устроила из этого очередное шоу.

Но бумеранг всегда возвращается!

Командир, которого любит Бог

С этим Командиром мы встретились еще до моего выезда в АТО. Он вместе со своей ротой батальона территориальной обороны только что оттуда вернулся и мне было интересно узнать из первых уст о психологических особенностях поведения в зоне боевых действий. Командир начал неожиданно: «В зоне АТО уже была моя вторая война. А первая началась за право участия в боевых действиях».

На тот момент волна патриотизма буквально накрыла Украину. «Единая Страна» — звучало, демонстрировалось, обсуждалось буквально во всех СМИ, на улицах, рынках, в общественном транспорте, в семьях. Эта волна с такой же силой вдруг возникла в душах людей, которые почувствовали себя свободными гражданами свободной великой страны и готовы были ее защищать до последнего, как недавно защищали Майдан в Киеве. Это было достойным ответом Супостату на войну, которую он развязал казалось бы безо всякой объективной причины, на пустом месте. Большой неожиданностью и загадкой стала тотальная народная поддержка россиянами Супостата, который в одночасье превратил братский народ, дружба с которым еще вчера казалась незыблемой и нерушимой, в лютого врага — «фашиста», «бендеровца», националиста и бог еще знает кого. Весь этот абсурд и с психологических позиций, откровенный бред, подавляющим большинством супостатовского народа принимался как истина в последней инстанции, изреченная самим Царем. По мнению одного из наиболее уважаемых российских психологов (Асмолов. Психологическая депортация России), россияне депортировали себя из реалий цивилизованной культурной жизни и поставили вне бытийных и человеческих ценностей, определив себя в касту отверженных.

Появились жертвы, которых ставало все больше, причем, с обеих сторон. Стали появляться все более мощные средства убийства людей, которые уже можно было сравнить с массовым уничтожением «живой силы». Все реально узнали, что такое «грады», «смерчи», «ураганы» и подобные другие обозначения этого страшного оружия. Все вдруг узнали и стали говорить о «трехсотых» и «двухсотых». Оказалось за счастье получить целым и не изуродованным труп своего сына, мужа, отца и похоронить по-человечески. Многие получали их останки просто в закрытых цинковых гробах или вообще ничего, кроме «безвести пропавший». И все это произошло за какие-то месяцы. Ничего подобного еще год назад никто себе даже не мог представить ни в каком страшном сне

Желание попасть в зону боевых действий у Командира возникло задолго до его реализации. И это была его первая война — за право уйти в АТО. И это была война не оружия, но искреннего реального патриотизма и личного достоинства против коррумпированной и криминализированной власти. Похоже, бросив клич народу «Все на защиту отечества» (при этом имея в виду себя), власть не ожидала, что это поднимет такую волну патриотизма украинского народа. Похоже, что она сама этого испугалась. Ведь на самом деле это была война народа против коррупции и криминала во власти, на которых, как на китах, она держалась.

Новая власть, получившая бразды правления страной из рук победившего народа, очевидно еще не могла так же быстро распрощаться с этими «китами». Она видела в Командире и тех, кого он отбирал, реальную угрозу, способную совладать с этими «китами». И это вызывало страх не меньший, чем утрата независимости и достоинства под ударами внешнего врага — Супостата. Поэтому, прежде чем получить право на участие в боевых действиях и защищать Родину, командиру пришлось долго и упорно это доказывать во всевозможных властных кабинетах, вплоть до самых высоких.

***

Как только рота батальона территориальной обороны пересекла границу зоны боевых действий, Командир построил личный состав и начал инструктировать бойцов относительно поведения в боевых условиях и особенностях выполнения боевого задания. Все стали понимать не только умом, но и на уровне какого-то физиологического ощущения новую реальность близости смерти. Когда Командир закончил инструктаж, он вдруг вспомнил о горсти крестиков, подаренных ему совершенно случайно незнакомым священником после службы в церкви. Так, на всякий случай, он вынул из кармана эту горсть символов христианской веры и предложил своим бойцам. И тут вдруг произошло нечто неожиданное. Командир хорошо знал своих подчиненных, среди которых не было особо верующих. Но в этот момент практически все потянулись за крестиками и быстро стали их разбирать. Но на всех не хватило. И надо было видеть искреннее огорчение на лицах тех, кому крестика не досталось.

К тому моменту счет погибших уже исчислялся тысячами. Начиналась его вторая война. Рота Командира воевала активно и успешно. Даже приходилось выполнять задания, которые были под силу опытному спецназу. Но за все время боев практически не было потерь (всего один «трехсотый»). Хотя противнику их рота нанесла урон в живой силе технике гораздо больший своей численности. Я поинтересовался секретом такого успеха. Командир немного ушел в себя и задумчиво ответил — «Наверное нас любит Бог».

В завершении разговора я спросил у Командира, какая из двух выигранных им войн была тяжелее. Особенно не задумываясь, Командир ответил — конечно первая, — война против собственной коррумпированной власти. В свою очередь Командир тоже спросил — «Почему меня так не любит власть»? «Зато вас любит Бог» — таков был мой ответ. Командир задумался, улыбнулся и замолчал.

***

Эту статью я завершал уже после трехмесячного пребывания в зоне АТО.

Боевое крещение. Психология взрыва

Я впервые объезжал опорные боевые пункты и блокпосты (ОБП) одного из наших батальонов, пробыв на каждом не менее суток, чтобы понять психологию их жизни и содержание «психологического поля» их сосуществования с передним краем. Мне нужно было побывать «там», на линии непосредственного соприкосновения с противником, чтобы понять психологию «передка». Без этого эффективная психологическая работа с бойцами была практически невозможна. Того, кто «там не был», они просто не воспринимали.

Это был один из наиболее напряженных ОБП. Меня выгрузили из кузова «Урала» практически на ходу, поскольку в том месте обычно работал снайпер противника. Благо дело погода была пасмурная и из-за плохой видимости у него была передышка. Меня встретил командир ОБП, которого звали Коля (обычно там пользуются позывными, но Коля остался при собственном имени).

Психолога на ОБП воспринимали скорее как диковинку. Думали, что приедет женщина, а приехал зрелый мужик, что несколько разочаровало. Как обычно, первые пол часа мне пришлось терпеливо объяснять, что мне нужно и что вообще я здесь делаю. Смотрели прежде всего как на человека, а уже потом как на психолога. Когда появилось первое взаимопонимание, я сразу принялся за дело — тестирование и беседы в том числе и с наиболее проблемными бойцами. В этой ознакомительной суете прошел первый день.

Утро следующего дня выдалось солнечное и холодное. Начал работать снайпер противника. В ответ выпустили пару «улиток» (так называют магазины с гранатами) из АГСа (автоматического гранатомета) и вроде все успокоилось...

...Взрыв прозвучал не то, чтобы неожиданно, но как-то нелогично, что называется «как гром среди ясного неба». Я услышал громкий «бабах» и увидел ярко белую вспышку в районе печки, рядом с которой, прямо напротив меня, находился Коля. Перед этим я собирался завтракать, поставил на печку запариваться мивину. Прошло несколько секунд замешательства после взрыва, прежде чем я попытался оценивать обстановку. В момент взрыва заметил, что моя мивина вместе с тарелкой куда-то улетела. Коля в этот момент находился между печкой и мной, — очевидно поэтому меня не задело, а все осколки он принял на себя он. В следующий момент услышал как Коля вскрикнул, резко поднялся, схватился за живот и левую руку, сделал несколько шагов в сторону от печки, затем опустился на колени возле кучи земли, согнулся и стал терять сознание. К нему сразу подбежал боец (позывной Хомяк), который уже давно находился на ОБП и пережил не один обстрел. Он взял Колю под голову и, увидев, что тот теряет сознание и начинает синеть от недостатка воздуха из-за плотно закрытого рта и сжатых зубов, криком потребовал рацию и начал вызывать машину, сообщать о взрыве и «трехсотых». В следующий момент он закричал, что Коля умирает, чтобы скорее ехали машины. Но, как всегда оказалось, что в одном месте нет водителя, в другом сломана машина и т.п.. Не обошлось и без курьеза. По рации Хомяк вышел на волну скорой помощи, надеясь попасть в контролируемый украинской армией город Дзержинск. Но ему вдруг ответили — «скорая Горловки слушает» (а этот город находился под контролем противника). Пару минут за всем этим я наблюдал как-бы несколько со стороны, оценивал обстановку. У меня ранений не было. Сзади, возле «бехи» (боевой машины пехоты) кто-то оказывал помощь раненому бойцу, который в момент взрыва стоял справа от меня боком к печке. Очевидно, рана была глубокая, потому что стоять ему было трудно. Немного правей от меня стоял офицер и держался за ногу в районе паха, на брюках виднелось небольшое окровавленное отверстие.

Я окончательно включился, когда Хомяк попросил ложку, чтобы разжать Коле зубы и дать возможность дышать. Я подбежал к кухонному столу и взял деревянную лопатку, чтобы не травмировать зубы. Но меня кто-то опередил и дал Хомяку алюминиевую ложку, которой тот начал разжимать рот. Я стал помогать и левой рукой поддерживать Коле голову, чтобы Хомяку было легче разжимать челюсти. У него получилось, Коля задышал, лицо стало наливаться румянцем, глаза приоткрылись — он приходил в сознание. Я посмотрел ему в глаза и спросил, видит ли он меня, — «я Анатольевич». «Если видишь меня, моргни глазами» — он моргнул. Все вокруг облегченно вздохнули — Коля ожил...

Но через некоторое время он вдруг широко раскрыл глаза, так что они стали как две двадцатипятикопеечные монеты, поднял голову и посмотрел в голубое небо, затем закрыл, оставив небольшие щелки. Левая ладонь у него была разрублен пополам, но крови практически не было, очевидно потому, что возле плеча руку перетянули жгутом. Торчали оголенные кости пальцев, культями большого, указательного и среднего он все время пытался сжимать кулак, очевидно проверяя наличие руки. Оставшиеся пальцы с частью ладони висели на коже и уже никак не реагировали. Наконец приехала грузовая машина. Колю и еще двух раненых бойцов погрузили и увезли.

Потом вспомнили о раненом офицере, который в блиндаже перевязывал себе ногу и руку. Вызвали машину и сопроводили его к безопасному КП. Ждали минут 10-15, но мне показалось больше. За это время успел поговорить с бойцом на КП — отцом двух сыновей, один из которых воюет. Вместе спонтанно помолились за здоровье раненых. Приехал ротный и забрал еще двух раненых, включая офицера.

Подытожу свои переживания и мысли. По психологии реакции на взрыв поведение людей можно разделить на три категории.

Первая — это те, кто получил ранения и их поведение определялось в первую очередь обнаружением ранения и помощью себе. Хотя некоторые сразу даже не осознавали, что ранены и пытались жить по инерции предыдущего момента.

Вторая — это те, кто сразу стал оказывать помощь первым. Как правило, они уже давно находились на ОБП и имели опыт оказания такой помощи.

Третья — это те, кто вдруг куда-то делся или не появился вовсе, несмотря на тревожные сообщения о взрыве.

***

Через месяца три, когда последствия этого взрыва логически завершились и прояснились результаты поведения всех его субъектов, ко мне подошел один из уже выздоровевших раненых и высказал общее мнение, что психолог оказался «нормальным мужиком».

Боевое крещение. «Я не верю в Бога, но верю в реинкарнацию»

Коля оказался довольно интересной личностью, о котором я слышал еще перед выездом в АТО от одного из боевых ротных командиров. До войны он был заведующим кладбища. Попав в зону боевых действий, заслужил доверие товарищей и, будучи по воинскому званию простым солдатом, стал командовать одним из наиболее опасных ОБП по линии размежевания под Горловкой.

Вечером, в день моего приезда на этот ОБП он согласился полностью пройти психологическое тестирование и нам удалось откровенно поговорить. Мы сидели в его стареньком КУНХе, изрешеченном осколками от разорвавшейся в нескольких метрах мины, в компании с его другом и земляком. Удивительно, но осколки застряли в обшивке, так и не пробив ее насквозь. Тогда им повезло. Когда дошли до темы жизни и предназначения человека, Коля заметно оживился. Он увлекался буддизмом, старался находиться в состоянии счастья. Это выяснилось при прохождении теста и ответа на вопрос «Поиск счастья — самое важное для меня». Над ним он задумался и сказал, что постоянно стремится испытывать состояние счастья. Затем признался, что не верит в Бога но искренне верит в реинкарнацию. Ему было очень важно достойно прожить свою жизнь, чтобы не было совестно перед потомками. Все было мирно, спокойно и ничего не предвещало летального исхода...

...На следующий день Коля получил тяжелое осколочное ранение и его отправили в городскую больницу Дзержинска. Все были уверены, что он здоровый мужик и выкарабкается. Но сведения, поступавшие из больницы о его состоянии, были все более тревожнее. Заговорили о необходимости срочной операции, которую могут сделать только в Харькове.

По рации спросили, будет ли психолог уезжать с поста. Я решил остаться. На тот момент я четко понимал, что не могу уехать, поскольку нужен там. Ребята потеряли не просто командира, а и того, кто «решал проблемы». Меня даже стали называть «батей» и «отцом». Я не мог уехать, что означало бросить бойцов в тяжелой ситуации. Тут я уже не был психологом, но обычным человеком. Все обсуждали колино состояние и тяжесть ранения. Вспоминали, какой он крепкий и обязательно не только выкарабкается, но и вернется на пост... Но ночью из больницы сообщили, что Коли не стало.

Я ночевал в колином КУНХе. Практически не спал, но думал о превратностях судьбы и самой жизни. Еще и еще раз прокручивал в памяти и чувствах минувший день. Особенно врезался тот момент, когда Коля широко открыл глаза и посмотрел в небо. Мне показалось, что в этих глазах, чистых и карих, которые он широко раскрыл перед смертью, я увидел то самое состояние счастья. Хотелось бы надеяться, что он ушел в лучший мир с чистой и счастливой душой, — как подтверждение истинной божьей любви. В тот день был религиозный праздник Святого Михаила.

***

Когда я вернулся на базу, то первое, что почувствовал и озвучил, что «вернулся другим человеком». Я стал понимать, что на этой войне у человека включается какая-то новая личность, способная существовать в иной, еще непонятной нам жизни. На моем бушлате еще долго оставалось еле заметное пятно от колиной крови, которое я так и не застирал. Со временем оно само по себе пропало.

Боевое крещение. Бой с ежиком

Психология первого боя — это известный феномен, который определяет психологическую организацию личности бойца. Поведение в первом бою во многом раскрывает человеческую личность и то, насколько она способна выполнять боевую задачу. Но бывают и смешные ситуации.

Вопрос о мыслях и чувствах в первом бою был одним из главных в психологическом тестировании в процессе моих посещений ОБП (опорных боевых пунктов). На предложение рассказать о своем первом бое, Коля (командир ОБП) немного подумал, лукаво улыбнулся и ответил, что это был «бой с ежиком».

Ночью на посту еще необстрелянные молодые бойцы приняли шелест в траве, где ползал ежик, за противника и открыли огонь. Напротив оказался другой пост, который тоже открыл огонь в ответ. И те и другие приняли друг друга за противника. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Коля адекватно не оценил ситуацию и скомандовал прекратить стрельбу. Кода он пошел проверять посты, то на одном из них ребята лежали, вжавшись в землю лицом вниз и намертво вцепившись в траву пальцами рук. Совершенно невозмутимым оказался лишь ежик. Он спокойно продолжал свое дело, искал в траве поживу. Несмотря на бешеный обстрел, ни одна пуля его не задела.

