Библиотека » Психологические исследования » Массовое сознание и опыт тюремного заключения

Гл. 29. Влияние на манипулирование массовым сознанием опыта тюремных заключений — как фактора филогенетической (архетипической) составляющей бессознательного.

Глава из монографии С.А. Зелинского
«Манипуляции массами и психоанализ».

Введение (суть вопроса).
Два вида масс: ЗЭКа и «законопослушные» граждане. Схожесть и отличия. Манипулятивные функции управления.

Символические составляющие тюремных (лагерных) законов — как способ управления массой.
Символические составляющие советской действительности гражданского общества («законопослушных граждан»).
Управления массами двух типов (ЗЭКа и «законопослушн.» гражд.). Отличия и точки соприкосновения.

Филогенетические схемы опыта тюремного прошлого — в контексте формирования бессознательного..
Примечания
Список источников

Введение (суть вопроса).

России, ставшей правопреемницей Советского Союза, помимо всего прочего, достались и те филогенетические механизмы, которые в качестве архетипических составляющих бессознательного характеризуют это самое бессознательное бывших советских граждан. Нам достался, по истине богатый опыт. Но суть богатства — различна. С одной стороны, это, безусловно, и некоторые позитивные аспекты, которые мы можем наблюдать в бессознательном российских граждан, и которые продиктованы компенсаторным влиянием детских сказок, басен; того, что (без сомнений) закладывалось в наше подсознание не только с детства, но и с точно такого же «детства» наших родителей, бабушек, дедушек, прабабушек, прадедушек…

Т. е. своеобразная «смена поколений» в данном случае проходила довольно таки своеобразным образом. И те варианты отыгрывания, которые характеризуют наш (собственный) опыт детства, — сдабривались и дополнялись — своего рода генетической памятью других поколений, или как называл это Фрейд — филогенетическими схемами (механизмами) бессознательного. (У Юнга — архетипы коллективного бессознательного).

Однако, помимо возможных положительных аспектов «опыта предков», в бессознательном советских (и, бесспорно, российских) граждан сформирован и некий негативный опыт. Правда, негативность его, — понятие весьма относительное. И оценка зависит, прежде всего от того, под каким углом зрения представляется нам данная проблема (которая, и проблемой или не-проблемой является также для разных людей).

Но все же, этот самый «опыт» — может действительно нести себе некий «негативный» оттенок. Который, впрочем, не только базируется в подсознании, но и лежит там неким «мертвым» грузом.

И тогда уже вопрос — как активировать этот пласт бессознательного?

А «активируется» он достаточно просто. Необходимо лишь отыскать своеобразные «рычаги воздействия». И тогда — в зависимости от цели «властителей», вполне можно влиять на сознание масс (управляя ими), и именно в том ключе, который наиболее всего и подходит к подобного рода разделу бессознательного.

Задействуя подобные механизмы, — возможно управлять значительными массами, прошлое которых, так или иначе, связано с проведением определенного времени — в местах лишения свободы. Но суть вопроса в том, что это затрагивает всех без исключения граждан нашей страны.

Ведь к массе «непосредственно сидевших» — прибавляется и определенный процент их родственников (волей обстоятельств вынужденных «обогащать» собственное бессознательное уголовным опытом. А у них — в свою очередь — тоже есть определенный круг общения, среди которого распространяется информация об уголовном наказании — «знакомых-знакомых». (Стоит прибавить еще радио, телевидение, печатные СМИ — распространители подобного рода информации).

Таким образом, мы не только можем говорить, что бытующая в русском народе поговорка: «От тюрьмы, да от сумы — не зарекайся», — имеет под собой вполне осознанную подоснову, но и — «тюремно-лагерный» опыт — прочно сидит в нашем бессознательном. А значит — с ним и можно «работать».

2. Два вида масс: ЗЭКа и «законопослушные» граждане. Схожесть и отличия. Манипулятивные функции управления.

2.1. Символическая составляющая «тюремно-лагерных законов» — как способ управления (подчинения) массой.

Как известно, за время существования советской власти, тюремный мир выработал свои нормы и модели поведения. Базирующиеся, заметим, на собственной отличимости от обычного («законопослушного») общества.

Связано это в первую очередь с тем образом жизни, которые вели «уголовники», находящиеся в постоянном конфликте с законом, а значит — и возможностью ареста.

Даже несмотря на то, что подобная жизнь — уже служит образованию тревоги (и где-то, подсознательному чувству вины — за совершенное), это, тем не менее, некий вариант — большей частью, сознательный пласт — понимания подобного вопроса.

