Библиотека » Методология, Психотерапия » Духовно-природная психотерапия

© А. А. Ткаченко

Духовно-природная психотерапия: особенности психологической работы.
(Эсхатологический аспект)

««« К началу

Глава 3. Особенности психологической работы на глубинном эсхатологическом уровне

Определимся с эмпирической и практической сущностью предлагаемого для изложения материала. Изначально психологическую работу будем рассматривать как некое эмпирически отмечаемое природное явление, потребовавшее адекватного, вполне определенного практического отреагирования, что по своей сути представляло собой психотерапевтический процесс, проходящий на укрупненном, феноменологической уровне и носящий выраженный эсхатологический характер. В психологической науке и практике это ближе всего напоминало эмпирическую трансперсональную и аналитическую диалектическую («великую») психотерапию с широким использованием архаической феноменологии духовно-психологической жизни наших людей. Практически такая психологическая работа потребовала в той или иной мере использования большинства существующих психотерапевтических методов и соответствующих техник в основном на принципиальном уровне. То есть это происходило не на технологическом в привычном понимании, заранее спланированном и отработанном, а на естественно-природном, спонтанном уровне. Поэтому довольно часто факт использования того или иного известного психотерапевтического подхода или метода обнаруживался и идентифицировался уже после его применения, в процессе последующего анализа и осмысления. Зачастую в эмпирическом проявлении эти методы очень плотно органически переплетались в адекватном целостном отражении реалий протекающих невротических процессов, когда бы их отдельное или просто акцентированное применение оказывалось некорректным иди просто невозможным.

В дальнейшем изложении рассмотрим основные принципы, структурные составляющие, или стадии данных психологических процессов и явлений, а также особенности личности и социального положения психолога.

3.1. Основные принципы

Определимся с исходными принципиальными положениями, выделенными и принятыми в данной психологической работе. Они выражают базовые опорные точки, на которых зиждились происходящие психические процессы и состояния, как целостное духовно-природное образование. Дадим краткую характеристику каждого из них.

Это означает ориентацию на глубинные предельные и запредельные психические состояния и процессы, приоритетное использование в разработке душевно-духовного фактора христианских, в основном православных атрибутов, ценностей культуры и искусства, как психологического стимульного материала.

Из нашей практики и данного исследования в качестве аргументов можно привести спонтанно возникший «молебен» и индивидуальные обращения к Богу посредством молитв, «покаяний», «исповедей» и т.д. как непосредственно в процессе тренинговой работы, так и параллельно — посещение церкви, походы-экскурсии в православный монастырь и другие исторически обусловленные высокодуховные места. Особенно следует отметить эффективность христианских, в частности православных, духовных мелодий и песнопений. Во всем этом следует выделить одну важную деталь, отмечаемую в основном интуитивно и невербально. Все эти христианские атрибуты воспринимались очень естественно и к тому же не как архаические психологические стимулы, влекущие в прошлое, а, наоборот, как нечто новое, непривычное, но очень понятное и естественное, влекущие в будущее. Во многих случаях неформальное обращение к христианству, как личностному психическому содержанию, становилось чуть ли не единственной «соломинкой», за которую хватался участник, чтобы не погрязнуть в негативной бездне подсознательного.

Невмешательство в естественные духовно-природные процессы и воздействия, некритичное принятие всего, что предлагала Природа. Это, пожалуй, наиболее психологически тяжелый, но в то же время ответственный, малопонятный и решающий принцип. В данном случае фактически признается полный и безоговорочный диктат Природы, как целостного духовно-природного образования. Здесь очень важно абсолютно четко различать природное и человеческое, чтобы не стать жертвой псевдодуховной спекуляции, довольно часто фигурирующей в различного рода «целительских» процедурах и «духовных» проповедях. В рамках психологической науки в данном случае можно говорить о синхронистичности [1] и так называемой «закономерной случайности», как своеобразном языке духовной феноменологии бытия и божественного начала. Только при условии полного его принятия в процессе исследования удавалось достаточно адекватно воспринимать смысловые закономерности всевозможных внутренних и внешних проявлений случайностей, подготавливающих приход к истине в психологической работе.

В нашем исследовании на природных тренингах этот принцип позволял оптимальным образом выстраивать всю работу. Природные проявления, как внутренние глубинные, психологические, так и внешние, в виде разнообразия живого и неживого мира, а также других явлений и факторов при условии их принятия и по возможности уяснения и интерпретации являлись достаточно надежным «поводырем» в дебрях собственного психического пространства. Особенную остроту такие проявления, чаще всего в виде всевозможных примет, знаков и др., принимали по мере приближения к наиболее глубинным архаическим психическим образованиям, где как правило находились «корни» невротичности конкретной личности.

Этот принцип регулировал и гарантировал естественность психологической работы, ограничивая внешние манипулятивные воздействия и отдавая предпочтение природным процессами. Здесь можно вспомнить толстовское «непротивление», которое освобождает человеческую психику для вмешательства духовно-природного или божественного фактора, находящегося в области синхронистичности и случайности. Это также гарантирует человеку полную ответственность за себя и результаты своего поведения.

В данном исследовании это обеспечивалось психологическим присоединением психолога к участникам и постоянным нахождением рядом, что позволяло в необходимой степени контролировать ситуацию, не навязывая свою волю. Становилось особенно трудно для ведущего (психолога-исследователя), когда участники приближались к экстремальному поведению и состояниям близким к «сумасшествию». Ярким примером может служить ситуация с участницей А.В. на Втором крымском тренинге. Особую остроту и экстремальность данный принцип приобретал при вхождении тренинговой группы в область архаических психических состояний и процессов, обозначаемых как «шабаш ведьм». При этом от поведения и психической сбалансированности ведущего зависела судьба всей работы, когда невмешательство становилось почти невозможным и физически. Но тем не менее принцип необходимо было соблюдать.

Кроме этого, добровольность являлась достаточно надежным регулятором психической нагрузки. Человек получает ровно столько, сколько способен выдержать, и сам это рассчитывает. Важно заметить, что даже если он пытается взять больше, чем это было возможно (а такие случаи часто имели место при неадекватно завышенной самооценке и некритичности мышления), и при условии соблюдения предыдущего принципа, а также неприменения каких-либо искусственных стимуляторов типа ЛСД или холотропного дыхания, у него все равно ничего не получалось. Срабатывал своеобразный естественно-природный психологический или даже физиологический ограничитель. Обычно человек просто «отключался» от всего, что происходило вокруг, иногда погружаясь в полудрему.

Фактически каждый тренинг в рамках духовно-природной психотерапии являлся самостоятельным научным исследованием. Только с таким подходом был возможен естественный конечный результат. Природа не терпит неэкологичности в обращении с психикой и душой человека, обеспечить необходимый уровень которой вне научных рамок было невозможно. Например, благодаря научным разработкам в области возрастной психологии, нам удалось отметить такую важную психическую закономерность, как своеобразное «взросление» психологической работы. А это в свою очередь позволило предвидеть многие очень важные изменения и внести необходимые коррективы. Так, вполне естественным оказался уход из тренингового психологического процесса довольно большой группы участников, не выдержавших экзамена на «взрослость». Вполне возможно, что эта закономерность распространяется на более широкие масштабы и может являться справедливой и для других социальных процессов в нашем обществе. Трудно отрицать то, что оно сейчас находится в достаточно выраженном инфантилизированном состоянии.