После этого я еще не раз выслушивал истории о первом бое или обстреле и часто находились такие, кто изо всех сил вжимался в землю или прятался в окопе, стараясь уберечься от пуль или осколков. Оказывается, что не так уж сложно спутать обычного ежика с реальным противником и начать войну.

***

Чем больше я нахожусь в зоне АТО и сталкиваюсь с различными превратностями этой войны, тем больше меня не покидает чувство какой-то ее виртуальности и бутафорности. Неоспоримой реальностью является лишь то, что гибнут люди, причем массово. И за это кому-то придется ответить. Неужели ежику!? А может найдется какой-то здравомыслящий «Коля», прекратит это безумие и все поставит на свои места?!

Психолог на передовой

К этой теме я шел давно, никак не решаясь ее затронуть, постоянно чувсвуя, что чего-то не хватает. Лишь на пятом месяце нахождения в зоне боевых действий (ЗБД), пережив и боле менее осмыслив пассивную фазу «перемирия», активную «Дебальцево» и снова войдя в «перемирие» стало понятно, что цикл завершился и его можно анализировать. Определенным стимулом и своеобразной жизненной подсказкой стало начало публикации моих «Заметок...» и предложение коллег относительно психологической помощи (за это им отдельное спасибо). Стало быть, пришло время отрефлексировать свое положение военного психолога в ЗБД.

Где-то в середине февраля по ТВ на канале «112 Украина» смотрел выступление профессора Князевича о необходимости проведения масштабной психологической работы с украинскими военнослужащими в процессе и после АТО. Он сказал, что в стране уже есть около 30 тысяч подготовленных психологов, которые могли бы такую помощь оказывать. Т.е., теоретически получается, что к каждому пострадавшему военнослужащему можно приставить персонального психолога. Выглядит впечатляюще!

Но обратимся к реалиям. Известно, что наибольшему травмирующему воздействию были подвержены первые добровольческие батальоны и военнослужащие, воевавшие больше на основе чувства патриотизма, нежели эффективного оружия и знания военного дела. Среди них, по официальным данным, пострадавших от психологических травм оказалось около 80%. Первые результаты психологической помощи, например тем же бойцам, вышедшим из «Иловайского котла», показали, что главным условием ее эффективности является то, чтобы психолог имел личный опыт нахождения «там». Это и стало главной целью моего ухода в армию и работы в ЗБД.

Итак, за четыре месяца пребывания в ЗБД, пройдя как пассивные (перемирие) так и активные (боевые действия) фазы включая достаточно длительный период нахождения непосредственно на передовой, я практически не встретил реально работающих военных психологов. Некоторым исключением стал пятидневный визит в один из наших батальонов, только что вышедшего с передовой, двух психологов-волонтеров. Наибольший эффект от их работы, который восприняли бойцы — это было то, что они женщины. Профессиональная же сторона оказалась мало эффективной.

Обобщая накопленный опыт, попробую в первом приближении в упрощенной форме сформулировать условия, позволяющие эффективно работать психологу на передовой и во второй линии.

1. Наличие личного опыта нахождения «там».

Но здесь важно не увлекаться и не забывать, что вы психолог, а не линейный боец. Ваше основное оружие — слово. Необходимо четко понимать, что в качестве «трехсотого» или тем паче «двухсотого» психолог никому не нужен. И чтобы не стать «безвести пропавшим», необходимо лично для себя понимать и рефлексировать предел своего участия в событиях на передовой. (По личному опыту, непосредственно на передовой можно находиться в период режима перемирия, а в период режима активных боевых действий лучше находиться на КП батальона).

2. Не «убегать от плохой жизни» в зону АТО в поисках новых впечатлений и дешевой рекламы, чтобы затем этим бравировать перед коллегами. Но ехать в зону АТО только будучи состоявшейся личностью (в личностном, семейном, профессиональном и др. планах). ЗБР не воспринимает профанов и дилетантов.

3. Хорошо знать и беспрекословно выполнять правила нахождения на передовой, чтобы не быть там обузой и «белой вороной» — это не только ваше здоровье, но и жизнь.

4. Иметь личный опыт «одной жизни» с бойцами: дышать одним воздухом, есть из общего котла, спать в палатках и блиндажах, переживать одни события (например ранение или гибель товарищей) и т. п. Но при всем этом вы не должны быть «своим парнем (девушкой)», но оставаться для них «другим», способным помочь узнать истину. Если психолог женщина, она должна оставаться женщиной и не превращаться в солдафона, даже будучи в военной форме.

5. Иметь авторитет «нормального человека», способного понять другого человека, какой бы ни была заковыристой его жизненная и психологическая проблема, особенно та, которая проявилась в бою или при обстрелах.

6. Работать «с чистого листа». Стараться не «давить на авторитет», а больше слушать и выходить на личностный контакт. Боец должен видеть перед собой достойную личность, способную его понять. Уметь «включать душу» в наиболее ответственные и драматические моменты.

7. Не стараться самому «вещать», но прежде всего выслушать. Не пытаться «умничать», а максимально просто и осмысленно помогать искать суть проблемы.

8. По возможности уходить от контекста «травмы» и «болезни», но формировать смысловые содержания развития здоровой и полноценной личности под влиянием той же «травмы» как нормального последствия критической ситуации (что-то вроде посттравматического роста).

9. Главным в работе с личностью должен быть развивающий морально-этический (духовный) мотив (защита Родины, близких и родных, отстаивание своего личного и национального достоинства). Показать бойцу, что после боя он получил возможность стать лучше (духовно богаче, сильнее смерти, укрепился духом и пр.).

***

Главная проблема нынешней психологической практики в АТО состоит в том, что взятая за основу традиционная психология, ориентированная на работу с «болезнью», здесь ограничена и неэффективна. Поэтому нельзя просто использовать импортные методики, которые созданы в большей мере на основе опыта «захватнических войн». Они больше подойдут россиянам. Для нас в лучшем случае они могут создать лишь видимость профессиональной работы. Учитывая особенность этой войны для украинцев как «защита Родины и достоинства», необходимо искать новые, собственные подходы и методы, основанные на высший ценностях, морали и духовности.

Сказка про две Руси и одну войну

Жили были две Руси, — (Киевская и Московская).

Русь Киевская — появилась из доброго семени родной земли и потому была сильной духом, доброй и культурной. И была возложена на нее великая мировая миссия, о которой она не ведала.

Русь Московская — появилась от злого семени чужой и дикой земли, потому была слабей духом и злой, но брала непомерной гордыней и дикой дуростью, одержимая кровавой деспотией и звериной ожесточенностью. Сотни лет они жили вместе — и в добре и во зле, и в горестях и в радостях. Московская все старалась возвыситься в гордыне, подчинив и унизив Киевскую. Но та не поддавалась, мужал и крепчал ее народ, росла их духовная сила. Так продолжалось сотни лет.

И вот настал час великой миссии. И проснулась великая духовная силушка Киевской Руси под гнетом лиходеев и казнокрадов, захвативших власть. Ее Душа, которая сотни лет спала, вдруг проснулась, разбуженная народом, устремившимся к свободе и достоинству. Да так, что это увидел весь Мир и обрадовался надеждой на свое спасение. Но не обрадовалась, а смертельно испугалась Московская Русь, ибо почувствовала начало своей кончины. И, в одночасье, забыв о братской дружбе, поверила обману лукавого царя Супостата, пошла войной на Киевскую Русь. И было это так подло, страшно и жестоко, что давно уже Мир такого не видывал. И полилась кровушка реками и стали погибать русские люди тысячами. И Мир насторожился и стал со стороны наблюдать, — чья возьмет.

И Киевская Русь не отступила, но наоборот. Поднялась и сплотилась в защите от Супостата. И чем больше тот давил и наступал, тем больше она сплачивалась и поднималась. Не помогли Супостату и его друзья — , лихоимцы и казнокрады, пробравшиеся к власти в Киевской Руси, и тем ее предавая, грабя и разоряя. Но Киевская Русь и народ ее многострадальный не сдавались, но все больше крепчали в силе духовной, мудрости жизненной и достоинстве человеческом.

И продолжалась эта война не мало дней и ночей.
И народу сгинуло немерено.
И пропитывалась земля русская кровушкой мужей и слезами жен русских,
Доколе не смыла грязь человеческую
И не очистился от скверны душевной народ русский.
И пришло великое покаяние.
И упала пелена с глаз,
И рассеялось затмение в головах,
И пропала злоба в сердцах,
И наполнились они добротой и любовью.
И пришло прозрение и преображение.

Узрели и поняли люди русские свою миссию великую, — дабы, очистившись самим, помочь очиститься и всему Миру.

Но это уже другая сказка...

Как победить россиян на востоке Украины

Основным преимуществом украинцев перед россиянами является духовная сила народа, стремящегося к обретению личного и национального достоинства. Чтобы победить россиян, украинским военным нужно избавиться от двух вредных привычек, привнесенных в украинскую культуру теми же россиянами и блокирующих проявление этой духовной силы:

Первая — от использования мата в общении.

Вторая — от чрезмерного употребления алкоголя (или попросту «бухания»).

Известно, что мат в украинской культуре и соответственно армии является чужеродным образованием, культурно/бескультурно привнесенным россиянами из культуры/бескультурья «Московской Руси» (Влияние мата на здоровье, сознание, жизнь человека) Его использование военнослужащими в общении чаще приводит не к скорейшему выполнению (как кому-то кажется), а больше к забалтыванию и искажению боевой задачи, что обусловлено избыточно невротизированной психикой матерящегося.

В украинской, да и в истинно русской (обусловленной «Киевской Русью») культуре мата в привычном понимании, не было. Была т. н. «ураїнська лайка», являющаяся в своем исконном применении скорее очищающей (терапевтической) для психики (Матюки, які роблять з тебе українця. Як правильно лаятись)

Касаемо психологии мата, хочу также поделиться своими наблюдениями и мыслями. Можно согласиться, что это порождение личного бескультурья и неспособности выразить мысли нормативной смысловой лексикой. При этом матерное слово в своем большинстве отражает как зеркало внутреннюю физическую, психологическую, этическую, духовную, жизненную несостоятельность человека и убожество личности в целом.

Но есть также другая, «военная» функция мата, используемая на передовой, когда одним словом или фразой можно четко выразить боевую задачу или описать поведение или состояние человека. Например, в войне на востоке Украины активно используется термин «пиZдорез». Он как нельзя лучше характеризует наиболее напряженную боевую ситуацию (например, сложившуюся в Донецком аэропорту). Лично я понял его смысл и эмоциональное наполнение, будучи на передовой во второй половине января. «Вы едете в самый пиZдорез» — сказал один из бойцов, узнав куда я направляюсь. Пробыл я там неделю, но этого было вполне достаточно, чтобы полностью «насытиться» передовой в смысловом и эмоциональном плане. Я стал различать по звуку «приходы» гранат, мин и снарядов разных калибров из АГСа, ЗУшки, миномета, танка , САУшки, «града», и пр., каждый из которых вызывал как отдельные так и целые гаммы характерных эмоциональных реакций и мыслей. Когда я вернулся на базу, первыми моими словами были — «теперь я насытился передовой».

Далее касаемо алкоголизации или по попросту «бухания».

Если в случае с матом решение проблемы лежит в культурной плоскости в переходе на украинский язык во всех сферах, то в случае с буханием больше проявляется проблема психологического плана, а точнее отсутствия в армии достаточно квалифицированной и эффективной системы психологической помощи. Можно было бы следовать военным традициям украинских казаков, когда за пьянку на Сечи или во время похода применялось очень строгое наказание вплоть до смерти. Но тогда у нас не останется армии.

Я заметил одну особенность в работе с бойцами, прошедшими пиZдорезы, — те, кто вел себя в бою достойно и грамотно, после боя мало говорили о своих подвигах, минимально обращались к алкоголю и мату в общении. Интересно, что они в основном общались на украинском языке, хотя и были в своем большинстве родом в с центральной Украины. На вопрос, почему они не пьют, отвечали просто — не за чем, а вдруг поступит команда идти в бой. В индивидуальных беседах после тестирования их тексты были содержательны и осмысленны, с пониманием своего нынешнего и будущего положения в жизни. Но таких оказалось меньшинство.

Мое общее наблюдение — чем лучше воюет, тем меньше об этом рассказывает, пьет и матерится. Если и начинает говорить, то осмысленно и содержательно.

Хотелось бы, чтобы работало правило: хочешь выпить — иди к психологу.

Есть еще один способ решения проблемы — перевести это противостояние в психологическую плоскость. Для этого хотелось бы пообщаться с российскими психологами, принимавшими участие в боевых действиях на востоке Украины. Можно считать это моим приглашением к диалогу. Хотя иллюзий я не питаю.

Женщина на этой войне. Волонтер

Говорят, что женщина на корабле — к несчастью. А женщина на войне? Говорят, что война — это мужское дело. Но эта война, похоже, ломает все правила и стереотипы, в том числе и в отношении участия в ней женщин. Я не буду говорить об уже известной военной неженской функции снайпера (таких я пока не встречал). Речь пойдет о чисто женских, несущих гуманизм и добро, функциях, с которыми мне пришлось столкнуться на передовой — волонтера, фронтовой жены, психолога и просто Личности.

Женщина — волонтер.

Пожалуй, лучше о женщине-волонтере, чем Галина Грановская, не скажешь. Единственный вопрос в том, что это слова женщины о женщинах. Поэтому, хочу вставить свои мужские «три копейки».

Бывая на передовой, я часто встречался и общался с волонтерами, привозящими бойцам на опорные боевые пункты и блокпосты продукты, вещи и всевозможные личные заказы. Однажды волонтеры даже меня эвакуировали, когда не было транспорта. Надолго я запомню эту дорогу с передовой в грузовом фургоне-иномарке верхом на дровах под шансон и двух «прошедших крым и рым» водителей примерно моего возраста, прущих напролом через милицейские блокпосты, показывая средний палец.

В основном это были крепкие мужики, имеющие приличный достаток и часто личный бизнес. В разговоре я всегда задавал один вопрос — «А зачем вам это надо?». Ведь здесь они не имеют никакой прибыли, но одни убытки. Они рискуют также, как и обычные бойцы. Их также берут в плен и убивают, расстреливают и жгут их машины. И всегда получал практически одинаковый ответ, сводящийся к возможности таким образом обрести душевный комфорт и спокойствие благодаря чувству своей необходимости и полезности для конкретных «пацанов», защищающих Родину.

Женщину-волонтера я встретил на передовой в самый разгар боевых действий во второй половине января. Ситуация была накалена и я даже не спросил ее имени. Сначала я обратил внимание на совсем молодого парня, разгружавшего продукты, явно младше призывного возраста, а уже потом, на довольно молодую, крепкую и хорошо сбитую женщину вместе с ним, общавшихся «щирою українською мовою». Как потом оказалось, это был ее пятнадцатилетний сын. Они вели себя спокойно и уверенно. Похоже, что передовая и обстрелы для них были привычным делом. Я задал ей все тот же вопрос — «Зачем вам это надо?». Она указала на сына и ответила: «Для нього, не хочу, щоб йому прийшлось воювати при досягненні призовного віку. А без допомоги волонтерів ця війна швидко не закінчиться».

