Что стоит за террором?

Внимание к правам человека

Нарушения прав человека зачастую остаются незамеченными или не вызывают в обществе заметного протеста. Одна из причин этого заключается в следующем: мы не вполне понимаем, что нарушения происходят систематически, не понимаем их смысла и возможных последствий. Мы склонны считать, что ограничение гражданских свобод допустимо в качестве крайней меры в особой ситуации, и по завершении этой ситуации надеемся на скорейшее возвращение к спокойной жизни. Но нам следует смотреть на вещи в более широкой перспективе и видеть скрытые течения, увязывая воедино разрозненные факты и тревожные сигналы.

Занимая должность верховного уполномоченного ООН по правам человека, Мэри Робинсон подчеркивала, что нарушения прав человека являются предвестниками вооруженных конфликтов. По ее мнению, своевременно реагируя на нарушения прав человека, можно предотвращать широкомасштабные вооруженные столкновения. Там, где нарушаются права человека и присутствует устойчивая практика насильственного контроля, эскалация конфликта неизбежна. Если где-то наблюдаются нарушения прав человека, значит, еще большее количество подобных нарушений остается незамеченным, намеренно скрывается и не выходит на поверхность. Эти нарушения часто носят систематический, организованный характер и в явной или скрытой форме санкционированы правительством.

Когда нашим неотъемлемым правам ничто не угрожает, нам хочется, чтобы так было всегда. Мы хотим, чтобы разведывательные службы эффективно работали, оберегая наши безопасность и свободу. Те из нас, кто пережил угрозу жизни и террор, знают, что значит — не иметь возможности обратиться за помощью к властям. Главная задача и ответственность правительства состоит в охране нашей безопасности и в защите основных прав человека. Главная цель международного права и правоохранительных организаций — способствовать этому процессу и информировать общественность обо всех случаях невыполнения данного требования.

Международное право четко отделяет борьбу между государствами от ситуаций, когда то или иное государство совершает военные преступления или преступления против человечества, например применяя тактику запугивания мирного населения, в том числе своих собственных граждан. Хотя война не бывает гуманной, понятия международного права существенно способствовали выработке этических и законодательных рамок для охраны индивидуальных прав человека в ходе войн по всему миру, равно как и прав гражданского населения в остальное время.

В 1945 году по следам ужасающих зверств нацистского режима Нюрнбергский трибунал определил преступления против человечества как систематические преступления против гражданского населения, судить за которые можно в любой точке мира, независимо от страны, в которой совершались злодеяния. В 1948 году Организация Объединенных Наций приняла Всеобщую декларацию прав человека, которая легла в основу всех последующих разработок по правам человека и с тех пор все глубже интегрируется в национальные и международные этические и правовые нормы. В Конвенции о геноциде 1948 года и в Женевской конвенции 1949 года были четко разграничены правила ведения войны между государствами и преступления против человечества.

Несмотря на то что вопрос о правах человека все чаще попадает в фокус общественного внимания, нарушения прав человека не прекращаются, а вооруженные конфликты не утихают. Такие организации, как «Международная амнистия», Всемирная организация против пыток и «Хьюман райтс вотч» совместно с Комиссией по правам человека ООН осуществляют постоянный мониторинг нарушений прав человека по всему миру и стремятся адекватно отвечать на подобные происшествия, добиваясь сознательного отношения к ним со стороны населения. Деятельность по защите прав человека включает в себя информирование широких слоев общества о случаях нарушения прав человека и международного права. Людям необходимо знать и о том, как их собственное поведение и эмоции способствуют применению террора и нарушениям прав человека, которые ведут к вооруженному конфликту.

США против международного права

США как единственная сверхдержава современного мира, по всей видимости, занимают такую позицию, в соответствии с которой им нет дела до международного права и международных соглашений по правам человека, — они ставят себя выше международных институтов.