Не менее важным является и помещение в систему научных требований мистических магических факторов, обильно наполняющих психические содержания и психологическую работу. Необходимо учитывать, что они имеют тысячелетнюю историю и очень прочно укоренились в психике человека, особенно в ее архаических областях. Если дать возможность им преобладать в процессе работы, она вполне может превратиться в настоящий шабаш и закончиться довольно печально для ее участников. (Такие примеры к сожалению были. Но мы не будем на них ссылаться по причине отсутствия весомых научных подтверждений в виде публикаций или других подобных материалов). Единственным эффективным способом «борьбы» с этим является особо тщательное соблюдение и применение научного метода, а если точнее, подчинение ему тех магических проявлений, которые имеют по своей сути ту же, что и наука, феноменологическую природоизучающую основу. Достаточно яркой демонстрацией этого может являться вполне нормальное употребление в научном и практическом психологическом контексте таких явно мистических понятий, как «дьяволизм», «шабаш ведьм» и др. Но при этом необходимо оговаривать, чтобы отсечь архаический, тысячелетний, уходящий далеко и глубоко в язычество и разрушающий психику «мистический хвост», что это всего лишь удобное, возникшее в процессе работы, обозначение психических явлений, а не известные архетипы с множеством ПК. Если хотите, это образно можно назвать способом одеть на «магического зверя» «узду» научного метода.

Предусматривает сочетание естественно-жизненного опыта и феноменологии духовного мира. Это обеспечивает человеку в процессе глубинной психологической работы на архетипическом уровне возможность психического закрепления в сознательном бытийном мире, что позволяет не «утонуть» в мистическом бессознательном невротическом материале. В нашем случае такими закреплениями являлись наличие нормальных семейных отношений и особенно детей, а также профессионально-трудовые объективные факторы. Но главным было пробуждение того психического состояния, которое можно обозначить как вера. Особенно часто это относилось к христианству и православию.

В нашей практической работе, связанной с духовно-профессиональным самоопределением, этот принцип реализовывался в виде сочетания ориентирующих (глубинных психологических, соответствующих понятию «ТАМ») и определяющих (внешних, прагматических, направленных на отработку отдельных типов поведения в конкретных профессиональных, трудовых ситуациях, соответствующих понятию «ТУТ») тренингов. Их органическое чередование позволяло, с одной стороны, закреплять глубинный психический материал в реальной бытийной, в частности профессиональной, жизни, а с другой, повышать психическую устойчивость при последующей глубинной работе. Тем самым такие своеобразные колебания постепенно раздвигали и расширяли духовные и профессиональные возможности человека.

Принятие универсального психотерапевтического правила идти на страх, как чувственно-эмоционального путеводителя в невротическом психическом пространстве.

В нашем исследовании смелость являлась также одним из основных регуляторов интенсивности психологической работы. Чем больше человек проявлял смелости в движении на страх, тем его психологическая работа протекала интенсивней и продуктивней. Здесь важно отметить и так называемую псевдосмелость, которую можно сравнить с безответственностью с примесью безалаберности. При этом человек совершенно некритично брал на себя слишком большой груз страха, который зачастую оказывался непосильным и приводил к состоянию, похожему на сумасшествие.

На основании опыта использования данного принципа можно также предположить, что прирост смелости и уверенности в определенной степени адекватен такому же приросту духовности.

Это предусматривает высокий уровень требований к его личности, включающий в первую очередь наличие собственного опыта глубинной психологической работы и постоянное поддержание своей психогигиены, а также присутствие клиентуры соответствующей направленности психологической проблематики. Личностный фактор психолога-психотерапевта и исследователя в ДППТ имел ключевое значение, поэтому данному вопросу мы уделим особое внимание в конце главы.

3.2. Стадии или структурные составляющие

Структура или стадии психологической работы на природном тренинге были обозначены в предыдущей главе. Теперь постараемся рассмотреть это более подробно как целостное образование. Во внешне довольно хаотичном и больше построенном на случайностях процессе духовно-природной психотрапии при более пристальном анализе, который удалось проделать уже после его завершения, все же проявилась вполне определенная и довольно стройная структура, представляющая собой несколько стадий. Всего их было выделено семь и распределено на три принципиальных уровня, соответствующих эсхатологической сущности происходящего явления — допредельный, предельный и послепредельный. Рассмотрим эти уровни и их структурное наполнение в определенном смысловом порядке. Хотя это довольно условно, поскольку проявление каждой из стадий носило довольно индивидуальный личностный характер и зависело больше от особенностей протекания внутренних психических процессов.

Допредельный уровень включал четыре стадии, на протяжении которых участник подготавливал себя и свою психику к наиболее тяжелым и напряженным состояниям и представлял собой примерно следующую последовательность стадийного развития: появление феномена Природы, индивидуальная актуализация психики и идентификация групповой структуры, «слияние» с природой на основе языческих символов, приближение к предельным состояниям и «прикосновение к вере». Рассмотрим их по порядку.

1. Появление феномена Природы, когда участники начинали ее замечать

Эта стадия обычно возникала в самом начале природного тренинга, буквально с момента появления группы в месте его проведения. При этом начинал ощущаться и пониматься общий лейтмотив будущей работы, например, такой как «женское» или «мужское» начало. Обозначались основные доминирующие архетипические обобщенные символы, на фоне которых будет развиваться все действо, обычно такие как Река, Море, Лес, Горы, Болото с соответствующими природно-психологическими особенностями и структурой, выступающих в виде исходного стимульного материала. Достаточно эффективным способом начального ознакомления и аутентизации в себе этих символов являлись ежедневные естественные и неизбежные физически напряженные пешие переходы до места работы и обратно на расстояние около пяти километров и продолжительностью до одного часа, в процессе которых совершенно органично человек мог «войти» и затем так же «выйти» из соответствующего «рабочего» психического состояния. А достаточно большая физическая нагрузка позволяла к тому же параллельно распускать соответствующие мышечные и психологические панцири характера, открывая доступ к глубинным слоям психики. Это можно сравнить с райхианской телесной терапией.

В отдельных случаях использовались особенности конкретного природного ландшафта. Например, на Карпатском тренинге подобной психосоматической подготовке к психологической работе способствовали утренние и вечерние так называемые «омывания» в горном ручье или речке. Таким образом, природа давала каждому участнику все необходимые только ему возможности, чтобы подготовить себя и свою психику к эффективной психотерапии. По мере «взросления» тренингов такие подготовительные процедуры становились более приемлемыми, конструктивными, разнообразными и индивидуально ориентированными. В них многие из участников, имеющие самый различный предыдущий опыт психофизиологической работы с собой, находили естественные способы его использования и соответствующее место в контексте общей работы, начинали ощущать себя каждый в своей стихии, что довольно положительно формировало необходимый уровень доверия, создавая благотворную экологически чистую психическую среду для самой серьезной душевной рефлексии.