Больше вопросов у меня не было.

Женщина на этой войне. Эффект Насти Дмитрук

Год назад интернет, особенно российский, буквально взорвало стихотворение а потом песня «Никогда мы не будем братьями», написанное молодой киевлянкой Настей Дмитрук и затем положенное на музыку литовскими музыкантами. Это был момент, кода над Украиной нависла реальная опасность российской агрессии под влиянием массированной антиукраинской «ватной» пропаганды. Многих охватил страх и паника, даже некоторых уважаемых деятелей искусства, обращающихся к Супостату с мольбой о помиловании. Очевидно, проявился пресловутый украинский комплекс неполноценности «младшего брата». В этот момент вдруг хрупкая молодая, но сильная духом украинка, отважно атаковала эту российскую «машину зла», выступив в защиту своей Родины самым гуманным оружием — оружием искусства. И она одна оказалась сильнее духом всей этой пропагандистской машины. Масса последовавших т. н. «русских ответов», направленных против Насти (очевидно, продуктов той же «машины»), лишь еще больше обозначили духовную силу молодой украинки — достойного представителя своего народа.

Прошел год. Настя повзрослела и стала популярной. Сознание украинцев (истинных русских) тоже кардинально изменилось и повзрослело. Это особенно чувствуется здесь, на Донбассе в зоне боевых действий. Пропал страх перед превосходящими силами россиян, но появилось недоверие к собственной власти. Как результат успешной борьбы с комплексом неполноценности, стали появляться все больше новых героев (те же непобедимые украинские «киборги», разделавшие под орех хваленный российский элитный спецназ). Все больше стало проявляться духовное и психологическое превосходство. И чем больше россияне наращивают свое давление, тем больше это превосходство растет. Растет и крепнет дух и достоинство народа. Сейчас уже кажутся смешными те первые страхи перед бывшим «старшим братом». Кого бояться?! Ведь по ту сторону такие же люди, только с «ватой» в голове и слабые духом, потому что позволили себе вбить в голову эту «вату». Остается превосходство в оружии, а точнее, в массе предназначенного для уничтожения смертоносного металлолома, который когда-то был военной техникой, в огромном количестве накопленного в советские времена. Но сейчас этот металлолом стал орудием массового убийства русских людей с обеих сторон. И в этом наибольшая несправедливость и одновременно трагизм данного момента.

Если раньше российской армии и российского оружия боялись, то сейчас, кода в ход пошло практически все, что было возможно использовать, вплоть до смерчей, тактических ракет и даже авиации; когда заживо горели, были разорваны на части, пропали без вести в крематориях и безымянных могилах сотни людей с обеих сторон; когда одни матери, жены, сестры с почестями хоронили героев, а другие получали денежную компенсацию за молчание; когда на всем этом адском месиве из людей, крови, человеческого мяса и людского горя массированно делается «ватная» пропаганда ... — сейчас уже вряд ли что-то может больше напугать и обескуражить наших людей. Их даже не страшит применение ядерного оружия. Я уже несколько раз слышал от местных жительниц в случайных разговорах в очередях, — «да пусть уже на нас россияне бросят атомную бомбу и разом все закончится, чем так жить...».

Я много раз при любой возможности, особенно на передовой, старался общаться с местными донбасскими женщинами, среди которых были и те, у которых мужья воюют или воевали (многие погибли) на другой стороне (это отражено в моих предыдущих «записках»). Всякий раз, выслушав их мнение по поводу этой никому не нужной войны и единственного желания иметь нормальные зарплаты, пенсии и материальный достаток, я предлагал повлиять на своих воюющих мужчин, чтобы остановить это безумие, используя свою природную женскую силу. Уже все поняли, что именно на территориях, контролируемых украинской армией, жизнь вошла в нормальное русло. Я ни разу не видел, чтобы здесь выключали свет, безнаказанно творили беззаконие и т. п. Как-то такой вопрос я задал работницам столовой на одной из шахт под Углегорском. Они сразу насторожились и замолчали, искоса посматривая друг на друга, очевидно опасаясь, что кто-то «застучит». Но все же нашлась одна смелая, похоже их начальница. Она уверенно сказала, что действительно, женщины имеют большое влияние на мужчин, если захотят, но… боятся.

Многие мужчины, воюющие та «той» стороне, ничего против Украины не имеют. Воюют исключительно из-за заработка, под влиянием тех же жен, которые дальше материального достатка ничего не хотят видеть. Теперь, увидев, чем обернулась такая близорукость, они не знают как все это прекратить. Военная, пропагандистская и бизнесовая машина запущена и, похоже, не сбавляет обороты.

Остается надеяться на чудо, — что донбасские женщины вдруг прозреют и среди них появится своя Настя Дмитрук. 

Женщина на этой войне. Фронтовая семья

Во время Великой отечественной войны существовали фронтовые жены, которые поддерживали своих фронтовых мужей в трудную минуту. Но обычно эти отношения мужчины и женщины заканчивались вместе с войной. Мирная жизнь и семья брали свое.

На этой войне я столкнулся с двумя историями создания фронтовой семьи. В первом случае это была скорее история несчастной любви. Молодой парень, искренний патриот Украины, пошел защищать свою Родину и за ним следом ушла его любимая девушка. Все выглядело достаточно романтично. Перед самым отъездом прямо на перроне они дали обещание по возвращении пожениться и создать семью. Но жизнь и война распорядились иначе. Оказалось, что парень пришел на войну защищать Родину, прошел Илловайск, выжил, но стал жестче и требовательней к себе, жизни и будущей семье. Девушка пришла на войну создавать семью и, не выдержав требований своего парня, — вышла замуж за другого.

В другом случае это была история создания или вернее войны за семью, которая проходила на мох глазах. Эта семья создавалась казалось бы в совершенно противоречивых для этого не семейных, военных условиях. Жена умудрялась быть рядом с мужем-разведчиком буквально везде где только можно, включая передовую.

В обоих случаях остро стоял вопрос — «воевать за Родину или создавать семью?» В первом случае эти два понятия совместить так и не удалось. Мужчина пришел на войну защищать Родину, а женщина создавать семью — это противоречие оказалось непреодолимым.

Во втором случае на этот вопрос, заданный мной семье разведчика, я получил неожиданный ответ — «мы пришли сюда защищать семью». Судя по всему и тому, что я вижу, эта война за семью ведется успешно.

Бывая на передовой я обычно интересовался у бойцов, за что они воюют и получал практически одинаковый ответ — за свою Родину Украину, и обычно уточняли — за семью, за детей, за жен и матерей, за то, чтобы тот идиотизм, который идет с востока, не пришел в их дома и семьи. Выходит, что если воевать за конкретную семью, то в конечном итоге защищаешь и семью и Родину. А если воевать за абстрактную Родину, то можно потерять семью...

***

Игорь (Sweet) — приехал на войну защищать Украину:

А я десь там, де небо у вогні
Бороню свою землю від навали,
Я вже давно не лічу ночі й дні,
Я роблю все, щоб ви війни не зали!

Но с семьей у него пока не получилось. Наверное то, что он ищет в жизни, его семья и любимая женщина еще ждут его впереди...

Ася — приехала на войну защищать мужа и семью. Поначалу это казалось полным нонсенсом. Но довольно скоро стало понятно, что она нашла в жизни именно то место, где должна быть и делает то, что должна делать.

Счастья и удачи вам, ребята!

Страна Аватария

Согласно Википедии, термином «аватар» в индуизме называли бога, снизошедшего в материальный мир с определенной миссией. Наиболее известным аватаром был бог Кришна.

В нашей обыденной и армейской жизни «аватарами» стали называть беспробудных пьяниц, по признаку их «синевы», что соответствует цвету кожи аватара из известного одноименного голливудского фильма.

Для борьбы с алкоголизмом и пьяницами в армии решили собирать их в каком-то одном месте и перевоспитывать трудом с риском для жизни. Благо дело на войне таких мест достаточно, скажем, для укрепления оборонительных позиций на передовой. Одно из таких мест сначала в шутку, а потом вполне серьезно стали называть «страна Аватария». Это оказался плоский терекон (плато размерами примерно как известное плоское плато в Крыму с названием Мангуп с примерно такой же высотой отвесной стены). Наверху довольно скудная растительность, но которой вполне достаточно для сокрытия позиций. Грунт — каменная порода после шахтной выработки с небольшими прослойками земли. Поэтому копать лопатой очень сложно и без кирки невозможно. Кроме этого все плато усеяно следами от разрывов «града». Расположено в непосредственной близости от линии огня на передовой. Так что здесь присутствовали все необходимые составляющие успешной работы с аватарами — возможность трудового применения при постройке блиндажей и других укрепсооружений с непосредственным риском быть накрытыми при артобстреле или атаке пехоты. Вполне понятно, что именно сюда стали свозить пьяниц — аватаров. Сюда и отправили и нас с капелланом-волонтером Сергеем (в прошлом офицер-танкист) для духовно-психологической работы. Сделано это было спонтанно, безо всякого предварительного уведомления, в обычном режиме отправки аватаров. Так что первые сутки мы с Сергеем были на общих правах и работали наравне с обычными аватарами — копали блиндажи, таскали и укладывали бревна и пр. Лишь к концу первого дня один из них, присмотревшись к нам и, очевидно не заметив характерных признаков аватара, таки спросил — «а вас то за что сюда?» Только после этого мы представились как те, кто должен с ними работать и нас стали отличать как «других».

Контингент Аватарии оказался тоже своеобразным, примерно больше половины были ранее судимы с приличными сроками (до 10-15 лет тюрьмы и лагерей). Именно с такими жителями Аватарии пришлось работать в первую очередь. Оказалось, что они вполне адекватные личности с собственной жизненной позицией и даже подчас философией. Но главное, что объединяло их всех — чувство патриотизма и готовность воевать за Украину. Мне даже приходилось слышать идеи пойти в близлежащий город, находящийся под контролем противника, и в центре поднять украинский флаг.

Через пару дней, после первых серьезных обстрелов ситуация в Аватарии приобрела динамичность и стала меняться в лучшую сторону. Если в первую ночь практически все дружно бухали, то во вторую, когда был интенсивный обстрел практически всей линии обороны, все были трезвые. Оказывается, что война имеет свое положительное влияние.

Эти две первые ночи мы, как и большинство аватарцев, спали на голой земле под звездным лунным небом. Была почти полная луна и яркие звезды. Почему-то здесь они выглядели особенно красиво, создавая контраст стреляющей из пушек и минометов, бабахающей разрывами снарядов и мин, свистящей пулями, жужжащей осколками и другими признаками бушевавшей рядом войне. Но особенно контрастно выглядела уже разбушевавшаяся вокруг весна. Заканчивался апрель и начинался май. Начали благоухать расцветающие деревья, молодые листочки, полевые цветы. Еще больше контрастировало войне звонкое пение соловьев, четко звучащее в ночном влажном небе. Ночью было довольно тепло (до плюс десяти градусов) и спать было вполне комфортно. Единственную тревогу вызывали свистящие и жужжащие пролетающие над нашими головами мины и снаряды. Нужно было внимательно прислушиваться и рассчитывать, где упадет. Штук пять упало довольно близко, метрах в пятидесяти под терекон. Но все это так и не смогло составить достойную конкуренцию весне и сну. Весна, усталость и сон победили страх.

На утро я предложил старшему по Аватарии отправлять ко мне по одному человеку на психологическую беседу, на что получил согласие. Устроил себе психологический кабинет из двух ящиков недалеко от общего места сбора, но в довольно укромном месте на фоне панорамы передовой, откуда в любо момент могло что-то «прилететь». До обеда удалось отработать трех, после обеда еще двух. Отдыхал на укладке бревен.

На следующий день начал активную работу капеллан. По утрам и вечерам жители Аватарии решили слушать его проповеди и молиться. Сергей построил эту работу довольно грамотно, умело подстроившись под содержание ситуации. Утром звучали наставления на день грядущий и выполнение поставленных задач, а вечером подводились итоги сделанного за день с акцентом на наиболее важных и интересных моментах. Все это придавало гармонии в работе тандема психолога и капеллана. Первый, работал словом правды для осмысления себя как личности и душевной жизни на этой войне, а капеллан словом молитвы помогал привести все это к духовной гармонии с истинами святого писания. К удивлению, наша работа в экстремальных условиях войны и тяжелого труда жителями Аватарии воспринималась вполне адекватно.

Надеюсь в дальнейшем рассказать об этом более подробно.

На фото полевой тюльпан на передовой, я и капеллан Сергей.

Страна Аватария. Покайся

С ситуацией Сергея я столкнулся еще до Аватарии. Это был конфликт с командиром на почве употребления алкоголя. Вина была обоюдная, но наказали только Сергея. В результате он попал на Аватарию.

Он один из первых пошел на контакт и серьезный разговор. Чувствовалось, что у него много наболело и была необходимость не просто высказаться, а что называется, «излить душу». Начали с известного конфликта, дальше больше. Оказалось, что у Сергея сложная и тяжелая жизнь и солидное криминальное прошлое. Тяжелое детство в неблагополучной семье, отца практически не знал, еще ребенком потерял мать и остался сиротой, дальше детский дом и интернат. В конечном итоге — криминал, около десяти лет отсидки в «зоне», включая одиночку. Там, чтобы выжить физически и морально, не потеряв человеческого достоинства, кроме физической и психологической закалки он стал много читать, формировать собственную жизненную философию и даже писать. Сергей показал мне свою небольшую записную книжку, густо исписанную ровным бисерным почерком, в основном стихами собственного сочинения. Некоторые из них, по содержанию довольно просты и даже по детски примитивны (а значит правдивы и откровенны) навели меня на серьезные размышления.

Нуждаюсь в помощи много лет...

Я пришел к людям, но Они сказали мне — Покайся!
Я пришел к Богу, но Он сказал мне — Покайся!
Я пришел к Дьяволу, но Он тоже сказал мне — Покайся!
К кому еще обращаться и идти, я уже не знаю.
Одним словом, все хотят святого
Но всем наплевать на мою судьбу.
Но причем тут вместо помощи
Ваши слова — «Покайся» — я никак не пойму?!

***

Итак — ПОКАЙСЯ. Думаю, что для Сергея это ключ к пониманию решения его жизненно важного вопроса, открывающего его личности дверь в жизнь и судьбу, но сущности которого он пока не понимает.

Я также уверен, что это и ключ к решению жизненно важной проблемы для целого русского народа, сущность которого заложена в сложившейся в Донбассе ситуации, связанной с этой непонятной и никому из нас не нужной «гибридной» войной. Сейчас, спустя год, практически всем здравомыслящим людям с обеих сторон этого конфликта (истинно русским, потомкам Киевской Руси, в своем большинстве живущих в Украине, и здравомыслящему меньшинству россиян, ныне живущих в России, но не отравленных путинской пропагандой) стало совершенно ясно, что этот идиотизм нужно прекращать — но КАК?.

Слишком далеко все зашло, слишком большие материальные и финансовые ресурсы задействованы, слишком выгодным и поэтому соблазнительным оказался бизнес на войне и крови... Но главное, что слишком близко ситуация подошла к черте «невозврата», когда уже ничего изменить будет нельзя и русские канут в пропасть небытия (известный российский психолог, академик Асмолов еще год назад предрекал «психологическую депортацию россиян» в касту отверженных /Асмолов Психологическая депортация России /).