Начиная с 11 сентября 2001 года такое положение вызывает все возрастающую озабоченность в широких кругах в связи с односторонними действиями США и риторикой по поводу «войны с терроризмом». Мало-помалу США пытаются подорвать авторитет Международного уголовного суда, обеспечив безнаказанность для своих граждан. Они требуют, чтобы любой гражданин Соединенных Штатов, обвиняемый в преступлениях под юрисдикцией Международного уголовного суда (Всемирного суда), был возвращен в страну без всяких обязательств со стороны судов США в отношении данного лица и без каких бы то ни было для него последствий в том случае, если американский суд не справится со своими

обязанностями. Под угрозой отказа в материальной помощи США пытались оказать давление на ряд стран с целью подписания двусторонних соглашений, призванных обеспечить подобный иммунитет. Среди европейских стран такое давление осуществлялось на Румынию, Грузию, Албанию, Македонию, Боснию, Хорватию, Сербию и Черногорию. В обращении к европейским странам Европейский союз потребовал не подписывать подобные соглашения и придерживаться принципов ЕС, в результате чего администрация Буша обвинила ЕС в «дискредитации всех "их" усилий по улучшению и восстановлению трансатлантических связей» (1).

Таким образом, пользуясь своей военной и экономической мощью, США могут потребовать для себя безнаказанности и обеспечить ее, что вызывает далеко идущие опасения относительно защиты прав человека. Целью международного права является привлечение всеобщего внимания к тем ситуациям, в которых государства неправомерно применяют силу по отношению к своим собственным гражданам или иностранцам, а затем обеспечивают безнаказанность причастным к этому лицам на собственной территории. Обладая непревзойденной мощью, США требуют подобной безнаказанности во всех странах мира. Остальные страны в случае их несогласия объявляются инакомыслящими и не могут более рассчитывать в отношении себя на соблюдение международных конвенций по ведению войны и правам человека.

Международные группы по защите прав человека и Комиссия ООН по правам человека неоднократно заявляли о серьезных нарушениях в связи с заключением сотен людей без официального обвинения или суда на военно-морской базе США в заливе Гуантанамо. Среди заключенных есть дети, которых объявили «вражескими боевиками» (2). «Война с терроризмом» создала в обществе такую атмосферу, что многие американцы допускают оправданность подобного положения дел в исключительных обстоятельствах. Однако, как мы могли убедиться, это все та же вековая тактика государственного террора, при которой нестабильность ситуации используется с целью подавления гражданских свобод. Никому из заключенных в заливе Гуантанамо не была предоставлена возможность выступить в суде, встретиться с адвокатами или родственниками. Ни одно дело не представлено в «компетентный трибунал», как того требует Женевская конвенция. Людям отказали во внешнем мониторинге судебных процедур, а дела решили рассматривать в военном суде. Есть подозрения о существовании там камер смерти (3).

Страшилище

Оглядываясь на жестокость и массовые нарушения прав человека, которые совершались в течение всего прошедшего столетия и последних десятилетий, мы можем подумать, что не способны предотвратить насилие при таких чрезвычайных масштабах проблемы. Эти масштабы чудовищны. Мы не знаем, с чего начать. Возможно, мы недостаточно заинтересованы, многого не знаем, нас обманывают, мы не уверены в своих силах, заняты, мы хотели бы помочь, но не знаем, что от нас требуется. С другой стороны, нас сковывает опасение, что какая-то из тактик террора будет применена и по отношению к нам самим.

Откуда берется тип мышления, позволяющий нам стремиться к превосходству любой ценой, мучить людей ради подчинения их своей воле и составлять руководства по осуществлению подобной практики? Предпочитая думать, что это некое чудовище, живущее вне нас, какой-нибудь страшный властитель ужасной, раздираемой войнами страны, мы лишь отворачиваемся от самих себя и от реального насилия в этом мире. Нам комфортнее оставаться в сказочном мире, где за каждым углом нас поджидает Страшилище. Мы страдаем в атмосфере подавления, мы бунтуем против нее, и в то же время она нам чрезвычайно нравится. Привыкнув к силовому взгляду на мир, мы ограничиваем широту своего мышления и чувствования.

Когда мы не согласны с общепринятым мнением, нам бывает трудно высказать свою точку зрения даже в компании друзей, и во сто крат тяжелее сделать это в организации, сообществе или стране. Мы учимся не замечать своего стремления что-то изменить. К тому моменту, когда подобные вещи доходят до нашего сознания, мы уже выходим из себя и начинаем бунтовать, а это — оборотная сторона все той же медали. Нас очень просто отвлечь от своих собственных непосредственных интересов, которые состоят в том, чтобы внимательно прислушиваться к наиболее глубоким, едва заметным ощущениям и впечатлениям, а также в осознании нашей абсолютной способности поддерживать самые разнообразные мнения и конструктивное взаимодействие между ними. Если мы не пользуемся своим даром объединять противоречивый опыт, то становимся рабами одного-единственного настроения, одной веры или идеи и в результате утрачиваем здоровую рефлексию и смысл происходящего.