2. Индивидуальная актуализация психики и идентификация групповой тренинговой структуры

После первого соприкосновения с природой и восприятия ее феномена начиналась индивидуальная психологическая актуализация каждого участника. Богатый естественно-природный стимульный материал актуализировал соответствующие как индивидуально-специфические, так и общие, в основном невротические, психические содержания, имеющие определенную значимость и направленность в личностном развитии. На соматическом уровне это особенно интенсивно происходило в процессе пеших переходов, благодаря которым к моменту начала основной вербальной работы участники приходили в актуализированное психическое состояние.

На этой же стадии обычно начинала обозначаться и определенная психосоциальная структура самой тренинговой группы. На каждом тренинге она имела свою специфику, соответствующую общему психологическому лейтмотиву, но также наблюдались и некоторые общие факторы. Явно выделялись один или несколько так называемых «верующих». Ими были, как правило, участники с более глубинными, сложными и энергетически тяжелыми невротическими содержаниями оккультного, религиозного характера. По мере «взросления» тренингов таких «верующих» становилось все больше, и на последних они уже составляли больше половины группы. Остальных участников также можно было распределить на «активных» и «пассивных». «Активные» достаточно интенсивно проектировали свои психические содержания на «верующих», стимулируя их интерпретацию и осмысление. «Пассивные» же в основном отмалчивались, занимались внутренней психологической работой и интроекцией, что было не менее серьезно и эффективно, требуя не меньших энергозатрат. Очевидно при этом происходила особенно ответственная душевная работа, когда справедлива известная истина «мысль изреченная есть ложь». Довольно часто один и тот же участник проходил несколько таких тренинговых ролей, что значительно повышало качество и эффективность его психотерапии. Такая ролевая структура, несмотря на всю свою условность, оказывалась достаточно устойчивой и позволяла каждому индивидуально сориентироваться в своей психологической работе, которая на данной стадии базировалась на обычных психотерапевтических методах, рассчитанных на «средние» психические проявления. Конкретный подбор этих методов, как нам представляется, может зависеть от психотерапевтической ориентации самого ведущего. Например, в нашем случае предпочтение отдавалось психодинамическим и аналитическим методам в общей юнгианской парадигме.

На данной стадии имела место также индивидуальная психосоциальная идентификация, включающая определение собственной невротичности и психической проблематики, ее структуры, масштабов и глубины залегания, особенности психотерапевтического взаимоотношения с другими участниками, определение своих «зеркал» (как объектов проекций и переносов). Таким образом, фактически формировалась определенная наиболее оптимальная как индивидуальная, так и общегрупповая психосоциальная невротическая структура с только ей присущей палитрой качественного содержания и количественного уровня актуализации психологической проблематики. Если хотите, это можно было назвать «невротическим лицом» всего тренинга. Как затем оказалось, такие «лица» имели в основном достаточно выраженные черты «дьяволизма». Групповая идентификация была основным предметом работы для ведущего или же для того из участников, кто в какой-то момент пытался брать на себя эти функции. Это «видящий правду» О.Д. и «священник» Ю.Х. на Днепровском, произносящий «обвинительную речь» О.У. на Первом крымском, «молодая целительница» на Карпатском, дающая «советы» Н.В. на Втором крымском тренингах. Но более пристально остановимся на другом примере участника С.В., достаточно подробно описанного во второй главе, устойчиво выполняющего на протяжении двух тренингов роль «верующего» и лишь на третьем вплотную приблизившегося к своей исходной профессиональной идентификации врача-целителя. Сначала он определился в своей внутренней духовно-профессиональной проблематике, сориентированной на самосовершенствование в профессиональном целительстве на научной основе высшего медицинского образования и духовный невротический конфликт между «псевдоверой», связанной с сознанием Кришны, и православной верой.

Во внешнем окружении он идентифицировал материнский комплекс и психосоциальную проблему, связанную с отношением к женщинам, проявив его соответственно как «восторженное», «воинственное» и «пугающее». Характерно, что каждое из них довольно отчетливо обозначало направление личностного развития и преодоления психологических сопротивлений. «Восторженное» — духовно-профессиональное развитие в целительстве. «Воинственное» — противодействие негативным, манипулятивным психическим воздействиям, в основном связанным с материнским комплексом. «Пугающее» — преодоление психосоциальной проблемы во взаимоотношениях с женщинами. Судя по возникающему уровню чувства страха и недостатку смелости, в последнем случае было обозначено наиболее актуальное и важное, по сути ключевое невротическое содержание, тормозящее положительную психологическую динамику личностного и духовно-профессионального самоопределения и развития. Это выражалось в половинчатости принимаемых решений и недоведении их до реализации, боязни принимать новые, уже достаточно апробированные и отрефлексированные методы своей профессиональной деятельности. Это достаточно ярко отражено, например, в профессиональных врачебных комментариях после наблюдения психосоматических проявлений на Карпатском тренинге.

На данной стадии обозначались основные психологические проблематики, которые в дальнейшем получали психотерапевтическое развитие. Как уже отмечалось, это прежде всего «целительство», «женское» и «мужское» начала и др. По мере «взросления» тренингов все это приобретало более конкретные очертания и деятельностный поведенческий характер. Например, возникали конкретные попытки практического применения своих актуализированных психических профессиональных качеств в процессе психологической помощи другим участникам. Эти попытки достаточно критически отслеживались и контролировались ведущим и особенно тщательно рефлексировались во избежание профанации, комментировались другими участниками, особенно теми, кто являлся непосредственным объектом помощи, вносился определенный педагогический аспект. Это касалось, как правило, студентов-психологов и профессиональных медиков, а также претендующих на народное целительство. Таким образом достаточно наглядно удавалось прослеживать и оценивать работу, например, тех же «целительниц». Четко проявлялось профессиональное несовершенство в основном в безответственности и недостаточности рефлексии своей работы. Особенно заметно это было у кандидатов на целительство, которые основывались лишь на инфантильном стремлении как-то выделиться, продемонстрировав нечто оригинальное, чудотворное, не задумываясь об ответственности за последствия. Одна из них выделялась достаточно настойчивыми «советами» что и как необходимо делать, при этом совершенно не обращая внимания на реальные потребности и собственную несостоятельность в решении этих же проблем. По мере продуктивного развития психологической работы и осознания невротической доминирующей мотивации своего «целительства», такой человек начинал понимать, что исцелять ему необходимо прежде всего самого себя, а стремление проделывать это с другими является не более, чем невротическим переносом. Следует отметить, что в достаточно высокопрофессиональной атмосфере подобные «советы» выглядели как инородное тело, которое требует серьезной трансформации и видоизменения в соответствии с реальными потребностями его носителя.

3. Языческая стадия

Следующую стадию можно условно назвать «языческой».