На самом деле, как нам представляется, есть более скрытые (подпороговые, сублиминационные) модели необходимости подобного поведения. И продиктованы они, — исключительно архаичным укладом психики заключенных (а под заключенными мы вполне имеем в виду, как настоящих ЗЭКа, так и бывших), и, — уже отсюда, — корректировки способов управления ими.

Как мы заметили, психика заключенных (особенно находящихся в пределах мест отбывания) носит архаичный характер. Значит — в управлении ей, вполне могут быть задействованы манипуляции сознанием (а еще точнее — подсознанием) описанные еще Фрейдом.

Однако, мы к этому вернемся несколько позже, а пока — попробуем рассмотреть ту символику, которую использует между собой уголовный мир.

Как известно, во главе преступного сообщества (будь-то банда, тюрьма, колония…) находится своеобразный лидер. Он может называться: «пахан», «смотрящий», «вор в законе» (в зависимости от мест пребывания. Например, во главе зоны — обязательно должен быть «вор в законе». Если его нет — обязанности принимает на себя «смотрящий», назначаемый исключительно воровским сообществом, и рекомендованный «на эту должность» — известным и уважаемым «вором»).

На данное лицо — возложены функции управления, слежения за порядком, пополнения «общака», — (если в тюрьмах — то им специально назначается «смотрящий за дорогой», т. е. тот, кто будет отвечать за «коней» — уголовную почту; связь налажена между всеми камерами). «Воры в законе» («смотрящие» — зачастую люди среднего и старшего возраста, умные, расчетливые, хитрые, хладнокровные. Воля и актерские способности которых позволили лавировать среди уголовно настроенных сограждан, остаться в живых, избежать многочисленных «подводных» камней уголовного мира, и — выбиться на вершину, стать лидером.

Далее в уголовном мире идет цепочка — своеобразная иерархическая лестница, заканчивающаяся «блатными» (отрицательно настроенными ЗЭКа в местах лишения свободы, не подчиняющиеся законам установленным администрацией колонии) с одной стороны, и «мужиками» («рабочими пчелами» колонии, обеспечивающими безбедное существование «блатным». Есть также и каста «опущенных» («петухи», пассивные гомосексуалисты), «чертей» (своеобразных «бомжей» зоны, не следящих за собой, изгоев, с которыми — так же, впрочем, как и с «петухами» — запрещено общаться; считается «западло»).

Уголовный мир — выбрал и своеобразную (собственную) символику. Связана она, как мы уже заметили, с необходимостью управления подобного рода массой — со стороны лидеров преступного сообщества.

Прежде всего, как мы уже заметили, это сплоченность в единую массу, группу, стаю… это то — что позволяет управлять авторитету (вору в законе, смотрящему) — остальными заключенными. Иерархия соблюдается незыблемо. Это основной закон: никто не должен делать что-то, что не предписано» (неписанным) законам зоны, «понятиям». Отступников — наказывают. Наказание может быть различного рода. От банального физического (побои, запугивания — угрозы физической расправы, смерть), до извращенно-интеллектуального: пустить слух о «крысятничестве» (воровстве у сокамерников, что является серьезным нарушением, вплоть до «опускания» — перевод в разряд «опущенных» («петухов») — и смерти; сотрудничестве с администрацией (меры наказания вплоть до смерти), просто — на первое время — избить (если не поможет «предварительный разговор по душам») и т. п.

Другими словами, перед нами представлена вновь — демонстрация своего рода архаичного (первобытного) уклада психики. Где существуют определенные законы (подпитываемые страхом физической расправы), есть — табу (нормы и запреты, нарушение которых чревато нежелательными последствиями), а также зачастую четко очерчен образ Врага (милиция, «контролеры» — охранники, конвоиры, работники администрации колонии). Образ врага — провоцирует развитие тревоги — внутренней тревожности. А значит — и служит сплочению ЗЭКа в массу (создающую видимость избавления от страхов; создающей — уверенность в собственной безопасности). Кстати, внутри единой массы — существуют и так называемые «семьи». (Сексуальная подоплека здесь ни при чем). «Семьи» могут создаваться (формируются) — по национальному признаку, по землячеству, и т. п., и обычно состоят из 2-3 — и больше осужденных, которые держатся вместе, «столуются» (совместный стол, «передачи» — продукты, сигареты, чай — делятся поровну), и — защищают друг друга от врага («наездов» других заключенных, и проч.

В данном случае, мы кратко рассмотрели механизмы формирования массы — со стороны «отрицалов» (уголовников, «блатных», —не признающих законы администрации лагеря).

Однако, весьма любопытным будет проследить и те возможности, которыми пользуется администрация колонии.

Во главе колонии (в советские времена было 4 режима: общий, усиленный, строгий и особый) стоит начальник лагеря. «Хозяин» — как зовут его заключенные.