Как и для отдельной личности Сергея, которому еще только перевалило за тридцать, так и для русского народа, который уже больше тысячи лет как принял христианство, этот возраст оказался критическим и требует для сохранения себя полного покаяния и, следовательно, обновления и преображения, что в конечном итоге приведет к реализации его главной миссии.

Я наивно думал, что это созреет к Празднику победы (8-9 мая), как дню общего покаяния и примирения. Но этого пока не случилось, скорее наоборот — резко участились обстрелы украинских позиций, а о примитивном фарсе «парада победы» в Донецке даже не стоить говорить. Тем не менее, именно покаяние может стать стимулом к тому духовному прорыву в совершенно новое будущее общество, предтечей которому и есть эта, казалось бы бессмысленная, но в таком понимании приобретающая громадный высший смысл война.

Но, как и для Сергея, такое покаяние и для многих русских, стало очевидным, но пока еще не стало понятным — КАК?.

На этой войне среди искренних патриотов, готовых защищать Родину, я встретил много бойцов с криминальным прошлым. Также я видел и много пришедших сюда ради собственных интересов и карьеры с желанием отсидеться подальше от передовой, но получить «участника боевых действий». Честно скажу, что первые, которые постоянно находятся под обстрелами и рискуют жизнью, мне гораздо симпатичнее, чем эти «добропорядочные» граждане, как потенциал новой бюрократии и коррупции.

На этой войне я также понял, что существующая бюрократическая машина, плотно пропитанная коррупцией и почти абсолютной аморальностью, функционирующая даже здесь, в ходе реальных боевых действий, представляет гораздо большую опасность для будущего Украины, чем российские войска и несчастные сепаратисты с их танками, САУ, «градами», диверсионными группами и пр.

***

И много лет я живу одной мечтой
Создать семью найти свою любовь
Увидеть счастье реальными глазами
Дарить счастье, любовь, розы и видеть радостные слезы
И купаться в океане любви от девчонки своей мечты.
Но видно еще не скоро улыбнется мне судьба...

На этой минорной ноте из записной книжки Сергея пока закончу, но надеюсь, что продолжение последует...

Донбасс после...

Известный горловский блогер Егор Воронов в своей статье «Жизнь после Украины» пытается найти будущее Донбасса, анализируя его прошлое. Но, я думаю, что судьба Донбасса больше определяется правильным пониманием настоящего и взгляда в будущее. Сейчас говорят о Донбассе как о какой-то «особой зоне» с «широкой автономией» как альтернативе войны. Из разговоров с местными жителями, в основном на территориях, подконтрольных украинской армии, практически всем эта война надоела, никто не хочет ее продолжения. К тому же в разгаре весенняя страда, когда день год кормит. Поэтому, нужно выбирать, непонятно зачем воевать или обеспечить себя продуктами на текущий год.

***

Я заметил одно общее и у путинской России и у пророссийского Донбасса — это полное отторжение, неприязнь и какой-то чуть ли не животный страх перед украинским Майданом. Изучая этот феном еще с 2004 года, я также заметил одну важную особенность в его оценках. Те, кто там был, жил и действовал, оценивают его как высшее проявление морально-этических, духовных качеств украинского народа, выразившихся в стремлении к личному и национальному достоинству, самоорганизации. И наоборот, те, кто там никогда не был, хотя и находился совсем рядом (например антимайдановцы), оценивают его как сборище отбросов общества и проявление аморальности и деградации украинцев.

Теперь относительно жителей Донбасса, поддерживающих сепаратизм и войну против Украины в основном в результате российской пропаганды и просто неопределившихся, но желающих только одного — спокойствия и материального достатка. За полгода в АТО я не раз общался с ними под Горловкой, в Углегорске в магазинах, на рынках, на шахте. Если говорить коротко, то в общем напрашивается характеристика, предложенная еще Настей Дмитрук — «духа нет у вас быть свободными». У многих проявляется страх перед свободой и стремление любыми путями снять с себя ответственность за собственную жизнь и судьбу, переложив ее на смотрящего, своего пахана-президента, просто российского президента, даже простого украинского сержанта, командира опорного боевого пункта, расположенного на шахте близ поселка. Ведь еще год назад, на волне эйфории независимости Донбасса, «русской весны», идеи Новороссии и т. п. стоило выйти 200-300 тысячам (из почти 7 миллионов донбасцев это мизер), заявив о своих стремлениях, — и все было бы решено безо всякой войны. Ан нет... Духа не хватило.

А что теперь? Может случиться так, что Донбасс окажется в положении той самой обезьяны (то ли из известного анекдота, где она «и умная и красивая», поэтому не знает, куда бежать, то ли из известной китайской мудрости, где она ждет, сидя на дереве, пока внизу дерутся два тигра, чтобы потом, когда они уничтожат друг друга, получить добычу).

Но может случиться и так, что подтвердится наша гипотеза «дрейфа» Майдана (наша гипотеза «взросления» Майдана уже подтвердилась) и вдруг, под влиянием этой «войны» в Донбассе и «аннексии» Крыма появится российский Майдан (например в Москве, предрекаемый тем же главным боевиком Стрелковым) наверняка изрядно повзрослевший, намного более масштабный и энергетически мощный. Тогда скорее всего украинские и российские войска, как главные субъекты этой «войны», развернутся на сто восемьдесят градусов и одни двинутся на Киев, а другие на Москву. Интересно, что тогда будет с Донбассом?

По пути в отпуск и после...

Я ехал в свой второй очередной военный отпуск, который планировался уже второй месяц еще на Пасху. Затем его отложили до майских праздников из-за предполагаемого наступления противника. Даже в день отъезда отпуск был под вопросом, поскольку очередной раз обострилась ситуация и с утра пришлось выехать на передовую. Но слава богу все обошлось. Выручил боевой капеллан Олег, который вдруг появился как-бы из ниоткуда, но очень кстати. Раньше он уже побывал в Донецком аэропорту и на него можно было вполне положиться в том числе и в психологической работе. Как оказалось, такое взаимодействие, военного психолога и капеллана с опытом работы на передовой, было весьма продуктивным и эффективным.

На вокзале и первые два часа в поезде я еще не был до конца уверен, что спокойно уеду, вдруг еще что-то случится и меня снимут с поезда. Наконец я осмотрелся. В купе ехало еще четыре мужчины (один присоединился для разговора из соседнего), которые между собой довольно оживленно беседовали. Сначала украдкой поглядывали на меня, но вскоре разговор ставал все более откровенным. Двое из Макеевки (похоже шахтеры) ехали «с той стороны», двое были из Артемовска, подконтрольного ВСУ. Они сначала в разговоре несколько ограничивались, косясь на меня, но вскоре перестали замечать и разоткровенничались. Всех их можно было отнести к сепаратистам в разной степени оболваненным. Самым адекватным оказался бывший шахтер (пенсионер), отработавший больше 20 лет в забое. За это время построил дом себе и сыну, сделал евроремонт и тут... война. Детей и внуков отправил в Украину, а сам с женой решил сторожить дома. На остановке, когда никто не слышал, мне признался, что если придут грабить или «конфисковывать на нужды...», сам все сожжет. Я еще посоветовал обзавестись ДШК. Другой, вроде бы шахтер, но какой-то хитрый, все говорил о неэффективном законодательстве и маме, которая ярая сепаратистка и из-за нее он не может пойти в ВСУ. Двое других больше «ватники», но все одинаково ругали референдум и то, что в результате получили.

Я с ними говорил мало. Утром у нас было четыре «трехсотых», кроме этого я вез ботинки для похорон «двухсотого» в Кировограде. Так что мне эти разговоры ни о чем были не интересны. Эти мужики были похожи на нашкодивших котов, которые теперь старались все это оправдать, боясь самим себе признаться, что натворили.

Несколько позже, сразу после возвращения из отпуска, по пути в командировку мне опять в поезде пришлось общаться с «донецкими». На этот раз это были две женщины-врачи, одна из которых отрекомендовалась как профессор, доктор медицинских наук. Обе были из Донецка, но работали в Славянске, позиционировали себя как украинские патриотки. Опять же жаловались на жизнь, что даже имея высокие ученые степени и звания, сейчас живут как неприкаянные, не имея определенного места жительства. Заработанная честным трудом в течение жизни квартира осталась в Донецке и там живут посторонние люди. С горечью говоря об этом, они смотрели на меня и спрашивали, могу ли я это понять. В тот момент я вдруг вспомнил недавний Майдан, когда у нас у всех хотели отнять Родину и превратить в быдло. Тогда мы вышли, заявили о своем достоинстве и ценой Небесной сотни прогнали главных бандюков. Отвечая на вопрос собеседниц, я напомнил о Майдане и предложил сделать в Донецке нечто подобное. Ведь тогда, в Киеве народ был один на один с властью, а в Донецке с ними вся Украина с боеспособной армией, стоит только выйти и заявить о своем достоинстве... Немного помолчав, очевидно переваривая мое предложение, женщины заметно поубавили свой бойцовский энтузиазм и ответили только одно — страшно. Затем, еще немного подумав, одна из них добавила, что когда идешь по улице украинского Славянска и видишь военного с оружием, никакого страха нет, но когда также идешь по Донецку, при виде человека с оружием почему-то охватывает дикий страх и хочется сразу куда то убежать.

В разговорах и поведении и шахтеров и врачей было одно общее — страх, в разной степени пронизывающий их естество. Это общая черта теперешних «донецких».

Похоже, что уже сложилось общее мнение у всех сторон этого конфликта, что он никому не нужен и главная задача — как все это остановить. Но также понятно, что запущен какой-то глобальный механизм переформатирования общества, который уже остановить невозможно, но важно понять его смысл. Пока ясно одно — нужно победить свой внутренний страх, отражающий степень развития в каждом своего внутреннего «раба», поскольку адекватно понять и осмыслить происходящее может только свободный человек с чувством личного достоинства.

Два мира

Находясь в отпуске и наблюдая мирную жизнь я все пытался понять, — для чего я ушел на войну и что вообще делаю в зоне боевых действий в Донбассе. Оказывается, можно совершенно спокойно и беззаботно жить не постоянным выбором между жизнью и смертью, а между различными способами получения удовольствия. Ведь большинство людей в мирной жизни живут именно так и ничего плохого в этом не видят. Ладно женщины и дети, но так же живут и здоровые мужики, способные с оружием в руках защищать Родину, в то время как зачастую это приходится делать пожилым и не совсем здоровым. Основная мотивация таких мобилизованных «дедов» обычно выражается так — «я пошел в армию, чтобы не забрали моего сына». Получается, что дети могут чувствовать себя спокойно в мирной жизни благодаря тем, кто оберегает это спокойствие на Донбассе.

Недавно мне пришлось побывать в одном из военных учебных центров. Там тоже доминировала мирная жизнь, в которой не было места для войны, зато было место для строевой подготовки. Меня не сразу понимали, когда я говорил, что очень скоро их военнослужащим придется вступить в реальный бой. На их лицах я видел недоумение, — о чем я...!? Ведь здесь все так мирно, хорошо и комфортно, а вы тут со своей войной...

Я смотрел на эти два совершено разных мира: мирный, где живет моя семья, дети и внуки, где могут спокойно существовать дети и женщины, молодые девушки и парни (даже вполне функционального военного возраста), где все комфортно живут по закону получения удовольствия, и военный, существующий по законам борьбы жизни и смерти, в котором главная задача — это сберечь себя и не пустить врага разорять твою Родину. Я смотрел и ловил себя на мысли, что вдруг начинаю понимать, что у меня есть ради кого жить и ради кого умирать. Ради сосуществования этих двух миров. Первого — комфортного, но какого-то детского, инфантильного, виртуального, не имеющего будущего, и второго — опасного, жесткого, но реального и направленного в будущее.

Да..., пожалуй я не ошибся. Эта «война» рано или поздно закончится, но мир, созданный ею, останется и будет дальше существовать и развиваться. В этом мире уже гораздо меньше места для моральной грязи, где вещи называют своими именами — предательство высших штабов, трусость некоторых командиров и офицеров, которые стараются отсидеться в тылу, в бою прячутся в блиндажах, но зачастую первыми стремятся заполучить статус «участника боевых действий» и даже правительственные награды. Я уже не говорю о коррупции в службах снабжения и большом военном бизнесе в целом. Реально получается, что воюет мобилизованная из народа армия, поддерживаемая тем же народом (волонтерами) против внешнего (бандитского режима россиян-ватников) и внутреннего (собственного коррумпированного государства и армейского командования) врагов. Война закончится, но моральные и этические правила и законы, которые она породила, останутся. Я очень надеюсь, что мир, который будет строиться уже по этим новым правилам и законам, будет другим, более жестким и нетерпимым к обману и гораздо чище духовно.

А что же будет с тем другим, таким комфортным и приятным миром!? Да ничего не будет. Он останется и будет иметь полное право на существование, но уже не на главенствующих, а на вспомогательных правах — «хорошо жить не запретишь». Каждый будет выбирать свое.

Думаю также, что эта проблема жестко станет и в психологической работе. Пока доминирует ошибочная позиция, что атошников, вернувшихся с войны, нужно «лечить», возвращая их в прежнюю жизнь. Но это жизнь, где ничего не изменилось, где по прежнему доминирует коррупция, обман, бездуховность и аморальность. Да нет, уж лучше вы к нам. Все должно происходить с точностью наоборот. Старая, добрая фрейдистская психология, ориентированная на получение удовольствия, здесь не работает. На первый план эта война выдвигает другую психологию, где доминируют другие, более глобальные, морально-этические ценности.

Это психология и ценности людей, которые уходят на войну, чтобы защитить свои семьи и сохранить личное достоинство. Они воюют за Родину, но не за деньги. Они точно знают, что защищают.

Это психология и ценности людей, которые безвозмездно жертвуют из своих и так скудных доходов, жертвуют или даже продают свой бизнес на нужды украинской армии.

Это психология и ценности людей, которые в качестве волонтеров — медиков, психологов, капелланов и пр. идут на передовую, чтобы поднимать боевой дух бойцов и помогать им оставаться людьми в тяжелых ситуациях.

И таких людей, готовых и способных жить в новом мире, становится все больше. Вернувшись, они уже не позволят отвоеванную ими Родину дальше унижать и разворовывать.

Пишу об этих «высоких» материях и ловлю себя на мысли, что текст выливается как-бы сам собой, безо всякой идеологической патетики и надуманности. Только-что наши батальоны успешно отбили очередную атаку противника. Потерь нет.

«Дальше бога»

Чем больше погружаюсь в психологию «войны» на Донбассе, тем больше понимаю, что ее сущность заключается в глобальной морально-этической терапии нашего общества. Чтобы лучше понять эту сущность, нужно смотреть так сказать «дальше бога» (прошу понять меня правильно). Как показала моя военная психологическая практика, наиболее продуктивным в психологической работе с бойцами оказался тандем военного психолога и военного капеллана, имеющих личный опыт пребывания на передовой в ходе боевых действий. Беседы с такими капелланами оказались для меня весьма продуктивными, даже с научных позиций, и навеяли интересные мысли. Главным объединяющим фактором оказался опыт пребывания в условиях боевых действий, что обостряло и актуализировало, с одной стороны, ценность и важность жизни, а с другой, веру в Бога, который бережет. Не менее важным фактором также было наличие семьи и соответствующего жизненного опыта, что делало еще более убедительной как психологическую работу так и проповедь Бога и божьей воли.