Данная стадия отличалась непосредственным психологическим контактом с Природой вплоть до своеобразного «слияния» с ней. В юнгианской психотерапевтической системе понятий относительно теории переноса это можно сравнить с вхождением в «мистическую сопричастность» на основе архаических символов в основном языческого содержания. При этом интенсивно повышалась роль и актуальность феномена случайности. Психика становилась все более неустойчивой и флуктуирующей, человек буквально погружался во всевозможные знаки и приметы. Значительно повышалась энергоемкость психических процессов, учащались эмоциональные аффективные всплески и катарсические проявления: обычно в виде различных соматических (телесных) и звуковых (голосовых) манифестаций. В общем создавалось впечатление надвигающегося хаоса

Тем не менее, во всем этом многообразии можно было выделить некоторую типологию проявлений в соответствии с определенными психотерапевтическими направлениями, имеющую следующий вид: напоминающие арттерапию (вырезание фигурок, написание стихов, использование музыкального сопровождения); напоминающие телесную райхианскую терапию (характерные ощущения в различных частях тела, ассоциирующиеся со змеей, скорпионом, обручем на голове, звуковые голосовые проявления в виде сильного нечеловеческого крика, рычания, вытья и другие, похожие на поведение различных животных); сексуально-эротические проявления, выражающиеся в возникновении сильного чувства любви и сексуального влечения, стремлении остаться наедине с природой в первозданном виде; мистические оккультные магические проявления в виде колдовства, ведьмовства и т.д. Рассмотрим все это несколько подробнее.

Ключевым явлением психологической работы на первых двух природных тренингах было спонтанное вырезание деревянных фигурок. Эта процедура и последующая психологическая интерпретация рассматривались во второй главе, а здесь мы отметим только некоторые наиболее характерные моменты. По внешнему виду и смысловой сути это были типичные известные языческие символы в виде идолов, тотемов, амулетов и т.д. По сути дела, фактически разворачивалась архаическая дохристианская картина развития мира. А если учесть и психологический регресс в «каменный век» на Днепровском тренинге, то все выстраивается в довольно логической последовательности. Сначала появились личноориентированные фигурки, играющие роль амулетов, изготавливаемые неким «видящим правду», которым был участник, явно попавший в состояние, называемое Юнгом мана-личностью. Его фигурки, подаренные другим участникам, резко актуализировали невротические содержания и активизировали работу, которая довольно быстро подводила человека к предельным состояниям на уровне архетипических образований. На следующем, Первом крымском тренинге «подросткового» уровня, психическое состояние вырезающего фигурки уже имело не столько индивидуалистическую, сколько деперсонифицированную природную ориентации, когда управление этим процессом почти полностью перешло к внешним природным стимулам, а участник лишь старался их адекватно ощутить и по возможности понять. Это уже напоминало коллективных языческих богов и идолов, являющихся основными оккультными атрибутами. Психологическая работа при этом отличалась более явной целостностью и масштабностью, базируясь на достаточно выраженной связи с коллективным бессознательным. Это подтверждалось достижением некоторыми участниками предельных психологических уровней вплоть до «Самости», идентифицирующейся в виде «прорыва в Другое». Достаточно интересной здесь также может быть особенность психического состояния участника, вырезающего фигурку для другого или же для себя. Это нам удалось проследить уже на Первом крымском тренинге. Данная особенность может вполне стать темой отдельного разговора, а сейчас можно достаточно уверенно сказать только то, что при вырезании фигурки для другого человека собственные невротические содержания не актуализируются. Это давало возможность получить достаточно полное и законченное оформление соответствующего символа и качественно его отработать. Если же фигурка вырезалась для себя, то как только изготовитель начинал осознавать это, изготовление искажалось, а затем вообще прекращалось. Отсюда также можно было выделить две достаточно четких фазы в психическом процессе — бессознательную, чувственно-интуитивную и сознательную, интерпретационную.

Практически на всех тренингах проявлялись признаки телесной психотерапии. Естественное распускание «мышечной брони» в процессе пеших переходов и интенсивной физической активности, а также раскрепощение «панциря характера» приводили не только к вербальной интеллектуальной активности, но и к издаванию участниками недвусмысленных криков и звуков, похожих на вполне определенных животных. Здесь была весьма полезной попытка интерпретации таких невротических содержаний, исходя из отличительных характерных признаков внешней манифестации и архаической символики. Оказывалось, что особенности самого символа, например «волка», а также его проявления, довольно адекватно ассоциировались с соответствующим поведением в реальной жизни, которое и ставало причиной невроза. Отметим еще один, достаточно необычный факт такого порядка. У одной из участниц с явными внешними проявлениями какого-то большого дикого зверя, скорее всего «медведя» (по характеру издаваемого рычания и соматического ощущения выпускаемых когтей), в тот день, когда все это происходило на тренинге, умерла родственница, психическое влияние которой на участницу имело подобный характер. И все же подобные явления довольно плохо поддавались серьезной интерпретации, их нужно было пережить самому человеку без особенной внешней активной помощи.

Достаточно устойчиво и эффективно в психологической работе использовалось музыкальное сопровождение, выбор которого проводился чувственно-интуитивным образом. Здесь следует отметить ту особенность, что когда доминирующим архетипическим символом на тренинге являлось «море», музыка оказывалась неэффективной, как бы не выдерживая конкуренции. В остальных случаях выбор конкретной мелодии соответствовал обычно характеру или теме доминирующего актуализированного психического содержания, которое далеко не всегда достаточно полно осознавалось. Например, на данной стадии наиболее эффективными оказывались древние народные языческие интонации и мелодии.

Следует также отметить и спонтанное сочинение стихов. На наших тренингах таких проявлений было не много, но зато они оказывались одними из наиболее целостных факторов в психологической работе при осмыслении их психологического содержания. Дело в том, что в стихотворении очень гармонично совмещался как чувственно-эмоциональный, так и интеллектуальный вербальный факторы, создавая законченное представление о происходящем. Вот например, как один из участников последнего «взрослого» тренинга выразил отношение к двум различным архетипическим символам «морю» и «горам», совмещенных в районе рабочего места группы.

Море и горы, две разные песни
Странно и свято слились в этом месте
Вечность для них, как простое мгновенье
Море и горы — вечное пенье

Здесь следует отметить тот факт, что если на первых «детском» и «подростковом» этапах исследования из проявлений арттерапии преобладало вырезание фигурок и в некоторой степени музыкальное сопровождение, то стихи, как более серьезное творчество, начали появляться лишь на «взрослом» этапе. Это тем более интересно, что и на «детском» и на «подростковом» этапах в группах были участники, способные писать стихи, но как раз именно они занимались как бы не своим делом, вырезая фигурки. Но такая последовательность творческого развития человека полностью совпадает с историческим процессом, что может подтверждать природную естественность нашей психологической работы.

Сексуально-эротические проявления представляли собой один из наиболее сложных материалов в психологической работе, особенно при его адекватном отреагировании. С одной стороны, подобные психические содержания доминировали практически в каждой личности и требовали своего естественного завершения, а с другой стороны, их явная невротичность и неестественность не позволяли этого сделать должным образом. Основная сложность здесь заключалась даже не столько в природных сексуальных потребностях, сколько в сильном чувстве любви, которое их сопровождало. В некоторых случаях это было настоящим испытанием, поскольку отличить невротическую, психотерапевтическую любовь от естественно-бытийной было практически невозможно. Единственным достаточно объективным индикатором в таких случаях мог быть возросший уровень духовности. Поэтому, компромиссным вариантом являлись своеобразные эротические демонстрации, принимавшие вид «стриптиза» на Карпатском или «купания диан» на Втором крымском тренингах. Заметим, что такого рода единение с природой оказывало очень сильное «освобождающее» психологическое влияние. Это приводило к разблокированию многих других психологических сопротивлений и трудностей, резкой активизации всей работы в целом. Личностные реакции нескольких участниц на подобные ситуации излагались ранее и сводились сначала к таким ощущениям как стыд, ужас, того что все внутри рушится, — но затем появлялись чувства блаженства, облегчения, свободы, освобождения, веселья и ощущения только первого шага. Например, на Карпатском тренинге это привело к своеобразному массовому прорыву в глубинные, архаические психические слои, работа вышла на высокий уровень «по самому большому счету» и в конечном итоге достигла предельных состояний и «дьяволизма».