Законы ГУИН (Главное Управление Исполнения Наказаний) по содержанию в исправительных учреждениях направлены также на формирование единой (обезличенной) массы. Одним из факторов, объединяющих зэка в такую массу — служит страх. В данном случае, администрация не мудрствуя лукаво — всячески демонстрирует, что есть Враг. И этим самым «врагом» (образ Врага), которого надо бояться — является она сама. В ином случае — будут применены механизмы подавления воли. Главное (для власти) — сломать осужденного, продавить его волю, сделать его рабом; на это бросается весь аппарат фискальных органов, от следователей и оперативных работников, — до таких же заключенных, «отрабатывающих» перед администрации лагеря — свои былые «проколы». Причем, зачастую, «репрессии» (пытки) начинаются еще при задержании, помещении в СИЗО (следственный изолятор), тюрьму (когда вы еще не осуждены, а только находитесь под следствием, и, в принципе, вина ваша — пока еще не доказана судом).

Например, вас могут посадить «в стакан» (одиночную камеру, где вы уместитесь только в скрюченном состоянии — и по горло будете сидеть в ледяной воде с хлором. Или подвесят за руки — и будут бить дубинками по пяткам. Но даже если и «по счастливой случайности» вы избежите этого — то сама обстановка, созданная администрацией тюрьмы — кажется, направлена на все, чтобы лишить вас человеческого достоинства. (Т. е. перед нами — процесс инициализации, лишения «Я», превращения в массу). Начиная от камер (где спят в 2-3 смены — потому что переполняемость в несколько раз, стоит спертый воздух, всегда накурено — помещение не проветривается, помыться практически невозможно (разве что «на дальняке», забравшись «на парашу» — ополоснуться), радио орет на максимальную громкость, и все на виду. Спрятаться (и побыть наедине) ни в тюрьме, ни в колонии невозможно. На вас все время смотрит сотня других глаз. В любой момент вы должны «следить за базаром» (контролировать слова), потому как мат или двояко сказанное слово — может «выйти боком»; и это при том, что специфика нахождения в одном помещении нескольких десятков, сотен людей (особенно находящихся в «подвешенном» состоянии — в ожидании приговора), просто вынуждает «в качестве «защиты от скуки») постоянно придумывать новые занятия, и нардами, шахматами да картами — дело не ограничивается. Вы можете «попасть в поле зрения» решившего над вами поиздеваться «беспредельщика» (определенная категория заключенных, которая игнорирует «воровские» законы, унижая других заключенных, избивая их, может даже — ни за что — «опустить» — тогда как «по понятиям» — подобное не допускается; должна быть серьезная причина, чтобы избить, унизить человека). Кроме того, в камерах происходят периодические (внезапные) «шмоны» (обыски), как положено — с собаками и немотивированными избиениями, заключениями «на кичу», что и так усиливает общую тревожность — которая создается, общей «подвешенностью» состояния — ожиданием приговора. Это «выматывает» зачастую, намного сильнее — чем условия содержания. И администрация, конечно же, это знает. И ловко играет на этом, усиливая эффект «присутствия», и добиваясь — благодаря этому — «признаний». Зачастую — «в несуществующем» (процент невинно осужденных в наших колониях традиционно достаточно высок). Так же, администрация всячески старается вызвать (и самими условиями — изоляции это с легкостью достигается) у подследственных (большей частью) и осужденных (меньшей, но тоже присутствует) чувство вины. (Причем, главным образом, не вины — перед «потерпевшими», «терпилами»). Те, кто поддается — начинает «копаться» в себе — моментально сникает. Их воля легко подавляется. И вполне проявляется то, что Фрейд называл — тонатос, желание смерти. (Кстати, поэтому — в СИЗО запрещены предметы, которые могут привести к самоубийству: с обуви вынимаются шнурки, «мойки» (лезвия), вилки, ножи и т. п. — запрещены. Алюминиевые миска и ложка — столовый набор зэка.

Кроме того, администрация достаточно активно применяет «метод кнута и пряника». Ужесточением (избиениями, помещением в БУР, лишением — часто немотивированным — свиданий, передач, писем (раньше — в советские времена — переписка была ограничена) и т. п.; и поощрением (возможностью попасть «на больничку», на более легкую работу (например, в хлеборезку), получить отпуск (начиная с горбачевских времен стали практиковать отпуска домой), попасть «на расконвойку», «химию», УДО (условно-досрочное освобождение), и проч.

Таким образом, «хозяин» (начальник колонии, тоже своего рода «вождь», или лучше сказать «отец») может управлять вверенной ему массой.