Репрессии и свобода мысли

Многие люди из России и тех стран восточного блока, которые находились под влиянием Советского Союза, таких как Чехия и Словакия, Польша и Болгария, рассказывали мне о своем опыте: они чувствовали, что не только не могут свободно говорить, но с течением времени, по мере привыкания к системе, начинали замечать, что не могут свободно думать. Я навсегда запомнила историю одного русского, который говорил об этом процессе с отрезвляющей откровенностью. Он дал очень детальное и тщательное описание динамики снижения осознанности, того, как репрессивная система поглощает человеческую душу. Он описывал потерю способности свободно мыслить с такой необычайной живостью, что пара сотен слушателей сидели, замерев на краешке стульев.

Столь точное, детальное описание процесса утраты свободного мышления само по себе было парадоксальным и просветляющим. Хотя он говорил об утрате свободного мышления в России, его собственные комментарии указывали на сверхъестественную способность к творческому мышлению. Казалось, он рассказывает не только о людях из бывших соцстран, но и о жителях многих других частей мира. Во многих государствах мы привыкли принимать свободу самовыражения как само собой разумеющееся благо и не замечаем постепенной деградации нашей способности задавать вопросы и о чем-то глубоко задумываться. Причины такой ситуации коренятся в нашем привилегированном положении, именно поэтому нам не хочется или неинтересно разбираться в огромном потоке информации (и дезинформации).

Интериоризированное подавление

Движение феминисток стало глобальным явлением, связанным с пробуждением от коллективного транса, безусловной веры в то, что мнение женщины не стоит брать в расчет, ее существование не имеет значения и сама она — чья-то собственность. Женское движение возглавили сами женщины. Это кажется само собой разумеющимся, но все же идея, что угнетенные должны освободиться сами, очень важна и плодотворна. Освобождение заключается не только в избавлении от угнетателя, но подразумевает также осознание угнетателя внутри себя. Процесс познания внутреннего угнетателя во всех его аспектах может быть очень страшным, болезненным, но обязательно приносит освобождение, так как человек больше не может оставаться в бессознательной тюрьме своего ума и сердца. Южноафриканский активист Стив Бико, уничтоженный режимом апартеида, говорил: «Самым мощным оружием в руках угнетателя является сознание угнетаемого».

Внутреннее подавление возникает, если индивид или группа людей привязаны к голосу угнетателя, звучащему в их собственной душе — такой угнетатель никогда не оставляет своих жертв в покое. Угнетатели приобретают союзника, который не только шпионит за угнетенными, но и живет в их умах. Внутреннее подавление вызывает яростный протест и против угнетателя, и против себя самого.

Нам следует понять, каким образом в каждом из нас действует внутренняя власть — мы должны наблюдать за своими реакциями, понять, когда эта власть снижает нашу мотивацию оставаться в курсе событий или вмешиваться в происходящее. Возможно, она также вынуждает нас чувствовать себя изолированными или отрезанными от каких-либо существенных аспектов внутреннего и внешнего мира. Она притупляет наши творческие способности и желание устанавливать личные связи. Она парализует наше любопытство. Она предлагает нам расслабиться, воспользоваться ситуацией, повеселиться вволю. Она говорит нам, что глупы мы сами или глупы другие люди. Она ставит под вопрос наше право сомневаться или углубляться в обсуждение происходящего. Немецкая поговорка гласит: «Schuster, bleib bei Deinen Leisten» («Башмачник, занимайся своими подошвами»), — призывая нас не размышлять о вещах, выходящих за рамки нашего общественного положения. Этот призрак ставит под сомнение образование, половую и классовую принадлежность, сексуальную ориентацию, национальность, этническое происхождение, культурное наследие и возраст каждого человека. Он охраняет нашу эмоциональную стабильность, настроение, умственное здоровье и лояльность.