Кроме того, необходимо сказать и о большой осторожности в работе с подобными проявлениями во избежание полного погружения в них и превращения в самоцель. Здесь даже рискнем немного поспорить с В.Райхом, считавшим стремление к развитию оргазмических функций наиболее важным фактором всего психического исцеления. Можно на основании нашего исследования утверждать, что подобное стремление, если не сказать влечение, может быть продуктивным и действительно развивающим только в том случае, когда параллельно таким же образом развивается фактор духовности и даже занимает доминирующие позиции. В нашем случае это удавалось сделать благодаря обращению к христианским ценностям, когда эротические проявления воспринимались уже не сколько как путь получения сексуального удовольствия, а как саморазоблачение перед Природой и Духом.

И наконец, мистические оккультные проявления. В известной степени это уже затрагивалось в процессе вырезания фигурок, представляющих по своей психологической сущности как стимульного материала своеобразные оккультные символы в виде амулетов, тотемов, идолов-божеств, активно актуализирующие архаические психические содержания. Хотелось бы отдельно выделить мистический фактор как важный, можно сказать, доминирующий в массовом сознании современной действительности. В нашем исследовании он концентрировался в основном под общим обозначением «ведьмовства», как наиболее часто употребляемом самими участниками. Под этим подразумевались негативные психические содержания, которые можно было сравнить с «тенью» в юнгианской терминологии бессознательного, проявляющиеся в виде агрессии, злости, обмана, зависти, лукавства, корысти, подхалимства, властолюбия и т.д., всего того, что обычно обобщается в христианской терминологии понятием гордыня.

4. Прикосновение к вере

Четвертая стадия проявлялась как «прикосновение к вере». На этой стадии психологическая работа подходила вплотную к предельным состояниям и процессам, а иногда входила непосредственно в них. Здесь человек, погруженный в мистические содержания и переживания, озадаченный и даже напуганный всевозможными случайностями, приметами и знаками, начинал недвусмысленно не только ощущать, но и понимать глубину и масштабы своей психики, ее архаические области, чувствовать, что начинает проваливаться в эту бессознательную бездну, неизбежно пытаясь найти точку опоры, тем самым приближаясь к тому, что называется вера. И вот здесь совершенно неожиданно вдруг начинали появляться и оформляться в сознании понятия и атрибуты христианства, как завершенные психические паттерны. Именно они и становились той самой точкой опоры. В процессе психологической работы это проявлялось в естественно возникающих «исповеди», «покаянии», «обвинительной речи». Очень эффективной в эти моменты была христианская православная музыка, сопровождающая психологическую работу. Это привносило ощущение большого психического и душевного облегчения и личностной целостности.

Таким образом, участник, непосредственно используя в первую очередь только чувственно-эмоциональные индикаторы психики, как бы «прикасался» к христианской вере, но уже не как к какому-то древнему, архаическому образованию, многократно освещенному в различных писаниях, а как к естественному фактору более целостной организации собственной личности в данный момент и в данном месте, «здесь и теперь», во многом как бы открывая для себя все это заново. На этом фоне становились особенно заметны «целительские» устремления и навыки работы. Проявлялась их фальшь, невротическая личностная обусловленность, неестественность и надуманность. Зато на этом же фоне так же явно выделялось преимущество исцеляющей способности сказанного и несказанного слова. В процессе таких «обвинительных речей» или «покаяний» буквально кровь стыла в жилах. Становилось понятно, что все остальное — это просто ненужный психологический «мусор», который уже просто не воспринимался как нечто значительное. Такие моменты мы назвали «духовными прорывами», когда исчезали психические различия и всевозможные барьеры между людьми, обусловленные тем же самым психологическим «мусором», и становилось понятно, что все мы стоим на общей единой психосоциальной основе, заложенной христианством.

На этом заканчивался допредельный уровень психологической работы и начинался предельный. Здесь рассмотрим только одну стадию, определяющую пиковые, кризисные состояния и процессы, обозначающие некий водораздел в личностном развитии, который недвусмысленно демонстрировал человеку его реальные возможности, способность неформально принимать духовность, как основополагающую концепцию всей жизни.

5. Кризисная стадия

Данная стадия включала предельные и запредельные психические состояния и процессы, ее мы обозначили как кризисную.

В психологии подобные явления называют «духовными кризисами» или «пиковыми переживаниями». В нашем исследовании они обычно возникали во второй половине тренинга и имели следующие характерные проявления: 1)Перинатальные психические состояния, возникающие при достижении человеком в своей психической работе родовых и дородовых областей. 2)Состояния, характеризующие скорее всего достижение «высшего» предела своей психики в виде «Самости», так называемый «прорыв в Другое» и открытие запредельных трансперсональных областей. 3)Достижение «низшего» предела своей психики, так называемые «ведьмовство» и «дьяволизм», в результате чего возникали трансперсональные состояния, но уже противоположного знака.

Как известно, около половины всех невротических переживаний в психике человека закладывается еще до и во время рождения, в перинатальном периоде его развития. Поэтому не удивительно, что психологическая работа по мере ее углубления именно в этих областях достаточно резко активизировалась. На каждом тренинге в том или ином виде имели место подобные явления. После этого работа обычно переходила в запредельные области коллективного бессознательного и неземные состояния. Потребность в работе такого рода у клиента возникала и в процессе индивидуальной психотерапии. В настоящее время подобные психические техники достаточно распространены, особенно в рамках таких несколько сомнительных в научном обосновании психотерапевтических направлениях, как саентология и дианетика, непосредственно заявляющих о формировании душевного здоровья. Поэтому остановимся на этом несколько подробнее, исходя из нашего опыта.

Очень важно, чтобы решение о работе в перинатальной области человек принимал самостоятельно, совершенно осознанно и ответственно. При этом недопустимы какие-либо манипуляции в виде химических психотропных средств или специальных психотехник. Все должно происходить абсолютно естественно и природно. Обычно в какой-то момент психологической работы, который кстати довольно сложно заранее прогнозировать, после обычных психотерапевтических методов, рассчитанных на сознательную область психики, человек начинал ощущать необходимость или даже потребность «уйти вглубь». Такая возможность появлялась в том случае, когда человек отработал все актуализированные сознательные невротические состояния. Дело в том, что перинатальная область психики фактически изолирована от осознания и в обычных привычных психосоциальных отношениях недоступна интеллектуальному анализу и пониманию. Если этот барьер преодолевается неестественно, фактически взламывается, может открыться несанкционированный природой человека доступ неотработанного психического «мусора» и негативной энергии в перинатальную область. Это может привести к резкой психической дестабилизации вплоть до психоза. В случае же, когда предварительная психологическая работа проведена достаточно качественно, о чем может говорить отрефлексированное и осознанное желание самого человека двигаться дальше и глубже, резкого негативного эффекта не происходит, и он довольно уверенно справляется с попадающим в сознание перинатальным невротическим материалом. Предварительная отработка обычно уже сама по себе дает определенное представление о глубинном невротическом содержании, поскольку большинство из психологических проблем, с которыми клиент обращается к психологу, уходят своими корнями именно в перинатальные области. Образно говоря, если уже имеется достаточное представление о дереве, гораздо легче понять его корни. А если сразу пытаться разрушать корни, не получив достаточного представления о масштабности дерева, оно просто может свалиться на человека непосильным психическим грузом. В нашей практике такой предварительной психологической работой клиент обычно начинал заниматься после получения достаточно большого опыта индивидуальной психотерапии обычными методами и нескольких групповых тренингов.