Вернувшись к вопросу уголовной символики, конечно же следует назвать и татуировки («портачки», как называют их зэка). Татуировки — это бесспорно, символ. По которому прочитывается принадлежность зека к определенным тюремным кастам, выражается отношение к другим заключенным (особые татуировки «опущенных»; воров в законе…), отношение к жизни в обществе, к женщинам, к чести, совести, мужеству, роду занятий, «специализации» в уголовном мире, количестве «ходок», лет — проведенных за решеткой, нахождении на «малолетке» (колонии — до 18 лет, с еще более жесткими законами, чем на «взрослых» зонах, с до сих пор сохранившимися «прописками», и беспределом), и т. п.

Например, звезды на плечах — (означающие буквально «никогда не одену погон») — характеризуют отрицательно настроенных (к порядкам администрации лагеря) осужденных. К этой же серии относят и звезды на коленях («никогда не стану на колени»), голова — оскал — тигра («отрицательно настроен к власти, к режиму, способен дать отпор, постоять за себя), голова кота (символ удачи, осторожности), нож в руке («баклан», хулиган) и проч.

Однако, вероятно, следует заметить, что в последние (постсоветские) времена отношения к татуировкам изменились. Если раньше — ее мог носить только тот, кто подвергался уголовному наказанию, (за исключением специфических татуировок распространенных в советской армии), и только в соответствии с принадлежности к т ой или иной тюремной иерархии (никто не мог «колоть» татуировку вора — если вы «баклан» или мошенник), — иначе (при попадании за решетку — за нее приходилось «отвечать» (заставляли зачищать кожу кирпичом, обжигать кислотой, выжигать спичками, срезать…, а могли и просто «опустить» или убить), то начиная с объявленной Горбачевым перестройки — и особенно в наши дни — татуировки делают себе все кто угодно. И, вероятно, как особый апофеоз — переводные и смываемые татуировки подростков.

2.2. Символика советской (российской) действительности общества «законопослушных» граждан.

Пожалуй, данная тема уже достаточно проработана (и освещена) Владимиров Александровичем Медведевым и Яной Дубиковской. Поэтому отсылаем читателя напрямую к работам Медведева («И как один умрем в борьбе за это…Психоанализ символики советской культуры», и т. п.) и Дубиковской («Стоп. Кадры!», и др.).

Единственно что позволим себе — кратко перечислить основное.

Итак, как верно заметил Медведев, важный фактор советской культуры — ее посттравматический характер. «… эта культура невротическая, — замечает он, — регрессировавшая к мироощущению младенца в результате шокового травматического переживания… культура эта носила естественный характер, ее никто насильно не внедрял, масса воспроизводила ее в фобийных фантазиях и избрала себе тех лидеров, в данном случае — большевиков и, поначалу, левых эсеров, которые наиболее адекватно персонифицировали ее активные и неосознаваемые запросы».

Медведев замечает, что в советской культуре становится значимым «образ Врага», враждебного окружения. А значит — для совместного противостояния агрессии — люди сплачиваются в массу. «…враждебный агрессор является необходимым внутренним элементом советского мифа», — замечает Медведев. Потому, по его мнению, получил рождение универсальный миф — «миф об империализме». «Империализм, — замечает Владимир Александрович, — представлял собой постоянно активный центр фрустрации, само существование которой обосновывало необходимость принятия принципа реальности (т. е. системы лишений и добровольных отказов) для массы советского типа, идеологически ориентированной на торжество принципа удовольствия («наша цель — коммунизм!»). Символически империализм выражался несколькими фигурами, фобийное подключение к каждой из которых зависело от степени защитной регрессии массы».

Далее, как верно замечает Медведев, в советском обществе создавался «особый тип организации власти». Были уничтожены промежуточные властные пирамиды. Достаточно верно замечено Медведевым об еще одном пласте советской культуры — культуры воинственного сиротства. (Главной фигурой — является Павлик Морозов, «советский эдип, который убил собственного отца… не для того, чтобы овладеть матерью, а для того, чтобы слиться с массой…».

И, поистине, гениальная находка Медведева (достаточно много объясняющая) — особый характер «жертвенности» советской культуры, советского человека. Сюда вполне можно отнести и подвиги Гастелло, Талалихина, Матросова, Павла Корчагина…

«Жертвенность культуры советского типа, — замечает Медведев, — базируется на чувстве вины, но не на чувстве вины иудео-христианского мифа. Там чувство вины — «первородный грех» — связано с тем обстоятельством, что у тебя была мать, ты привязан к ней симбиотическими узами и не можешь до конца от них избавиться в мире отцов. В советской культуре все иначе: здесь первородная привязанность к матери полностью реабилитирована. Родина-мать — это святое… чувство вины возникает за то, что у тебя был отец, какой-то другой отец, а не только великий Отец-Герой». И потому, сознательно готовы были ожидать нападения внешних агрессоров (внутренних и так хватало), чтобы («Если завтра война, если завтра в поход…») начать отыгрывать фантазии, которые внедрялись в подсознание масс.