(Невольно вспоминаю, когда при посещении психологами-волонтерами одного из батальонов нашей бригады один боец спросил женщину-психолога, есть ли у нее дети и, получив ответ, что детей нет, зато есть собаки и кони, сразу потерял к ней и ее психологии интерес. Наверное, недостаток личного жизненного и реального профессионального опыта работы на передовой плюс перегруженность нерешенными личными психологическими проблемами является основной причиной недостаточной эффективности наших «кризисных» психологов).

Важно также, что капелланы старались не рекламировать свои конфессии, но основной упор делали на вере в Бога. Они свято верили, что их на это служение призвал именно Он и им нечего бояться. Это сперва меня несколько настораживало, но потом наоборот, наши разговоры становились все больше доверительными. Помогало то, что я уже раньше сталкивался в своей практике (особенно «духовно-природной психотерапии») с тем, что в критических ситуациях человека кто-то или что-то как-бы «ведет» и если этому следовать и принимать «на веру» (безо всякого анализа и сомнения), тогда все получается лучшим образом.

И даже сейчас, спустя много лет, я не нахожу в своих тогдашних действиях особых ошибок. Хотя хорошо помню резкую критику, граничащую с негодованием, своих коллег-психологов. Сейчас, спустя без малого двадцать лет, жизнь все ставит на свои места. Оказалось, что действия и поступки, совершенные на чистой интуиции и чувстве «ведения», были оптимальными и единственно правильными. Наверное, военные боевые капелланы здесь находятся примерно в том же состоянии, как и я тогда, в процессе «духовно-природной психотерапии». Сейчас они это однозначно связывают с Богом, где ключевым понятием является «вера». Чтобы еще более точно понимать все происходящее я, как ученый, основывающийся не на «вере», а на «знании», отражающем «правду жизни», должен был (имел право) смотреть дальше, чем просто «вера в бога». Нужно было эту «веру» претворять в «знание». Тогда я обратился к юнгианской психологии, христианской философии, личным дневникам и письмам жизнеописания классиков художественной литературы (Гоголя,Толстого, Достоевского, Шевченко и др.), что в конечном итоге привело к формулировке понятия «дело жизни».

Очень серьезной проблемой в армии, воюющей на Донбассе, стало то, что у военнослужащих (особенно у мобилизованных, которых оторвали от реальных дел) вдруг образовался избыток свободного времени или своеобразный «смысловой жизненный вакуум» (что-то вроде «экзистенциального вакуума»), который они не знают чем заполнить. По этой причине большинство из них, не имея ничего лучшего, заполняют его банальной пьянкой. И даже «бог» здесь оказался малоэффективным. Поэтому и приходилось смотреть и думать как-бы «дальше», искать правду жизни, а вернее, смысл происходящего. Я попытался это сделать в разговоре с капелланами и предложил им вариант осмысления символа (феномена) «бога» в контексте разрабатываемого «деложизненного» подхода в психологии.

Известно, что основой христианского учения является постулат о Триединстве (Отца, Сына и Святого духа). Если на основе философского постулата о непрерывности наполнения Разума символы «Отца» и «Сына» представляют собой соответственно Вселенский разум и Земной разум (Ноосферу — по Вернадскому) и для человека недостижимы, то «Святой дух» понимается как духовный продукт, который творит человеческая личность, реализуя при этом свое «дело жизни». Если предположить, что на Донбассе этот процесс творения духовного продукта стал ключевым в развитии нашего общества, тогда данная «война» приобретает конкретный смысл. В результате мы должны постигать смысл дальнейшего развития нашего общества в масштабах всех субъектов данного конфликта. А это кроме стран постсоветского пространства, где ключевыми являются Украина и Россия, еще Евросоюз и США. По сути, речь идет о глобальной морально-этической терапии общества, где данная «война» является лишь одним из ее методов (до этого таким методом был феномен «майдана»).

Для меня стало неожиданным откровением, что для военных боевых капелланов эта идея оказалась вполне приемлемой. Хотя я излагаю и открыто публикую ее в интернете уже давно, еще с момента возникновения первого Украинского Майдана, но особой реакции со стороны научного мира (прежде всего философов и психологов) пока не наблюдаю.

Сейчас в ВСУ все более остро становится проблема привлечения капелланов и соответственно их взаимодействие с системой морально-психологической подготовки военнослужащих. Очевидно, ключом к решению этой проблемы может стать создание четко работающего тандема психологов и капелланов.

На фото я с капелланами.

Бумеранг или фактор страха

Похоже, что российская пропагандистская машина в отношении Украины переиграла (перехитрила) саму себя, делая основной упор на факторе страха — запугивании и уничижении украинцев, одновременно всячески возвеличивая себя и свои имперские амбиции. Основная ставка была сделана на то, что украинцы испугаются и разбегутся, оставив свою Родину на растерзание супостату. Но просчитались. Украинцы на Майдане победили страх. Тогда молодые ребята с деревянными и жестяными щитами пошли на снайперские пули и не отступили, не испугались. Чувство личного достоинства и патриотизма победило. Победило ценой Небесной сотни. Зато испугалась и отступила власть.

Сейчас этот фактор (или скорее синдром) страха фактически накрыл жителей Донбасса, особенно на территориях, не подконтрольных ВСУ.

Сейчас страх определяет их жизнь. Если у украинских военных все держится на чувстве патриотизма и личного достоинства, то у военных российских формирований и живущих там людей все держится на страхе. Я это четко вижу и ощущаю, наблюдая и общаясь не только с украинскими военными, но и с местными жителями, в том числе и из Донецка. Я говорю прямо, что «у вас нет духа» на то, чтобы иметь личное достоинство и собственное мнение. Они обычно сначала пытаются возражать, как правило кивая на плохого Порошенко и хорошую Россию, которая их сейчас кормит, но очень скоро сникают, умолкают и опускают глаза, не имея более весомых аргументов уже личного характера. Ведь те унижения человеческого достоинства и разорение собственного дома, которые они спровоцировали и теперь позволяют чинить всякому местному криминалу и пришлым российским «добровольцам» разных мастей, кроме как животным страхом объяснить нельзя. Они даже воюют от страха, что их уничтожат свои же (пришлые российские войска это уже четко продемонстрировали своими зачистками независимых банд-формирований боевиков). Наши бойцы на передовой это не раз наблюдали, особенно в моменты непосредственных столкновений с противником и его поведение после наших ответных действий. Ступор, паника, истерика — обычные реакции на страх.

Очевидно, что порог адекватной реакции на страх у россиян оказался значительно ниже, чем у украинцев. Поэтому, российская пропаганда больше запугала своих же россиян. Это ярко демонстрирует известна реакция пленных российских ГРУшников, которые сразу выложили все секретные данные и боялись, что во время хирургической операции злобные украинские хирурги вырежут у них органы. Поэтому даже отказывались от наркоза. Я сам, проводя психологическую подготовку молодого пополнения к боевым действиям, использовал российское видео из интернета, направленное на устрашение наших бойцов. Реакция оказалась обратной! После просмотра ребята становились еще более собранными и готовыми идти в бой, четко понимая, от кого и от чего нужно защищать свою Родину, причем, даже те, у которых до этого были какие-то сомнения. Я даже подозреваю, что подавляющее большинство россиян, так «любящих» своего президента, делают это тоже от страха. Потому что не знают, как быть и как жить дальше, что делать со своей такой большой территорией с таким униженны и оскорбленным российским народом. Да еще с «ватой» в голове.

Может потому и зацепили Украину, как берегиню Киевской Руси, которая уже обрела единство и достоинство, надеясь на помощь? Но сделали это по обычаю не по людски, по дурному. Может пришло время попросить прощения за содеянное и покаяться, чтобы затем нормально попросить о помощи ... Пока еще не поздно. Надеюсь, что найдется у россиян то лучшее меньшинство, у которого все-таки хватит духа это сделать.

Человек или «зверь»

На войне, чтобы выжить, нужно разбудить в себе «зверя». В психологии, если говорить упрощенно, это некая субличность или психологический комплекс со всем набором способов мышления, эмоций и чувств, поведения, общения, действий и пр., позволяющий человеку, попавшему на войну (в зону боевых действий) быть адекватным боевой ситуации и попросту физически выжить.

Действительно, такой проснувшийся «зверь» позволяет бойцу сохранить себя в боевой ситуации, но а в мирной жизни... Он остается и продолжает свое звериное дело. В психологии это можно сравнить с общеизвестным посттравматическим военным синдромом (сродни «вьетнамскому», «афганскому», теперь «синдрому АТО»). И что тогда, что с ним делать. Ведь такой «зверь» может совершенно хладнокровно и безжалостно психологически и физически третировать близких или даже убить товарища по блиндажу, вчерашнего боевого соратника. Так он поступал на войне, так он действует и в мирной жизни.

Такого «зверя» я обнаружил без малого лет двадцать тому назад. (см. здесь). Представьте себе большую породистую собаку (овчарку или дога) или даже дикого зверя (волка, тигра или медведя), живущих рядом с человеком. Если их не прикармливать и одновременно правильно не дрессировать, то рано или поздно они могут травмировать или даже убить самого человека. И это вполне естественно, потому что они звери и в определенных (обычно экстремальных) ситуациях живут по звериным законам, которые сродни законам войны — «если не ты, то тебя». Но путем воспитания, обучения, тренировок, дрессуры их можно подчинить человеческим законам жизни. Мало того, в этом случае «зверь» становится самым надежным и верным другом и помощником, способным выручить и даже спасти человека в самых сложных ситуациях.

У большинства бойцов элитного украинского спецназа, защищавших в начальной фазе Донецкий аэропорт, которых противник прозвал «киборгами», такой «зверь» стал лучшим помощником. У них практически не проявлялся ни посттравматический военный синдром ни неадекватное поведение в обычной жизни. Внешне эти ребята спокойны и миролюбивы. Такого встретишь на улице и никогда не подумаешь, что он способен уничтожать элитный спецназ противника, находясь в тяжелейших нечеловеческих условиях (именно в таких воевали «киборги»). В своих «заметках» я их назвал «киборгами с человеческим лицом» , потому что им, благодаря чувству патриотизма и пониманию праведности своего дела, удалось укротить и своего «зверя» (см. здесь).

Известно, что в большинстве случаев мобилизированные АТОшники — это обычные пацаны и мужики, не имеющие ни необходимой подготовки ни боевого опыта «киборгов», — ничего, кроме чувства патриотизма и личного достоинства. Когда настоящих «киборгов» заменили на этих обычных пацанов и мужиков, многие из которых даже не умели толком разобрать и собрать автомат, проснувшийся в них «зверь» плюс патриотические чувства, усиленные внутренним ощущением себя «киборгами», позволили им держаться до последнего и многим геройски погибнуть под обломками рухнувшего терминала. Думаю, что этот подвиг лучших представителей украинского народа, подобно Небесной сотне, станет примером в воспитании будущего молодого поколения нашего народа.

Поэтому, главная задача психологической работы и жизни после АТО — это ни в коем случае не уничтожение, но воспитание, укрощение, обучение своего проснувшегося «зверя» жизни в цивилизованном обществе на основе обретенного патриотизма и личного достоинства. Скажу больше, именно благодаря такому процессу происходит значительный личностный рост и духовное совершенствование человека, способного стремиться к достижению своего высшего предназначения, реализуя «дело жизни» как «стяжание святого духа».

Серафим Саровский это считал главным делом жизни человека.

Герой вернулся с войны

Я уезжал в долгожданную командировку в Киев. В очереди за ж/д билетом в Констахе (Константиновке) передо мной рядом с кассой стояли в ожидании нижнего места два человека в военной форм,— уже взрослый крупный мужчина с палочкой в руке, провожавший щуплого паренька с улыбающимся лицом. Как только я взял себе верхнее, несмотря на мой предпенсионный возраст, сразу появилось нижнее. Мужчина тоже взял один билет и отдал его парню вместе с тростью со словами, — «бери свой инструмент». Они обнялись, попрощались и расстались. Парень взял свой рюкзак, броник и, опираясь на трость, пошел на перрон, заметно прихрамывая. Мне сразу стало интересно с ним пообщаться. На перроне мы присели на парапет, познакомились и разговорились. Щуплым пареньком с улыбчивым лицом по имени Саня (имя изменено) оказался боец спецподразделения одного из боевых батальонов. А провожал его заместитель комбата.

Он получил ранение пару месяцев назад, немного подлечился в местной больнице и ехал в столичный госпиталь долечиваться. В недавнем прошлом он был крымский морпехом, а его личная война началась еще на Майдане, где был непосредственным свидетелем расстрела Небесной сотни. Воевать ушел сразу же, как объявили мобилизацию, сначала в добровольческий батальон, затем в украинскую регулярную армию.

В беседе меня сразу привлек его упоенный подробный рассказ о доброй старой «трехлинейке» и ее преимуществах перед современным снайперским оружием. Я изложил свою догадку, не снайпер ли он. Саня лукаво улыбнулся и, немного подумав, показал мне на своем смартфоне ряд фото с изображением себя и своих товарищей, на которых фигурировала и та самая «трехлинейка». Желая уточнить ситуацию и окончательно развеять свои сомнения (уж никак не вязались в добродушном Сане улыбчивое лицо и грозная фигура боевого снайпера) я задал несколько уточняющих вопросов по поводу психологических особенностей личности снайпера и количестве пораженных целей. По первому вопросу он сразу начал говорить охотно и очень подробно, вдаваясь в чисто профессиональные детали, так что здесь сомнения отпали. Тем не менее, я настаивал на втором вопросе, на который Саня начал отвечать не сразу, очень неохотно и завуалированно, ограничившись лишь одним словом — «много». Я продолжал так же упорно и завуалированно настаивать на уточнении, типа «больше десяти или меньше ста» и т. п. В конечном итоге, мне удалось выудить, что у него больше полутораста пораженных целей, которые он еще считал, но потом сбился со счета. Хочу напомнить, что у американского снайпера-легенды Кристофера Скотта, воевавшего в Ираке, на счету было 225 ликвидированных террориста, из которых официально подтвержденных 160. О нем даже снят в Голливуде полнометражный фильм.

Почувствовав, что Саня пошел на откровенный разговор, я спрашивал дальше и поинтересовался, — война больше калечит или лечит. Покосившись на свою раненую ногу, Саня сразу ответил, что калечит. Но, на мгновение задумавшись и бросив взгляд на меня (перед этим я уже признался, что являюсь военным психологом), твердо ответил, что некоторых и лечит. Причем, лечит душу, делая человека лучше, сильнее духом, патриотичней. Из его уст это прозвучало как-то обыденно и безо всякой патетики. Вдохновившись, я спрашивал дальше и попросил уточнить, были ли среди тех около двухсот пораженных целей такие, которые оставили тяжелый след в душе и за которые хотелось бы покаяться. Он сразу ответил, что нет, что это война..., но немного подумав, что-то вспомнив, вдруг сказал, что была одна ситуация.

Ту цель нужно было поражать обязательно, ибо в противном случае последствия могли бы быть тяжелыми. Тот российский террорист очевидно хорошо освоил законы захватнической войны. Он прикрывался ребенком, прижав того крепко к своей груди, постоянно держа прямо пред собой. В прицеле своей винтовки Саня увидел глаза этого ребенка, — они выражали смертельный испуг. Но поражать цель, до которой было около шестисот метров, нужно было обязательно и он ее поразил... И сделал это умело и хладнокровно, не задев ребенка. Причем, об этом он сказал несколько позже. Какое-то мгновение я думал, что ребенок погиб вместе с террористом. Поэтому даже не знал как реагировать и продолжать разговор. В конечном итоге, подумав, изложил мысль, что он спас не только ребенка, но и другого снайпера..., хотя бы потому, что, учитывая необходимость поражать цель, другой снайпер мог бы оказаться не таким удачливым.