В исследовании работа в перинатальной области по внешним проявлениям была достаточно разнообразной. В общем она сводилась к воспроизведению процесса рождения участника в двух основных направлениях поведенческих проявлений: того, кто рождается (с позиции новорожденного) и того, кто рожает (с позиции матери). Обычно и тот и другой психические паттерны несли в себе достаточно большой и негативный энергетический заряд. Чтобы облегчить для работающего человека эту нагрузку, в некоторых случаях эти паттерны распределялись. Так, создаваемая на природных тренингах предполагаемая нами мистическая сопричастность на основе скорее всего коллективного бессознательного, эмпирически отмеченная на Первом крымском тренинге, и перинатальные переживания, имеющие отношение к одной участнице, распределились на двоих. Это дало возможность более целостно и качественно завершить весь психотерапевтический процесс. Нечто подобное отмечал при описании своего эмпирического исследовательского материала и С.Гроф [2]. На Втором крымском тренинге другой участнице в подобной ситуации пришлось работать полностью самостоятельно. Может быть поэтому качественно завершить психотерапевтический процесс в этом случае так и не удалось, последствия чего сказывались довольно долго после окончания тренинга. Не будем пока давать научную оценку данного явления, оставив читателя наедине с эмпирическим фактом, приведенным во второй главе. В общем, подобно психологической работе во время вырезания и интерпретации деревянных фигурок, в перинатальной области также достаточно четко выделяются две фазы — чувственно-эмоциональная с символическим стимульным материалом и интеллектуальная психоаналитическая с материалом реальных жизненных событий.

Если актуализация психики в перинатальной области и последующая работа может считаться типичным предельным явлением, то запредельными, выходящими в трансцендентные зоны в рамках данного исследования, можно назвать психические состояния, обозначенные как «прорыв в Другое», что очевидно соответствовало «Самости», а также «ведьмовство» и «дьяволизм», наиболее близко напоминающих «шабаш ведьм». Научное описание этих явлений представлено С.Грофом [2]. Можно предположить, что «прорыв в Другое» демонстрировал достижение «высшего» позитивного, а «шабаш ведьм» или «изгнание дьявола» — «низшего» негативного пределов психики, за которыми начиналась запредельная, трансцендентная область божественного и неземного. Судя по реакции участников, попадавших в такие состояния, допредельные и в некоторой степени предельные области психики каким то образом поддавались описанию и обсуждению, в то время как запредельные отреагировались только молча, внутренними реакциями, носящими грандиозный неописуемый характер.

Проявления типа «прорыва в Другое» случались гораздо реже, чем «дьяволизм». В данном исследовании оно было четко идентифицировано после «обвинительной речи», в то время как «дьяволизм» проявлялся гораздо чаще и обычно после «покаяний» и «исповедей». Это проявление возникало на фоне доминирующего архаического символа «Моря», как наиболее целостного отражения коллективного бессознательного и неземных психических содержаний. После прохождения подобных состояний, ближе всего напоминающих «пиковые переживания», человек обычно чувствовал себя более целостным, в расширенном состоянии сознания. Кроме того, в этом случае удалось при последующем анализе достаточно отчетливо выделить ступени подготовки, входа, развития, достижения пика, выхода, осознания и рефлексирования данного психического процесса, в конечном итоге приводящего человека к сбалансированности, целостности и «порядку».

Намного разнообразнее и дифференцированнее оказалось проявление «дьяволизма», как другого, противоположного полюса психического пространства, отражающего чисто земное порождение. Это явление наиболее полно и разнообразно проявлялось при доминирующем архаическом стимуле «Леса» и «Гор», а также всего, что с ними связано. Если «Море» выполняло синтетическую интегрирующую функцию, ассоциируясь в психике с чем-то целостным, единым и неделимым, то «Лес» и «Горы» выполняли аналитическую функцию, как бы дифференцируя психику благодаря множеству естественно-природных составляющих и явлений, как стимульных факторов. Наверное поэтому на Карпатском тренинге, проходившем в лесу и горах, каждый участник имел возможность в полном объеме увидеть невротическую структуру своей психики. Довольно интересно в этом плане выглядело естественным образом предложенное сравнение влияния этих архаических символов на группу в процессе Второго крымского тренинга, когда два участника случайно отделились и ушли в горы, тогда как остальные работали возле моря. Как затем оказалось, и в том и в другом случае были достигнуты предельные и даже запредельные состояния. Когда «горная» и «морская» части группы собрались вместе, они долго не могли найти общую платформу психологической работы.

Теперь остановимся на «ведьмовстве» и «дьяволизме». Как оказалось, психические паттерны подобного содержания составляли большую часть актуализированной психики участников, доминируя в общей организации и функционировании тренинга. Сразу же хотелось бы предупредить читателя о важности правильного понимания излагаемого ниже материала, заранее предполагая, что это будет не просто, хотя бы потому, что у большинства из нас наблюдается скорее всего такая же картина доминирования стремления к отторжению и личному неприятию этих явлений. Давайте наберемся смелости и критичности в их адекватном восприятии. Для удобства понимания, в их обозначении будем пользоваться преимущественно теми же названиями, которые давались непосредственно в процессе психологической работа самими участниками. Как и следовало ожидать, наиболее энергетически насыщенными и напряженными переживаниями являлись психологические содержания, в отдельных проявлениях обозначаемые как «приход повелителя тьмы», «изгнание дьявола», «шабаш ведьм», «ведьмовство», которые в общем можно было назвать как «дьяволизм». Не случайно еще в начале XX века русскими психиатрами предлагалась идея государственной психопрофилактики, как способа борьбы с психическими эпидемиями религиозно-мистического характера. На это обращает внимание А.Ф.Бондаренко [6, с.117]. При появлении в процессе работы данной архаической символики начинали разворачиваться наиболее напряженные и драматические психические процессы, содержание и краткие комментарии которых были изложены во второй главе. Здесь хотелось бы выделить, как наиболее типичное, проявление «ведьмовства». Эта символика встречалась чаще всего и практически на всех уровнях и стадиях психологической работы, начиная от внешнего сознательного и кончая самыми глубинными бессознательными, вплоть до откровенного «дьяволизма». По большому счету, это должно быть предметом отдельного, очень серьезного и большого разговора с привлечением огромного количества практического эмпирического и архаического мистико-культурологического материала, в котором очень непросто разобраться, не потеряв нить объективности. Об этом говорит опыт психологической работы с отдельными клиентами, имеющими подобные невротические психические содержания. Понимая это, мы все же попытаемся выделить хотя бы некоторые зафиксированные закономерности данного явления, как очередного психического феномена.