Однако, коммунисты пошли значительно дальше. Чтобы закрепить подобную симптоматику у поколений (а, как верно заметил Медведев, «Если более трех поколений деятельно воспроизводят некий миф, он становится реальностью, т. е. закрепляется филогенетически… (становится_ плотью и кровью социума и избавиться от него в обозримой исторической перспективе практически невозможно), необходимо было ввести ее в структуру сказок (см. более чем блестящий анализ сказок нашего детства выполненный Медведевым в работах: «Отречение от Решета: архетип сиротства в русской сказке и российской судьбе» и «Российская архетипика в зеркале народной сказки»), создать соответственную модель идеологии, символики — таким образом, чтобы «…сделать имперский миф и его фобийные символы органичными человеку, чтобы он их искал и подключался сразу же к ним, а когда их нет, чтобы он их создавал, спонтанно их генерировал».

Вернувшись к символике советской культуры (и настоятельно рекомендуя прочитать работу Медведева «И как один умрем в борьбе за это… психоанализ символики советской культуры», отметим особый символизм «демонстрации».

«…любая «демонстрация», — замечает Медведев, — это всегда некий эксгибиционистский акт, в ходе которого возникает возможность проявить, символически отыграть скрытые, неосознаваемые желания. Главный смысл «демонстрации» открывается той реакцией, которую она провоцирует… Советские демонстрации в этом смысле парадоксальны. Катарсис испытывается массой… (когда) масса становится актером, символически демонстрируя свои тайные желания и явно ожидая некоей реакции на свое поведение… [ —] В ходе самой демонстрации в ответ на инфантильный призыв массы к проявлению родительской воли, вожди обязаны были выдавать сугубо фрустрационную модель поведения. Они появлялись на трибуне Мавзолея, выстраиваясь в соответствии с рангом верховного членства, и застывали в неподвижности, периодически покачивая головами… классическая ситуация отзеркаливания запроса подчеркивалось еще и тем ритуальным обстоятельством, что масса обязана была проносить мимо вождей их же собственные портреты…». Медведев также подробно разбирает символику молодежных формирований советского времени. Не повторяясь, отсылаем вас к его статье «…символика советской культуры».

Так же, к символике советской культуры безусловно относится и партийное собрание (и собрание трудового коллектива, подобный психоанализ которого можно прочитать у Яны Дубиковской на ее сайте, или в книге «Стоп. Кадры!». Как замечает Медведев, партийное собрание — это «верхушка… ритуальной пирамиды». Не останавливаясь (и отсылая всех к уже упоминавшейся статье), мы лишь кратко перечислим векторы глубинно-психологической действительности символики и ритуалистики советского партийного собрания.

Это и «мистерия приобщения членов партии к единому истоку… существования, к жертвенной идеологии советского мифа», и перманентное поминание (в душах советских людей Ленин должен был ежедневно воскрешаться), и партийная атрибутика, и «Доска почета», и т.п.

2.3. Управление массами 2-х типов (ЗЭКа и «законопослушные» граждане). Отличия и точки соприкосновения.

Мы, главным образом, уже перечисляли (в соответствующих — предыдущих — разделах) механизмы управления подобными массами. В данном случае, следует (вероятно) лишь как-то структурировать полученные выводы.

Итак, общие точки соприкосновения в управлении двумя (данными) типами масс — это:

1) Единый вождь (лидер, генеральный секретарь, пахан, вор в законе, «хозяин» — начальник лагеря или тюрьмы).

2) Единые механизмы управления, посредством формирования (основанные на):

а) образа Врага (и, конкретно, враждебного окружения: будь то империалистический агрессор, или «менты», администрация колонии, другие зэка…).

б) формирование чувства вины (в советском обществе, например, вождь, «отец». Ленин — «умер за нас, а мы живем»; Сталин — «думал за всех, беспокоился, — значит и мы должны оправдать его доверие», и т. п.; в среде заключенных — тоже самое в отношении «пахана» — и других зэка. Ведь он также «делает все, чтобы другим зэкам в колонии жилось сносно — приемлемо, как дома.

в) чувство тревоги (у зэка — сама обстановка заключения, фактор — непредсказуемости, неожиданности, возможность в любой момент «попасть в немилость» со стороны администрации или других зека; в советской культуре «законопослушных» граждан — империалистический миф; страх «жить лучше, чем другие», — что означало — «попасть на крючок» соответствующих — фискальных — органов (КГБ, МВД, ОБХСС…).