Право на мечту и разнообразие

Внутреннее подавление нарушает свободу нашего самовыражения еще до того, как мы успеваем обратить на это внимание. Это приводит к потере целостности и распространению хронического фона умеренной депрессии. Депрессия помогает нам адаптироваться к своему положению, почувствовать себя беспомощными перед нарушениями прав человека в наших сообществах и по всему миру. То, что мы принимаем за норму, может оказаться разновидностью умеренной хронической депрессии. Мы не замечаем, насколько погружены в динамику насильственного подавления вне зависимости от того, пытаемся ли мы адаптироваться, подчинить ко- го-то своей воле или протестовать, чувствуем ли мы себя оскорбленными, униженными, испуганными, ненужными или же сильными и уверенными в себе.

Беспримерным достижением можно назвать познание ограничений этого мировоззрения вместо предпочтения примитивной картины мира. Мы имели возможность наблюдать, как подобная картина мира, где одна сторона доминирует над другой, поддерживается при помощи тактики устрашения, оказывающей психологическое и моральное воздействие. Такое мировоззрение влияет на политические и экономические события, средства массовой информации и всю область взаимодействий в нашем коллективе — на общественные и личные отношения.

Независимо от того, принадлежим ли мы к угнетенной или доминирующей группе или отождествляем себя с обеими сторонами этого взаимодействия, некая часть нашей личности продолжает осознавать несовершенство ситуации и стремится расстаться с мировоззрением, при котором кто-то над кем-то доминирует. Таким образом мы можем открыть для себя духовность и богатство внутреннего и внешнего мира.

Пробуждение

Мне понравился фильм «Шоу Трумэна» (4) — американское кино конца 90-х годов прошлого века, посвященное трудностям преодоления границ нашего узкого мировоззрения. Трумэн жил в телевизионном шоу, в котором родился и вырос, а мир наблюдал за его жизнью подобно тому, как мы следим за героями телесериалов. Но однажды он стал подозревать, что живет в странном мире, и стал прислушиваться к своим внутренним порывам и голосу сердца, что привело его слишком близко к границам его телевизионного мира.

Чтобы не испортить телешоу, окружающие решили остановить его любым возможным способом. Сначала его побуждали вернуться к своим повседневным делам, затем пошли в ход ложь и дезинформация, включая сфабрикованные репортажи новостей, призванные объяснить те аномалии, которые ему удавалось обнаружить вокруг, а потом его обманул лучший (телевизионный) друг. Ему все чаще приходилось сталкиваться с тактиками террора, и в конце концов он совершил «прогулку со смертью» (5) по морю в ужасный шторм, который, по сценарию, должен был вернуть его на берег, а потом — убить.

Продюсер предпочитал видеть его мертвым, нежели обретшим осознание, или, если воспользоваться более мягкой интерпретацией, в интересах продюсера было остановить его любой ценой, а задачей телевизионного персонажа — преодолеть ограничения своей старой телевизионной личности, рискуя всем ради того, чтобы стать настоящим человеком и оказаться по ту сторону декораций. Его плоский персонаж обязан был стать живым. В результате вся аудитория телевизионного шоу как один горячо болела за успех его драматического мероприятия. То, что казалось горизонтом, на деле было стеной с нарисованными на ней облаками на краю съемочной площадки. И в ней обнаружилась дверь. Когда Трумэн добрался до нее, он просто открыл ее и вышел.

Так как все это транслировалось в прямом эфире, раздался взрыв аплодисментов, и на этой веселой и нравоучительной ноте зрители начали переключать каналы.

Призрак террора: настоящие и призрачные роли

При неподатливом, затяжном конфликте террор охватывает всю систему в целом. Каждый чувствует себя объектом террора, а в другом видит угнетателя. Система начинает работать по принципу бесконечного оказания сопротивления угнетателю. Так как никто не желает отождествлять себя с угнетателем, фигура угнетателя превращается в некое подобие призрака (6). Этого призрака невозможно локализовать, связав с каким-либо регионом, группой людей или отдельной личностью. Он буквально повсюду. Обе стороны конфликта страдают от террора. А сам призрак обосновался на границах нашего мировоззрения, надежно укрепляя их своим присутствием.