Дальше подали состав и объявили посадку. Саня ехал в другом вагоне. Я взялся помочь ему отнести его вещи. Он подал сумку, а броник (это была память о погибшем товарище) нес сам. Перед вагоном мы успели еще поговорить о его семье. Он ехал в Киев домой, где его ждали жена с почти трехлетней дочкой и мама, которые должны были встречать на вокзале, но о ранении никто из них не знал. Жена тоже оказалась психологом, но работать с ним у нее не получалось. Я дал свою визитку и предложил ей обратиться ко мне. Приехав в Киев, я на всякий случай подошел к саниному вагону. Его встречали жена с дочкой и мама. Несмотря на трость и заметную хромоту, на фоне своей семьи Саня выглядел очень внушительно и достойно. Он одел новую форму и казался широкоплечим и солидным. Куда делся тот щуплый паренек из Констахи. Шагал тоже уверенно и твердо, несмотря на раненую ногу. А хромота добавляла еще больше солидности и достоинства.

С войны возвращался настоящий герой-фронтовик, достойно защищавший свою Родину.

***
Интересно, кем возвращаются с этой войны россияне, воевавшие на стороне донбасских террористов... ? Уж точно не героями! К примеру, 28-летний донбасский ополченец из российского Батайска Артем Морозов, погибший под Шрокино, вернулся домой голым, чтобы его закопали в Красном саду родного города. Перед смертью он все же понял, что на небе есть Бог и что война на Донбассе не имеет никакого смысла, а его сослуживцы, как и мирные жители, просто («пушечное мясо» в игре политиков).

Постмайданный Киев

Последний раз я был в Киеве в самом конце 2013 года со своими исследованиями Евромайдана и апробацией докторской диссертации. И вот, находясь на Донбассе в зоне боевых действий, волею случая в конце июня 2015-го спустя полтора года посчастливилось дважды снова побывать в Киеве. Хочу поделиться впечатлениями. Первый раз я приехал в воскресенье и случайно встретился с сыном Романом. С вокзала мы направились во Владимирский собор, где шла служба и проповедь за единую Украину и праведную войну на Донбассе. Затем пошли на Крещатик и Майдан Независимости.

На улице Героев Небесной сотни возникло особое чувство, вызванное длинной вереницей фотографий, обложенных почерневшей от копоти, опаленной брусчаткой. Это чувство было похоже на то, которое возникало у меня при пребывании на передовой в периоды активизации боевых действий. Очевидно, именно отсюда, с Небесной сотни и началась настоящая война за достоинство, реальную свободу и независимость. Затем, вместе с майдановцами она перекинулась на Донбасс. А сейчас доходит до того переломного момента, когда волна российской агрессии и искусственной ненависти, порожденной неспособностью быть свободными в мыслях и чувствах под давлением «ватной» пропаганды, ударившись о стену украинской армии, сцементированной силой духа народа, ощутившего свободу и чувством патриотизма, может покатиться обратно в Россию, накрывая россиян страхом и растерянностью так, как это сейчас происходит с жителями Донбасса, особенно на территории, не подконтрольной ВСУ.

В Мариинском парке меня тоже охватило странное чувство — нахлынули воспоминания, которые наложились на сегодняшний день. Тогда, полтора года назад, я несколько раз курсировал с Евромайдана на антимайдан, пытаясь понять в сравнении их психологическую суть, найти общее и различия. Тогда Украина была еще разделена пополам, что символизировалось этими майданами — естественным народным и искусственным властным. Сейчас, родившийся в Донбассе антимайдан спровоцировал кровопролитную войну, что в итоге привело к появлению серой мертвой зоны, держащейся на страхе и слепом поклонении лукавому вождю, ведущему Донбасс да и всю Россию в тартарары. Зато Украина все больше объединяется и укрепляется благодаря обретенному на Майдане чувству личного достоинства и патриотизма, а армия по силе духа уже значительно превосходит и сепаратистов и россиян. Прогуливаясь по Крещатику и наталкиваясь на следы недавних грандиозных событий, я ловил себя на мысли, что иду по свободному городу, в котором хозяин народ. Вряд ли еще кто-то осмелится это проверять. Немного испортило впечатление много милиции в Мариинском парке за зданием Верховной Рады. На вопрос, зачем они здесь, я так и не получил вразумительного ответа, а по смущенно-виноватым выражениям лиц милиционеров было понятно, что им самим все это не особенно нравится. Не особенно смущали и строительные деревянные заборы вокруг Мариинского дворца и Верховной Рады, а также видимость строительства и ремонта возле Президентского дворца, что ограничивало движение и мешало полноценному осмотру этих достопримечательностей. Это были признаки того, что власть находится в тонусе, опасаясь народного гнева.

Вторая поездка в Киев оказалась театрально-романтической. В этот раз мы встретились с женой и попали в ведущие киевские театры на хитовые спектакли закрытия сезона, которые были о любви. Вспомнились такие же посещения театров полтора года назад во время Майдана. Тогда, перед и после спектакля мы с женой прогуливались по Крещатику и Майдану, умиляясь остроумию майдановцев в издевательской, но в то же время остроумной критике лидеров тогдашней власти. Там везде господствовал дух свободы и человеческого достоинства. Когда я попадал в зону антимайдана, все чувства и состояния менялись на диаметрально противоположные — настороженность, опасность, подозрительность и ожидание агрессии.

Тогда голову сверлила одна мысль — «чем все это кончится». Будущее было неопределенным, которое предвидеть было невозможно.

В этот раз в итоге все кончилось тем, что мы с женой на четвертом десятке лет семейной жизни признались друг другу в любви.

«Злобный» старец

Перед самым отъездом из Киева мне все же удалось на несколько часов попасть в Киево-Печерскую лавру. День близился к вечеру, было солнечно, но не жарко. Я ходил по территории Лавры и наслаждался ее святостью и чистотой духа. Не покидало чувство, что здесь как нигде, особенно после Донбасса, можно было при желании даже почувствовать истинно русский дух Киевской Руси.

В одном из больших лаврских соборов началась вечерняя служба, которая была хорошо слышна на улице благодаря вынесенным громкоговорителям. Уже и до православия добрался технический прогресс. Я зашел в собор, поставил свечку за погибших и стал внимать святой дух. Осмотревшись, заметил много людей в черных рясах, как довольно молодых, так и седовласых бородатых старцев, которые всем своим видом демонстрировали веру и святость. Не пытаясь глубоко вникать в их человеческую суть, мне вдруг пришла мысль попросить у кого-то из них благословения на добрые дела. Я выбрал одного из наиболее седовласых и бородатых, что, по общепринятому разумению, соответствовало бы жизненной мудрости и духовной глубине. Он сидел и, склонив голову, очевидно молился. Я подошел к нему, немного постоял и попросил о благословении. Тот не сразу поднял глаза, затем внимательно посмотрел на меня (я был а форме военнослужащего украинской армии), переспросил и ответил, что он не священник и не может благословлять. Я уже хотел уходить, но старец вдруг решил уточнить, о каких именно делах идет речь. Я ответил, что являюсь психологом в армии. Старец дальше уточнил, в какой именно армии, что меня уже насторожило. Я ответил, что конечно же украинской.

И тут произошло для меня нечто неожиданное. Старец резко изменился в лице, его глаза вдруг злобно сверкнули и он разразился обвинительной тирадой об убийстве женщин и детей на Донбассе и еще о чем-то, что практически полностью соответствовало российской пропаганде, изрыгающейя в огромных количествах из «зомбоящика». Эта тирада уже какого-то «злобного» старца меня одновременно удивила, возмутила и озадачила. Я сел рядом с ним и объяснил, что я там, на Донбассе, живу и работаю с людьми, поэтому лучше знаю правду. А где правда, там и Бог. Злобный старец замолчал, очевидно не находя ответных аргументов, снова опустил голову и ушел в себя. Я посидел рядом еще несколько минут, чтобы отрефлексировать сложившуюся ситуацию. Буря в душе довольно быстро утихла, после чего я встал и вышел из собора. Несмотря на эту ложку дегтя злобного старца общее позитивное впечатление от Лавры осталось непоколебимым. Создалось впечатление, что к духовным корням Киевской Руси ни этот «старец» с его «ватными» мозгами ни вся российская пропаганда никакого отношения не имеют.

Уже в поезде мне позвонила и по телефону жена, предложив послушать кусок проповеди украинского патриарха Филарета у нас в Кировограде на центральной площади, где он говорил о том, что «где правда там и Бог». А правда в этой войне на стороне Украины. По окончании настоящий украинский Патриарх благословил жену и меня.

«Пи...дорез» для психолога в боевых условиях

Шла вторая половина января, ситуация на донецком и горловском направлениях обострялась с каждым днем. До последнего момента было непонятно, куда ехать на передовую, — в Донецкий аэропорт, где нужно было работать с нашими экипажами «маталиб» или под Горловку, где ожидался прорыв российских боевиков. Утром, в начале двадцатых чисел января противник начал активно атаковать один из наших опорников (опорных боевых пунктов) под Горловкой и вместе со срочно сформированной группой поддержки я выехал туда. Но доехать до места боя так и не получилось из-за постоянных атак пехотой и все нарастающей интенсивностью обстрелов минометов и артиллерии. В ожидании выезда я провел почти двое суток на КП батальона. Вскоре поступили сообщения о двух «двухсотых», которых никак не могли забрать из-за интенсивных обстрелов. Затем геройски погиб Артемка, перед тем подбив «маталибу» и ГАЗель, оборудованную «утесом». Поле боя перед опорником покрылось «двухсотыми» и «трехсотыми» террористов, которых уже насчитывалось несколько десятков. В результате противник отошел и начала работать его «арта» — минометы, САУ и танки. Во второй половине второго дня боя, когда все вокруг дрожало от постоянных взрывов, ложащихся все точнее, когда почти прямым попаданием был разрушен блиндаж и, наконец, когда прямым попаданием снаряда был убит командир и пропала связь с КП, защитники опорника решили отойти. Через час с небольшим мы с ними встретились. Что называется, «если Магомет не идет к Горе, тогда Гора идет к Магомету». В результате в нашей обороне образовалась брешь, куда мог ринуться противник в тыл наших войск, которые уже были готовы к срочной эвакуации. Ситуация обострилась до предела и нужно было принимать срочные меры, чтобы вернуть бойцов на боевые позиции.

Те вечер и ночь, наверное, запомнятся мне надолго. На протяжении двухдневного боя я, находясь на КП, был в курсе всех событий. И когда мы с бойцами встретились и я увидел их лица, мне сразу стала понятна психологическая ситуация. Несколько минут на крыльце здания КП мы молча стояли, глядя друг на друга. Я, в полной боевой готовности, поскольку поступила команда готовиться к обороне, и они, только что вышедшие из боя, еще не осознавшие, что остались живы, грязные, измученные, с полуошалевшими выражениями лиц — для большинства это был первый серьезный встречный бой. Некоторые из них меня узнали, поскольку с этим батальоном мне уже приходилось работать довольно плотно еще на базе формирования. Мне было ясно, что говорить о чем-то сейчас с ними было бесполезно. Эту немую сцену нарушило предложение одного из бойцов сходить за водкой.

За общим ужином бойцы начали потихоньку общаться и делиться впечатлениями по поводу только что пережитого. Я потихоньку присоединился к ним, прихватив с собой свою «дозу» для передовой, составляющей не больше двадцати грамм. (В таких ситуациях бойцы бывают предельно откровенными и говорят то, что потом уже никогда и никому не скажут. Чтобы знать правду, нужно стать «своим» и пить вместе с ними за погибших. Для этого я придумал маленькую хитрость в виде специальной «дозы» — гильзы от АГСа или тела гранаты РГН. Это обычно бойцов располагает и они тебя принимают).

В ходе групповой а затем индивидуальной психологической работы у меня в одночасье вдруг, как мне показалось, до предела обострились все мои болячки, накопленные за почти 60 лет жизни. Резко заболела голова, уши, зубы и еще что-то, что я уже не мог понять. Но я знал одно, что я не имею права не то что отказаться от работы, а даже показывать свою боль. Поэтому, пришлось обратиться к медикам за болеутоляющим средством, которое дают раненым во избежание болевого шока. Боль затихла и, кроме групповой работы, мне удалось отработать с несколькими бойцами индивидуально и даже немного поспать.

В профессиональные подробности своей работы вдаваться не буду, но изложу наиболее характерные моменты такого общения. Сразу же после боя по внешним психологическим признакам и направлениям работы бойцов можно было разделить на три характерные группы:

1. Ступорные. Молчат, полностью или частично погружаются в себя в свои переживания боя. Редкие фразы, в основном по поводу своего страха, особенно когда на глазах разрывает твоего командира, когда позиции в упор расстреливаются танком и особенно, когда тот заезжает на позиции и начинает все крушить. Глаза перепуганные, на лице выражен страх, паника, беспомощность, на вопрос о самочувствии повторение одной фразы — «страшно». На разговор не идут, говорят, — «может потом».

Они наиболее тяжелые для психологической работы. Здесь наиболее вероятно возникновение посттравматического синдрома, поэтому нужен индивидуальный подход и персональная работа с каждым в отдельности.

2. Гиперактивные. Много и постоянно говорят, в основном о личных впечатлениях обстоятельств боя. Особенный акцент делают на своих «подвигах». При этом стараются всячески фантазировать, приукрашивать свою роль и действия тем, как много они стреляли из автоматов, при этом делая акцент на «много», а не «куда»; как быстро с выкрутасами они заскакивали в блиндаж или окоп во время взрыва, обращали внимание на товарищей их неестественные позы и т.п.

Все это нельзя было назвать осмыслением боя, а скорее способом выхода эмоций и чувств через «разговор о бое».

В работе с ними важно сразу дать возможность как можно больше «выговорить бой», сбросив эмоциональное напряжение, не обращая внимания на смысл, слушать любую чушь, фантазии, откровенный треп и пр. Делать это можно сразу же, пока боец еще «не вышел из боя». Важно помочь всем и каждому в отдельности завершить бой наиболее оптимальным образом. Главное, как бы фактически бой не закончился (победой, отступлением или даже поражением), его психологическое завершение для каждого бойца должно быть позитивным.

3. Мыслящие — старались как можно более адекватно осмыслить сам бой и все события, которые там имели место.

Такие бойцы были наиболее эффективны в психологической работе, особенно, когда осмысление сопровождалось еще и рисунком боя.

Отдельно отмечу, что мне пришлось отказаться от большей части своего предыдущего опыта работы в обычных условиях и рекомендованных зарубежных методик. В такой экстремальной ситуации, характерной для этой «войны», все оказалось совсем иначе, если не наоборот. Пришлось оставить за скобками такие базовые принципы общепринятой гуманистической психологической практики как «добровольность», «недирективность», «идти за клиентом» и т. п.