3) Схожая символика и атрибутика. (Воровские сходки, «разборы», собрания, «демонстрации»… Кстати, для зэков формой «демонстрации» можно считать построение — утром, перед «разводом» на работы, и вечером, после работы перед возвращением с рабочей зоны, «промзоны», в жилую, и дальнейшим размещением по корпусам — когда вас «пересчитывают», зачитывая — как в армии — какие-то требования администрации и т. п. К схожим символикам можно отнести и «Доски почета» (в колониях — фотографии и списки фамилий «активистов» вывешивают на видное место, являя пример для остальных тех, кто «стремится трудом искупить свою вину»).

4) Формы стимулирования. В обычном обществе (тех, кто «еще не сел») — партийный билет (в партию было не так просто вступить), различные специальные поликлиники, возможность получения дефицитных товаров, путевок в санатории-пансионаты и т. п.). Сродни зэка — УДО, отпуск, досрочные «свидания», и т. п. — от администрации; свою долю «от общака» (для поддержания сил, и для тех, у кого нет родственников, а значит не от кого получать «передачи»), возможность подняться вверх по иерархической уголовной лестнице — стать «жуликом», «смотрящим», «вором в законе»…и т. п. — в уголовной среде.

Что же касается различий в управлении двух (рассмотренных нами) масс — то они весьма специфические, и практически не выходят за рамки тех основ прикладной глубинной психологии — которые заложил еще Зигмунд Фрейд.

3. Филогенетические схемы опыта тюремного прошлого — в контексте формирования бессознательного.

3.1. Структура (формирования) бессознательного.

Подобное уже отмечалось нами в ряде собственных работ о структуре бессознательного. Поэтому, быть может, перечислим лишь основные моменты.

Бессознательное формируется определенным (и, по сути, бесхитростным) образом. Любая информация, которая когда-то проходила мимо нас (могла быть нами увидена, услышана, прочитана и т. п. — прямиком отправляется в бессознательное). И при определенных условиях — может быть извлечена обратно.

3.2. Филогенетические основы формирования бессознательного.

По мнению Фрейда (и Юнга; теория о коллективном бессознательном) — в нашем бессознательном находится не только информация, полученная индивидом при жизни, но и т. н. «нуминозный» опыт (по Юнгу), или опыт предшествовавших поколений.

Все то — что было накоплено цивилизацией (многими поколениями людей) — находится в бессознательном каждого индивиды. И точно также (при определенных условиях) — может быть извлечено наружу.

3.3. Тюремный опыт — как основа филогенетических схем влияния (формирования) бессознательного.

Итак, мы приблизились, пожалуй, к самому интересному. Правда, подобного рода «интерес» — мало что хорошего способен дать как нам (бывшим советским гражданам), так и будущим поколениям (потенциальным гражданам российской федерации). И заключается этот самый интерес, в своего рода филогенетической памяти поколений, несущих в своем подсознании (бессознательном) особого рода травму — связанную с опытом репрессий (любого рода), или — если уж на прямоту — опыт тюремно-лагерных заключений.

Даже если никто из нас (или наших родственников) не был в заключении — все равно, волей неволей (неволей или волей нашей российско-советской действительности) мы имеем вполне сносное (у кого-то больше, у кого-то меньше) представление о жизни «за решеткой». Тем более (недавний «опыт» с Ходорковским), надо обладать совсем «нездоровым» самомнением, чтобы «зарекаться» от подобного. Никто (абсолютно никто, вспомним высказанные мысли — и огромное подсознательное желание — новых руководителей ряда бывших республик — о необходимости уголовных преследований в отношении своих предшественников) не может быть уверен, что его жизненный путь — на определенный срок не омрачит пребывание «в местах не столь отдаленных». А опыт советской действительности (когда в одночасье сажали или расстреливали не только рядовых граждан, но и руководителей государства, министров, членов политбюро и их жен, родственников) — вообще висит «дамокловым мечом» над каждым из нас. Тюремный опыт прочно сидит (каким-то отдельным — сформировавшимся — пластом) в нашем бессознательном. Формируя определенные страхи, тревожности, беспокойства, и позволяя — при случае — «надавить» в нужную сторону (задействовав определенные механизмы влияния на бессознательное), чтобы добиться эффекта подчинения. Манипуляции. Манипуляции — над массами бывших советских (ныне российских) граждан. Своего рода — «правопреемниц» негативного опыта тюремно-лагерных заключений — формирующих наше бессознательное. Коллективное бессознательное. Или — филогенетическую память.

И надо только знать — как активировать режим фобийной симптоматики. До времени — скрытый в каждом из нас.