В конфликтных ситуациях полезно четко дифференцировать позиции противостоящих сторон. На форуме позиции можно обозначить как два места в помещении, с которых будут выступать представители той и другой стороны. Этот метод помогает людям наблюдать и участвовать во взаимодействии обеих сторон, а не просто чувствовать себя вовлеченными в конфликт. Понятие «ролей», введенное Арнольдом Минделлом помогает углубить подобное взаимодействие (7). Роль — это нечто большее, чем точка зрения отдельного человека. Любая роль требует множества точек зрения, которые позволили бы ей полностью воплотиться и дифференцироваться. Однако личность тоже представляет собой нечто большее, чем роль. По мере того как вы выражаете свое мнение в рамках одной из ролей, вы можете обнаружить в себе и черты другой роли и у вас может появиться желание хотя бы на секунду перейти на другую позицию (8).

Роли можно представить себе как узловые точки в скрытой структуре конфликта. Роли имеют архетипическую природу: угнетатель и угнетенный, свой и чужой, призраки изгоняющие и призывающие (9). Я предпочитаю определять взаимодействие ролей как «глубинную структуру» (10), которая проявляется вновь и вновь вне зависимости от изменяющегося содержания. Когда каждая из сторон успела испытать на себе насилие со стороны противника, разрешение конфликта требует серьезной работы не только с последствиями насилия, имевшими место во взаимоотношениях различных групп в те или иные моменты истории, с выявлением ответственных сторон, но также и со скрытой структурой конфликта между угнетателем и угнетенным, которая снова и снова воспроизводит себя в истории. Роли остаются прежними, меняются только люди, которые их исполняют (11).

Групповой процесс: террор, изоляция и общество

Однажды во время форума в Хорватии члены группы начали разговор о том, что их вклад в жизнь сообщества, их труд никому не нужны. Все участники форума были активистами в своих сообществах и занимались разработкой различных программ, социальной работой, разрешением юридических и психологических проблем, среди них были учителя, управленцы и т. п. Несколько участников рассказали, как их идеи последовательно отвергали коллеги и общество, называли глупыми и просто бесполезными, что вновь возрождало чувство безнадежности в период духовной и экономической депрессии в Хорватии. После завершения сессии мы обнаружили, что та же самая динамика актуализировалась и в нашем взаимодействии. Мы узнали, что одна из участниц, которая никогда прежде не бывала на таких форумах, чувствовала себя разочарованной из-за того, что другой участник то и дело подшучивал и отпускал саркастические замечания в адрес выступавших, которых, как ей показалось, никто не принимает всерьез, поэтому она боялась даже слово сказать.

Готовясь к следующему дню, мы с коллегой заинтересовались структурой этого процесса. Нам казалось, что мы упустили в работе нечто важное. В конце концов мы решили отправиться спать, я задремала, но постоянно просыпалась с чувством дискомфорта и недомогания. Я ругала себя за выпитое за ужином вино и очень хотела уснуть, чтобы с утра быть в форме. Но уснуть я не могла. Я пребывала в странном состоянии. Все мое тело покрылось холодной испариной. Что за чертовщина со мной творится? Я сконцентрировала свое внимание на этой испарине и, к своему большому удивлению, поняла, что испытываю ужас. Но чего я боялась? Может быть, причиной страха была моя неспособность понять динамику группы? Зная себя, я понимала, что мне предстоит бодрствовать до тех пор, пока я этого не пойму. Но это был страх! Затем я осознала, что терроризировать меня должен был некий «призрак». Мои волнение и растерянность сразу же исчезли, как только я поняла, что чувство ужаса и призрак, вызвавший это чувство, были ролями в рамках поля, ролями, которые в тот момент были очень значимы в Хорватии, и именно они определяли нашу групповую динамику.

Я сделала записи и легла спать. Утром я обсудила это с Лейном, и утром, в кратком введении в работу группы мы упомянули о процессе, происходившем накануне, в частности о том, как чувство ненужности своего участия в жизни сообщества может затронуть травматический опыт, связанный с тактиками террора, и привести к выталкиванию человека из общественной жизни. Мы организовали групповое обсуждение, чтобы выяснить, в каком направлении группа хотела бы двигаться дальше. Та женщина, которая была расстроена и боялась выступать, вдруг поднялась с места, вышла в центр комнаты и попросила предоставить ей слово.