Нужно было четко понимать, что имеешь дело с только что разбуженным «зверем» в человеке, которому едва удалось избежать гибели и которого необходимо вернуть в бой, но уже более сильного и уверенного в себе. Но еще более важно, — предложить вариант обуздания этого «зверя» в дальнейшей жизни личности. Для этого, на первое место спонтанно и как-то совершенно естественно вышел духовный фактор патриотизма, личного достоинства, любви к своей семье и Родине. Только благодаря этому удавалось успешно завершать психологическую работу, найдя аргументы вернуться на позиции и одновременно сохранить гуманное отношение к человеку как к личности.

На следующее утро почти все бойцы (за исключением нескольких с острыми нервно-психологическими проявлениями боевого стресса) вернулись на позиции. Во второй половине дня мне пришлось отработать уже практически на передовой с еще одной группой другого опорника, бойцы которого отошли больше из-за паники под влиянием отхода предыдущих. К вечеру они тоже вернулись на позиции.

После этого я еще несколько дней работал на КП, пока ситуация на линии фронта полностью не сбалансировалась. Когда я вернулся на базу, первыми моими словами было — «я наконец-то насытился передовой».

***

С той ситуации прошло уже пять месяцев и только теперь я решил ее отрефлексировать. Я слышал еще несколько независимых рассказов об этом бое других людей, уточняя некоторые нюансы. Тогда я рвался на передовую, чтобы непосредственно принять участие в бое, но этого не получилось. Сейчас понимаю, что главным оружием психолога является не автомат, а нужное слово в нужный момент. А такие слова появляются не в пылу боя, а при непосредственном наблюдении и переживании его со стороны. Их нельзя предугадать и загодя приготовить, ибо это всегда критическая ситуация и всегда уникальное «психологическое поле» боя. Именно адекватное понимание «психологического поля» боя (можно по Курту Левину) и есть настоящее поле боя психолога, на котором разворачиваются основные события психологической работы.

После этой ситуации мне приходилось еще не раз работать с бойцами после боя, было с чем сравнивать. Но тогда для меня это был мой первый бой, мой «пиZдорез» для военного психолога, который останется на всю жизнь.

«Убогость» духа россиян

Я долго не хотел это принимать. Уж больно высоко в культуре советской эпохи был вознесен русский дух и великая миссия России в мировой культуре и истории.

Сначала меня насторожила подавляющая поддержка россиянами откровенно абсурдной, «ватной» антиукраинской пропаганды. Затем сложившуюся ситуацию несколько прояснил российский психолог, профессор Асмолов, объяснив происходящее «психологической депортацией России» . Далее, вполне логичной стала поддержка российской военной агрессии в Украине большинством известных российских деятелей культуры и искусства. Дальше больше, меня уже не особенно удивил Михалков, назвавший в своем обращении украинцев «бандерлогами». В какой-то мере это объясняло примитивное, какое-то детское представление об украинцах и нежелание хоть немного пообщаться с реальными людьми, напрячь мозги в понимании реальной ситуации, представленное в экспресс-опросе россиян . Окончательно понять современную психологию россиян помогла «убогость» Табакова А сформулировать ключевой смысл этой психологии помог молодой российский студент из Европы в своих незашоренных российской пропагандой впечатлениях о современной провинциальной и столичной России . Этот материал и комментарии к нему у меня сразу вызвали доверие. И не потому, что «устами младенца глаголит истина», а потому, что нечно подобное я воочию наблюдаю на Донбассе.

Похоже, что донбасский идиотизм на оккупированных россиянами территориях (иначе все, что там происходит, назвать трудно), отражает современную ситуацию в России. Иначе, как «убогость» духа россиян, принимающих и приветствующих этот идиотизм, тоже назвать трудно. К счастью, ничего пдобного в Украине нет. Скорее наоборот, глядя на все происходящее в Донбассе, украинцы еще больше объединяются, крепнут духом на основе патриотизма и личного достоинства. Мужают и закаляются в боях те, кто вскоре сможет достойно сменить пока еще коррупционную и продажную власть. По иронии судьбы, это происходит во многом благодаря российской пропаганде, направленной против Украины, которая сейчас неотвратимым бумерангом возвращается против самих же россиян, уничижая их духовно и уничтожая физически, в том числе и на полях боя Донбасса.

Следует внести ясность относительно «русского духа», который не имеет отношения к «убогости» духа россиян. Вслед за руским писателем А.Н.Толстым, разделяющим две Руси — Киевскую, несущую культуру и процветание, и Московскую, несущую варварство и разрушение, — следует разделять соответственно «русский дух», укорененный в архетипе Киевской Руси и сохраненный украинцами, и «убогость» духа, укорененная в архетипе Московской Руси, носителями которого стали россияне.

Может поэтому тот «злобный» старец из Киево-Печерской лавры, отказавшийся благословить на добрые дела украинского военного психолога и несет эту «убогость» духа, замешанную на российской пропаганде. Но на фоне самой Лавры, наполненной «русским духом», эта убогость даже не замечается.

Защищать Родину, а не убивать

На меня смотрели глаза рыси — светло-серо-зеленые. Она в любой момент готова была атаковать своего врага, покусившегося на самое святое — ее мать, ее детей, ее семью, ее Родину. А на войну пришла из патриотических побуждений, которые и дают ей силы. Совсем недавно она не могла попасть из винтовки в ростовую мишень. Но на Майдане поняла, что у нее есть Родина, которую надо защищать и лелеять точно так же, как и больную мать. Каким— то удивительным образом у нее чувства патриотизма, Родины, семьи, матери, детей слились воедино и сконцентрировались в прицеле ее винтовки. Как тогда, на Майдане, молодые ребята бросали булыжники не для того, чтобы разбить голову таким же как они срочникам внутренних войск, а выдавливали из себя страх вместе с «рабом», так и она, скорее утверждала в себе патриотизм и человеческое достоинство, чем старалась поразить цель. «Я пришла сюда не убивать, а защищать Родину» — так ответила на мой вопрос о пораженных целях женщина-снайпер, наверное единственная в ВСУ, воюющая на Донбассе.

Встречи с Рысью (это ее позывной) я искал давно. Мне была интересна психология женщины-снайпера. О таких женщинах ходит много всяких легенд и небылиц. Для лучшего понимания их психологии в качестве ориентира я взял характеристику известного российского психолога Китаева-Смыка о женщинах-снайперах на чеченской войне . Стресс под прицелом снайпера из-за его неосязаемости и как— бы ирреальности является наиболее психотравмирующим. Возникают крайне мучительные ощущения во всем теле и переживания в душе, у некоторых возникает невротизация, а у отдельных состояние, похожее на шизофрению. Такая психологическая ситуация значительно усложняется, если снайпером-убийцей оказывается женщина. Она воспринимается не просто женщиной, но воплощает собой сложный, психологически комплексный образ матери-детоубийцы. Образ неосязаемого снайпера иногда вырывался из подсознания у солдат, приобретая таинственность. Слухи превращались в легенды, например, о литовских снайпершах в белых колготках. В глазах чеченцев это уже была не совсем женщина, а «жеро» («вдова», которая может мстить за убитого мужа).

С первых секунд общения с Рысью все эти стереотипы разрушились до основания. Наверное, эта война для украинцев, воюющих за Родину, кардинально отличается от афганской и чеченской. Передо мной сидела щуплая женщина, в берцах тридцать шестого размера, на одном плече висела СВДешка, которая была чуть ниже ее самой, на другом автомат. В разговоре Рысь постоянно повторяла, что она слабая женщина.

И действительно, в процессе разговора в ее глазах исчезала рысь и появлялась та самая слабая женщина. Она говорила о семье, муже и детях, о доме, которому нужен хозяин. Предварив мой вопрос, почему воевать ушла она, единственная женщина в семье, а мужчины остались дома, ответила на него так — это было общее нелегкое решение. Я задал еще один, интимный вопрос, есть ли в ее жизни любовь. Она сразу же ответила утвердительно. Ее глаза окончательно стали женскими, беззащитными и с какой-то лукавинкой, даже интригой. Мне показалось, что я попал в точку, определяющую ее нахождение здесь. Она пришла сюда именно за этим, к чему безудержно стремится каждая женщина. Она пришла за любовью. Удивительно, но мне показалось, что именно здесь, на войне она находит любовь к семье, мужчине, матери и Родине. Все это непонятным для меня образом концентрируется в работе снайпера, работа которого — убивать.

Да, действительно, лишний раз убеждаюсь, что понять любящую женщину, ее душу — невозможно.

Мина замедленного действия

На склоне капонира напротив солдатских палаток еле заметная в бурьяне виднелась символическая братская могилка. В центре вкопана небольшая табличка с именами погибших с уже ставшей традиционной свечей и воткнут прутик, который пророс и красовался молодыми листочками.

Лашкул Виталий, Мокляк Саша, Шверненко Женя, Карнаухов Николай, Искандеров Виталий, Кравченко Паша. Герои не умирают!

Лашкул Виталий

Мокляк Саша

Шверненко Женя

Карнаухов Николай

Искандеров Виталий

Кравченко Паша

Шесть фамилий, шесть судеб, шесть смертей, шесть героев — такую цену заплатила «специальная» группа нашей бригады, отправленная под Дебальцево «для усиления» во время активизации боевых действий в январе-феврале 2015 года.

Эту символическую могилку установили после Пасхи непосредственные участники тех событий и побратимы погибших. Об обстоятельствах того боя в Чернухино я уже писал в своих «заметках» по поводу Дебальцево (Дебальцево. Дорога в никуда, Дебальцево. Шоу на крови продолжается). Уже тогда изложенный в них материал настолько взволновал моих коллег-психологов, что они даже мне предложили пройти реабилитацию. Можно лишь предположить, как повлияли те события на психику самих непосредственных участников. Я это хорошо знаю, поскольку сразу после их возвращения на базу мне пришлось с ними общаться, а с некоторыми проводить индивидуальную психологическую работу. Тогда даже удалось привлечь одного из лучших столичных психологов, реально работающих с АТОшниками. Мы планировали провести не только серьезную психологическую работу по реабилитации, но и привлечение СМИ, центральных каналов ТВ и т.п. Но, как-то так случилось, что практически ничего из запланированного не получилось. В память о тех событиях осталась только эта символическая братская могилка и пару моих «заметок».

Скоро непосредственные очевидцы демобилизуются и унесут с собой не только всю психологическую тяжесть тех событий но еще и существенный довесок от равнодушного (бездушного) к ним отношения со стороны внешних официальных органов. Проблема в том, что реальное психологическое содержание, отпечатавшееся в сознании очевидцев и последующая трактовка и оценка существенно разнятся. Трусы вдруг стали героями, а герои, погибшие за Родину, остались практически незамеченными официальной властью. К высоким наградам одинаково представили и тех и других, фактически их уравняв и тем самым унизив. Это стало последней каплей возмущения и негодования. Уж лучше бы никого не награждали — говорят сейчас побратимы погибших.

Слушая другие подобные истории о героизме и забвении истинных защитников Родины, прихожу к такому выводу, что подобный факт далеко не единичный в складывающейся жизненной ситуации. Это невольно приводит к настораживающим размышлениям о том, что очень скоро все то лучшее, что было добыто и обретено нашим народом и так дорого оплачено сотнями человеческих жизней лучших его (народа) сынов и во время Майдана и на Донбассе, может затушевываться и извращаться. Появится масса фальшивых «орденоносцев» и «участников боевых действий», стремящихся лишь к карьере и льготам. Еще хуже, если те, кто уже покривил душой и пошел на сделку с совестью, на гребне возрожденного не ними патриотизма и национального достоинства, будут оттеснять реальных героев и рваться к власти. Это неизбежно будет возвращать страну «на круги своя» к коррупционно-криминальному государству, может быть еще более изощренно аморальному и лукавому, чем предыдущее.

Но может быть и так, что тем самым закладывается «мина замедленного действия». Вся эта камарилья из фальшивых «генералов», «орденоносцев», политиков и прочих «героев», ищущих лишь личную выгоду и делающих карьеру на людском горе и чужом патриотизме, доведет таки до критической точки уже запущенный и прошедший точку невозврата глобальный механизм обновления и духовного возрождения нашего общества. И тогда, наконец, окончательно и бесповоротно «...покажем, що ми, браття, козацького роду».

Деды на войне

«Дедами», воюющими на Донбассе, в ВСУ, я называю тех, кому уже перевалило за пятьдесят лет и они пришли на войну не просто по призыву, но в то же время и добровольно. Так сказать «мобилизированные добровольцы». В таком возрасте, имея кучу болячек и порой даже инвалидность, они вполне имели возможность отказаться еще в военкомате во время медкомиссии, но этого не сделали. Таких в зоне боевых действий я встретил довольно много. Большинство из них отличались высоким уровнем мотивации и неформальным сознанием патриотизма, порожденным самой жизнью, внутренним непоказным уважения к себе как к мужчине, главе семьи, рода и т. п., сознательно принявшим на себя ответственность не только за свою семью, но и Родину в целом. Для них приход в армию — не просто отбывание повинности, но личный поступок. «Я сюда пришел, чтобы не забрали моего сына (сыновей)» или «я уже достаточно пожил, пускай поживут мои дети» — примерно к таким формулировкам сводились ответы на вопрос «Зачем вы сюда пришли?». Практически все они имели семьи, детей и внуков. Хотя не у всех все сложилось гладко, но сути мотива это не меняло. В таких случаях я обычно спрашивал, есть ли сыновья и как они относятся к тому, что отец (дед) на войне. Обычно они с гордостью отвечали, что дети и внуки им гордятся.

Об одном из таких «дедов» хочу рассказать отдельно. Это Михалыч, которому уже пятьдесят семь лет. Как он рассказывал, его забрали в армию прямо с поля, когда сеял «бураки». В зоне АТО ему досталась довольно спокойная должность начальника клуба. Хотя, будучи агрономом, сам он до мозга костей был сельским жителем, что называется «от земли». А ассоциации с клубом у него возникали лишь в связи с юношескими драками в сельском клубе, когда он завоевывал свою будущую жену, в буквальном смысле отбивая ее у соперников. В последствии она подарила ему трех сыновей, среднего из которых он собирался женить в ближайшее время.

А недавно я увидел Михалыча в новеньких «британке» и демисезонных берцах песочного (пустынного) цвета — это английская военная форма, мечта любого АТОшника. Оказалось, что все это ему подарил в качестве волонтерской помощи такой же «дед», его друг бизнесмен — Соловчук Виктор Михайлович. По словам Михалыча он уже давно занимается волонтерством и спонсорством, помогая не только армии, но и школам и отдельным людям. Таких «дедов» (бизнесменов-патриотов) я здесь тоже нередко встречал, особенно на передовой. Для них волонтерская помощь уже стала какой-то необходимостью, приносящей не только моральное удовольствие, но и душевный комфорт от того, что они не остаются в стороне и как здоровые мужики честно выполняют свой патриотический долг. Михалыч от души написал о своем друге. Хочу предложить его текст практически в оригинале, с небольшой редакцией и сокращением.

В свій час мене спіткала біда, важко захворів. На лікування потрібні були гроші і багато. Я поділився з Віктором. Він лише спитав — скільки. Коли я назвав суму (а це були великі гроші) він зразу її мені перерахував. Дякую і схиляю голову перед цією Людиною. Пишу з великої літери, тому що він цього заслуговує.