4. Примечания.

Напомним, что в бессознательное закладывается любая информация, которая была нами когда-то увидена или услышана...
«Тотем и табу», «Психология масс и анализ Я», «Будущее одной иллюзии», «Недостатки культуры», «Моисей и монотеизм», «Томас Вудро Вильсон. 28-й президент США. Психологическое исследование» и проч.
Встречаются и молодые. Но ситуация несколько «омрачилась» появлением в «перестроечные», и особенно в постперестроечные времена т. н. «апельсинов» — «скороспелых» воров в законе, быстро перенявших новое время — и «купивших» титул. Тогда как раньше, (в советские времена), проходила определенная церемония назначения. Сначала — «рекомендация» авторитетного «Вора», потом,— «утверждение» на воровской сходке. (Причем, количество «Воров...» должно быть не меньше 3-х; и все они должны были иметь всесоюзный уровень).
Единственно — «петухов» все же используют (за «умеренную плату» — где сигарета — где пачка сигарет, горсть чая — на «чифирь», и т. п.) для удовлетворения сексуальных потребностей. Подобный род сексуальных отношений практикует до 80 % «мужиков» (охотно включающихся «в игру»; и тогда как на воле — вряд ли кто из них использовал подобную форму сексуальных отношений), и почти все — «блатные». Причем, подобный процент среди блатных — связан в первую очередь с ориентацией на уголовный образ жизни; а значит — и безоговорочное принятие всех его законов. Имеет место — и «подражание», быть «как все». Причем, любопытно, что — партнер, выступающий в роли «мужчины» — конечно же, гомосексуалистом не считается. Таковы — законы тюрьмы и зоны. Кстати, в последнее время — после падения советского режима — «за деньги» — и в тюрьму и в зону — появилась возможность проводить женщин — проституток. Риск — но встречается.
Мы опять же, не имеем в виду т. н. бандитские структуры. Уголовные «понятия» в них весьма размыты, и соблюдаются только в некоторых точках соприкосновения с «воровскими».
В зонах положены «короткие» (краткосрочные) свидания — (через стекло — по телефону), и длительные — с проживанием 1, 2, 3 суток в специально отведенных помещениях, куда «запускаются» (после предварительного обыска и зэка и родственников,— список запрещенного — вывешен в нескольких местах перед входом) десяток зэка с семьями (свидание положено только с родственниками, с обязательными проверками документов, предоставлением необходимых справок, разрешений и т. п.), каждой «семье» отводится по комнате (в зависимости от числа приезжих — с одной, двумя, тремя кроватями — и соответствующим объемом комнат; но обычно — «больших» комнат — 1 — 2; остальным приходится ютиться,— но никто «в обиде» конечно же не бывает), на всех — единая кухня (4, 5, 6 конфорок и несколько разделочных столов), один большой — обычно длинный, вдоль комнат — коридор, и,— иногда (т. е. в отдельных колониях),— совместная комната — что-то типа красного уголка — отдыха с телевизором, диваном и креслами).
Медведев В. А. И как один умрем в борьбе за это... психоанализ символики советской культуры // Сны о России. Психоанализ российской действительности и русской судьбы.— СПб., 2004. т.2.—с.15-17.
там же. С. 19-20.
там же. С. 20.
там же. С. 23.
там же. С. 24-25.
там же. С. 25.
там же. С. 25-26.
там же. С 17.
Медведев В. А. Отречение от Решета: архетип сиротства в русской сказке и российской судьбе // Сны о России. Психоанализ российской действительности и русской судьбы. СПб., 2004. т. 2. с. 126 — 170. и Российская архетипика в зеркале народной сказки// там же.с.171 — 181.
Медведев В. А. И как один умрем в борьбе за это... психоанализ символики советской культуры // Сны о России. Психоанализ российской действительности и русской судьбы.— СПб., 2004. т.2.—с. 29-30.
там же. С. 10-62.
там же. С. 41-42.
Персональный сайт Дубиковской.
Медведев В. А. И как один умрем в борьбе за это... психоанализ символики советской культуры // Сны о России. Психоанализ российской действительности и русской судьбы.— СПб., 2004. т.2.—с.50.
там же с. 51-64.
Недаром, камера в тюрьме — на блатном жаргоне — называется «хата». А одной из форм т. н. «прописок» — когда при входе в камеру лежит белое полотенце, и другие зэка смотрят за реакцией вновь прибывшего. Новички — («первоходы», от слова «ходка») — переступают, боясь запачкать. Опытные зэка (случайно попавшие «под эксперимент» с «пропиской» — обычно, еще до того, как человек заходит в камеру — информация о нем, поступившая по тюремной почте, уже имеется) — вытирают ноги, отшвыривая — мол, что это вы, братва, — «бродягу» не узнали? Я — домой пришел!».