Она рассказала страшную историю, которую никому до этого не рассказывала. Во время войны ее беспричинно арестовали, держали взаперти три дня, унижали, запугивали и угрожали тем, что она может «исчезнуть». Она никогда не говорила своим родным или кому бы то ни было о том, где провела эти три дня. Когда она заговорила, ее начало трясти от воспоминаний об ужасе, который ей пришлось пережить, и от смущения перед группой. Все в группе сказали, что хотят услышать ее историю. Мы видели, как ее страх быть отвергнутой группой в ту минуту соединился с происшествием десятилетней давности, когда ее изолировали от общества и чуть не убили.

Поддержав ее и предоставив возможность свободно рассказать свою историю, мы встали рядом с ней и продолжали слушать (12). Тем не менее ее по-прежнему била дрожь. Мы сказали, что, может быть, и для нее, и для всех нас было бы полезно, если бы мы сыграли ту «роль» или тот «голос», который продолжал препятствовать ее попытке донести свой рассказ до слушателей — ту часть группы или сообщества, незаметную и глубоко запрятанную, которая пытается изгнать ее, угрожая «исчезновением». Мы подобрали голос страшной «призрачной роли», которая сыпала угрозами и прогоняла ее, а также тот голос, который не хотел слушать ее историю. Многие согласно кивали, узнав знакомый «голос», который говорил: «Нам не интересно. Это невозможно тяжело слушать. Слишком много всяких историй. Не расстраивай нас. Бывают истории и пострашнее».

Затем вышел участник, который вызвался сыграть роль «призрака», не желающего ее выслушать. Он говорил от своего имени: «Я не могу слушать тебя внимательно, потому что у нас слишком много мертвых и они уже никогда не расскажут свои истории». Он сказал, что мог бы выразить свои боль и возмущение только одним способом — выйдя на главную площадь и совершив самосожжение. При поддержке моего коллеги Лейна ему удалось отчасти выразить свою ярость не в словах, а следуя за движением, которое вырвалось у него спонтанно и вылилось затем в яростный танец — смесь гнева, страсти и жизненной силы.

Затем выступил человек, который днем ранее подшучивал над выступавшими. Он подбодрил женщину, сказав, что группа относится к ней с теплотой, готова принять и защитить ее. Женщина была тронута тем, как он и вся группа ее принимает. Она перестала дрожать и плакать и сказала, что испытывает большое облегчение, впервые рассказав свою историю. Группа продолжила обсуждать происшедшее, подробно останавливаясь на тех аспектах отношений в обществе, которые лишают людей голоса и мешают рассказывать о важных для себя вещах. Они говорили о необходимости проработки травматического опыта в собственных сообществах и важности участия каждого человека в развитии своих сообществ.

Разорвать порочный круг

Тактики террора имеют своей целью лишить нас выдержки или способности протестовать. Они призваны запугать и лишить нас голоса или же вызвать реакцию, ведущую к дальнейшему углублению кризиса. Чтобы разорвать этот порочный круг, мы должны осознать, как мы сами поддерживаем этот циклический процесс.

Чтобы снять заклятие, необходимы личная и политическая сознательность. Процессуально-ориентированная психотерапия, разработанная Арнольдом Минделлом (13), позволяет уникальным образом сочетать индивидуальную и групповую работу. Через осознание своего восприятия, реакций и особенностей коммуникации, а также поляризации ролей и призраков в системе можно понять механизм системных взаимодействий на внутриличностном уровне, — в межличностных отношениях и в сообществе. Начиная понимать процесс взаимодействия на внутриличностном уровне, мы освобождаемся, и нам становится легче общаться с внешним миром. Также мы можем иметь опыт взаимодействия с неким полем, предопределяющим и включающим в себя тот или иной конфликт. Сосредоточение на внутреннем мире не заменяет работу вовне, а скорее делает ее возможной. Таким образом, мы получаем возможность активно урегулировать конфликты как в нашей внутренней жизни, так и в межличностных отношениях и в жизни общества, а не страдать, вновь и вновь воспроизводя их.