Вполне понятно, что его истоки и корни уходят далеко в дохристианское языческое прошлое нашего народа и нет ничего удивительного в том, что они имеют такую большую психоэнергетическую насыщенность. А совсем недавнее тоталитарное прошлое, фактически вернувшее мистические языческие принципы психосоциальной организации общества, названные В.Райхом «эмоциональной чумой», довольно сильно пробудили и актуализировали в нашей социэтальной психике «ведьмовство», как основу человеческих взаимоотношений, особенно в репрессивной насильственной государственной сфере. Эмпирически выделялись два наиболее ярких проявления этого феномена — явное (агрессивное, откровенно неприятное, негативное, непосредственно травмирующее психику окружающих) и второе — скрытое (внешне очень благостное, успокаивающее, приятное и приносящее удовольствие, все оправдывающее, на первый взгляд целительское). В первом случае чаще всего употреблялось понятие «ведьма», во втором случае — «сирена». Учитывая очень высокую эмоциональную напряженность при приближении к этому архетипическому ядру, когда они практически не поддавались интерпретации и какой-либо вербализации, самым невероятным образом перемешиваясь и сливаясь с жизненной реальностью и мистикой, образуя настоящий хаос, отделить истинное от мифического было очень сложно. Когда вся тренинговая группа буквально окуналась в этот архетип, наступало ощущение и состояние полной безысходности, где, с одной стороны, проявлялась собственная никчемность и греховность, наполненная страхом и ужасом, а с другой, что-то совершенно непонятное, грандиозное и абсолютно другое. Таким образом можно было отмечать переход от предельного к запредельному.

Как можно понять, символика «ведьмовства», включающая магические, языческо-мистические проявления, а также секс, власть и деньги (в отмечаемом ранее смысле) с соответствующими психосоциальными содержаниями и отношениями, находятся в допредельной области человеческой психики, а то, что отмечалось как «дьяволизм», можно считать предельным проявлением этого психического пространства. Иными словами, в момент наиболее яркого проявления «дьяволизма» словно происходит его смерть. То есть если человек находит в себе силы и смелость привести свою психику к такому состоянию и даже через него переступить, он тем самым берет над ним верх и начинает его контролировать. В нашем исследовании такой момент был назван «изгнанием дьявола», который сопровождался состоянием, похожим на эпилептический припадок или то, что В.Райх называл «мышечным оргазмом» [3]. При этом для полноценной психологической работы, почти полностью проходившей на интуитивном и чувственно-эмоциональном уровне, потребовалась спонтанно и непроизвольно сформированная группа участников, названная затем «командой», с вполне определенным и гармоничным подбором личностных качеств, представляющих собой целостное психическое образование.

Таким образом, человек, по крайней мере какой-то частью своей психики, прорывался в запредельные области, где уже не было языческого, «ведьмовского», магического, а появлялось нечто иное, светлое и духовное. Это состояние обычно символизировалось по-разному. В одном случае это была, например, «Белая женщина», или «Богородица», а в другом — так называемое «Другое». Отсюда можно предположить своеобразный критерий преодоления рассматриваемых психологических барьеров. Это переход в процессе психологической работы через подобное состояние смерти-возрождения и обретение психической стабильности в новом качестве, совершенно иной, истинно духовной ипостаси. Возможно, в определенной склонности или даже стремлении к этому и состоит главная особенность нашего человека, отличающая его от того же западного. Судя по проведенному исследованию, проходившему естественным природным образом, это явление для нас может быть вполне реальным и естественным, не требующим никаких искусственных внешних стимуляторов. Хотя следует заметить, что теоретически подобные состояния может пройти каждый, но реально решиться на это, преодолеть весь страх и ужас под силу далеко не каждому. Напрашивается такое резюме, что у кого это получится, тот может рассчитывать на успешное дальнейшее личностное развитие и уверенно смотреть в будущее, у кого же это не получится, тот просто останется в прошлом, по эту сторону барьера. Насколько это верно, покажет сама жизнь, в которую сейчас ушли участники нашего исследования.

Пик таких проявлений приходился на уже упоминаемый момент выбора, который вполне мог соответствовать состоянию бифуркации психики, когда ее флуктуация достигала максимальных значений и от человека требовалось однозначное определение пути дальнейшего развития. Такой выбор отдавался на усмотрение самого участника, только он был вправе это сделать. В нашей ситуации выбор стоял на достаточно серьезном уровне. Решалось по какому пути идти в дальнейшей жизни — пути власти и зависимости или же отказа от власти, к свободе. Интересно, что все это представлялось как-то по-рабочему, безо всякой патетики. В подобном состоянии выбора оказались несколько человек, но только один из них сделал это вполне открыто, даже с привлечением своеобразного «гаранта», внешне зафиксировавшего данный факт. Это могло обозначать возникновение диссипативных психических образований, обеспечивающих необратимость выбранного направления личностного развития.

В другом случае подобный выбор фиксировался невербально, только на основании внешнего поведения. Этот момент уже упоминался и был назван «изгнанием дьявола». Он оказался энергетически не менее насыщенным и потребовал для своей стабилизации неосознанного привлечения нескольких участников в виде своеобразной психотерапевтической «команды», а также музыкального сопровождения православными песнопениями. Только такое сочетание, да и то, лишь в одном случае из трех, оказалось более-менее эффективным. В это время техника психологической работы очень напоминала одно из таинств православия, именуемое соборованием или елеосвящением. К такому же явлению, наверное, можно причислить и «молебен», когда один из участников выполнял роль «священника», делая это полностью интуитивно и неосознанно. В эти моменты общее состояние «хаоса» достигало апогея и лишь очень слаженная и безошибочная работа «священника» или «команды» приводила к появлению некого духовно-психического «порядка», по своей сути гораздо более значительного и важного, чем исходные рефлексируемые ранее способности и возможности исполнителей этой работы. Эффект и «священника» и «команды» профункционировал от нескольких минут до нескольких часов и вскоре бесследно исчез. Возродится ли он у участников в будущем, например, уже в виде соответствующего профессионального применения, покажет время. Насколько это будет долго, сказать даже сейчас, по прошествию около четырех лет, пока нельзя, но некоторые позитивные тенденции у отдельных участников исследования все же наметились.

В данном контексте весьма интересны проявления психосоциальных отношений, выразившихся посредством символики, именуемой как «шабаш ведьм». Оно имело место практически на каждом природном тренинге и довольно близко напоминало подобное описание в исследованиях С.Грофа [2], суть которого состоит в следующем. Это определенное мистическое явление, в процессе которого Дьявол в облике козла собирает вокруг себя своих подданных ведьм, которые затем устраивают своеобразное празднество, именуемое шабашем. Здесь предусмотрены определенные ритуалы и правила, связанные в основном с демонстрацией ведьмами своей верности дьявольскому делу. В нашем исследовании то, что участники называли «шабашем», возникало обычно на шестой день тренинга. Наблюдалось довольно характерное разделение участников по архаическим ролям. В роли «хозяина» выступал обычно один из участников мужчин или же сам ведущий. В роли «ведьм» — часть женщин участниц. Остальные принимали роль «праведников», непосредственно в этом действе не участвуя, а как бы наблюдая со стороны.