5. Список использованных источников.

Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого Я // Психоаналитические этюды.— Мн.: Попурри, 2003.—с. 422-481.
Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Психоаналитические этюды.— Мн.: Попурри, 2003.—с. 481-525.
Фрейд З. Лекции по введению в психоанализ.— СПб.: Азбука-классика, 2003.—480 с.
Фрейд З. Психопатология обыденной жизни // Психология бессознательного.— СПб.: Питер, 2002.—с. 181—277.
Фрейд З. Несколько замечаний по поводу понятия «бессознательное» // Основные психологические теории в психоанализе.—Мн.: Харвест, 2004.—с. 67-76.
Фрейд З. Продолжение лекций по введению в психоанализ. Лекции 29-35 // Основные психологические теории в психоанализе.— Мн.: Харвест, 2004.—с. 212-390.
Фрейд З. Три очерка по теории сексуальности // Психология бессознательного.— СПб.: Питер, 2002.—с. 113—181.
Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия // Психология бессознательного.— СПб.: Питер, 2002.—с. 340—378.
Фрейд З. Фрагмент анализа истерии (История болезни Доры) // Фрейд З. Избранное.— Ростов/на/Д, 1998.—с.177-336.
Фрейд З. Человек Моисей и монотеистическая религия // Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура.— М., 1992.—с.135-256.
Медведев В. А. Сны о России. Психоанализ российской действительности и русской судьбы. СПб., 2004. Т.1.—240 с.
Медведев В. А. Сны о России. Психоанализ российской действительности и русской судьбы. СПб., 2004. Т.2.—236 с.
Юнг К. Г. Понятие коллективного бессознательного // Зарубежный психоанализ / Под ред. В. М. Лейбина.—СПб.: Питер, 2001.—с. 211-224.
Хорни К. Культура и неврозы // Зарубежный психоанализ / Под ред. В. М. Лейбина.—СПб.: Питер, 2001.—с. 335-347.
Хорни К. Психоаналитическая терапия // Зарубежный психоанализ / Под ред. В. М. Лейбина.—СПб.: Питер, 2001.—с. 347-371.
Хорни К. Невроз и развитие личности // Хорни К. Собр. Соч. в 3 т. Т.3.—М., 1997.—с.235-684.
Хорни К. Наши внутренние конфликты // Хорни К. Собр. Соч. в 3 т. Т.3.—М., 1997.—с. 6-234.
Куттер П. Современный психоанализ.—СПб., 1997.
Гартманн Х., Крис Э., Левенштейн Р. М. Заметки по теории агрессивности // Антология современного психоанализа.—М., 2000.—Т.1.—с.107-219.
Зеленский В. В. Базовый курс аналитической психологии, или Юнгианский бревиарий.—М.: Когито-Центр, 2004.—256 с.
Волошинов В. Н. Фрейдизм.—М.: Лабиринт.—190 с.
Менцос С. Психоаналитическая теория неврозов // Ключевые понятия психоанализа / Под ред. Мертенса.—СПб, 2001.—с. 173-178.
Гамбургер А. Перенос и конрперенос // Ключевые понятия психоанализа / Под ред. Мертенса.—СПб, 2001.—с. 240-246.
Шмидт-Хеллерау К. Влечение к жизни и влечение к смерти. Либидо и Лета. Сводная формально-логическая модель психоаналитической теории влечений и структурной теории.—СПб, 2003.—298 с.
Томэ Х., Кэхеле Х. Современный психоанализ.Т.1.Теория.—М.: Прогресс-Литера, Яхтсмен, 1996.—576 с.
Томэ Х., Кэхеле Х. Современный психоанализ.Т.2. Практика.—М.: Прогресс-Литера, Яхтсмен, 1996.—776 с.
Лейбин В. М. Словарь-справочник по психоанализу.—СПб.: Питер, 2001.—688 с.
Гринсон Ральф Р. Техника и практика психоанализа.—М.: Когито-Центр, 2003.—478 с.
Фенихель О. Психоаналитическая теория неврозов.—М.: Академический Проект, 2004.—848 с.
Тэхкэ В. Психика и ее лечение: психоаналитический подход.—М.: Академический Проект, 2001.—576 с.
Фрейд З., Буллит У. Вудро Вильсон. 28-1 президент США. Психолог. исслед.—М.: Прогресс, 1999.—288 с.
Фрейд З. Тотем и табу // Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному; Страх; Тотем и табу: Сборник.—Мн.: Попурри, 1998.—с. 324-491.
Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу.—М., 1996.

««« Назад К началу Вперед »»»