1980 рік. Перший раз зайшов в аудиторію Уманського сільськогосподарського інституту. До мене звернувся молодий хлопець, але вже після армії — сідай коло мне, будемо разом вчитись. Провчившись п'ять років, роз'їхались по місцях своєї роботи. Знаю і пам'ятаю нині покійих його батьків, братів, які із звичайних сільських дітей виросли в керівників. Сини Вікора Михайловича пішли по батьківській стежині. Тому в селах Добровеличківського району Кіровоградської області та Теплицькому районі Вінницької області є робочі місця, а це заробітна плата для селян і податки для держави. Він запустив консервний завод. Одночасно в сезон у нього працюють понад 80 людей. На полі працює техніка україського виробництва, розвиває тваринництво, а це знову робочі місця. На його підприємствах було відремонтовано тринадцять БТРів для ЗСУ. Для першокласниів закупив парти. Я вже був в АТО, як мені дзвонять кіровоградські хлопці — Соловчук Віктор Михайлович покупляв нам бронежилети, каски та інше захисне приладдя.

Невольно вспоминаю и пример других бизнесменов, которых, к сожалению, больше. Таких ни среди волонтеров ни в зоне АТО не встретишь. Эти наоборот, наживаются на войне, умудряясь получать прибыли на той же помощи военным и армии в целом. О таких почему-то писать не хочется. Похоже, что наша страна разделяется этой войной на тех, кто воюет и реально помогает армии и тех, кто на этом наживается. Приятно то, что эта война несет не только множество больших экономических, социальных, психологических проблем, но вместе с тем и позитивный эффект. Наличие таких «дедов» не только в армии, но и бизнесе, надеюсь что и во власти (хотя бы на нижних уровнях), говорит о сохранившихся здоровых корнях (генофондае нашего общества, у которого есть будущее.

На фото Михалыч и «Ленин на смерче». Бюст, похожий на Ленина и хвостовик от ракеты «Смерча» были найдены на передовой под Горловкой. Получилась такая композиция.

Надежда Донбасса

Недавно удалось побывать на празднике, посвященном Дню независимости Украины в Алексадро-Калиново — одном из донбасских сел, находящихся в зоне боевых действий неподалеку от передовой (в зоне досягания артиллерии противника). Это был уже не первый концерт, на который нас приглашали местные жители. После них у меня обычно оставалось двойственное чувство. С одной стороны, вроде бы и много украинской символики и поют украинские песни, но все-же что-то не то — нет правды и души. Об этом хочу поговорить отдельно.

По рассказам моего сослуживца, это сепаратистское село, под которым недавно погиб его побратим. Поэтому, особых иллюзий по поводу радушной встречи у меня не было. Но, с первых минут после приезда, я буквально окунулся в Украину — вокруг множество украинской символики, что не всегда увидишь в подобных ситуациях даже у нас в центре Украины. Девушки и женщины не просто в вышиванках, а в целых ансамблях из ленточек, веночков, цветочков и всего прочего. Это кроме участников творческих коллективов, одетых в свои концертные костюмы, приехавших на праздник со всего района. Вокруг столы ярмарки с выставкой-продажей всевозможных поделок в национальном стиле, включая традиционный коровай. Был даже импровизированный парад вышиванок и украинских нарядов. Зазвучали исключительно украинские песни.

Я сразу же стал фотографировать все подряд, что называется, документировать украинский праздник. По ходу я увидел, что не один такой, кроме фотокорреспондентов, заметил и профессиональную команду с телевидения. Все было организовано по соответствующему, хочется сказать «высшему» разряду. Я старался снимать реальные сюжеты без предупреждения. К моему удивлению, никто не пытался уклоняться, а многие даже успевали принять соответствующую позу. В этом праздничном настрое даже наши вооруженные бойцы не портили общего позитивного настроения. Скорее наоборот, учитывая, что Александро-Калиново находится в прифронтовой зоне и возможны провокации, они выглядели как достойная охрана и даже, как мне показалось, вселяли спокойствие в празднующих людей.

Во всем этом изобилии украинской символики, песен, поделок и пр. я для себя отметил, как богата культура нашего украинского народа. Одной национальной символикой можно просто накрыть какого угодно оппонента. А если ко всему этому добавить еще и пассионарную энергетику этноса... Но этого как раз я и не ощутил. За всей внешней пестротой и многообразием национальных цветов и музыки я не почувствовал такой же богатой и многогранной украинской души.

И вдруг я поймал себя на том, что объектив моего фотоаппарата почему-то все время выискивает среди празднующих детей, особенно одетых в наряды с украинской символикой. Ведь ребенка не обманешь. И если он не захочет что-то одевать, насильно сделать это очень трудно. Если даже и удается, то это сразу будет видно по выражению его лица. А если учесть, что одежда с украинской символикой стоит недешево, то по детях можно судить и о родителях. Я даже пытался крупным планом заглянуть в их глаза и поймать выражение лица. Вдруг вспомнил восьмилетнего Никиту, перенесшего тяжелое осколочное ранение, который сначала захотел стать военным, но потом сказал, что никогда не будет воевать и не возьмет в руки автомат, а также других пацанов, приветствовавших наши военные машины.

А действительно. Если с детства дети Донбасса будут расти в духе украинской культуры, пускай даже их будет не так много, может рано или поздно пассионарная энергетика возьмет свое и Донбасс все же станет украинским. Ведь этот край уже дал Украине многих борцов за украинскую культуру, готовых идти до конца...

Урок мужества

В день знаний 1-го сентября мы получили приглашение из нескольких сельских школ Константиновского района принять участие в «уроках мужества» среди старшеклассников. Волею случая мне снова попалось село Александро-Калиново, где мы недавно были на празднике Дня Независимости Украины, о котором я уже писал.

Я с двумя бойцами приехали заранее, когда дети и родители только начали собираться на праздник. Мы стояли возле входа и беседовали, обменивались впечатлениями. Большинство сельчан молча проходили мимо, как-бы нас не замечая. Какая-то женщина была в черном траурном платке, очевидно недавно кого-то похоронила, лишь бросила на нас равнодушный взгляд. Но некоторые все-же здоровались, один мужчина даже пожал нам руки и тихо сказал «Слава Украине». Когда ребята докурили, я подошел к директору и определился по процедуре нашего участия в празднике. Нам выделили почетное место рядом с представителями руководства сельской и районной администрации.

Праздник начался. Я наблюдал за происходящим действом и в душе радовался, что первое впечатление «украинского села» еще с прошлого раза все больше подтверждалось. Вся процедура была хорошо организована. Хотя школа и небольшая, но все выглядело что называется «честь по чести». Торжественно старшеклассники вывели первоклашек за руку на специально подготовленные почетные места. Одновременно с подъемом государственного флага прозвучал гимн Украины. Начались приветствия от руководства и гостей. Дошла очередь и до меня. Я вдруг отметил, что уже почти год не стоял перед аудиторией, тем более такой, — особенной. Хотелось сказать что-то доброе и душевное, чтобы вытеснить дух войны, которая бурлила буквально в нескольких километрах (на расстоянии досягаемости артиллерии). Благо дело, еще не выветрилось приятное чувство от предыдущего визита на День Независимости. С этих впечатлений и начал. А закончил пожеланием, чтобы, когда нынешние первоклашки через десять лет поведут за руку первоклашек будущего, то это происходило уже в совсем другой стране и новом Донбассе, который обретет свою Душу и Родину и где будут жить достойные, мужественные и свободные люди. На этой финальной фразе я вдруг поймал себя на всплеске чувств и дрожании голоса. Пришлось даже извиняться перед слушателями. Но, похоже, именно это их и убедило в моей искренности.

Дальше все пошло хорошо и как-то по-доброму. Перед уроком нас пригласили на небольшой завтрак в компании с руководством, — с премидикацией. Затем начался сам урок. Здесь тоже все было хорошо спланировано и организовано. В классе, кроме двух десятков старшеклассников, сидели еще родители и приглашенные. Нам выделили почетные места. В общей программе сначала звучали небольшие сообщения о родном крае. Затем несколько старшеклассниц выступили со своими стихами и исполнили патриотичные песни об Украине. Все шло естественно и душевно. Словом, когда дошла очередь до меня, аудитория уже была что называется, «разогрета». Я сразу заявил тему «мужества» и спросил, как этот термин понимают школьники. Я обычно с этого начинал, чтобы наладить контакт с аудиторией по предмету лекции. Похоже, к такому повороту с обратной связью ребята готовы не были, поэтому возникло минутное замешательство. По своему обыкновению я стал выделять наиболее активных и довольно быстро начался предметный разговор о мужестве. Больше всех активизировались девушки. Прозвучали разные понимания, которые сводились в основном к героической тематике. Но был и один вопрос, который заставил меня задуматься. Очевидно имея в виду мой возраст, одна наиболее активная девушка спросила, есть ли у меня семья и как они относятся к тому, что я здесь. Здесь уже пришлось откровенничать, примерно в контексте моей заметки о «дедах на войне»

Контакт был налажен и дальше я спросил, смотрел ли кто-то из них в глаза мужественного человека. Услышав одно «Да», я рассказал две истории (о восьмилетнем Никите, как примеры мужественных людей и их поступков.

После окончания урока у нас еще оставалось время и мы успели побывать в гостях у сельского руководства. Там я неожиданно увидел еще сохранившийся портрет Ильича (Ленина) на стене и даже с ним сфотографировался. На прощанье мы получили приглашение принять участие в празднике Дня села.

Ярослав

С Ярославом Чалым мы познакомились недавно, пару месяцев назад, когда забирали пополнение из учебной воинской части под Киевом. Оказалось, что мы приехали из разных подразделение бригады за одними и теми же бойцами. У нас появилось время для общения. В таких разговорах, как это часто бывает, когда волею случая жизнь вдруг сводит людей, интересных и полезных друг для друга, они бывают особенно откровенны.

У Ярослава в АТО недавно призвали сына и его главной задачей стало перевестись в часть, где тот служит. С женой у него не сложилось, зато с сыном контакт сохранился. И похоже, что пришло его (отца) врем серьезно общаться и оберегать сына.

Батальон, в котором служил Ярослав, стоял на передовой и уже больше полугода постоянно вел боевые действия. А сам Ярослав, как командир разведподразделения, находился на одном из наиболее опасных участков. Это был тот самый террикон, на котором в конце апреля мы с капелланом Сергеем работали с «аватарами». Там уж все было обустроено и вполне функционально. Похоже, наша работа не пропала даром.

В день отъезда из Киева у нас оказалось около четырех часов свободного времени и мы решили его использовать для культурной программы. Прошлись по Крещатику, съели по паре порций знаменитой киевской «перепечки», закусили не менее знаменитым мороженым в конусообразных вафельных стаканчиках. Сначала прогулялись, а затем немного отдохнули в Мариинском парке, заглянули к Святому Владимиру на склоне Днепра, посетили Михайловский собор. Все это время, наблюдая за Ярославом, я заметил какое-то скрытое, непонятное волнение. Во всем, что он говорил и делал, чувствовалась какая-то фатальность, как будто все это в последний раз. Он особенно трепетно воспринимал посещение святых мест и даже соглашался фотографироваться. Хотя при его военной специальности лишние фото обычно не делают.

Несколько моментов меня насторожили. В переходе под Майданом Незалежности мимо нас прошла пара — высокая блондинка вместе с мужчиной. Уже на выходе Ярослав вдруг остановился и стал высматривать эту пару на выходе из перехода с другой стороны. Внимательно присмотревшись к блондинке, он вдруг узнал в ней свою любовь, с которой недавно расстался. Он даже несколько раз порывался их догнать и поговорить. В последний момент передумал.

Перед входом в небольшую старинную церквушку рядом с новостроем Михайловского собора какая-то старуха вдруг настойчиво стала спрашивать у нас — «Сколько времени?». Хотя прямо над ее головой на церковной колокольне были большие куранты. Ярослав среагировал очень резко, быстро защел в церковь, увлекая меня за собой. Уже там он сказал, что это очень плохая примета, как будто бы начался отсчет последних минут чьей-то жизни. Старуха зашла за нами и продолжала пытаться добиться своего. Только, подойдя к алтарю, где проходила служба, удалось успокоить ситуацию.

На этом наше время и культурная программа закончились. До Констахи доехали спокойно, без особых приключений. Сказалась серьезная предварительная работа с бойцами в плане рассказа, что едем в другой мир, где война, что там главное трезвая голова и чистые помыслы.

Примерно через месяц, в середине августа, когда противник резко активизировался и начались массированные обстрелы наших передовых позиций с применением крупнокалиберных минометов, танков и САУ, Ярослав был тяжело ранен и через несколько дней его не стало.

Светлая ему память. Герои не умирают!

***

Мне уже не первый раз приходится общаться с человеком перед его гибелью на войне. Прошлый раз это был Коля, который «не верил в Бога, но верил в реинкарнацию». Очевидно, в такие моменты люди говорят правду, о самом наболевшем. Единственное, что я могу — это написать об этом.

Батя

«Батей» в армии, особенно на войне, обычно называют наиболее авторитетного командира, который неподдельно заботится о своих подчиненных, оберегает их от неприятностей и нередко спасает жизнь, как собственным сыновьям. Бате, с которым мы встретились в ходе очередной первой беседы с вновь прибывшими бойцами, было всего тридцать семь лет. Но на первый взгляд я ему дал бы все пятьдесят. По внешнему виду это был взрослый мужик, уже прошедший Афганистан. У него была большая семья, пятеро детей (трое сыновей и две дочки).

С началом общения стало понятно, что у него большой боевой опыт. Хотя первый бой он принял всего немногим больше года назад. Поскольку наш разговор проходил во время беседы с бойцами о психологии войны, а Батя на тот момент был их замполитом, то наше общение полностью совпало с контекстом темы. Благодаря ему сразу удалось говорить о войне и ее психологии такой, какая она есть на самом деле. «Не верьте тому, что вам показывают по ТВ» — с этой фразы он начал свое откровение.

В недавнем прошлом Батя командовал подразделением десантников одного из лучших полков в Украине... и не только. Со своими ребятами он с боями прошел наиболее сложные и тяжелые участки войны на Донбассе, такие как Донецкий аэропорт и Саур-Могила. Батя говорил спокойно и естественно. Его все слушали молча и очень внимательно, ни разу не перебивая. За все время его откровения, пытаясь унять внутреннее волнение, он выкурил одна за одной пол пачки сигает. Я завел разговор о Донецком аэропорте. Батя сразу подхватил тему и рассказал один из ярких эпизодов его боевой биографии. На вопрос о соотношении погибших там, он ответил, что у нас потерь было на треть меньше, но погибало с обеих сторон много. Валили очень сильно со всего, чем только можно было, поэтому выжить было практически невозможно. Но они выживали, за что и получили от противника прозвище «киборги».

Однажды, после такой очередной атаки они остались практически полностью без боеприпасов. Со стороны противна как раз зашел российский спецназ. Ситуация обострилась до предела. Понимая все происходящее, Батя скомандовал своим ребятам уходить в сторону Песок. Когда ребята начали отходить, он достал свой боевой нож и пошел прямо на противника. Он показал, что он один и без оружия. Предложил рукопашный бой один на дин с командиром или кем-нибудь из российских десантников. Вышел командир, в котором Батя узнал своего однополчанина. Тот Батю тоже узнал, посмотрел на него и сказал, что он не один и предложил оглянуться. Батя оглянулся и увидел за собой своих ребят, тоже с ножами, готовых к последнему рукопашному бою...

В итоге победил кодекс чести десантников и армейское братство. Последнего боя удалось избежать. Стороны мирно разошлись. К украинским десантникам подоспела помощь — боеприпасы, продукты, оружие. Оборона аэропорта продолжалась.