Ключевую роль играл «хозяин» и именно от его поведения зависел конечный результат и успех всей работы. Как сейчас становится понятным, в качестве такого «хозяина» должен был выступать человек, сознательно или бессознательно определившийся с психическим состоянием одновременного нахождения «ТУТ» и «ТАМ», что гарантировало достаточно высокий уровень устойчивости и сбалансированности. На Днепровском тренинге в этой роли был один из участников, а на Карпатском и Втором крымском — сам ведущий. Этот факт был отмечен на основании сновидений, видений и голосов, как наиболее объективных индикаторов подобных проявлений бессознательного. Кроме этого, отмечалось и внешнее поведение, достаточно близко характеризующее это явление. Как видно из эмпирических материалов Днепровского тренинга, этот участник сначала достиг предельной области своей психики и обрел «дьявольское» обличие, что спровоцировало нечто подобное у других, учинивших «судилище над ведьмой», которое перешло в «шабаш», тем самым как бы разоблачив психическое содержание «ведьмовства» у них самих. Затем этот же участник принял обличие «священника», что очень сильно взволновало находящихся вокруг «ведьм» и под воздействием страха и даже ужаса заставило молиться и каяться в процессе спонтанно возникшего «молебна» в сопровождении православных песнопений. Правда, ни «дьявольского» ни «праведного» своего обличия данный участник так и не смог отрефлексировать и по сути являлся для группы не более, чем стимульным атрибутом в руках Природы. Все это достаточно адекватно оценивалось наблюдающим со стороны ведущим.

На последующих природных тренингах в роль «хозяина» попадал сам ведущий, при этом в определенной степени уже ее понимая и рефлексируя. Участники, как правило, видели в ведущем, как наиболее удобном объекте для проекций и переносов, содержательную сущность своего психического невротического и естественно-природного материала. Поэтому в их глазах он принимал обличия то «дьявольское», то «праведника». Это давало ведущему необходимый объективный материал для дальнейшей работы. Напомним, что в тренинговом хаосе было очень сложно отличать «грешное» от «праведного», а ошибаться ведущий уже не мог, поскольку это могло бы очень дорого стоить и группе и ему самому, особенно когда на последнем тренинге появилась «сумасшедшая».

Приблизительно так выглядела наиболее экзотическая стадия психологической роботы. Но как показывает опыт и просто наблюдение за нашей сегодняшней действительностью, эта экзотика, отражающая внутренние глубинные психические содержания наших людей, во многом находит выражение и во внешних проявлениях реальной жизни. На основании отмеченных закономерностей этих мистических процессов можно прокомментировать многие из достаточно часто происходящих всевозможных психосоциальных процессов, начиная от криминальных группировок и уличных митингов и кончая некоторыми парламентскими заседаниями, где довольно четко прослеживаются признаки того же «шабаша». Не будем дальше в очередной раз развивать данные рассуждения, поскольку это должен быть очень серьезный, научно и практически обоснованный разговор. Заметим только, что в этом скорее не столько наша вина или даже беда, а сколько исторически предрешенная роль, которая призвана, подчиняясь диалектическим природным процессам, сначала сформировать психосоциальные отношения в виде «эмоциональной чумы», а затем все это преодолевать, достигая необходимого уровня духовности. Несмотря на всю противоречивость и, на первый взгляд, даже абсурдность сказанного, очень важно, хотя бы в некоторой степени понимать и принимать данный психосоциальный духовно-природный механизм, исследование которого и является предметом нашей работы.

Теперь перейдем к послепредельному уровню психологической работы. Он включал две стадии и предусматривал приведение психики участников в нормальное сбалансированное состояние и фиксацию обретенной духовности.

6. Посткризисная стадия

Эта стадия была условно названа посткризисной и представляла собой своеобразную «зачистку». Суть ее состояла в том, чтобы по возможности сбалансировать психику участников, а также отрефлексировать и создать целостную психологическую картину для каждого из них в контексте всего тренинга. Для этого обычно группа проходила по всем рабочим местам, которых оказывалось довольно много. При этом каждый участник имел возможность, исходя из конкретного стимульного природного окружения, попытаться окончательно сбалансировать оставшиеся переживания, связанные с тем или иным местом, что-то доработать, что-то оставить на последующую индивидуальную работу или же просто предоставить дальнейшему естественному жизненному развитию. Иными словами, привести свою психику в определенную норму.

Следует заметить, что отношение к этой процедуре у каждого было достаточно индивидуальным, что давало возможность со стороны внешнего наблюдения тем же ведущим сформировать определенные личностные картины. Например, для некоторых отдельные места оставались очень актуальными и психологическая работа с использованием соответствующих событий и стимульного материала продолжалась на протяжении многих месяцев уже после окончания тренинга. А другие места просто как бы выпадали, и участники даже не могли их вспомнить. Главным же результатом этой стадии являлось отрефлексирование реальности объективного окружающего мира на фоне того искусственного, но, как правило, более духовного, очень хрупкого и неустойчивого микромира, создаваемого как каждым отдельным участником, так и всей группой в целом.

7. Одухотворяющая стадия

Эту стадию можно обозначить как «одухотворяющую». С точки зрения результативности всей работы это наиболее важная и определяющая стадия. Дело в том, что на протяжении предыдущих стадий психика участников была максимально актуализирована, разбалансирована и фактически выведена из изначального дискомфортного невротического состояния. Теперь шла речь о фиксации ее в новообретенном состоянии на более высоком духовном уровне. И здесь ключевым фактором становился тот духовный центр, вокруг которого должно было начаться формирование новой личностной ипостаси. Поэтому в качестве психических стимульных материалов актуализации этих центров использовались живописные заповедные исторически обусловленные уголки природы, сооружения христианской православной культуры и другие высокодуховные и культурные произведения нашего народа. На основании этого после окончания тренинга становилось вполне естественным явлением посещение, по крайней мере в течение определенного периода, церкви и приобщение к духовным христианским ценностям уже индивидуально. У многих участников это со временем превращалось в естественную часть обыденной жизни.

В этой связи любопытно отметить достаточно интересный факт естественного разграничения атрибутов истинной веры и псевдоверы. На одном из тренингов волею обстоятельств у группы появилась возможность на данной стадии посетить действующий так называемый «храм» сознания Кришны. Но в назначенный день и час этот «храм» почему-то оказался закрыт и таким образом не попал в перечень естественных высокодуховных факторов. По этому поводу очень огорчался один из участников, который был сильным сторонником этой так называемой «веры» (к известной восточной религии сознания Кришны это не имеет никакого отношения). Может быть именно этот факт привел в конце концов к тому, что он на последующем тренинге «отрекся» от своего заблуждения, как невротического психического псевдодуховного содержания.

Итак, мы рассмотрели основные уровни и стадии психологической работы в процессе духовно-природной психотерапии. Хотелось бы надеяться, что читатель, несмотря на некоторую экстравагантностъ излагаемого материала, все же получил целостное представление о происходящих психических процессах с участниками исследования и выработал определенное мнение.

««« Назад  Оглавление  Вперед »»»

© Ткаченко А.А. Духовно-природная психотерапия. (Эсхатологический аспект). Личностная и профессиональная элитарность. — Кировоград, 2001.
© Публикуется с любезного разрешения автора