Ганди считал, что «человеческое самосознание раскрывается и возрастает во всей сложности в процессе противоборства с трудными вызовами окружающего мира. По Ганди, самореализация возможна только через включенность в мировые события» (14). Он верил в то, что человечество неделимо и ни один человек не может совершить преступление по отношению к другому, не совершив при этом преступления против себя самого (15). Ненасилие означает несогласие с системой жестокости, отказ от реализации насилия. Однако это не должно приводить к пассивности, и Ганди ясно давал это понять. Он даже говорил, что лучше быть жестоким, нежели пассивным. Таким образом, ненасилие означает способность отказаться от участия в конфликте через преодоление пассивности и склонности к автоматическим реакциям.

В Лос-Анджелесе мы с мужем имели честь несколько раз встретиться с Гленном Смайли незадолго до его кончины. Он обучал Мартина Лютера Кинга методам ненасильственных действий, был глубоко вовлечен в движение за гражданские права и продолжал изучать ненасилие до конца своих дней. Я запомнила его рассказы о зарождении движения за гражданские права, когда участники приходили в кафе в южных штатах США парами — чернокожий вместе с белым. Когда им отказывали в обслуживании или провоцировали их, они вежливо настаивали на том, чтобы их обслужили, не давая вовлечь себя в драку. Он подчеркивал важность внутренней работы и дисциплины, которые были необходимы для подобных действий в условиях реальной угрозы.

В автобиографии Нельсон Мандела описывает ряд ситуаций, когда он не позволил обращаться с собой недостойным образом, избежав при этом собственных примитивных реакций. Такие случаи имели место как в дни его тюремного заключения, так и когда он занимал пост лидера Южноафриканской Республики.

Цель Манделы — освободить нас всех из заточения

Избавиться от террора, запугивания и угнетения — задача не только политическая, социальная или групповая, но также глубоко психологическая и духовная. Вот что говорил Мандела о времени, проведенном им в заключении: «В те долгие годы одиночества жажда свободы для моего народа переросла во мне в жажду освобождения всех людей — и чернокожих, и белых. Я понял с исключительной ясностью, что угнетатель нуждается в освобождении ничуть не меньше, чем угнетенный...

Я не могу быть свободным, пока отнимаю свободу у кого-то другого, точно так же, как не свободен тот, кого поработили. Как угнетенный, так и угнетатель лишаются своей человеческой природы. Когда я вышел из тюрьмы, моей миссией стало освобождение всех без исключения — и угнетенных, и угнетателей» (16). Мандела разорвал порочный круг одновременно своей личной истории и трагической истории угнетения в ЮАР. Его пример свидетельствует о том, что человек способен выйти из тюрьмы истории.

Нерушимый дух

Оглядываясь на историю человечества, мы видим, что наша индивидуальная и коллективная психология во все времена последовательно использовалась для разжигания террора, для того, чтобы устанавливать контроль и испытывать нас на прочность. История полна примеров того, как тактики террора эксплуатируют нестабильность и потребность человека в защите, его страх перед Страшилищем, динамику дегуманизации, развитие нечувствительности и узаконивание, дезинформацию, преследование лидеров и стремление уязвить душу общества. Тактики террора укрепляют границы системы, основанной на насильственном подавлении.

В то же время эти границы остаются нерушимыми до тех пор, пока мы соглашаемся участвовать в процессе, который воспроизводит себя в наших душах, в отношениях, в нашем обществе и в политике. Если мы прервем этот процесс, система не сможет оставаться прежней.

Прервать этот процесс — значит встретиться лицом к лицу с повсеместным нарушением прав человека, тактиками террора и вооруженными конфликтами, не оказавшись при этом парализованными и беспомощными, не потеряв надежду и не воспроизводя порочный круг своим стремлением к возмездию. Чтобы поступать таким образом, человек должен понимать, что его психологическое и духовное развитие — основа его политической сознательности.

Вдохновляющим является пример людей, обретших надежду, внутреннюю гармонию и решимость не на основе наивной веры, а через опыт соприкосновения с пределами человеческой выносливости, показывая нам эти пределы. Заклятье спадает, за привычным горизонтом становятся видны новые возможности, власть террора преодолевается.

Арлин Одергон. «Отель "Война". Психологическая динамика вооруженных конфликтов» — М: 2008 г.

««« Назад К началу